— Все хулиганишь?
— Хулиганю, — преувеличенно тяжело вздохнул негр. — Планида у меня такая — жизнь весело прожить! — Он оглянулся на Алексея. — А ты что стоишь, как неродной? Вон сколько мест свободных, — кивнул он на столики. — Выбирай любое, а Федька тебе сейчас выпить поднесет и закусить как следует. Сегодня у нас баранина на вертеле и осетры…
— Спасибо, я не пью. — Алексей, зная о непредсказуемости поступков Кретова-младшего, постарался отказаться самым вежливым образом, на который был сейчас способен, но, кажется, переусердствовал. Отказов здесь не признавали.
Кретов отошел от Сергеева, крадучись, словно кошка, сделал несколько шагов в сторону Алексея и остановился напротив. Они были одного роста, но Алексею показалось, что над ним вдруг нависла черная скала с выпученными от бешенства глазами.
— Ты кто такой, чтоб от моего предложения отказываться? — выкрикнула «скала» голосом Михаила Кретова. — Ты что ж себе позволяешь?
— Я не пью, — произнес Алексей твердо и посмотрел в глаза Кретову. — Я могу себе это позволить!
— Здесь только я позволяю и приказываю! — рявкнул Кретов и, повернувшись, окликнул коренастого, с опухшей физиономией субъекта, в табачного цвета жилете и таких же панталонах с болтающимися штрипками:
— Давай, Федька, испробуй, сколько подпоручик водки сумеет вылущить!
Федька (а Алексей знал по описаниям, что это и есть Драпов, первейший приятель Кретова, но и объект всех пинков и затрещин, на которые не скупился молодой баламут в моменты гнева) подошел к Алексею и окинул его внимательным взглядом.
— Д-а-а, — протянул он с сомнением в голосе, — личность эта, — ткнул он пальцем в Алексея, — конечно ж, не ахтильная! — Он обошел вокруг него, оглядывая с ног до головы, и даже попытался ухватить Алексея за рукав, но тот руку отдернул. Федор этого словно не заметил, лишь покачал головой неодобрительно и задумчиво молвил, не сводя взгляда с лица Алексея:
— Жилист, это хорошо, но крепости особой не чувствую. Думаю, слаб он для пития. Тощий больно! Сначала откормить его надобно как следует. А то на ногу он, может, и крепок, а на голову, право слово, слабоват, отвислости на лице не имеется…
Кретов смачно хлопнул его по плечу и захохотал:
— А ну-ка, Федька, конкурируй, брат! Уважь! Не давай в обиду! — И, ухватив Алексея за отворот мундира, притянул к себе:
— Смотри, перепьешь моего приятеля — награжу, не перепьешь — не обессудь!
— Я не собираюсь пить ни с Федькой, ни с вами, — опять крайне вежливо произнес Алексей, но почувствовал, что кровь приливает к лицу, первый признак ярости, в порыве которой он мог совершить поступки, которые ему как агенту сыскной полиции чести бы не придали.
— Ишь ты, — Кретов на мгновение опешил, — какой неуступчивый! — и крикнул Драпову:
— Подвергнуть его взысканию, на первый раз со снисхождением!
Федор и еще один изрядно помятый гость купца, судя по внушительному, начинающему желтеть синяку под глазом, тот самый актер Ферапонтов, с которым Драпов подрался в ночь нападения на пароход, наполнили водкой две огромные бокалообразные рюмки и направились к Алексею. Тот заблаговременно сделал шаг назад и отступил к пароходной рубке, из которой наблюдали за происходящими на палубе событиями капитан и рулевой.
Кретов понял его маневр и весело выкрикнул:
— Степка, Тришка, хватай его за руки, чтобы не сбег!
Непонятно откуда из-за спины Алексея выросли вдруг два низкорослых узкоглазых человека, ухватили его за руки и плечи, а когда он попытался сбросить их, повисли на нем всей своей тяжестью. Кретов принял из рук Драпова бокал, оттянул сорочку Алексея за воротник и вылил ему за пазуху водку, следом столь же хладнокровно опорожнил вторую рюмку. Затем отступил на шаг, окинул довольным взглядом дело рук своих и провел тыльной стороной ладони по губам Алексею:
— А это тебе закусить, подпоручик!
Дальнейшее Алексей помнил слабо. Кажется, завизжали и от страха забились в рулевую рубку дамы, которых он перед этим видел степенно разгуливающими по острову. Капитан от неожиданности дернул за ручку гудка, в воздух с оглушительным свистом рванул столб пара… Что делали другие пассажиры и гости хозяина в это время — неведомо, но дикие вопли, прерывистые пароходные гудки и грохот разбрасываемых во все стороны столов и стульев вперемешку с посудой и бутылками подняли с деревьев острова несметные стаи ворон, которые носились теперь над пароходом, внося своими криками еще большую сумятицу и переполох в творящийся на верхней палубе бедлам.
