Через несколько месяцев полевой командир Шеравин женился на девушке Рузане, на двадцать лет младше его. Через год, когда был заключен Хасавюртовский мир, у них родился сынишка, которого назвали Тимуром. Но счастье мужа и отца было недолгим. Через три недели Рузана тихо умерла от какой-то болячки, следствия тяжелых родов. Теперь вся жизнь Муссы заключалась только в его сыне, последнем мужчине из рода Шеравиных. Он отошел от дел и осел на небольшом хуторе далеко в горах. Здесь, рядом с ним, находился костяк отряда, а за Тимуром смотрела престарелая тетка Рузаны.
Нападение отрядов чеченских боевиков на соседний Дагестан стало отправной точкой в новой войне. Теперь Мусса воевал больше по привычке. Когда боевики в очередной раз были выброшены в горы, он всерьез задумался о том, как выйти из войны. Он мог уехать за границу, но знал, что там его не оставят в покое ни бывшие соратники, ни их спонсоры в лице иностранных спецслужб. И уж вовсе не улыбалось, чтобы его сын в конце концов стал иностранным агентом, чужим цепным псом. В этот момент Мусса почему-то вспомнил упитанного рыхлотелого саудовского принца, рассуждающего о всемирном знамени пророка Мухаммеда.
«К брату в Сибирь тоже не подашься, его наверняка там чекисты пасут, моментом арестуют», – мысли полевого командира метались в поисках выхода, но все чаще и чаще возвращался он к образу имама Шамиля, а в нагрудном кармане лежала сложенная в несколько раз листовка от федеральных властей с предложением о сложении оружия. Некоторые из полевых командиров приняли условия и даже стали потихоньку налаживать мирную жизнь, объявив джихад сепаратистам в горах.
Мусса, опираясь спиной на ствол дикой груши, бросил скользящий взгляд на расположившихся в тени моджахедов. Многие из них находились с ним бок о бок с самого первого дня образования отряда. «Они вряд ли захотят последовать примеру Шамиля».
К полевому командиру подошли двое обвешанных оружием мужчин. Это были ветераны афганской войны Медведь и Эльбрус, они так долго жили под этими прозвищами, что уже на откликались на свои имена. На могучей груди Медведя отсвечивал эмалью орден Красной Звезды. Бывший сержант ВДВ получил его за тяжелый бой с отрядом афганских душманов, он тогда подавил огневую точку басмачей, и очень гордился наградой, никогда не снимая со своего камуфляжа. Несколько лет тому назад он, ничуть не колеблясь, зарезал афганского наемника, попытавшегося сорвать с его груди орден.
– Мусса, что будем делать? – Эльбрус присел на корточки перед Муссой, Медведь остался стоять за его спиной могучим утесом, сложив руки за спиной.
– Дождемся темноты и двинемся к границе, – немного подумав, проговорил полевой командир.
– Уходим в Грузию? – прогудел Медведь, не меняя своего положения. Все знали, что границу через Аргунское ущелье еще зимой перекрыли десантники и пограничники. Высадившись на вершинах господствующих гор, они оседлали все тропы, ведущие в Грузию. Теперь любой прорыв через границу редко обходился без боестолкновений.
– Нет, – покачал головой Мусса, он еще раз окинул свой отряд беглым взглядом. – Просто в том районе устроен тайник. Нам нужно пополнить запасы боеприпасов, особенно взрывчатки.
Оба боевика понимающе закивали, потом Эльбрус неожиданно спросил:
– Тимура проведать не хочешь?
Полевой командир лишь на мгновение задумался, взгляд его затуманился. Сыну уже исполнилось пять лет, но виделись они крайне редко. На хуторе, где по-прежнему находился мальчик, стоял небольшой отряд моджахедов, в основном из выздоравливающих, но тем не менее Мусса, при всей любви к сыну, старался там бывать как можно реже, чтобы не «протоптать тропу» для врагов.
– Нет, – наконец решился Шеравин. – В другой раз.
Прикрыв глаза, он снова откинулся на ствол дерева. До наступления темноты еще оставалось время, и следовало набраться сил для ночного перехода.
Глава 4
Оперевшись на край стола, полковник Долгов кивком головы указал на выложенную из снимков мозаику. На фотографиях виднелись четкие изображения деревенских построек. Некоторые из домов были обведены жирными маркерами.
– Операцию решено провести силами разведроты бригады морской пехоты. – Вадим Георгиевич выразительно посмотрел на Кутягина. – То есть – задача вашим головорезам, капитан-лейтенант. Роте выделяются две вертолетные эскадрильи. Четыре боевых ударных вертолета «Ми-24» и четыре транспортных «Ми-8 МТ». Начинаем на рассвете, три «Ми-24» наносят удар по огневым позициям боевиков. Затем прикрывают высадку разведчиков. Четвертый курсирует за деревней и закрывает пути отхода, на случай, если боевики попытаются эвакуировать пацана в горы. На всю операцию отводится десять-пятнадцать минут. Затем погрузка на вертушки – и домой.
