Когда он упал, Мария повернулась к Исмаилу лицом и подняла левую свою руку вместе с рукой лежащего. «Браслет» наручника до боли впился в кожу. Исмаил понял. Через три секунды наручники были перебиты. Опять стало больно от удара пули, зато рука освободилась. Но Мария была вся в крови. И рука, и лицо. Пришлось бегом вернуться в квартиру подруги.
Маринка была в затяжном шоке, она так же стояла в коридоре и отупело смотрела на труп перед собой. Оставшийся в живых противник уполз в квартиру и схватился за телефон, лихорадочно накручивая диск. Не тем занят, господин офицер, смотреть следует, что у тебя за спиной творится... Не посмотрел. И сразу же получил резкий удар под основание черепа.
Тропынина не стала ничего объяснять подруге детства, она даже не посмотрела в широко раскрытые от ужаса глаза. Сразу метнулась в ванную комнату и стала смывать кровь. Это заняло почти минуту. И теперь снова вниз, снова торопливо. Перед дверью несколько глубоких вдохов-выдохов. А уже на улице – шагом, спокойно мимо трупов и дальше. Никто инцидента еще не увидел. Старый дом, старый двор, народа в это время нет. Только пенсионеры иногда выходят в магазин, но не прогуливаются в такое время года, когда сырость пронимает старые кости. И это хорошо для них же самих. Иначе они никогда больше не смогли бы прогуливаться.
За угол и на улицу. На лице полуулыбка каким-то своим мыслям. На такую полуулыбку никто внимания особо не обратит. Походка ровная и легкая. Чуть-чуть спешит женщина, но не бежит. Мало ли какие могут быть у нее дела. И вообще у женщины с такой спортивной фигурой походка всегда должна быть энергичной.
Два квартала вниз, до перекрестка. Не надо торопиться. Скользко... Поворот. Еще почти целый квартал. Пройти через проходной двор и на другую улицу. Все! На остановке она дождалась интеллигентного смуглого мужчину с черным «дипломатом» и взяла его под руку.
– Ты чуть меня не прострелил.
– Обижаешь, гражданин начальник. Я видел угол, – возразил помощник с мрачной улыбкой. – Пуля прошла сквозь голову и ударила в стену. Там выбоина. Могла бы и сама заметить...
3
– Ты понимаешь, что больше рисковать я не могла... – закончила свое объяснение Мария. – Я знаю, что в городе есть и еще спецназовцы, но у меня нет выхода на других. Мне дали координаты только троих. Один из них убил моего парня, поэтому убили и его.
– Не бреши... – сказал я безобидно.
– Собака брешет... – огрызнулась Мария.
– Так и не надо брехать, если волка из себя строишь. Ты сама его убила...
Я, естественно, рисковал. И не только тем, что так откровенно показывал свою независимость и нежелание подчиняться авторитету «победившего» противника, но и явным указанием на свою осведомленность.
– Я? – возмутилась Мария.
– Ты. И не строй из себя изумленную невинность. Больше некому. У твоего парня в шее найдена пуля от патрона «СП-5». У нас в городе некому стрелять такими патронами, кроме него, – я кивнул на сидевшего в углу парня с «дипломатом» на коленях. Такие фирменные «дипломаты» производства предприятий военного ведомства я хорошо знаю. – Любой спецназовец, увидев эту упаковку, скажет, что в ней носят «винторез». Здесь ты, подруга, просчиталась. И благодари бога, что в ментах мало спецназовцев ходит. Иначе вас еще на улице загребли бы...
– Откуда ты знаешь про пулю?
– А ты думаешь, я ментовские ориентировки не смотрю? Это во-первых. А во-вторых, убийство бывшего спецназовца обозлило других спецназовцев. Нас всех опрашивали. И теперь любой готов к встрече с тобой. Ты прокололась на этом сильно. Думаю, тебе такая встреча ничего хорошего обещать не может. Особенно если ты столкнешься с офицером. У наших офицеров подготовка лучше, чем была у сержанта Столыпина.
Ей такой разговор неприятен. Морщит хорошенькое личико и от этого становится слегка похожей на крысу, которой мышьяк понюхать дали. Не любит Гаврош критику.
– Ладно. Пусть будет по-твоему. Я продолжаю. С подполковником мы все решили при обоюдном согласии. Но тоже пришлось провозиться. Лишние расходы в уфимской группе. Вот потому-то с тобой я решила сразу начать работать жестко, без предварительного разговора. Ты сам подставился, посетив Проханова не в тот час... А уж упускать такой шанс я не пожелала. А теперь шевели мозгами быстрее – решай. Доказать невиновность ты не сможешь. Ты думаешь, найдется хоть один свидетель, который скажет, что стреляли со стороны? Люди прошли мимо, не останавливаясь. Они боятся. А если появятся вдруг, то с ними общий язык я тоже сумею найти. Что теперь тебя ждет? Скоротечное следствие... Любой суд признает тебя виновным... Так что будь готов. Обязательно посадят... Ты – вне закона. Жестко, соглашусь, но ты, как профессионал, должен признать, что проиграл. Эта партия за мной. Теперь таким людям одна дорога – к нам. Пусть по принуждению, но...
