Штурм начали ранним утром. Над окутанным туманом лесом стояла полная тишина, даже не звенели комары, когда воины начали сноровисто закидывать ров вязанками с хворостом.
В ответ на стенах раздались крики, и с неприятным шелестом ударили первые стрелы. Рухнули раненые, заливая землю кровью. В ответ с глухим гулом ударила катапульта, но неудачно.
Харальд вместе с остальными таскал тяжелые колючие вязанки, стараясь прикрываться ими от стрел. Лучники Владетеля отвечали обстрелу со стен, но их было гораздо меньше.
Несмотря на все усилия стрелков, ров в нескольких местах завалили. Вновь ударила катапульта, и огромное бревно снесло один из зубцов на стене.
Прикрываясь щитом, Харальд бежал вместе с другими, вцепившись правой рукой в осадную лестницу. Затрещали под ногами ветви, и лестница начала уходить вверх, выворачиваясь из рук. В один миг Харальд ее выпустил, и тут же по щиту что-то забарабанило, словно крупный град.
Стрелы продолжали сыпаться, потом где-то наверху что-то гулко зазвенело, и тотчас рядом завопили обожженные люди. Котел со смолой сделал свое дело.
С изумлением обнаружил Харальд, что он один из первых на лестнице. Под ногами зашатались хлипкие ступеньки, а земля начала удаляться. Лезущий впереди воин ощутимо дергался, но лез резво. До тех пор пока не издал сдавленный хрип и не свалился в сторону со стрелой в глазу.
Харальд на миг остановился и выглянул из-за щита. Стена была совсем близко, и защитники всеми силами старались спихнуть лестницу, используя рогатины. Обнаружилось также немалое число лучников, которые, как показалось, целились именно в него, Харальда.
Не успел он как следует испугаться, как внизу что-то затрещало и опора начала уходить из-под ног. С изумлением обнаружил Харальд, что летит, а снизу доносятся испуганные вопли.
«Вот неудача!» – успел подумать он, прежде чем с грохотом и лязгом рухнул на своих же товарищей.
Упал он на спину, и удар вышиб из груди все дыхание. Падать с высоты пяти саженей всегда неприятно, а если ты еще в доспехах, то совсем нехорошо. Спасла Харальда только подкладка из живых и не совсем живых тел, на которую он приземлился.
С трудом перевернулся на четвереньки и отполз в сторону, ошалело крутя головой. Рядом кто-то хрипло стонал, а со стороны рва слышались ругательства.
Когда земля задрожала, Харальд решил, что это ему кажется. Но слитный вопль ужаса, донесшийся со стен замка, опроверг сомнения. С некоторым усилием удалось поднять взгляд. То, что Харальд увидел, заставило волосы под шлемом зашевелиться, а пот холодными ручьями заструился по спине.
Из земли перед воротами замка, из коричневой жижи, поднималась, медленно, аршин за аршином, исполинская рука с толстыми, короткими пальцами и ногтями, блестящими, словно драгоценные камни. Похоже, Владетель понял, что без заклинаний взять замок не получится.
Чтобы вызвать из недр земли подобное создание, нужна громадная мощь, и Харальд впервые ощутил, что Свенельд не врал и не хвастался, говоря о своей силе. Зависть, ранее неведомая Харальду, ужалила его в этот миг в самое сердце.
Хрипя: «Я стану магом! Я буду сильнее!», он повалился на холодную землю и не видел, как рука сжалась в кулак и нанесла резкий, мощный удар в ворота.
Толстенные доски, окованные железом, треснули. Второй удар – и с глухим гулом ворота рухнули. В воздух поднялась туча пыли.
Земля тряслась, словно в припадке, когда рука, конвульсивно дергаясь, втягивалась в ее чрево. А затем над полем боя пронесся голос, сильный, мощный, голос Владетеля:
– Вперед, мои воины!
Харальд понял, что Свенельд вновь использовал магию, на этот раз – Воздуха, и зависть завозилась в груди с новой силой.
С громкими криками осаждающие ринулись в образовавшийся пролом. Туда же стягивались силы защитников, но уже всем было ясно, что замок будет взят.
Не успело солнце подняться в зенит, как с донжона сорвали стяг с медведем и на его месте водрузили алое, как кровь, полотнище. Владетель под пение труб въехал в распахнутые ворота. Правда, Сигмунд ему не достался. Предатель успел проглотить яд.
Остальных приказано было убить. Всех. До единого. А замок сравнять с землей, так чтобы и следов не осталось.
Крики убиваемых снились Харальду до следующей осады. А затем он привык.
