Брюкке и его современники Герман фон Гельмгольц, Эмиль Дюбуа-Реймон и Карл Людвиг изменили саму природу физиологии и вообще медицины, положив начало программе исследований, призванной избавиться от витализма и утвердить современный, аналитический биологический редукционизм. Учение витализма предполагало, что клетками и организмами управляет жизненная сила, не подчиняющаяся физическим и химическим законам, а значит, недоступная для изучения естественнонаучными методами. “Мы с Брюкке торжественно поклялись добиваться признания следующей истины: в организме не действуют никакие силы, кроме обычных физико-химических”, – так Дюбуа-Реймон сформулировал в 1842 году суть убеждений своих единомышленников[28]. Фрейд говорил о Брюкке: “Он оказал на меня большее влияние, чем кто-либо другой за всю мою жизнь”[29].
Поощряемый Брюкке к изучению нервной системы, Фрейд провел одно исследование на сравнительно просто устроенном позвоночном – миноге – и еще одно на сравнительно просто устроенном беспозвоночном – речном раке. Он установил, что клетки нервной системы беспозвоночного и позвоночного принципиально не отличаются друг от друга. Попутно Фрейд сделал открытие (которое независимо от него совершил Сантьяго Рамон-и-Кахаль, осознавший, в отличие от Фрейда, его значение): нервная клетка (нейрон) составляет фундаментальный “строительный блок” и элементарную сигнальную единицу нервной системы. В лекции “Строение элементов нервной системы” (1884) Фрейд подчеркивал, что мозг позвоночных отличается от мозга беспозвоночных не природой нервных клеток, а их числом и характером взаимосвязей. По словам великого исследователя мозга Оливера Сакса, ранние работы Фрейда подтверждают идею Дарвина о консервативности эволюционных преобразований, которые заключаются в созидании все более сложных систем из принципиально одинаковых анатомических “блоков”.
Многообещающее начало открывало перед Фрейдом перспективу карьеры в науке. Но чтобы полностью посвятить себя науке, ему понадобился бы дополнительный источник доходов, а его не было. Брюкке, зная о помолвке Фрейда с Мартой Бернайс, посоветовал оставить лабораторные исследования и заняться врачебной практикой. Фрейд последовал этому совету и три года набирался клинического опыта, работая под началом Мейнерта в отделении психиатрии и других отделениях Венской общей больницы. Фрейд подумывал выбрать специальность невролога и проводил немало времени в больничных палатах, совершенствуясь в диагностике. В тот период Фрейд внес некоторый вклад в изучение нейроанатомии продолговатого мозга (той части нервной системы, где находятся центры дыхания и сердечного ритма) и провел ряд важных клинических исследований таких болезней, как афазии и детский церебральный паралич.
В 1891 году, занимаясь изучением афазий, Фрейд нашел пациентов, не способных распознавать видимые объекты, несмотря на свои нормально развитые глаза, сетчатку и зрительные нервы. Фрейд назвал эту разновидность слепоты агнозией (“незнанием”) и предположил, что она связана с дефектом головного мозга. Кроме того, он провел отдельную серию фармакологических экспериментов с кокаином и пришел к выводу, что это вещество можно использовать как местное обезболивающее, что вскоре и стали делать хирурги-офтальмологи. Мейнерт высоко ценил Фрейда. В автобиографии последний писал: “Однажды Мейнерт… предложил мне окончательно остановиться на анатомии мозга, он обещал отдать мне свой лекционный курс”[30].
Однако в Вене было слишком много неврологов. В поисках близкой к неврологии области медицины, где он мог бы сделать ощутимый вклад в науку, вместе с тем получая достаточный доход, Фрейд заинтересовался нервными расстройствами, особенно истерией, которой в Вене в 80‑х годах XIX века страдали очень многие. Его интерес к истерии также поощрял Йозеф Брейер, один из ведущих венских терапевтов, с которым Фрейд подружился в лаборатории Брюкке. Дружба стала еще более тесной после женитьбы Фрейда (1886), он даже назвал старшую дочь Матильдой в честь жены Брейера[31]. Кроме того, в 1891 году Фрейд посвятил свою первую самостоятельно написанную книгу “Об афазии” Брейеру “в знак дружбы и уважения”.