Она откровенна. И прекрасно владеет собой. Более того, уверена, что мне в самом деле некуда отступать. Эх, если бы только не договоренность с Асафьевым, я объяснил бы, что отступление может быть разным. И это даже при том, что мой пистолет – то есть два моих пистолета: и тот, который мне подсунули, и тот, который у меня украли, лежат перед ней на столе. Она к ним не прикасается. Не желает оставлять «пальчики». Но они оба на предохранителе. И, хотя у Марии очень симпатичное даже личико, я успел бы с удовольствием достать до этого личика ногой раньше, чем она сможет приготовить пистолет к стрельбе. Плохо она знает спецназ ГРУ. Может, и пьяный облик подполковника Проханова ее расслабил. Его она сумела уложить. Но опять же, потому, что Леня не ожидал. Леня мыслил стандартно – баба... А я-то знаю, чего она стоит. И знаю, чего стою сам. И подготовлен ко всяким неожиданностям. А она уверена в своих «доводах» и неожиданностей от меня не ждет. Психологически я уже победил.
– Что молчишь?
Посмотри на мою улыбку, дура... Неужели не видишь, что она кривая. Безвыходное у меня положение. То есть положение с единственным выходом. Но если ты взялась за подобную работу, если взялась за принудительную вербовку спецназовцев, то, естественно, должна знать характеры этих людей, воспитанные многолетней службой характеры. И про этого конкретного тоже должна думать, что он не из тех, которые легко принимают поражение. Он к этому относится болезненно. И потому огрызается. Он просто уважение к себе потеряет, если огрызаться не будет, пойми...
– Я отлично знаю, что такое подстава, и понимаю, что ты меня подставила по-крупному. Чтоб тебе на том свете за это все аукнулось...
– Ты согласен? – Вот настырная стерва. А я, стервец, еще настырнее.
– У меня же нет другого пути...
– В таком случае ты должен дать мне координаты еще нескольких спецназовцев города.
– Ну, ты умница! Они очень тебя ждут. Пуля тебе гарантирована. Или, в худшем случае, сломанная шея. – У меня в запасе много сценариев типа твоего... – а улыбается, дура, самодовольно. – Я выберу подходящий.
Вот тут у спецназовца характер должен сработать.
– Отвали... Меня заполучила, и будь довольна. Я не из тех, кто своих ребят сдает.
– За каждый адрес – тысяча баксов...
– И уж тем более – не продает...
– Я могу тебя принудить.
– Как подполковника Проханова? Бесполезно. Лучше не будить во мне зверя. Ты добилась того, чего хотела от меня. Это твой максимум. В стакан не выльешь бутылку водки... Если я взбунтуюсь, то пойду напролом и наломаю дров. И из тебя, и из твоих ребят. Это я могу тебе обещать твердо. И будь потом что будет. Терять мне особо нечего. Мой угрожающий тон произвел впечатление.
Поднялся из угла комнаты парень, что приехал вместе с Марией. Отставил «дипломат» к стенке и смотрит на меня, как волк на ягненка. Он думает, что у него серьезный взгляд. Эх, парнишка, волчонок ты по сравнению с майором Лоскутковым. Твоим взглядом меня не напугать.
– Вот – первый кандидат на дрова... – показал я пальцем. – И очень, мне кажется, просится.
Мария не дура. Она сообразила, что перегибать палку нельзя. И надолго замолчала. Сидит и постукивает ногтями по столу. А ведь нервничает, зараза... Не такая уж она «железная леди». И понимает, что большего ей от меня не добиться.
Я тоже сижу молча. Не мое дело рассказывать что-то волчице. И спрашивать – тоже не мое. Сам увижу, сам пойму. А надо будет спросить, и она ответит. Я умею спрашивать строго. Но пока лучше вообще не показывать свою заинтересованность.
– Но ты же не был готов к такому повороту? – спросила она наконец, и я понял, что Мария провела анализ, который зародил в ее голове подозрение.
– Признаться, не был... – сказал я. – Мне трудно было предположить, что мне подменили пистолет. Я его, кстати, в первую очередь и проверил в то утро, когда на кухне у подполковника появилась эта поганая телефонная трубка. Только номер сверить не догадался. Я никогда не задавался целью запоминать номер оружия. В боевой обстановке через руки столько оружия проходит, что головы не хватит запоминать все номера.
