На нем не виднеются ль царские знаки?
Ко мне он приблизился гордо, без дрожи,
С надменным слоном поразительно схожий,
Что в пору любви, возбужденный от течки,
Подходит к бегущей средь лотосов речке!"
Вирате, объятому думой всевластной,
Юдхиштхира молвил: "Я брахман несчастный.
О царь, у тебя, властелина земного,
Пришел я просить пропитанья и крова".
"О странник почтенный, — Вирата ответил,-
У нас да пребудешь ты счастлив и светел!
Меня ты своим осчастливил приходом.
Скажи, досточтимый: откуда ты родом?
Каким ремеслом ты гордиться по праву?
Ты имя свое назови и державу".
Юдхиштхира молвил: "Юдхиштхире другом
Я был, — он со мною делился досугом.
Я — брахман. Мой род — Крепконогие Тигры.
Зовусь я Канка. Знаю многие игры.
Искусен я кости бросать, о Вирата!"
А царь: "Государство мое без возврата
Возьми, управляй, — и тебе я дарую,
Слуга твой покорный, награду любую.
Игрок хитроумный мне счастья дороже,
А ты и подавно, на бога похожий!"
"Слуга твой, — воскликнул Юдхиштхира, — просит:
Пускай проигравший свой проигрыш вносит,
Не то будут игры сопутствовать спорам,
Покроется паше искусство позором".
Ответил Вирата: "Будь брахман иль воин,
Но если играть он с тобой недостоин,-
Уйдет он в изгнанье, лишится он крова!
Да слышат сограждане твердое слово:
Канка, соправитель мой в царской столице,
Воссядет в такой же, как я, колеснице...
О брахман, играющий в кости искусно,
Ты будешь питаться обильно и вкусно,
Украшу тебя златотканым нарядом,
Где б ни был я, будешь со мною ты рядом,
Все двери откроются перед тобою.
А если к тебе обратится с мольбою
Несчастный, — ко мое приходи как ходатай,
И доля убогого станет богатой.
О брахман, живи при дворе без боязни!"
Услышал Юдхиштхира слово приязни
И зажил в почете, не зная печали,-
О прошлом его при дворе не слыхали...
Страша своей силой, пришел Бхимасена,
Чья львиная поступь была дерзновенна.
Черпак и мешалку сжимал он рукою,
А нож без зазубрин, без ножен, — другою.
Хотя поварское он принял обличье,-
Являл он безмерную мощь и величье,
Плечами касался небесного склона,-
И подданных царь вопросил благосклонно:
"Откуда он, бык среди рода людского?
Кто видывал прежде красавца такого?
Откуда он, лев среди сильных и смелых?
Кто видывал прежде таких мощнотелых?"
Сказал сын Панду: "Слушай, царь гордоглавый:
Я — повар искусный. Зовусь я Баллавой".
А царь: "Я не верю, что повар ты жалкий,
Чья доля — владеть черпаком и мешалкой.
Знатнейших затмил ты блистаньем высоким,
Ты выглядишь Индрою Тысячеоким!"
"И все же я — повар, — сказал Бхимасена,-
При этом искусство мое — совершенно.
Похлебки мои одобрял и приправы
Юдхиштхира — стран повелитель всеправый.
Я также борец, и борюсь я с упорством.
Не знаю, кто равен мне мощью, проворством.
Я львиную силу борол и слоновью,
Хочу я служить государю с любовью".
Вирата ответил: "Как повар служи нам,
Нал пашей поварнею будь господином,
Поскольку ты хвалишься этим уменьем,
Но мы тебя выше, воинственный, ценим:
Ты мог бы владеть, с этой выей и станом,
Землей, опоясанною океаном!
Но если милей тебе доля простая,-
Служи мне, моих поваров возглавляя').
Так мощный Бхима стал главою поварни,
Его полюбил властелин благодарный,
Он дни посвящал поварскому занятью,
Не узнан пи челядью царской, ни знатью.
Драупади становится служанкой царицы Судешны
Тогда своп волосы мягкие справа
Собрав, — на концах они вились кудряво,-
В одном только платье, испачканном, рваном,
Однако из шелка богатого тканном,
Служанка-сайрандхри пришла — Драупади.
С глубокой печалью в пленительном взгляде.
И женщины в царском дворце, и мужчины
Сбежались к красавице, полной кручины.
Спросили: "Откуда пришла ты? И кто ты?