Некоторые из пассажиров второго и третьего класса, прихватив немудреные пожитки, выскочили на берег, тем самым усугубив панику и беспорядок, но зато им удалось наблюдать заключительный акт представления, развернувшегося на пароходе.
Рослый молодой человек в расстегнутом мундире и в вылезшей из панталон мокрой сорочке отшвырнул от себя слуг и пронесся тараном сквозь толпу гостей, за чьи спины благоразумно отступил Кретов, заметив, как перекосилось вдруг от ярости лицо подпоручика и как отлетели к перилам его телохранители Степка и Тришка.
Кретов попробовал выставить перед собой копье, но Алексей вырвал его и отбросил назад, угодив в стекло рубки.
Копье просвистело над головой капитана и вонзилось в противоположную стену, отчего дамы завизжали и вовсе отчаянно. А две из них без чувств повисли на капитане и на матросе-рулевом, напрочь забывшем о своих обязанностях.
Кретов метнулся на нос парохода, ухватился за ограждение. Дальше была только вода. Вернее, не менее трех-четырех саженей до ее поверхности.
— Стой, дурак! Хуже будет! — Он выставил перед собой ладони, но Алексей, пригнувшись, слегка отклонился в сторону, ухватил Михаила за шкуру, прикрывавшую его бедра, перекинул через себя и, не дав опомниться, тут же рванул вверх и, крутанув в воздухе, выбросил за борт…
Зрители, взволнованно гомонящие возле рубки, одновременно вскрикнули и сдавленно выдохнули: «А-ах!» — и метнулись на нос. Алексей протиснулся сквозь галдящую и отскакивающую от него толпу и подошел к Владимиру Константиновичу, который окинул его взглядом и неожиданно спокойно произнес:
— Идите, Илья Николаевич, переоденьтесь и умойтесь.
Пока Михаила поднимут из воды и приведут в чувство, много времени пройдет. Объяснений не избежать, поэтому вам нужно выглядеть достойно.
Алексей спустился в каюту, переоделся, с трудом оттирая руки и лицо от пятен гуталина, умылся, затем с отвращением посмотрел на изгаженный мундир и сорочку, источавшую водочный запах, и вновь вернулся на верхнюю палубу.
Михаил, закутанный в тяжелый персидский халат, восседал, скрестив ноги, среди красно-желтых подушек на низком широком диване под столь же пестрым балдахином, который поддерживали чернокожие кариатиды. В пылу схватки Алексей балдахин не заметил, лишь промелькнуло перед глазами что-то яркое и по-восточному пестрое…
Тигрица лежала рядом с хозяином. Крупная голова покоилась на его коленях, а круглые желтые глаза лениво жмурились. Иногда она столь же лениво зевала, открывая ярко-розовую пасть с мощными клыками. При появлении Алексея кошачьи глаза открылись и уставились на него пристальным, немигающим взглядом.
Столы и стулья уже водворили на место, но официанты, то и дело косясь на Кретова, сновали по палубе, подбирая посуду, бутылки, сметая в совки осколки и остатки обильной трапезы, растоптанной и размазанной по палубе. Цыгане, не по обычаю молчаливые и растерянные, сгрудились слева от балдахина, гости — справа, и все как один испуганно и вместе с тем изумленно вытаращились на Алексея, когда он поднялся по трапу, прошелся по палубе и остановился напротив дивана, заложив руки за спину.
Михаил окинул его тяжелым взглядом:
— Пить будешь?
— Нет, — спокойно ответил Алексей.
— А если я велю утопить тебя в вине? — ласково справился Михаил и потрепал тигрицу за уши. — Или Мурке на ужин скормлю, выбирай!
— Попробуйте, — Алексей качнулся с пятки на носок и обратно, — первому, кто ко мне приблизится, я сверну шею!
Купец окинул его скептическим взглядом:
— Не успеешь!
Ощутив движение за спиной, Алексей оглянулся. Степка и Тришка в компании еще пятерых слуг пристроились сзади, поигрывая плетками и железными цепями. Алексею уже приходилось видеть нескольких пострадавших в драке обитателей Хлудовки, с переломанными костями и кожей, что висела на них лохмотьями. Тогда Вавилов пояснил ему, что их избили цепями. Поэтому, увидев цепи в руках инородцев, Алексей понял, что ничего хорошего ему уже не светит. Ко всему прочему, «смит-вессон», подарок Тартищева, остался в саквояже, поэтому вновь придется рассчитывать только на свою ловкость и свои кулаки. Но перевес в этот раз будет явно не на его стороне.