– Ты избалован... – Она сказала с неодобрением. – В Ичкерии оружие стоит немалых денег и крови.
Она сказала – «в Ичкерии». И мне это не понравилось. Но на своем я умею настаивать и неназойливо.
– Я не воевал в Чечне. Но вот, например, в Анголе дело обстояло совсем иначе. Там можно было выйти на операцию без патронов, а то и вообще без оружия.
– То есть? – Мария спросила насмешливо.
– То есть там сложилась ситуация смехоподобная. СССР напихал в Анголу столько оружия и боеприпасов, причем бесплатно, что ангольцы, отправляясь на операцию, сначала вооружались. А возвращаться предпочитали налегке. Оружие и патроны выбрасывали рядом с дорогой – идти легче, а на базе новое дадут. А потом стало так: идешь на операцию с толпой негров, выводишь их к дороге, они вспоминают, где бывали недавно, и ведут тебя туда. Там и подберешь все, что нужно, если раньше не наткнешься на такое же оружие в другом месте.
По оживившемуся лицу соратника Марии, что продолжал стоять в углу и не верил еще, что из него легко можно сделать кучу дров, я догадался, как пришлась ему ангольская ситуация по вкусу. Он даже попытался улыбнуться мрачной физиономией. Ему улыбка к лицу – вот ею-то он может напугать больше, чем суровым взглядом. Мария же сохраняла спокойствие.
– В Ичкерии такого не будет.
– Посмотрим, что там у вас в Чечне делается...
Опять долгое молчание, которое начинает становиться тягостным. По крайней мере, для меня.
– Я думаю, что тебе нет смысла совершать побег?
– Куда? В СИЗО? – горькую, самую горькую, еще горше улыбку из себя выдавить. – И потом, я мог бы сюда и не появляться. Найти место, где спрятаться, не такая уж проблема. Кстати, ты каким образом собираешься меня отсюда вывозить?
– Это важно?
– У меня достаточный опыт, и я предпочитаю собственную безопасность обеспечивать сам.
– У нас тоже есть опыт.
– И все-таки?
– Сначала планировалось прокатить тебя в рефрижераторе. Разумеется, не замораживая...
– Опасный вариант. Кроме того, не люблю замкнутого пространства. У рефрижератора только один выход, который легко блокируется.
Она отрицательно покачала головой и небрежно провела пальцами – от моего довода, как от пустяка, как от мухи отмахнулась.
– Проверяют машины, которые идут сюда с грузом. Те, что идут назад порожняком, обычно пропускают молча. В крайнем случае такой пропуск стоит сотню баксов. Это уже опробовано многократно.
– Не забывай, что ситуация сейчас обострилась до предела. После истории со Столыпиным началась повсеместная чистка. Именно из-за нее и застрелили еще одного твоего парня.
– Это не моего...
Молодец, проболталась. Значит, в городе еще одна группа действует.
– Не твоего?
– Моего тогда только ранили. Мои ребята хорошо подготовлены. И умеют за себя постоять.
– Подготовка не спасет от пули. Не спасет даже в рефрижераторе. И потому мне этот вариант не нравится.
– Ты что-то сам можешь предложить?
Могу ли я? Еще как могу...
– Чистые документы. Документы охранного предприятия. Это только два часа работы на компьютере... И машина с грузом, которую сопровождают двое охранников.
– Двое – это кто?
– Я и Проханов.
– Проханов не в розыске. Он может добираться в открытую. А насчет тебя следует подумать.
Значит, нас с Леней собираются разъединить. Лучше бы такому воспрепятствовать. Только как? Стоит поломать голову ради концентрации силы.
– Все равно через пару дней все успокоится...
– Не успокоится. После Екатеринбурга будут трясти не меньше месяца.
– Екатеринбурга? – переспросила она. – А там что произошло?
– Там повязали большую группу. Готовились к захвату химического производства.
Она закусила в досаде губу. Только на секунду, но я заметил это. Значит, Гаврош в курсе предполагаемой акции там. Значит, она в курсе и той, которую собираются произвести в Челябинске. А я-то по наивности предположил, что ее скромное дело – исключительно подбор и вербовка кадров. Но если она в курсе предстоящих событий, то вполне возможно, что для этих событий людей и вербует. Сложный вопрос. С наскока его не решить. А решать следует немедленно.
– Откда ты про это знаешь? – В голосе появилась угроза и настороженность.