Брейер (четырнадцатью годами старше Фрейда), также еврей, поступил на медицинский факультет Венского университета в 1859 году. Его учителями стали Рокитанский и Шкода, а также Брюкке. После университета Брейер получил должность научного ассистента на медицинском факультете. Брейер прославился, совершив два открытия мирового значения: он установил, что полукружные каналы внутреннего уха представляют собой орган равновесия и что дыхательные движения управляются рефлекторно через блуждающий нерв (рефлекс Геринга – Брейера). Но на младшего коллегу наибольшее впечатление произвело третье открытие Брейера, благодаря которому и началась вторая фаза развития идей Фрейда. Брейер сделал это открытие, работая с пациенткой, вошедшей в историю под псевдонимом Анна О. Именно этот случай побудил Брейера и Фрейда избрать путь, позволивший им внести фундаментальный вклад в развитие венской медицинской школы. Брейер и Фрейд открыли клиническое значение бессознательных процессов, внутренних конфликтов как одну из возможных причин симптомов психических расстройств и возможность облегчать эти симптомы, доводя неосознанные воспоминания об их скрытой причине до сознания пациента.
Психоанализ, в основу которого легли совместные работы Брейера и Фрейда, получил развитие в собственных трудах Фрейда как динамическая интроспективная психология (а из нее выросла современная когнитивная психология). Впрочем, психоанализ страдал серьезным недостатком: он не был эмпирической дисциплиной, то есть не предполагал экспериментальной проверки идей и выводов. Поэтому не удивительно, что во многом теория Фрейда впоследствии не подтвердилась, а некоторые положения теоретического психоанализа до сих пор остаются непроверенными.
Тем не менее три идеи Фрейда из числа ключевых выдержали проверку временем и легли в основу современной науки о мозге. Согласно первой, наша психическая жизнь, в том числе эмоциональная, состоит преимущественно из бессознательных процессов, а сознанию в любой момент доступна лишь малая доля психики. Согласно второй идее, инстинкты агрессивного и полового поведения, подобно инстинктам питания и утоления жажды, составляют неотъемлемую часть психики и запечатлены в геноме, проявляясь уже на ранних этапах жизни. Согласно третьей идее, нормальная психическая жизнь и расстройства психики образуют непрерывный ряд, и психические расстройства часто представляют собой лишь крайние формы нормальных психических процессов.
Справедливо считается, что Фрейд внес огромный вклад в формирование современных представлений о психике. Несмотря на очевидный недостаток, связанный с отсутствием эмпирических оснований, указанная теория и столетие спустя остается, пожалуй, самым влиятельным и связным комплексом представлений о психической деятельности.
Глава 5 Развитие психологии на нейробиологической основе
Фрейд сначала пытался исследовать психику как биологическое явление, то есть изучать ее как продукт работы головного мозга. Эти исследования начались с сотрудничества с Йозефом Брейером. Фрейд в автобиографии (1924) описывает свое увлечение случаем Анны О.: “[Брейер] несколько раз читал мне отрывки истории болезни, в результате чего у меня сложилось впечатление, что этот случай может дать для понимания неврозов больше всех прежних”[33].
Анну О. в действительности звали Бертой Паппенгейм. В то время ей шел двадцать второй год. Берта отличалась незаурядным умом и впоследствии стала одним из лидеров движения за права женщин в Германии. В 1880 году, когда она впервые пришла на прием к Брейеру, она страдала от сильного кашля, потери чувствительности и частичного паралича левой стороны тела, нарушений речи и слуха, периодических обмороков. Брейер провел обстоятельное неврологическое обследование, но не выявил никаких аномалий. Поэтому он поставил диагноз “истерия”, означающий психическое расстройство, при котором пациент демонстрирует симптомы неврологического заболевания, такого как паралич одной из конечностей или затрудненную речь, не демонстрируя при этом физических признаков болезни.
Брейер был не единственным в Вене врачом, умевшим диагностировать истерию. Необычен был примененный им метод лечения, который вызвал глубочайший интерес молодого Фрейда. По примеру французского невролога Жан-Мартена Шарко, использовавшего в терапевтических целях гипноз, Брейер загипнотизировал Берту, но изменил процедуру, побуждая пациентку рассказывать о себе и своей болезни. Эта комплексная терапия, которую Паппенгейм назвала “лечение разговором”, позволила постепенно избавить девушку от заболевания.