— Ладно, — неожиданно миролюбиво проговорил Михаил Кретов и кивнул головой своей гвардии. Сопение за спиной прекратилось, и Алексей краем глаза заметил, что вся узкоглазая компания с Тришкой и Степкой во главе отступила к борту, но по-прежнему оставалась за его спиной.
— Ладно, — неожиданно миролюбиво проговорил Михаил Кретов и кивнул головой своей гвардии. Сопение за спиной прекратилось, и Алексей краем глаза заметил, что вся узкоглазая компания с Тришкой и Степкой во главе отступила к борту, но по-прежнему оставалась за его спиной.
— Не хочешь — не пей! — Михаил облокотился на подушки и язвительно произнес:
— Думаешь наверняка, что я самодур, дикарь, только что с ветки спрыгнул?
— Думаю, — спокойно ответил Алексей, продолжая покачиваться с пятки на носок. — Думаю, — повторил он не менее язвительно, — что самодур, дикарь и с ветки действительно совсем недавно спрыгнул. Хвост, правда, уже отвалился.
Даже под густыми мазками гуталина, оставшегося на лице хозяина парохода, стало заметно, как он побелел и едва сумел выговорить от ярости:
— Капитана ко мне!
Капитан парохода в черном сюртуке с желтыми галунами выскочил из рубки, громко стуча каблуками, пробежался по палубе и, белея в сумерках испуганным лицом, вытянулся перед хозяином, прижимая к груди форменную фуражку.
— Слушаю, Михаил Корнеевич!
— Немедленно верни ему деньги за билет и спусти его на берег! Везти его я дальше не намерен!
— Но, Михаил Корнеевич… — поперхнулся от неожиданности капитан, — это ж… Как он доберется до Тесинска?
— Это не твоя забота, — рявкнул Кретов и исподлобья посмотрел на Алексея. — Я хоть и с ветки спрыгнул, но законы божьи чту… Поэтому дай ему лодку, пусть своим ходом телепается до Тесинска. — Он щелкнул пальцами, и Драпов угодливо склонился к нему. — Подай ему, Федька, четвертной, думаю, расходы подпоручика это покроет.
Алексей принял из рук Драпова ассигнацию, медленно сложил ее пополам, затем разорвал и бросил под ноги Кретову и, окинув ошеломленного купца безмятежным взглядом, развернулся и направился к трапу, ведущему на вторую палубу.
— Куда это ты? — опешил еще больше Кретов.
— За вещами, — ответил холодно Алексей и, как ни в чем не бывало, подмигнул Владимиру Константиновичу:
— Встретимся в Тесинске.
— Илья Николаевич, — проговорил быстро учитель, — я живу за Базарной площадью, рядом с аптекой.
— Понял, я вас обязательно найду.
— Подождите, — Владимир Константинович придержал его за рукав и с укором посмотрел на Кретова, — остепенись, Миша, пока не поздно.
— Простите, Владимир Константинович, но я своих слов на ветер не бросаю, — произнес тот высокомерно. — Ваш знакомый мне изрядно насолил.
— Хорошо, — кивнул головой учитель, — тогда я остаюсь с Ильей Николаевичем, — и, не обращая внимания на взволнованный ропот, пробежавший по толпе пассажиров, отправился вслед за Алексеем в свою каюту.
Глава 7
Алексей связал в пучок ветки тальника и накрыл сверху толстым пледом, который взял по совету Анастасии Васильевны, уверявшей, что ночи на воде необычайно холодны. Получился небольшой шалаш, в котором можно было с грехом пополам, но переночевать вдвоем.
Владимир Константинович возился около костра. Отсыревшие ольховые и березовые ветки никак не желали загораться, и Алексей поплелся к ближайшим березам за берестой, моментально промочив ноги. Обильная ночная роса, казалось, пропитала все вокруг и даже воздух, который вырывался изо рта облачком белесого пара.
Наконец костер разгорелся. И тотчас ночная темнота отступила к реке, укрылась за кустами ракит и березами, распустившими зеленые космы над их примитивным убежищем и костром, чадящим едким дымом в высокое звездное небо.
Было ясно и потому холодно. Алексей почувствовал, что зябнет, и накинул на плечи шинель. Владимир Константинович в теплой вязаной кофте, подбитой ватой, пристроился рядом с ним на обломке плавника, который они принесли с берега.
Пока не стемнело, они занимались благоустройством бивака, не обращая внимания на то, что стали объектом пристального внимания всех пассажиров парохода и его хозяина в том числе.
После того как Алексей и учитель сошли на берег, Кретов громогласно приказал убрать сходни и отогнать пароход саженей на сто от берега, что капитан незамедлительно исполнил. «Амур» застыл чуть ли не на стрежне речного потока. Алексей подтянул оставленную для них лодку повыше на берег и захлестнул цепь за выступающие над землей корни.