– Ты что, впервые слышишь, где я работаю? Или ты думаешь, что я в одиночестве с увеличительным стеклом ползаю по трамвайным рельсам? Милая моя, у меня доступ к тем же оперативным данным, что и у всех ментов города. Иначе я хрен бы смог на хлеб себе заработать. На вас на волков сейчас по всей России идет большая и подготовленная облава. «Красных флажков» много вывесили. И все машины проверяют. И знают, что готовятся акции в других городах, в том числе и у нас. И ни хрена из этих акций не получится...
Я говорил зло и убедительно. Надеялся растормошить ее и хотя бы намек получить – какой же все-таки объект привлекает внимание чеченцев в городе. Но Мария прекрасно контролирует ситуацию.
– Посмотрим... – Она ответила тихо и почти ласково. – Я сейчас ухожу. Исмаил, попроси Халила первое время посидеть с Сергеем Ивановичем. Ты сам идешь со мной. Кстати, товарищ майор, подполковник прибудет к вам утром. Он сейчас в другом месте, я решила пока не сводить вас. Утром, когда Проханов протрезвеет, вы поговорите с ним и оба подпишете контракт, который я подготовлю. До Ичкерии вы будете добираться скорее всего по отдельности.
Она убрала оба пистолета в сумку со строительными инструментами, что стояла тут же, рядом со столом. Туда же сунула трубку моего сотового телефона.
– Пистолет оставь. – Я сказал голосом настолько спокойным, что даже у нее не должно бы было возникнуть подозрения в моей правоте.
С одной стороны, это была уже откровенная наглость. Но это наглость уже человека решившего и таким требованием подтверждающего свое решение. Если бы сомневался, то никогда не попросил бы вернуть мне оружие. Она должна понять такой тонкий момент.
– Ты считаешь, что я уже должна полностью доверять тебе? А ты наивен, майор...
– Нет, только я должен полностью контролировать свою безопасность. А что, если сюда нагрянут менты? Ведь известно же, что лагерь ремонтируют чеченцы... Захотят проверить...
– Нет, лагерь ремонтируют осетины. А что ты будешь делать, если сюда все же нагрянут менты?
– То же самое, что делал сегодня, когда ты натравила их на меня.
– Но там же ты обошелся без оружия... – Ехидная зараза. Но я настойчив:
– Ты не опасаешься, что я смогу добыть оружие другим способом?
– Каким это, интересно?
– Отобрать его у твоих людей. – Это не шутка, она тоже понимает, это угроза общего обострения ситуации.
Она засмеялась. Но пистолеты из сумки достала. Внешне они выглядели одинаково. Я взял сначала один, потом второй, потом снова первый и чуть не прокололся. И она, судя по внимательному взгляду, именно этого ждала. С трудом, только в последний момент я сообразил и «не узнал» свой пистолет. Достал из кармана разрешение, глянул на номер и только после этого сунул оружие в поясную кобуру.
– Видишь, я тебе доверяю. Хотя и не как лучшему другу. Телефон я тебе все же не оставлю. Это хоть какая-то гарантия безопасности для меня.
– Хорошо, я и телефон, если остро понадобится, у твоих отниму, – и я скорчил ей милейшую улыбку.
Она опять засмеялась.
– Тебе водка нужна настолько же, насколько и Проханову? Или обойдешься?
– Обойдусь...
– Еще что-то надо?
– Ответ на вопрос, – вдруг вспомнилось мне ни с того ни с сего грустное лицо Левы Иванова.
– Спрашивай.
– Юрий Левонович Широков – твоя работа?
– Моя.
– Причины?
– Он попытался составить конкуренцию людям, которые работали со мной. Связался с азерами. У меня был свой определенный рынок, и я никого туда пускать не собиралась.
– Наркота?
– Почему так думаешь?
– Потому что Широков связан с наркотой.
– Да.
– Понятно. Тогда есть просьба. Дай мне заработать тысячу баксов.
– Каким образом?
– Одним телефонным звонком.
Мария задумалась на пару секунд.
– При мне будешь говорить?
– Да.
Она протянула мне мою же трубку.
Я достал из кармана визитку Виктории Витальевны и позвонил. Трубку взяли не сразу. А когда взяли, первое, что я услышал, была красивая печальная музыка.
– Алло!
– Да-да, слушаю вас.
– Виктория Витальевна?
– Да.
– Вас беспокоит Сергей Иванович Толстов.
– Добрый вечер. У вас есть новости?
– Добрый вечер. Есть у меня новости. Не знаю только, насколько они вас обрадуют. Я имею точные сведения, что Юрий Левонович был убит.
– И вы найдете убийцу?
– Если вам это будет нужно. Но я не вполне уверен в этом. Скорее всего вы не захотите продолжения расследования.
– Говорите конкретнее... – А она и по телефону светская львица.
– Юрий Левонович влез в торговлю наркотиками. Хотел занять место в устоявшемся уже рынке. Ему это не позволили сделать.
– И что же?