– Славно получается, – хмыкнул Кутягин.
– Главное – стремительность, как говорили немецкие парашютисты, «Буря и натиск», – самодовольно улыбнулся ГРУшник.
– Угу. А по каким целям будут работать летуны?
– Вот по этим, – полковник разложил перед разведчиком веером набор фотографий и стал перечислять: – Вот спутниковая съемка, это аэроразведка. Видишь, здесь четко видны огневые точки, посты охраны, караульное помещение и дом, где держат мальчика. Все как на ладони.
– Хорошо, захватили пацана, сели на вертушку. Возвращаться придется белым днем над территорией, которую контролируют боевики.
– Вас будут прикрывать боевые вертолеты, кроме того, перед началом операции ваша бригада выдвигается на максимально близкое расстояние, чтобы в случае чего оказать помощь.
– Написали на бумаге, да забыли про овраги.
– Капитан-лейтенант, не забывайтесь! – неожиданно басовито рявкнул командир бригады, до сих пор пребывающий в бункере немногословным свидетелем.
– Подождите, Иван Иванович, – генштабист взмахом руки прервал гневную тираду полковника Серебрякова, потом перевел внимательный взгляд на Кутягина: – Что вам не нравится в этой операции, товарищ морской диверсант? Это ведь не корабль потопить или захватить вражескую субмарину.
– «Буря и натиск», – ответил разведчик. – После кавалерийской атаки боевых вертолетов еще неизвестно, останется от деревни хоть что-то. Мы высадимся прямо в ад, чтобы выполнять работу спасателей МЧС в развалинах и искать мальчика. И в пятнадцать минут вряд ли уложимся.
– У вас есть другой план? – серьезно спросил полковник Долгов.
– Есть, – подтвердил Кутягин.
– Тогда внимательно слушаю.
Разведчик и генштабист склонились над картой. Комбриг, немного помедлив, подошел поближе к столу.
Глава 5
Оказавшись в своем модуле, Егор Кутягин поставил возле металлической кровати автомат, с облегчением стащил разгрузку и повесил ее на крючок. Раздевшись до пояса, капитан-лейтенант вышел наружу и направился в сторону умывальника, издалека напоминавшего длинную поилку для скота. Вода, за день нагретая на солнце, была почти горячая. Смывая с тела жесткую, как наждак, пыль, Егор не ощущал желаемой свежести.
«Как рыба, выброшенная на берег», – с сожалением подумал боевой пловец. Действительно, ценность чего-то обычного в полной мере познаешь только после того, как теряешь. Отфыркиваясь, Кутягин наконец помылся и по дороге в модуль растерся жестким вафельным полотенцем.
– Привет, Егор, – от казармы к нему приближался прапорщик Латышев.
– Здоров и тебе, Алексеевич, – капитан-лейтенант крепко пожал руку старшине. – Как дела в роте?
– Как говорится, в пределах дозволенного.
Прапорщик морской пехоты и боевой пловец уже почти год служили бок о бок, но друзьями за это время не стали. Их объединяло нечто большее, чем то понятие, которое вкладывают в этот термин гражданские.
Поздней осенью прошлого года отряд чеченских боевиков выбил с господствующей высоты одну из рот бригады. На брошенных позициях осталось четверо убитых морпехов. На рассвете высоту должны были обработать «Грады», соответственно, там после такого «макияжа» ничего не осталось бы, кроме обгорелых головешек или вовсе не опознаваемых фрагментов. Полковник Серебряков отдал приказ: тела погибших бойцов должны быть возвращены в расположение бригады до начала артподготовки. Естественно, на такое задание идут только добровольцы. Первым вызвался Кутягин, за ним – Алексей Латышев. До сих пор старшина роты ничем особо героическим не отличался, просто добросовестно тащил службу. Кроме них решили отправиться на вылазку еще шестеро бойцов разведроты.
Вышли, едва стало смеркаться. Одетые в белые маскхалаты, моряки буквально сливались в сиреневом мареве сумерек со снежной целиной.
К подножию высоты они вышли уже в кромешной темноте. Бойцов Егор оставил внизу, сам же вместе с Латышевым, вооруженные одними ножами и гранатами, стали подниматься к вершине.
