— Да, вы правы. Это очень странно. Половина из четырех миль Окфордской дороги проходит вдоль берега канала, он мог бросить кусок кабеля в воду в любом месте. И мы бы не нашли его никогда.
— Кабель старый?
— Да не то чтобы очень. Совершенно стандартный. Таких полно на любой стройке. — Ригби колебался с минуту, но потом его прорвало: — Послушайте, что я вам скажу, сэр. Обстоятельства подобного дела требуют особенно тщательного расследования. Масштабной поисковой операции, лабораторных анализов, массовых опросов населения. Этого добивается наш шеф, и он совершенно прав. Никаких прямых улик против мужа у нас нет вообще, хотя, если честно, и толка от него не добьешься. Он кажется растерянным, многого не помнит, путается в показаниях, когда речь заходит о мелочах, не имеющих отношения к делу. Забыл дату собственной свадьбы и фамилию лечащего врача. Это все, разумеется, последствия шока, и вполне понятно. Я принимаю во внимание всю важность вашего письма, сэр, и оно действительно наводит на странные размышления, но если бы с его помощью вы смогли объяснить мне, где можно было взять высокие резиновые сапоги, чтобы они потом бесследно исчезли, забить жену до смерти, почти не испачкавшись в крови, забросить орудие убийства за четыре мили от места преступления и сделать все это за десять минут пребывания в доме Филдинга, мне бы это очень сейчас пригодилось. А пока мы ищем незнакомца шести футов ростом, обутого в сапоги фирмы «Данлоп» сорок пятого размера, одетого в синий, запятнанный кровью плащ и кожаные перчатки. Этот мужчина передвигается пешком и в ночь убийства находился в районе Норт-Филдз между двадцатью тремя десятью и двадцатью тремя сорока пятью, а потом отбыл в направлении Окфорда, прихватив с собой полтора фута коаксиального кабеля, бусы из зеленых самоцветов и брошку с имитацией бриллианта — общая стоимость «драгоценностей» двадцать три шиллинга и шесть пенсов. Мы разыскиваем маньяка, который убивает из удовольствия или ради добычи, сбыв которую, можно разве что неплохо пообедать.
Ригби перевел дух, грустно улыбнулся и продолжал:
— Известно также, что он умеет совершать прыжки по воздуху на пятьдесят футов. А теперь скажите мне, что еще мы можем предпринять, располагая подобной информацией? На что еще потратить время? Кого еще объявить в розыск? Могу я отправлять своих людей на задания, чтобы они гонялись за призраками? У нас ведь есть и другая работа.
— Мне это понятно.
— Но я — полицейский старой закалки, мистер Смайли, и ненавижу неопределенность. Я не люблю заниматься поисками людей, в существование которых не верю, и терпеть не могу, когда у меня из-под носа уводят свидетелей. Я хочу встречаться с людьми, допрашивать их, совать повсюду свой нос, выслеживать и разнюхивать. Но мне этого не дозволено. Только не в нашей школе! Вы следите за моей мыслью? Вот почему нам приходится устраивать вселенские облавы, надеяться на криминалистов и собак-ищеек, хотя я нутром чую, что это дело совершенно из другого разряда.
— Я еще прочитал в газетах про женщину по прозвищу Полоумная Джейни…
— Как раз собирался перейти к этой теме. Миссис Роуд была доброй женщиной, с которой любой легко находил общий язык. По крайней мере на меня она производила такое впечатление. Не всем женщинам в молельне она нравилась, но вы же знаете этих кумушек. А вот с бедняжкой Джейни она, кажется, сдружилась. Джейни у нас почти нищенка, хотя приторговывает травами и какими-то амулетами через задние дворы. Ну, вы представляете, о чем я. Конечно, не без странностей. Разговаривает с птицами и все такое. Живет в заброшенном норманнском храме в Пилле. Стелла Роуд стала ей подкидывать еду и кое-какую одежонку — а то она вечно ходила оборванная и полуголодная. А теперь Джейни вдруг исчезла. Ее видели ранним вечером в среду на тропе, ведущей к Норт-Филдз, и с тех пор — ни слуху ни духу. Конечно, это еще ничего не значит. Такие, как она, появляются и пропадают, и никто им не указ. Могут жить у тебя под боком годами, а потом вдруг растаять, как снег под костром. Она могла помереть. Валяется где-нибудь в канаве. Или занемогла и забилась в какой-нибудь угол, как дикая кошка. Джейни у нас не единственная городская дурочка. Но сейчас наделала шума, потому что мы обнаружили еще следы, ведущие вдоль деревьев по самым задам сада Роудов. По виду следы женские и в одном месте проходят совсем близко от оранжереи. Могла быть цыганка или другая бродячая нищенка. Возможно все, но я так думаю, что это Джейни наследила, и никто другой. И не просто думаю, а надеюсь и молю Бога, чтобы это оказались ее следы. Свидетельница нам не помешает, пусть она и немного того…
Смайли поднялся. Когда они пожимали друг другу руки, Ригби сказал:
— До свидания, сэр. В случае необходимости звоните мне в любое время. — Он написал номер телефона на листке лежавшего перед ним блокнота, вырвал его и протянул Смайли. — Это мой домашний.
Он проводил Смайли до двери. Немного помялся, но потом все же спросил:
— А вы сами, случайно, не выпускник Карна, сэр?
— Боже упаси!
Ригби снова помолчал, прежде чем сказать:
— Вот наш начальник — выпускник. Раньше служил в Индии. Армейский бригадир Хэвлок. Это его последний год в должности, и потому он так заинтересован в результатах расследования дела. Но тем не менее делает все, чтобы не пустить меня в стены школы. Ему это поперек горла.
— Ясно.
— Он может только требовать быстрого ареста преступника.
— И за пределами Карна, насколько я понимаю?
— Еще раз всего хорошего, мистер Смайли. Звоните. О, есть еще кое-что, о чем я забыл упомянуть. Тот обрезок кабеля…
— И что с ним такое?
— Дело в том, что мистер Роуд демонстрировал ученикам точно такой же, когда проводил занятие по основам электротехники. А недели три назад куда-то положил и теперь не может найти.
К своей гостинице Смайли шел очень неторопливо.
Моя дорогая Брим!
Сразу же по прибытии сюда я передал твое письмо инспектору уголовного розыска, которому поручено расследование. Как и предполагал Бен, это некто Ригби: выглядит он как помесь Шалтая-Болтая с корнуоллским эльфом — приземистый крепыш, — но сразу видно, что далеко не глуп.
Чтобы, как положено, начать с середины, — наше письмо отнюдь не произвело ожидаемого эффекта; выяснилось, что еще две недели назад Стелла Роуд сообщила местному баптистскому священнику Кардью, что муж замыслил убить ее в одну из долгих ночей, что бы она ни подразумевала под этим. Если описывать обстоятельства убийства, то можно исходить из отчета в «Гардиан», который в целом соответствует действительности.
Говоря субъективно, то чем больше мне рассказывал Ригби, тем менее вероятным начинало казаться, что она была убита мужем. Почти все улики указывают в другом направлении. Мотив преступления неясен, зато найдено орудие убийства, следы ног на снегу (принадлежавшие, по всей видимости, высокому мужчине в резиновых сапогах), а также отпечатки пальцев в оранжерее, оставленные кем-то носившим перчатки. Не забудем и один из самых важных аспектов: тот, кто совершил убийство, должен был весь перепачкаться кровью… По словам Ригби, оранжерея представляла собой ужасающее зрелище кровопролития. Разумеется, на Роуде были заметны следы крови, когда коллеги встретили его позже на улице, но лишь пятна, которые могли появиться, когда он в темноте наткнулся на тело. Примечательно, кстати, что следы ведут в глубь сада, но их нет на выходе из него.
Таким образом, на данный момент, как признает Ригби, у него есть лишь одна версия: убийцей был некий незнакомец, бродяга, вероятно, умалишенный, который совершил преступление либо ради чистого удовольствия, либо в целях похищения ювелирных украшений жертвы (которым грош цена) и удалился по дороге в сторону Окфорда, выбросив по пути орудие убийства. (Непонятно только, зачем он тащил его с собой четыре мили, а не выбросил в канал по другую сторону шоссе? Дорога на Окфорд пересекает обширный заболоченный участок, испещренный каналами для предотвращения наводнений.) Если подобная интерпретация событий верна, то нам остается только списать послание от Стеллы Роуд и признание Кардью на ее воспаленное воображение или на предчувствие скорой смерти, которое может допустить только человек суеверный. В противном случае это самое невероятное совпадение, о котором мне доводилось слышать. Что и подводит меня к заключительной части моего письма.
В большей степени, судя по тому, о чем Ригби умалчивает, я понял, что главный констебль графства оказывает на него давление, требуя устроить крупномасштабные поиски бродяг в запятнанных кровью синих плащах (в отчете упоминается пояс от такого плаща). Ригби, разумеется, не может противиться воле руководства и выполняет его указания, однако совершенно очевидно, что есть нечто не дающее ему покоя — он мог о чем-то не рассказать мне, а быть может, это всего лишь интуиция старой ищейки. Мне показалось искренним его желание, чтобы я сообщал ему обо всем, что мне удастся узнать в школе — о семье Роудов, о том, как вписывались они в тамошнее окружение, и все такое. Для него самого монастырские стены школы служат непреодолимым препятствием…
Так что, думаю, мне лучше задержаться здесь, навести кое-какие справки и постараться понять, что происходит. Вернувшись из полицейского участка, я созвонился с Филдингом, и он пригласил меня сегодня отужинать с ним. Напишу снова, как только появится новая информация для тебя.
Джордж
Тщательно запечатав конверт и с особым усилием придавив уголки большими пальцами, Смайли запер дверь номера и спустился вниз по мраморной лестнице, осторожно ступая по устилавшим ступеньки циновкам из копры кокоса. В фойе для удобства постояльцев был установлен красный деревянный почтовый ящик, но Смайли, будучи человеком осторожным, предпочел им не пользоваться. Он дошел до настоящего почтового ящика в виде обычной тумбы на углу улицы, опустил в него письмо и задумался, где бы ему пообедать. Конечно, у него оставались еще сандвичи и кофе мисс Бримли. С огромной неохотой он вернулся в гостиницу. Она была переполнена журналистами, а Смайли журналистов не любил. И было холодно, а Смайли не любил холода. Что ж, сандвичи в номере отеля… Это было до боли знакомо.
Глава 5 Собачьи дела
Вскоре после семи часов вечера Джордж Смайли поднялся по ступенькам к парадной двери дома мистера Теренса Филдинга. Он позвонил, и его впустила в прихожую маленькая пухлая женщина лет пятидесяти пяти. Справа от него находился камин, в котором на куче пепла жарко пылали дрова, а выше виднелось что-то вроде хоров. Спиральная лестница из красного дерева вилась к верхнему этажу. Свет исходил главным образом от пламени камина, но Смайли смог разглядеть по стенам вокруг себя огромное количество картин различных эпох и стилей, а каминная полка была тесно уставлена всевозможными objects d’art[18]. Невольно содрогнувшись, он отметил, что ни огонь камина, ни многочисленные картины не могли до конца изгладить впечатления, что находишься в помещении школы, — из-за запахов купленной оптом мебельной полироли, какао и общей кухни. В разных направлениях от прихожей отходили коридоры, и Смайли заметил еще одну характерную примету, вносимую школьными декораторами, — темно-коричневую или зеленую полосу, тянувшуюся вдоль нижней части коридорных стен. В конце одного из коридоров и появилась затем огромная фигура мистера Теренса Филдинга. Она надвигалась на Смайли — массивная, излучавшая добродушие. Великолепная седая шевелюра небрежно падала на лоб, а позади влачился шлейф мантии.
— Смайли? Ах! Вы уже познакомились с Тру? Я имею в виду мисс Трубоди — мою экономку. Великолепный снег, не правда ли? Чистейший Брейгель! Видели, как мальчишки катаются на коньках по Эйоту? Чудесное зрелище! Черные костюмы, пестрые шарфы, бледные лучи солнца — все необходимое, верно? Все, что нужно, чтобы радовать взгляд! Оживший Брейгель. Великолепно!
Он взял у Смайли пальто и перебросил через спинку потертого стула с плетеным сиденьем, стоявшего в углу.
— Нравится стульчик? Не узнаете?
— Что-то не припоминаю, — ответил Смайли чуть сконфуженно.
— А должны бы, знаете ли, должны бы! Я заказал его в мастерской Прованса перед войной. Маленькая мастерская, с хозяином которой я свел знакомство. Поняли теперь, что напоминает? Точная копия желтого стула Ван Гога. Некоторые это сразу же замечают.
Он провел гостя по коридору в просторный и удобный кабинет, отделанный старым голландским кафелем, украшенный набором статуэток в духе Ренессанса, таинственного происхождения бронзовыми изделиями, фарфоровыми собачками и керамическими неглазурованными вазами. Посреди всего этого величественно возвышался сам Филдинг.
Как старший преподаватель и куратор корпуса в Карне, Филдинг вместо обычного академического наряда позволил себе надеть длиннополое широкое одеяние из тяжелой черной ткани и нагрудник с эмблемой школы, став похожим на монаха в церковном облачении. В этом следовало, видимо, разглядеть разительный контраст клерикального аскетизма наряда с нарочито яркой личностью самого хозяина. Поскольку все это было сделано продуманно, он решил нарушить строгость униформы и придать ей частичку своего необузданного темперамента, украсив ее свежими цветами, тщательно подобранными в собственном саду. Он приводил в бешенство портных Карна, на тонированных витринах которых красовались гербы знатных родов и знаки поставщиков двора, заставляя их проделывать петлицы в своих академических мантиях. Затем, в зависимости от настроения, в петлицу продевалось что угодно: от ирландских роз до колокольчиков. Этим вечером выбор пал на розу, и, судя по ее свежести, Смайли заключил, что ее вдели в петлицу в самый момент его прихода, заготовив заранее.
— Херес или мадера?
— Бокал хереса, пожалуйста.
— Вы правы. Мадера — напиток шлюх, — сказал Филдинг, наполняя бокалы из графина, — но она нравится мальчикам. Возможно, именно по этой причине. Они невероятно игривы. — Он передал Смайли бокал и добавил с драматической модуляцией в голосе: — Мы все сейчас несколько подавлены этим жутким событием. Здесь никогда прежде не происходило ничего подобного. Видели вечерние газеты?
— Боюсь, что нет. Но в «Гербе Солеев» прохода нет от репортеров.
— Да, город буквально наводнили журналисты. А из Гемпшира вызвали армейские подразделения с миноискателями. Только Богу известно, что они предполагают обнаружить с их помощью.
— Как воспринимают все ваши ученики?
— Они в полном восторге! Мои подопечные чувствуют себя на особом положении, потому, конечно, что в ту ночь Роуды ужинали здесь. Какой-то карлик из полиции даже хотел допросить одного из моих ребят.
— Неужели? — спросил Смайли, напуская на себя немного наивности. — Интересно, зачем это могло ему понадобиться?
— О, сие мне неведомо, — кратко ответил Филдинг и резко сменил тему. — Вы достаточно хорошо знали моего брата, насколько я слышал. Он мне, знаете ли, тоже о вас рассказывал.
— Верно, я был близко знаком с Адрианом. Мы, можно сказать, дружили с ним.
— И во время войны тоже?
— Да.
— Значит, вы все были из одной группы?
— Какой группы?
— Из той, куда входили Стид-Эспри, Джебеди и другие. — Да.
— Но вы не знаете обстоятельств гибели брата, не так ли?
— Нет, не знаю.
— Мы редко виделись с Адрианом в последние годы его жизни. Будучи бледной копией, я не мог себе позволить светиться на фоне настоящего человека, — заявил вдруг Филдинг, причем в его тоне чувствовалась определенная рисовка. Не знавшего, что на это сказать, Смайли вывел из затруднения негромкий стук в дверь, после которого в комнату робко вошел высокий рыжеволосый паренек.
— Все в сборе, если вы готовы, сэр.
— Черт! — выругался Филдинг, залпом осушив бокал. — Опять молитвы.
Он повернулся к Смайли.
— Познакомьтесь с Перкинсом — лучшим старостой школы. Музыкально одаренный мальчик, но с учебой возникают проблемы. Я прав, Тим? Оставайтесь здесь или пойдемте с нами. Церемония продлится не больше десяти минут.
— Думаю, даже меньше, сэр, — сказал Перкинс. — У нас сегодня краткая молитва Nune Dimittis[19].
— Возблагодарим же Бога за мелкие милости! — громогласно воскликнул Филдинг. Поправив нагрудник, он быстро провел Смайли через коридор и прихожую. Перкинс семенил позади. На ходу Филдинг продолжал монолог, не трудясь оборачиваться. — Я рад, что вы навестили меня именно сегодня. Как правило, я не принимаю гостей по пятницам, потому что их принимают все остальные, хотя никто сейчас толком не знает, допустимы ли развлечения в такой момент. Позже я жду к себе Феликса Д’Арси, но это едва ли можно считать развлечением. С Д’Арси все сводится к работе. Кстати, обычно мы переодеваемся к ужину, но это не имеет большого значения.
Смайли тем не менее ощутил неловкость. Они свернули за угол и попали в другой коридор.
— Мы теперь молимся чуть не каждый час. Директор возродил традицию: прима, терция, секста и так далее. Избыток благочестия во время семестра при полном воздержании в каникулы — вот такая смешная игра. Полезно только для того, чтобы лишний раз устроить перекличку.
Он провел гостя еще одним коридором, распахнул двойные двери, и они вошли прямиком в зал обшей столовой. Филдинг следил за тем, чтобы мантия изящным шлейфом стелилась за ним. Мальчики уже ждали его.
— Еще хереса? Как вам показалась наша молитва? Они хорошо поют, не правда ли? Есть пара хороших теноров. В прошлом семестре мы попытались устроить светское хоровое пение. Получилось недурно. Очень недурно. Д’Арси скоро придет. Гнусный тип. Выглядит как постаревший натурщик Сикерта[20]. Все эти брюки и воротнички! Вам повезло, однако, что его не сопровождает сестра. Она еще хуже!