Окончательно разбили восставших только к осени. Выжившим наемникам заплатили, даже более щедро, чем ожидалось. Наиболее ловкие к тому же успели изрядно обогатиться на награбленном добре. За войском, словно стая воронья, следовали купцы, которые скупали все, что только можно, от дорогого оружия до тряпок.
Напоследок Свенельд устроил для наемников грандиозную оргию, растянувшуюся на три дня. После нее часть наиболее резвых винопийц оказались на постоянной службе у Владетеля, причем за весьма небольшую оплату. Харальда напоить и завербовать даже не пытались.
И вновь, как и год назад, потянулась дорога. Только на этот раз он ехал в Бабиль с запада, а не с востока. Снова рядом скакал Гуннар и все так же трепался о своих победах над женщинами. Изменилось только одно: в душе Харальда к обиде на Владетелей добавилась зависть.
Глава 11
К восстановлению замка Харальд готовился долго, почти два месяца. Кое за чем пришлось съездить в густонаселенные места. Чувствуя, что рядом находится несколько сотен людей, он мечтал лишь об одном – поскорее оказаться в одиночестве.
Но без угля или же, например, морской раковины в задуманном колдовстве никак не обойтись. А где их возьмешь в лесной глуши? Пришлось перетерпеть.
Исполинский чертеж, такой, чтобы охватил весь замок, рисовал с перерывами с первого дня подготовки до последнего, используя меч. Кое-где процарапывал линии по камням. Намучился изрядно.
Получился огромный круг, разбитый на четыре равные части. Разделительные линии строго ориентировал по сторонам света. Рядом с основным кругом изобразил еще два, гораздо меньшего размера, один с северной стороны, другой с южной.
Четыре сектора в момент ритуала отвечают за стихии, два малых круга – за Свет и Тьму. Все шесть сил, на которых держится мироздание, должны принять участие в ритуале, и если хоть одна перевесит – тело мага окажется разорванным на столь мелкие куски, что разве только муравьи смогут ими пообедать. Но разделительные линии не доходят до центра, а утыкаются в малый круг диаметром всего в десяток саженей, что как раз приходится на двор замка. Здесь в центре рисунка и придется стоять магу.
В каждый из секторов или кругов Харальд поместил набор предметов, ту или иную силу символизирующих. В сектор земли – коровью кость, простой камень и один из первых в этом году белый гриб, в сектор воздуха – несколько перьев, пастушью дудочку и кристалл горного хрусталя, огня – камень кровавик, кусок угля и немного пряностей, воды – упоминавшуюся уже раковину, рыбью чешую и небольшую медную чашу.
В пределах внутреннего круга поместился основной, рабочий, если можно так сказать, рисунок. Тот, что должен будет собрать силу из шести источников и придать ей определенную форму. Для этой цели Харальд изобразил сложную двадцатичетырехугольную конструкцию, украшенную несколькими концентрическими кругами. Внутри частей схемы помешались различные надписи на Истинном Алфавите, а вдоль круга шли все двадцать пять его символов, по изначально установленному порядку.
С курениями для ритуала тоже пришлось повозиться. Но без них никак нельзя. Особым образом подобранный аромат обостряет чувствительность мага, с одной стороны, а с другой – помогает определенному роду сущности проявиться спокойно, без побочных эффектов Для каждой стихии существует свой набор благовоний, не говоря уже о силах Верхнего и Нижнего миров. Сначала Харальд думал обойтись знакомым с самых первых опытов Благовонием Мудрости, но потом понял – его не хватит.
Покопался в книге, и та выдала вариант – настолько странный и неприятный, что поначалу Харальд даже содрогнулся. Основу смеси составляют четыре вида мозгов – серой кошки, белой собаки, рыжего петуха и черной коровы. К ним надлежит добавить толченый корень мандрагоры, ивовую кору, белену и красавку в равных долях.
Меньше всего проблем оказалось с обыденными растениями, иву Харальд нашел совсем рядом, за беленой и красавкой пришлось сходить в деревню к травнице. Старуха долго жевала запавшими губами, в ее голубых глазах отражалось сомнение.
– И зачем тебе эти травы, мил человек? – спросила она скрипучим голосом – Это непростые травы, не всякому надобные.
– Нужны, – ответил Харальд, пакостно ухмыляясь. – Очень. Или у тебя нет9 А то ведь и сам найду. К тебе пришел лишь потому, что тороплюсь.
– Найдет он, как же, – заворчала старуха и вдруг замерла, словно охотничья собака. Длинный нос ее ощутимо подергивался, ловя запах. А затем в глазах травницы появился страх.