Поздней осенью прошлого года отряд чеченских боевиков выбил с господствующей высоты одну из рот бригады. На брошенных позициях осталось четверо убитых морпехов. На рассвете высоту должны были обработать «Грады», соответственно, там после такого «макияжа» ничего не осталось бы, кроме обгорелых головешек или вовсе не опознаваемых фрагментов. Полковник Серебряков отдал приказ: тела погибших бойцов должны быть возвращены в расположение бригады до начала артподготовки. Естественно, на такое задание идут только добровольцы. Первым вызвался Кутягин, за ним – Алексей Латышев. До сих пор старшина роты ничем особо героическим не отличался, просто добросовестно тащил службу. Кроме них решили отправиться на вылазку еще шестеро бойцов разведроты.
Вышли, едва стало смеркаться. Одетые в белые маскхалаты, моряки буквально сливались в сиреневом мареве сумерек со снежной целиной.
К подножию высоты они вышли уже в кромешной темноте. Бойцов Егор оставил внизу, сам же вместе с Латышевым, вооруженные одними ножами и гранатами, стали подниматься к вершине.
Первого часового они обнаружили по запаху анаши. Молодой ваххабит сидел в стрелковой ячейке и, зажав в кулаке «заряженную» папиросу, откровенно кайфовал. Юноша так и не понял, что с ним произошло. Прапорщик обошелся без ножа, просто зажал боевику рот и, ухватив того за голову, свернул шею.
Под каждого убитого Кутягин заботливо, почти с любовью, подкладывал взведенную гранату, как позже он сказал старшине: «Чтобы жизнь медом не казалась».
К своим вернулись только под утро, сгибаясь под тяжестью закостеневших трупов. А через час полк установок залпового огня «Град» обрушил на высоту десятки тонн смертоносного металла. Еще через двадцать минут среди девственно белых просторов чернел изуродованный холм, больше походящий на лунный пейзаж, изрытый дымящимися кратерами воронок…
– Алексеич, у тебя водка есть? – войдя в модуль, капитан-лейтенант неожиданно обратился к старшине.
– Водка? – переспросил Алексеев и уточнил: – Водки нет, есть спирт, чистый, медицинский. Целая фляга. Что, Егор, таки залили тебе сала за шкуру большие командиры?
– Неси, старшина, спирт, – глядя сквозь прапорщика, глухим голосом произнес Кутягин. Уже в дверях он остановил Латышева: – Скажешь Татарину, что сегодня в роте командует он, нас до утра пусть даже не думает тронуть.
К спирту у запасливого старшины нашлась банка консервированного лосося, кружок «Краковской» колбасы, приличный шмат копченого сала, запаянные в пластины пресные галеты и несколько тушек сушеной воблы, которую он называл «стратегическим запасом».
Егор Кутягин, уже одетый в чистую тельняшку, сидя за столом, чистил головку репчатого лука, рядом стояла открытая банка говяжьей тушенки. Ротный был человеком войны, то есть абсолютно не приспособленным к обустройству быта. Он рядом с бойцами ел из солдатского котелка, носил такой же камуфляж, сам себе стирал исподнее, объясняя это занятие разрядкой для мозгов.
Алексей Латышев быстро накрыл на стол, разложив продукты на расстеленной газете, и тут же принялся за коктейль, смешав в котелке чистый спирт с родниковой водой. Не дожидаясь, когда вошедшие в реакцию жидкости успокоятся, наполнил на треть металлические кружки.
– Ну, что, Егор Сергеевич, за удачное возвращение с боевых, – предложил тост прапорщик.
– За возвращение, – вторил эхом капитан-лейтенант.
Разведенный спирт неприятно обжег небо и пищевод, но ломтик сочного мясистого лосося в собственном соку мгновенно подавил неприятные ощущения. А попавший в желудок алкоголь разлился по телу приятным теплом.
Ели молча и не спеша, потом Латышев наполнил кружки. Снова выпили.
– Слух по бригаде ходит, что к концу месяца нас вернут домой, – негромко проговорил старшина, старательно отрывая желтовато-серую полоску воблы.
– Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, – мрачно буркнул Кутягин, трое суток во главе бронеманевренной группы вымотали достаточно сил, душевных и физических.
– Московский начальник приехал с новой задачей для нас? – с набитым ртом спросил Латышев.
– А чего они сюда еще приезжают, – криво усмехнулся боевой пловец. – Придумают себе операцию, сидя жопами в мягких креслах, потом ставят визу у своего начальства и прутся сюда, чтобы мы воплощали в жизнь их фантазии. Получится – готовь грудь к новому ордену, а погон – к очередной звезде. А не получится – что ж, исполнители оказались фуфлыжниками. Наливай, Алексеич.
Старшину дважды просить не пришлось, одним точным движением он поровну наполнил кружки на привычную треть. Подняв свою емкость, Алексей Алексеевич предложил:
– Ну что, за удачу?