Какой во дворце ты желаешь работы?"
Служанкой себя назвала Драупади:
"Работы ищу пропитания ради".
Никто не поверил смуглянке прекрасной,
Такой длинноокой, такой нежногласной,
Что будто сайрандхри-служанка явилась,
Что будто работа нужна ей, как милость.
Тогда на служанку взглянула поспешно
Супруга Вираты, царица Судешна.
Сказала измученной дальней дорогой,
Такой беззащитной, в одежде убогой:
"Скажи, благородная, чистая, кто ты?
Какой во дворце ты желаешь работы?"
А та: "Я — сайрандхри. Хочу я, царица,
На тех, кто накормит лепя, потрудиться".
Судешна сказала: "С такой красотою
Как можешь ты зваться служанкой простою?
Такие, как ты, среди слуг не бывают,
А сами служанками повелевают.
Лодыжки тонки, и лицо твое смугло,
Шестью ты своими частями округла,
Тремя — глубока: то пупок, голос, разум;
Пятью ты красна, — назову я их разом:
Ладони и мочки, подошвы и губы,
Следы твоих ног, что поклонникам любы;
Звонка ты, как лебедь чудесноголосый;
Прекрасны твои заплетенные косы;
Сверкает чело, как луна, хорошея,
И раковиной изгибается шея;
Широкая в бедрах и тонкая в стане,
С высокою грудью, с движеньями лани,
С глазами, чей блеск оттеняют ресницы,-
Кашмирской пленительней ты кобылицы!
Поведай нам, кто ты? Гандхарва? Богиня?
Не лги, благородная, ты не рабыня!
Ты Индры, Варуны иль Брахмы супруга?
Иль к нам ты пришла из бесовского круга?"
"Нет, я не богиня, — в ответ Драупади,
Нет, я не одно из бесовских исчадий.
К тебе как сайрандхри пришла я, царица,
Причесывать волосы я мастерица,
К плетенью венков прилагаю старанья,
Готовить научена я притиранья.
Такие же я предлагала услуги
Потомков Панду многочтимой супруге,
Прелестной царице цариц Драупади...
Вот так, о большой не мечтая награде,
За скромную плату работаю всюду,
И тем, что ты дашь мне, довольна я буду.
Мне Малини имя. Трудиться желая,
В твой дом, о царица Судешна, пришла я".
Сказала Судешна: "Носить я готова
Тебя на руках, — и сдержу свое слово,
Но что, если царь увлечется тобою?
Ты видишь, и жены, собравшись толпою,
Глядят на тебя очарованным взглядом,-
А что, коль мужчина окажется рядом?
Смотри, и деревья пленились тобою,
В дворцовом саду зашумели листвою,
Они пред тобою склонили вершины,-
А как же, скажи мне, поступят мужчины?
Вирата, твоей красотой пораженный,
Оставит меня и возьмет тебя в жены.
Когда на мужчину, средь дня или ночи,
Поднимешь ты продолговатые очи
И пристально глянешь, — сраженный их властью,
Он богу любви покорится со страстью.
Твоим восхищен безупречным сложеньем,
Он будет служить одержимым служеньем
Владыке бесплотному страсти красивой –
Ананге, когда-то сожженному Шивой
За то, что он Шиву пронзил оперенной
Стрелою любви, из цветов сотворенной...
Судьбы своей самочка краба не знает:
Для собственной гибели плод зачинает.
Я тоже сама себе гибель устрою,
Едва пред тобой свои двери открою!"
Тогда Драупади сказала Судешне:
"Никто — ни Вирата, ни пришлый, ни здешний,
Не смогут сближенья добиться со мною:
Мужьям пятерым довожусь я женою.
Гандхарвы мужья у меня — полубоги,
Что песни слагают в небесном чертоге.
Они охраняют меня постоянно,
И силу дает мне такая охрана.
К тому, кто служанку остатками пищи
Не кормит, дает мне работу, жилище,
Кто мне не велит омывать ему ноги,
Весьма благосклонны мужья-полубоги.
А тот, кто любовью ко мне воспылает,-
Умрет в ту же ночь, как меня пожелает.
Ревнивцев-гандхарвов боятся недаром:
Они меня любят с неистовым жаром".
"Живи у меня, — согласилась царица.-
При виде тебя вся душа веселится.
Спокойно ты ляжешь, спокойно проснешься,
Ни ног, ни остатков еды не коснешься".
Для странницы кончилось дело успешно:
Ее приняла в услуженье Судешна.
Не ведал никто, что сама Драупади –
Вот эта служаночка в бедном наряде.
Три брата Юдхиштхиры приходят к царю Вирате
Пришел Сахадева в наряде пастушьем.
С пастушеским он говорил простодушьем.
Пришел, — и Вираты услышал он слово:
"О, кто же ты, бык среди рода людского?
О, кто ты, красавец в пастушьей одежде?
Тебя во дворце я не видывал прежде".
Ответил врагов низвергатель могучий,
Казалось, что ливень пролился из тучи:
"Из касты умельцев, — стою перед всеми,-
Пастух я по имени Ариштанеми.
Служил я пандавам усердно и честно,
Но где эти львы — мне теперь неизвестно.
Пришел я к тебе, чтоб стеречь твое стадо,
И знай, что иного царя мне не надо".
Вирата ответил: "Ты жрец или воин?
Ты с виду царем величаться достоин!
Ты слишком высок для простого удела.
Скажи, из какого пришел ты предела?
Что можешь ты делать, уменьем богатый?
Какой от меня ты потребуешь платы?"
Сказал Сахадева: "Есть братья-пандавы,
А старший — Юдхиштхира, царь мудроправый.
Числом восемь раз по сто тысяч, — коровы
Царя, плодовиты, красивы, здоровы,
Десятками тысяч, не зная напасти,
Пасутся в стадах одинаковой масти.
Тантипала, танти-веревки владетель,
Я — рода коровьего друг и радетель.
"Он ведает все, — удивлялись мне слуги,-
Что было, что есть и что будет в округе!"
В то время премного доволен был мною
Юдхиштхира, правивший гордо страною.
Я знал, как корову лечить от болезни
И средства какие корове полезны,
Чтоб стельною стала; я знал благородных
Быков: я коров приводил к ним бесплодных,
И те, лишь мочу их понюхав, телились,
Своим молоком с нами щедро делились".
"Прими мое стадо, — ответил Вирата,-
Да будет положена пастырю плата".
Потел Сахадева к коровьему стаду.
Не узнан владыкой, вкушал он отраду.
Явился другой — богатырь настоящий,
Но в женской одежде, нарядной, блестящей.
Звенели браслеты его и запястья.
Как слон с наступленьем поры сладострастья,
Он был, многодоблестный, грозен и страшен,
Хотя, как прелестница, златом украшен.
С пронзающими, как железо, глазами,
С распущенными — ниже плеч — волосами,
С безмерною мощью, с могучею дланью,
Пошел он навстречу царю и собранью.
Того, чье чело несказанно блистало,
Того, под которым земля трепетала,
Того, кто родился на свет исполином,
Того, кто был Индры всегрозного сыном,
Того, кто предстал в одеяньях узорных,
Увидев, Вирата спросил у придворных:
"Откуда пришел он, могучий и статный?"
Царю ни простой не ответил, ни знатный.
Воскликнул тогда государь изумленный:
"О всеми достоинствами наделенный!
Ты молод и смелости полон крылатой,
Могуч, как слонового стада вожатый!
Сними же ты косу, сними и браслеты,
И серьги, что в уши неженские вдеты!
Тебе не к лицу, богатырь, побрякушки!
В пучок собери волоса на макушке,
Как лучник оденься в броню и кольчугу,
Промчись в боевой колеснице по лугу!
С моими сынами, со мною ли вскоре,-
Сравняйся: я стар и нуждаюсь в опоре.
Возвысься в державе над всеми бойцами,
Такие, как ты, не бывают скопцами!"
Ответствовал Арджуна: "Царь многовластный!
Я — ловкий плясун и певец сладкогласный.
Учителем танцев, — уменьем прославлен,-
Да буду к царевне Уттаре приставлен.
Не думаю, царь, что сочтешь ты уместным
Рассказ о моем недостатке телесном:
Во мне увеличит он боль и досаду!
Владыка, ты знай меня как Бриханнаду,
Как дочь или сына, чья доля — сиротство",
А царь: "Я увидел твое благородство.
Учителем танцев к царевне Уттаре
Тебя приставляю, но я в твоем даре
Весьма сомневаюсь: скорей твое дело –
Страной управлять, что не знает предела!"
Был тот Бриханнада владыкой испытан.
Увидели: правду царю говорит он.