– Нужны, – ответил Харальд, пакостно ухмыляясь. – Очень. Или у тебя нет9 А то ведь и сам найду. К тебе пришел лишь потому, что тороплюсь.
– Найдет он, как же, – заворчала старуха и вдруг замерла, словно охотничья собака. Длинный нос ее ощутимо подергивался, ловя запах. А затем в глазах травницы появился страх.
– А ведь на самом деле найдешь. – Бабка больше не скрипела, говорила вполне нормально, только руки у нее тряслись, когда она перебирала связки трав, развешенные на темной стене.
– Что, догадалась, кто я? – спросил Харальд, принимая из морщинистых рук два небольших пучка.
– Запах от тебя плохой, – ответила бабка, пряча глаза. – Вроде как маг ты, но дух – чужой, странный, людям так пахнуть не положено.
И бросила косой взгляд на сумку, где лежала книга, которую Харальд всюду таскал с собой.
Вышел он из маленькой избы травницы в полном недоумении.
Мозги достал в той же деревне. Но, несмотря на некоторый опыт убийств, руки Харальда дрожали, когда он перерезал горло ни в чем не повинным тварям. Но пересилил себя, смог.
За мандрагорой пришлось неделю лазить по самым глухим и диким уголкам леса. Даже врожденное чутье, что есть у мага на такие растения, помогало мало. Лишь к вечеру седьмого дня уловил Харальд тонкий, едва ощутимый аромат, похожий на мятный, только от этого запаха сводило судорогой мышцы лица и накатывал страх, дикий, обессиливающий.
Борясь со все усиливающимся желанием убежать, приблизился Харальд к невзрачному на вид, невысокому кустику. Бледно-зеленые листочки воинственно топорщились на странно гладких ветвях. Обычное растение, каких тысячи в каждом лесу. Вот только запах...
Осторожно опустился Харальд на колени, погрузил ладони в бурую плотную почву, ведь каждому известно, что прикосновение любого материала, кроме живой плоти, убивает магическую силу мандрагоры.
Едва ладонь прикоснулась к шершавому твердому корню, как ее словно обожгло огнем. С криком выдернул Харальд руку, и крик его перерос в вой: на кончиках пальцев шевелились белесые лоснящиеся черви, быстро вгрызаясь в плоть.
По лицу градом катился пот, желудок горячим тяжелым комом подскочил к самому горлу, намереваясь выскочить на волю. Успокаивая дыхание и сдерживая тошноту, Харальд смотрел на руку до тех пор, пока перед глазами не возникла розовая неповрежденная кожа, лишь испачканная землей. Отвратительное видение исчезло без следа.
Харальд копал, не обращая внимания на ожоги, что следовали один за другим, не реагируя на дикие звуки, что неслись со всех сторон: детский плач, страстные стоны, дикий хохот и рев, топот по-нечеловечески тяжелых ног. Время от времени краем глаза замечал какое-то движение, вроде приближается нечто огромное, мохнатое, черное...
Но он продолжал копать, не отрываясь. Солнце почти опустилось за горизонт, и на лес стремительно падали сумерки, когда обнажился весь корень. Темный и узловатый, он походил на сморщенного пузатого человечка с искаженным от ярости лицом. Из заостренной макушки причудливой прической торчал собственно куст.
Ухватив пузанчика поперек туловища, Харальд потащил его из земли, стараясь не особенно сдавливать, словно опасаясь причинить растению боль. В тот миг, когда кончики веретенообразных «ног» выскочили из земли, по лесу раскатился крик, полный боли и ненависти. Так мог бы кричать истязаемый человек. Харальд вздрогнул, но добычу не выпустил.
Когда шел назад, к шалашу, ужасно болела голова и саднили руки, словно на самом деле побывали в костре.
Оставалось еще растолочь корень и смешать его с остальными составляющими...
Все приготовления Харальд завершил только к началу августа. Погода стояла ясная, хоть и не очень теплая. К вечеру полнолуния, когда только и надлежит творить столь великое колдовство, воцарилось полное безветрие.
Харальд заранее занял место в центре чертежа, лицом на север. Рядом – куча дров. На обычных углях за неимением жаровни и придется сжигать благовоние. Сама смесь, ничем особенно не пахнущая пока, похожая на серую глину – здесь же, на куске коры.
К тому моменту, когда из-за деревьев серебряным блюдом выкатилась луна, Харальд успел несколько раз повторить про себя текст заклинания, что услужливо появилось на желтых страницах книги по требованию ее хозяина. Того волнения, что еще недавно появлялось при любых магических действиях, не было, лишь где-то в глубине души, словно карась в тине, таился страх, что заклинание не сработает или поведет себя не правильно...