Теперь он не опасался, что их утлый челн захватит волной от парохода, когда он поутру снимется с якоря, чтобы продолжить плавание до Тесинска.
На верхней палубе было необычайно тихо, не голосили скрипки, не стучали бубны и каблуки пьяненьких гостей, не звенела посуда — видно, настроение хозяина не располагало к веселью. Пассажиры в конце концов разошлись отсыпаться, радуясь в душе столь неожиданному подарку. Но сам Михаил Кретов остался на палубе, и Алексей подозревал, что он продолжает наблюдать за тем, что происходит на острове. Полосатая кошка не отходила от него ни на шаг, отмечая путь хозяина огоньками светящихся в темноте глаз.
Владимир Константинович тем временем разложил на холщовом полотенце их нехитрые припасы и огорченно вздохнул: до ближайшей пристани им добираться не меньше двух дней, а еды — самая малость, на два раза закусить: десяток вареных яиц, половина капустного пирога, жареный цыпленок с одной ножкой. Вторую учитель съел еще вчера… И два яблока.
Первым делом решили расправиться с цыпленком — Владимир Константинович боялся, что еще сутки тому не выдержать, — и съели одно яблоко на двоих. Костер тем временем разгорелся, плавника и хвороста они натаскали достаточно, поэтому пришло время расслабиться и обсудить свое не слишком завидное положение. Учитель предполагал, что до Тесинска им придется добираться никак не меньше недели, причем не везде получится идти на веслах, в некоторых местах лодку можно провести только бечевой, а еще предстоит преодолеть Козинский порог, который по-особому опасен в мелководье…
На пути у них лежат две пристани и несколько деревень, так что с голоду они не пропадут, к тому же в реке полно рыбы, в тайге — грибов и ягод, а на озерах, которые встречаются по островам, — диких гусей и уток. Учитель опять вздохнул, достал из нагрудного кармана трубку и набил ее табаком из табакерки, висевшей у него на поясе. Пустив в воздух струю ароматного дыма, он посмотрел в сторону парохода и усмехнулся:
— Не спит, басурман! Совесть, видно, замучила!
— Вы считаете, что у подобных людей есть совесть? — справился Алексей, подбрасывая в костер хворост.
Учитель не ответил, лишь несколько раз пыхнул трубкой, затем вынул ее изо рта и задумчиво произнес:
— Михаил Кретов как раз из тех людей, в которых зло и добро настолько срослись в единое целое, что полностью исчезла грань, которая отделяет их друг от друга. На самом деле Миша — добрейший человек и первейший в городе меценат. Он председатель попечительского совета обеих гимназий — женской и мужской, хотя сам не женат и детей, соответственно, не имеет. Он дал деньги на строительство земской больницы и поддерживает создание местного музея.
Недавно построил новое здание для театра, а прежде тот ютился в помещении старого пожарного депо. Сейчас строится дом для актеров… Его не надо просить, если он узнает, что человек нуждается, он приглашает его к себе и оказывает ему помощь. Многие этим, конечно, пользуются, — вздохнул учитель и сделал несколько затяжек, — часть денег, и достаточно приличная, пропивается в кабаках и ресторанах, тратится на непотребных девок и еще более непотребных приятелей.
— Что ж ему, заняться больше нечем, как жизнь в кабаках прожигать?
— Да, побузить он любит, — усмехнулся учитель, — но вы мне не поверите, если я скажу, что это ему нисколько не мешает. На самом деле он очень рачительный хозяин. Если получится побывать на его лесных складах или рудниках, вы удивитесь, какой там порядок и дисциплина. В поселках есть начальные школы, небольшие лазареты с фельдшером и акушеркой… Часто он сам спускается в шахты. Рабочие его уважают, да и жалованье он платит несравнимо большее, чем на государственных приисках или в том же железоделательном заводе…
— У вас получается, что Михаил Кретов чуть ли не ангел небесный, у меня же сложилось свое мнение, — упорствовал Алексей, — и пока оно подтверждается на деле. — Он кивнул в сторону парохода, где рядом с двумя огоньками — глазами тигрицы Мурки — светился третий. Купец курил, по-прежнему наблюдая за берегом.
— Я вам больше скажу, — улыбнулся учитель и взял с полотенца кусок пирога. Разломив его на две части, большую подал Алексею, — наверняка его можно съесть, потому что уверенно вам заявляю, уже утром Михаил сам заявится на остров и попросит нас вернуться на пароход.
Алексей только хмыкнул в ответ, а Владимир Константинович выбил из трубки золу, спрятал ее в карман, а затем расстелил свою кофту на траве и лег на спину, подложив руки под голову.
— Знаете, Илья, — он приподнял голову и справился: