– Как это частная? – не понял мастер.
– Ну, в том смысле, что территория закрыта для посещения посторонними, что мы акционерное общество, а не государственная структура. Так что пусть с нашим главным офисом решают и с представителем вышестоящего начальства приезжают. Понял. Но не хами. Если вежливо себя вести будут, много требовать не будут, то и ты с ними «вась-вась». Давай, потом расскажешь.
Вадим увидел, как от вагончика из группы рабочих отошел молодой мужчина лет сорока, загорелый, в чистой спецовке с яркой желтой эмблемой строительной компании над нагрудным карманом.
– Начальство, – толкнул он локтем участкового.
– Здорово, мужики, вам кого? – без тени волнения в голосе сразу спросил мужчина в спецовке, бегло осмотрев обоих визитеров.
– Кто из начальства на объекте? – деловым тоном спросил Бойцов, но тут же наткнулся на холодные, с тенью иронии глаза мужчины.
– А вам зачем? – спросил он, не двигаясь с места и даже не делая намека на то, что приглашает пройти.
– Простите, вы кто здесь по должности? – попытался найти компромисс несколько обескураженный таким приемом Бойцов.
– Мастер, – коротко ответил мужчина, продолжая стоять и выжидательно смотреть на гостей.
– Видите ли, – тщательно скрывая, что начал злиться, заговорил Бойцов, – нас интересует дом номер двенадцать из числа подлежащих сносу или снесенных. Здесь жил один гражданин, который нас очень интересует.
– Вы хотите осмотреть дом?
– А его еще не снесли? – с надеждой в голосе спросил Бойцов.
– Вон, – мужчина повернулся и кивнул головой на два оставшихся дома, – двенадцатый и четырнадцатый остались. А что вас там интересует?
– Ну, хотя бы посмотреть квартиру, в которой он жил…
– Да пожалуйста. – Мастер пожал плечами и первым двинулся к крайнему дому. – Только там смотреть нечего. От квартир одни стены остались.
– Ну, это неважно… – неопределенно ответил Бойцов.
Дальше все трое шли молча мимо рабочих, нагружавших в ковш «бобкета» стальной пруток для сварки каркаса железобетонного фундамента. От группы рабочих отделился невысокий мужичок с красными глазами, наводившими на мысль о вчерашней пьянке. Рабочий махнул рукой мастеру, догнал его и пошел рядом, стараясь говорить тихо:
– А это кто такие? Они не по поводу тех надписей на стене?
– А тебе чего? – буркнул было мастер и вдруг остановился и схватил рабочего за плечо: – А ты сбил штукатурку с надписью, как я тебе вчера велел?
– Блин, я вот чего и говорю… набрался я вчера… не успел…
– Урод, – зло сказал сквозь зубы мастер и посмотрел на спины старшего лейтенанта и его спутника, скрывшихся в подъезде пустого дома. – Я тебя пришибу, сука! Ты всех подставил, алкаш!
Мастер замахнулся, но не ударил. Быстрым шагом он бросился догонять гостей. Взбежав на второй этаж, он увидел ту картину, которую и ожидал увидеть. Полицейский и парень в гражданском стояли и любовались на надпись, сделанную кровью, которую еще вчера рассматривали они с прорабом.
Коснешься ты, и смерть коснется тебя!
Чувствуешь ее ледяную костлявую руку???
– А это что за хрень? – Бойцов обернулся на догнавшего их мастера. – Ваши, что ли, развлекаются? У вас тут секта сатанистов?
– А… Это давно тут… – Мастер равнодушно пожал плечами. – Нам-то какое дело, кто что написал… или гвоздиком нацарапал? Наше дело сносить и строить. Так что вам в квартирах надо?
Бойцов усмехнулся, покачал головой и пошел направо по коридору. Судя по помятой жестяной облезлой табличке на третьей от лестнице двери, это была как раз квартира Холина. Одна из немногих дверей, сохранившихся в доме потому, что была разбита и разломана. Остатки обоев на стенах, с потолка свисала почерневшая дранка, паркет на полу разбит и разбросан.
– Вот, – вздохнул Бойцов. – Тут он жил в то время, когда у него был этот шкаф и откуда он его продал музею… за гроши, кстати.
– Задорого они бы не купили, – вставил Вадим. – Задорого они нам его сбагрили.
– Не покупали бы, – хрустя паркетом, Бойцов прошелся по комнате, осматривая стены, выглянув в окно.
– Да это все мать. Втемяшилось ей.
– Скажите, – Бойцов повернулся к мастеру, стоявшему в дверном проеме, – а в доме были какие-то вещи, мебель, когда вы приступили к демонтажу?
– Откуда же я знаю, – пожал плечами мужчина. – Дома расселили еще до того, как мы приступили к демонтажу. Они были пустыми, в них кто только не лазил. И трубы спиливали, и батареи поснимали. Вон, ни окон, ни дверей. А когда нам передали, то мы огородили территорию и стали сносить. А что там внутри?
– Интересно, – не слушая их, сказал Вадим. – А я и забыл, что в таких домах перекрытия деревянные. Представляете, сколько лет этим доскам? Дореволюционные еще. Вон паркет сняли, но паркет явно современный, а доски кто-то ковырять пытался. Сухие, наверное, как порох.
Голубев облегченно вздохнул, когда мастер рассказал, что полиция приходила неизвестно зачем и ничего особенного не спрашивала и никуда не лезла.
– Ну, что-то им все же надо было? Чего же они приходили?
– Я не знаю, может… – Мастер помялся. – Чины небольшие, может, хотели чем-то поживиться. Знаешь же, как на дачах те, кто победнее, делают теплицы из оконных рам, двери с блоками забирают из старых домов, трубы режут на столбы. Кто их знает. А может, какую лепнину под потолком или на печках ищут красивую и старинную.
– Значит, надписью они не очень заинтересовались?
– Посмеялись и пошли дальше, – кивнул мастер. – А Жорку я сегодня прибью. Урод, вчера велел сбить штукатурку в том месте, чтобы надпись не маячила.
– Гони его в шею! – зло сплюнул Голубев. – Я сейчас служебку на него накатаю за пьянки и нарушение трудовой дисциплины. И ты напиши. С таким рвением он натворит нам тут дел. И так эта площадка у всех уже тошноту с икотой вызывает. Нам только несчастных случаев не хватает.
Мастер кивнул и ушел. Голубев постоял немного и вернулся в свой прорабский вагончик заниматься отчетами и материалами. Иногда он посматривал в окно, все еще ожидая новых подвохов, новых визитеров. Площадка и ему уже начала казаться какой-то мистической. Лезет же в голову такая чертовщина. Надписи, привидения, проклятья…
А на следующий день в половине девятого утра рабочий Георгий Липатов, будучи в состоянии страшного похмелья, свалился в двухметровую траншею вместе со сломавшимся переходным мостиком. Голубев, услышав крики, прибежал и, растолкав рабочих, увидел, как двое монтажников на руках по траншее несут известного пьяницу Жорку. Тот выл и охал, держась за бок, а из порезов на руке и ноге обильно сочилась кровь.
Через тридцать пять минут приехала «Скорая», констатировав глубокие порезы мягких тканей и возможный перелом ребер. Остальное должен был показать рентген. Злой, как сатана, Голубев еще минут пятнадцать ходил и орал на рабочих по каждому поводу и без повода. Рабочие косились и перешептывались. Чтобы прораб орал без дела, такого еще не было с Голубевым. Потом он все же взял себя в руки и отправился звонить начальству о несчастном случае и последствиях.
Через полтора часа приехала комиссия из отдела охраны труда и службы главного инженера. В тягостном молчании все потянулись к котловану и выходившей в него траншее для трубопровода и кабельных каналов. Сломанный мосток рабочие подняли наверх в присутствии комиссии и положили на открытой площадке. Инженер из ПТО присел на корточки и постучал брошенным электродом по бруску, на который настилались доски мостка.
– Слушай, Голубев. – Инженер повернулся и посмотрел на прораба подозрительно. – А брус-то подпилен, поэтому он и сломался.
– Как подпилен? – опешил Голубев и присел рядом.
Пропил на две трети толщины направляющего бруса был хорошо виден. Именно по этому пропилу он и треснул, когда на него ступила нога человека.
– Что за хрень творится на этой площадке? – вдруг взорвался начальник отдела охраны труда, наливаясь кровью и тряся двойным подбородком. – Тут когда-нибудь кто-нибудь будет за что-нибудь отвечать? Бардак! Никакого руководства! Прорабы как с луны свалились. Никто ни должностных инструкций не знает, ни за работами не следит, ни за подчиненными! Я этого терпеть больше не намерен… Чтобы еще меня уволили! Голубев, быстро в машину и к главному инженеру со мной. Раздолбайство! Третий несчастный случай за месяц! Вас всех, что ли, под следствие сажать!
Обе двери в кабинет генерала Орлова были распахнуты. Гуров прислушался, осмотрел пустую приемную и глянул на часы на стене. Без пяти минут двенадцать. Все больше в полночь встречаемся, мысленно усмехнулся сыщик. С мрачными силами боремся и сами по ночам совещаемся.
– Что ты там встал? – раздался из кабинета голос Орлова. – Заходи.
– У тебя стены изнутри прозрачные? – усмехнулся Гуров, входя в кабинет.
– У меня слух хороший, – не поворачиваясь, ответил Орлов, стоя лицом к открытому окну. – И память. Мы же договаривались, что ты после одиннадцати придешь.
– Извини, что задержался, – развел руками Гуров. – Все-таки Москва. Пробки.
– Люблю ночной воздух, – неожиданно сказал Орлов. – Хоть и город, мегаполис, бетон, асфальт, камень, а все равно ночью воздух другой. Или это самовнушение, попытка релаксировать.
Гуров промолчал, стоя у стола. Стареет друг. Теряет тему, на ночные запахи тянет.
– Ну, что у тебя там? – Орлов решительно повернулся и бодрым шагом прошел к своему рабочему столу. – Ты садись, садись. Набегался за день, так хоть посиди у генерала в кабинете. Ну?
– Ну что, коллекция предположительно старинная. Конец восемнадцатого века. Стоимость ее ого-го! Если она вся в руках одного человека и если верить описаниям одного грамотного человека, который составлял его больше ста лет назад, то среди драгоценностей Брыкаловой есть очень крупные камни и очень высокохудожественные изделия московских, петербургских, французских и итальянских мастеров восемнадцатого века. Эксперты говорят, что вся коллекция, как ее описали в справочнике, сейчас должна стоить больше десяти миллионов рублей.
– А кто она? Ты мне рассказывал, что актриса?
– Да, изначально эти изделия принадлежали крепостной актрисе Александровой. Потом по наследству перешли к потомкам. Точнее, ко второй жене купца Брыкалова. И уже во время владения Брыкаловой коллекция исчезла.
– Ни хрена у нас крепостные жили, да? – усмехнулся Орлов.
– Ну, из крепостных у нас вышло много толковых людей. Были и предприниматели, и актрисы. Зачастую делами дворян занимались управляющие из крепостных. Честно говоря, это нам в школе преподавали, что крепостное право – это рабство. За убийство крепостного барин мог и на каторгу загреметь, между прочим. Это была своего рода приписка к населенному пункту, к владельцу земли. Да, их продавали, покупали, но…
– Да помню я, помню, – махнул Орлов. – Давай дальше. Значит, у нас по Москве гуляют изделия, предположительно из коллекции купчихи Брыкаловой?
– Предположительно да. Полная уверенность будет только тогда, когда нам в руки попадет хоть одно моло-мальски стоящее изделие. Тогда можно сверить с описанием. А сейчас мнения экспертов даже немного разнятся. Мы же им для опознания не можем ничего предъявить, кроме того, что нам нарисовал агент, который далек от ювелирных дел.
– И что, дело глухо?
– Нет, знаешь, Петр, есть один примечательный момент. Изделия пытаются сбыть очень осторожно. Это факт. Значит, тот, кто этим занимается, понимает его баснословную ценность. Он специалист, а не просто уголовник, который в колониях провел времени больше, чем на воле.
– Может, кто-то из солидных воров?
– Нет. Солидный вор в законе – он со связями. Он потому и на свободе, что у него такие связи, которые даже мы преодолеваем с трудом. Он бы нашел выход за границу в два счета. Он сам бы вышел на иностранных перекупщиков и коллекционеров.
– Тогда кто? – Орлов с интересом посмотрел на Гурова.
– Люди, которые понимают в ювелирном искусстве, вообще в искусстве, но ничего не смыслят в бизнесе и криминальных делах.
– Но ведь с изделиями наши агенты засекли как раз уголовников?
– Да! – кивнул Гуров. – Уголовников, но только мелких. Эти интеллигентные люди не смогли выйти на серьезных людей из криминала. Они их просто не знают. Они где-то как-то связались через каких-то знакомых хоть с кем-то, кто имеет хоть какое-то отношение к уголовному миру. И их наняли. А те сами суются как слепые котята. Им и хочется, и колется. Они давно бы послали своих нанимателей куда подальше и смылись бы с образцами, которые им давали для предъявления потенциальным покупателям.
– Но они знают, – догадался Орлов, – что драгоценностей много, и не хотят терять такой кусок. Они будут крутиться возле этих твоих «интеллигентных» людей, пока или не помогут им продать изделия, или не смогут украсть их все, и потом только скрыться.
– Примерно так, – согласился Гуров. – Поэтому больше внимания я уделяю теперь не уголовному миру, хотя и ему тоже. Могут случайно на наших продавцов выйти и серьезные воры. Больше я теперь занят разбрасыванием сети в среде официальных ювелиров, оценщиков, перекупщиков. Они люди искусства, они не до такой степени криминализованы и мою сеть не сразу заметят. А к ним наши продавцы рано или поздно обратятся.
– Надо взять под самое серьезное наблюдение все легальные и нелегальные каналы вывоза за границу. Сейчас они соваться и рисковать не будут. Но как только нащупают канал, то могут всю группу изделий одним махом «слить».
– Да, подготовил письма за подписью заместителя министра. – Гуров раскрыл папку и выложил перед Орловым несколько бланков министерства с текстом. – Эти по нашим управлениям: транспортникам и другим. Это в таможенный комитет, это погранцам…
– …возможна попытка вывоза крупной партии ювелирных изделий, имеющих историко-культурную ценность… – Орлов надвинул очки и пробежал по тексту. – Хорошо, оставь, я посмотрю и утром передам через приемную с сопроводительным письмом. А что с уголовниками? Как их там? Кусок, Ходуля, Самурай?
– Пока ничем себя не проявляют. Наружку мы за ними не пускали, но понемногу своими людьми обставляем. Не хочется торопиться.
– Это точно, – согласился Орлов. – Только засветимся с заявкой на наружное наблюдение, как сразу с нас начнут требовать «гнать дело». А окажется туфтой, замучаешься отписываться. Нет, правильно, не спеши. Давай пока своими силами. Этот твой Кусок мог вообще найти изделие, вытащить из кармана в трамвае у кого-то.
– Он не карманник, – тут же возразил Гуров.
– Я помню, – поморщился Орлов щепетильности Гурова к мелочам. – Я образно выражаюсь. Установили, кто такой Копыто?
– Пока нет. По базам МВД среди кличек есть несколько человек. Но кто-то сидит, кто-то проживает далеко от Москвы, кто-то уже умер.
– Запросы разослал?
– Еще позавчера. Ответы начали приходить. Пока все уголовники с кличкой Копыто находятся по местам регистрации, в течение последней недели не отлучались и не выезжали. Подтверждения по умершим тоже начали приходить. Там пока все чисто.
– Может, это и не кличка, – задумчиво сказал Орлов.
– Я думал, – вздохнул Гуров. – Фамилия такая существует. Я нашел две, но в Украине. В Москве, ты не поверишь, по адресному не значится. Знаешь, что я думаю, Петр Николаевич. Это не кличка и не фамилия. Фамилия у него имеет корень «копыт» или «копыто». Какой-нибудь Копытин, Копытовский. А уголовники его на свой манер прозвали Копытом. Наивно, но, в принципе, тоже вариант. Я на всякий случай агентуру перенацелил, а проверять всю Москву на предмет возможных вариантов фамилии у нас ни сил, ни времени не хватит.
– Ладно, ты сам не упускай из виду такой вариант. Ну а как у тебя дома, Лев Иванович? Давно я Марию не видел. И ты на премьеры не приглашаешь, да и так не собирались мы давно с тобой, со Станиславом.
– Да нормально все. Маша все успевает. И в театре играть, и с подружками нянчиться.
– Это та, как ее, Виола Палеева. – Орлов засмеялся. – Которая старинный шкаф купила и носится с ним как с писаной торбой.
– Да, только у нее проблемы начались по всем фронтам. Шкаф с дефектом, никто не берется реставрировать, в квартиру вор забрался. Хорошо, что ничего не взял. Не успел. Она же его и вспугнула, а могла и на нож нарваться.
– Ну, у них, творческих, свои причуды. Ладно, давай домой, привет Марии…
Олег Маркин и Сеня Лукин сдружились уже по работе в мебельном цехе. Цех был небольшой, и трудилось в нем всего с десяток постоянных работников, включая и уборщицу тетю Нину. Хозяина цеха Вадима Кузнецова ребята знали, что называется, через вторые руки, и о мебельном деле и не помышляли. Один работал в автосервисе на мелких простых работах, второй подсобником на стройке. И оба случайно попали в цех к Вадику. Потянуло парней на теплое помещение, да и про Вадика Кузнецова говорили, что он парень толковый, сам любит работать руками, не жлоб и дело у него развивается. Оба уже почти год работали на раскрое и сборке сборно-щитовой мебели. Работа несложная. По выкройкам обрезать, рассверлить, вставить закладные. Заказов немного, но и не мало. Мебель простая, но недорогая. Брали и на дачи, и в семьи, что победнее.
Сегодня парни прибежали в цех пораньше и в хорошем настроении. Надо было передвинуть с утра какой-то старинный рыдван, который Вадик приволок из дома. То ли мамаша его купила и по дороге его попортили, то ли ей порченый продали. Короче, Вадик завелся шкаф привести в порядок и привез его в цех. И за сегодня и завтра Олегу с Сенькой надо закончить два выгодных заказа. Не очень сложных, но в каждом заказанном наборе было много различных мелких изделий. Пуфики, тумбочки, кухонные табуреты. И все это должно быть в собранном виде. И подо все нужно место. Олег выпросил у соседа специальные приспособления для перемещения тяжелой мебели по квартире, и теперь они с Сенькой горели желанием сдвинуть «гору», как они шутили, и завтра получить за работу хорошие деньги. Оба заказчика брали мебель за наличку и сразу.