Когда разжигал костер, в лесу вокруг холма парила тишина, лишь едва слышно шумела речка да где-то далеко гукал филин. Пламя занялось сразу, облизнулось ярко-алым языком и принялось с треском пожирать дрова.
Когда серый ком шлепнулся на угли, от него потек сладковатый, дурманящий, но в то же время приятный запах. Вскоре все заволокло белым дымом, а Харальд неожиданно перестал ощущать собственное тело. Нет его, и все, словно стал бесплотным созданием, столь же легким и текучим, как туман.
Сквозь закрытые веки Харальд видел одновременно весь рисунок, даже те части, что за спиной. Линии светились едва заметно, белым и каким-то мертвенным светом, как гнилушки.
Но едва с губ мага сорвались первые звуки заклинания, гигантский чертеж вспыхнул ярко-желтым. Яичного цвета пламя с легким шорохом взметнулось на высоту около полусажени и застыло,
В такт словам заклинания рисунок пульсировал, а когда Харальд закончил вступление, то сияние замерло, застыло, став чем-то вроде диковинного строения, невысокого лабиринта без проходов между комнатами и залами.
Все шло как надо, и, облизнув пересохшие губы, маг перешел к вызову стихий. Запах благовония стал привычен, чувство невесомости тела пропало, и, когда Харальд воздел руки, они показались неимоверно тяжелыми.
Обращенные на полночь слова вызвали шевеление в северной части большого круга. Земля причудливо вспучилась уродливым горбом, из которого начала расти колонна темно-синего цвета, толстая, словно туловище великана. Если в первом своем ритуале Харальд видел внешний облик стихий, то теперь он обращался к самой их сути, которую может выразить разве что цвет, да еще символ Истинного Алфавита...
Когда синяя колонна достигла высоты примерно в десяток саженей, раздался глубокий вздох, столь мощный, словно вздохнула сама земля. Твердь ощутимо поднялась и опустилась, и Харальд замолчал. Запах моря, соли и водорослей, такой непривычный здесь, лез в ноздри, говоря о том, что эта часть обряда прошла успешно.
Отрывая от земли тяжелые, будто каменные ноги, Харальд повернулся лицом к восходу, который, правда, придет еще не скоро. Именно на востоке имеет исток стихия Воздуха, переменчивая, неуловимая, безжалостная,..
Столб, растущий в небеса с пронзительным шелестом, был светло-желтого цвета. По его поверхности бежала легкая рябь, и сам столб раскачивался, вихляясь, словно танцовщица. Достигнув верхней точки, он спазматически вздрогнул и замер, согнувшись, как тростинка под ветром. Шелест стих. Над развалинами распространился легкий аромат цветов...
Поворачиваясь к югу, Харальд на миг прислушался к продолжающему жить обычной жизнью лесу. Река шумела, но в остальном царила полная тишина. Филин, похоже, бежал, устрашившись магии.
Усмехнувшись собственным мыслям, Харальд принялся читать обращение к Огню. Повинуясь ритмичным, странно звучащим словам, появилась на свет колонна, свитая из ярко-алых струй. От нее исходило мощное гудение, словно сразу сотня майских жуков вздумала поработать крыльями над самым ухом Харальда. От рдяного столпа шел ощутимый запах гари...
С Землей получилось проще всего, несмотря на все сильнее давящую усталость. Зеленая колонна ползла вверх быстрее прочих, хоть и издавала при этом чавкающие неприятные звуки. От нее пошел очень сильный аромат сырой плодородной земли, чернозема.
К Верхнему миру пришлось обращаться, задрав голову. Очень неудобно, затекает шея, начинает болеть голова. Но иначе никак, в любом другом положении слова заклинания не будут «услышаны».
В черном как деготь небе, подчиняясь воле мага, постепенно проявился и стал наливаться серебристым свечением огромный крест. Концы его дрожали, словно на ветру, а из самой середины лился тонкий, едва слышный хрустальный перезвон. Когда Харальд закончил, крест лег огромным телом на четыре стихийные колонны, и те ощутимо просели, словно под настоящей тяжестью.
Шестую силу Харальд вызывал, будучи уже на пределе сил. Руки дрожали, язык заплетался, как у записного пьяницы, а в голове поселилась холодная пустота – верный признак перенапряжения. Земля под ногами исчезла, а висеть над черной бездной, откуда доносится мощный рокот, – не самое приятное ощущение.
Из тьмы постепенно проступил крест – двойник верхнему, только черный. Он беззвучно выплыл из рокочущего провала и своеобразным фундаментом подпер магическое строение из четырех столбов.