Искусно поет он и пляшет отменно,
А то, что он евнух, — увы, несомненно!
К царевне властитель послал его старый:
Да в танцах наставником будет Уттары.
Царевну, а также служанок царевны,
Воитель, когда-то столь грозный и гневный,-
И пенью и танцам учил Бриханнада,
И в этом была для подружек отрада.
Никто, — ни в стране и ни в царском чертоге,-
Не ведал, что этот плясун легконогий,
Сей евнух, чей голос так тонок, как птичий,-
Есть Арджуна, Завоеватель Добычи!
Затем на сверкающем травами лоне,
Где гордо паслись государевы кони,
Еще появился воитель, и слугам
Казался он вспыхнувшим солнечным кругом.
Рассматривать стал он коней укрощенных.
Вирата спросил у своих приближенных:
"Откуда пришел этот муж богоравный?
С вниманьем каким на земле многотравной
За нашими он наблюдает конями!
Бесспорно, знаток лошадей перед нами.
Скорей приведите пришельца: наверно,
Он отпрыск бессмертных, чья сила безмерна".
Воитель сказал государю: "С победой,
О царь, подружись и печали не ведай!
Знаток лошадей, я мечтаю возничим
Служить при царе, наделенном величьем".
Вирата сказал: "Богатырь мощнолицый,
Я дам тебе деньги, жилье, колесницы,
Ты станешь возничим моим, о пришелец.
Откуда ты родом, знаток и умелец?"
Ответствовал Накула речью такою:
"Юдхиштхиры некогда был я слугою,
Был царским возничим и главным конюшим,-
Смотреть не могу на коней с равнодушьем!
Быть стражем коней — вот мое увлеченье,
Искусен я в их обученье, в леченье.
Среди жеребцов и кобыл неисчетных,
Мне вверенных, не было робких животных,
Растил их, берег я для битв и забавы...
Я — Грантхика: так меня звали пандавы".
Тогда повелителя речь зазвучала:
"Отныне тебе отдаю под начало
Я всех лошадей своих, все колесницы,
Всех конюхов нашей страны и столицы.
Но, с царственным станом и властным обличьем,
Как можешь ты конюхом быть иль возничим?
Гляжу на тебя — и волнуюсь, не скрою:
Не сан ли Юдхиштхира передо мною?
О, где он, владыка великоблестящий,
В какой он блуждает неведомой чаще?.."
Так юноша, словно бессмертных вожатый,
Был принят с почетом и лаской Виратой.
Потомки Панду, подчиняясь обету,
В скорбях и мученьях скитаясь по свету,
Владыки приют обрели на чужбине:
У матсьев, неузнанны, жили отныне.
Занятия пандавов при дворе Вираты
Юдхиштхира, чуждый коварства и злости,
Играл постоянно с придворными в кости.
И царь и царевич пленились игрою,
Играли и ранней и поздней порою,
Сидели, не зная занятья иного,
Как птицы, попавшие в сеть птицелова.
Удачлив Юдхиштхира был не однажды,
Делил он меж братьями выигрыш каждый.
Остатки еды продавал Бхимасена,-
Он их от царя получал неизменно;
Торговлей занялся и Арджуна ловкий:
Он стал продавать, со стараньем торговки,
Одежду, ненужную женщинам боле:
Всю выручку делит на равные доли,-
Да будет и братьям за службу награда;
Прилежный блюститель коровьего стада,-
Давал Сахадева, чтоб жизнь не погасла,
Творог, молоко и чудесное масло;
И Накула, как и положено брату,
Делил между ними конюшего плату;
Скрывая свое настоящее имя,
Ухаживала Драупади за ними;
Так жили они, помогая друг другу
И тайно свою охраняя супругу.
Треть года прошла. Пожелав веселиться,
В честь Брахмы устроила праздник столица.
Борцы появились, могучие телом.
Сверкала решимость в их облике смелом.
Бесстрашьем и силой помериться рады,
Они от царя получали награды.
Сильнейший соперников вызвал на поле,
Но все устрашились его поневоле.
Вирата бороться велел Бхимасене.
Направился тот неохотно к арене.
С такой беззаботностью двигался повар,
Что сразу раздался восторженный говор!
Схватил он противника, сильный, отважный,
Как демона засухи — бог многовлажный.
Подобно слонам, чья блистательна зрелость,
Бойцы проявили горячую смелость.