– Именно, – кивнул капитан-лейтенант. Чокнувшись, он одним глотком осушил кружку, потом с хрустом впился крепкими зубами в кусок колбасы.
– Так что, предстоит серьезная операция? – Достав из нагрудного кармана пачку сигарет, старшина закурил.
– Предстоит, предстоит, – вновь кивнул Егор. Он вовсе не был расположен к задушевным разговорам, но выпитый алкоголь требовал общения. – Вначале этот кабинетный стратег хотел всю нашу роту бросить, как камикадзе, в горы на душманские позиции. И дело вроде плевое, войти в один горный аул, взять пацана и – назад. А эта крыса кабинетная, стратег, твою мать, еще пыжится: «Мы же вам даем вертолеты, туда-назад, управитесь за пару часов». Как же, управимся, когда в этом районе духов больше, чем грибов в лесу после дождя. А ему вообще доводилось видеть, как от «стингеров» басмачей вертушки потом горят ярче свечек?
– Московские чиновники – это особой породы зверь, независимо от того, в погонах он или нет, – делая глубокую затяжку, философски заметил Латышев. – Я срочную служил в Афгане, в артиллерии, заряжающим при гаубице «Д-30». Как-то к нам пожаловали столичные проверяющие. Три полковника и майор, последнему, наверно, едва за тридцатник перевалило, а уже старший офицер. Мы долго с пацанами думали, за какие такие заслуги огреб этот фраер большую звезду.
– В министерстве работать не сложно, сложно туда попасть, – горько усмехнулся Кутягин.
– Ну, командир полка, естественно, «дорогих гостей» принял, как положено, хлебом-солью, – старшина выразительно щелкнул себя по горлу. – Проверяющие хорошо посидели, а потом их потянуло на воздух, посмотреть на нас, чудо-богатырей. Походили они, походили, посмотрели на солдат, выстроенных побатарейно, на пушки. Вроде прицепиться не к чему, ждали и готовились, разве что, как в Союзе, траву не красили. В общем, этот майор у командира полка вдруг спрашивает: «А кто у вас лучший расчет?» Комполка указывает на нас. А этот хлыщ заявляет наводчику: «Хорошо стреляешь?» А тот, Кела Бондарь из Херсонской области, хитрый такой был хохол, за словом в карман никогда не лез, с ходу заявляет: «На мою «работу» духи не жалуются». Такой ответ завел майора не на шутку:
– Видишь пещеру на горе?
А до той горы километров десять. И когда этот гад успел ее заметить?.. Кела говорит:
– Вижу.
– Вот если с трех выстрелов положишь в нее снаряд, дарю свои часы, – и демонстрирует майор классный такой хронометр, в золотом корпусе. Это тебе не «Слава» и даже не «Командирские». Одним словом, фирма.
Бондарь пожал плечами, пошел к своему орудию и первый снаряд всадил метрах в пяти над норой, а второй аккурат вошел в черный зев, так, что часть верхнего свода обвалилась. Чистое попадание.
Майор подошел к Келе, похлопал того по плечу:
– Молодец, парняга, – и был таков.
– В артиллеристах срочную служил? – поджал нижнюю губу Кутягин. – А как в морскую пехоту попал?
– После дембеля год протынялся на гражданке. Скучно стало, вот и подался на сверхсрочную. А ближе всего к нашему дому была база морской пехоты, – с усмешкой признался старшина.
– И чего, сразу взяли?
– А чего же не взять, демобилизовался я сержантом, плюс медаль «За боевые заслуги», к тому же из Афгана вернулся членом партии. А это тогда дорогого стоило.
– Ясно, – невесело кивнул капитан-лейтенант и тут же вернулся к главной теме сегодняшней беседы: – Наш москвич, конечно, не твой фраер. Когда я его план забраковал, он просто спросил: «Может, предложите что-то более эффективное?» Ну я и предложил, соответственно, в духе спецназа. Малой группой высадиться на парашютах как можно ближе к этому хутору, охрану в ножи и бесшумно берем аул, после чего вызываем вертушки, и пока духи прочухают, в чем дело, мы им ручкой сделаем: «Бай-бай».
– Ну а че? Нормальный план, – одобрил Латышев. – В чем подвох?
– А подвох в том, что москвич на подготовку дал мне трое суток, начиная с завтрашнего утра, – зло произнес Егор. Внутри его все клокотало, чувствовалось, капитан-лейтенант с трудом сдерживает эмоции. – Мне за это время нужно выяснить, кто умеет прыгать с парашютом, к тому же среди них набрать добровольцев. Сам знаешь, что на такие мероприятия из-под палки не гонят.