Брейер был не единственным в Вене врачом, умевшим диагностировать истерию. Необычен был примененный им метод лечения, который вызвал глубочайший интерес молодого Фрейда. По примеру французского невролога Жан-Мартена Шарко, использовавшего в терапевтических целях гипноз, Брейер загипнотизировал Берту, но изменил процедуру, побуждая пациентку рассказывать о себе и своей болезни. Эта комплексная терапия, которую Паппенгейм назвала “лечение разговором”, позволила постепенно избавить девушку от заболевания.
Совместно врачу и пациентке удалось выяснить, что наблюдавшиеся у Берты симптомы, например паралич левой стороны тела, связаны с полученной в прошлом психологической травмой. Путем свободных ассоциаций событий и ощущений в состоянии гипноза Анна О. рассказала: когда она ухаживала за больным отцом (незадолго до того умершим от туберкулеза легких), тот нередко клал голову на левую сторону ее тела, теперь парализованную. Фрейд вспоминал:
Когда эта девушка бодрствовала, она, как и другие пациенты, не могла объяснить происхождение своих симптомов и понять, что связывало их с опытом ее жизни. Но под гипнозом это понимание приходило к ней незамедлительно. Оказалось, что все симптомы ее расстройства были вызваны потрясшими ее событиями тех времен, когда она ухаживала за больным отцом. Иными словами, ее симптомы имели смысл и представляли собой остатки воспоминаний о тех эмоционально значимых событиях. Выяснилось, что в большинстве случаев, когда она находилась у постели отца, у нее возникали мысли или порывы, которые ей приходилось подавлять, и на их месте, в качестве их замены, и возникли впоследствии симптомы ее недуга. Но как правило каждый из таких симптомов был не продуктом какой-либо одной из подобных “травматических” сцен, а порождением целой совокупности сходных ситуаций. Когда пациентка вспоминала такого рода ситуации, возникавшие перед ней под гипнозом наподобие галлюцинаций, и доводила их до закономерного итога, свободно выражая свои эмоции (тем самым совершая психические действия, которые она в свое время подавляла), то соответствующий симптом исчезал и больше не возвращался. Посредством этой процедуры Брейеру удалось, после долгих трудов, избавить пациентку от всех симптомов ее заболевания[34].
Пока Брейер не сосредоточил на Берте Паппенгейм свое внимание и немалые способности терапевта, к пациентам, страдавшим истерией, нередко относились как к симулянтам, полагая, что они пытаются привлечь к себе внимание или добиться каких-либо выгод. Кроме того, описывая историю болезни врачу, такие пациенты настаивали, что не имеют ни малейшего представления о происхождении ее симптомов. Даже Фрейд сначала считал, что любой физически здоровый человек, демонстрирующий характерные признаки истерии (паралич, рыдания, эмоциональные всплески), непременно должен представлять, какие события или травмы способствовали их возникновению. Но в итоге Фрейд пришел к заключению:
Если мы будем держаться вывода, что соответствующие психические процессы неизбежно должны иметь место, и если, несмотря на это, мы будем верить пациенту, который их отрицает, – если мы примем во внимание многочисленные признаки того, что пациент, судя по его поведению, действительно ничего о них не знает, – и если, разобравшись в истории жизни пациента, мы найдем психологическую травму, в результате которой было бы уместно ожидать именно таких проявлений чувств, – тогда все указывает на одно объяснение: пациент пребывает в особом психическом состоянии, в котором ассоциативная связь между его впечатлениями и воспоминаниями о них утрачена, и воспоминание может вызывать связанную с ним реакцию посредством соматических явлений, оставаясь при этом неизвестным совокупности других психических процессов, образующих Я, и не давая ей возможности вмешаться и предотвратить эту реакцию. Если вспомнить хорошо известные психологические различия между сном и бодрствованием, то наша гипотеза, возможно, покажется не столь уж странной[35].
Кроме того, случай Берты Паппенгейм помог Фрейду понять, что кредо Рокитанского (чтобы узнать истину, нужно искать глубже) применимо и к психической жизни. Но поскольку новой областью интересов Фрейда стало не устройство мозга, а психические явления, коренящиеся в прошлом пациента, его инструментами сделались не неврологические молотки и иглы, а слова и воспоминания. Как мы убедимся, между умением Фрейда пользоваться речью для зондирования бессознательного и умением художников-модернистов изображать бессознательное было немало общего.
Успешная работа Брейера с Бертой Паппенгейм пробудила у Фрейда интерес к истерии и гипнозу. Осенью 1885 года он отправился в Париж и полгода стажировался у Шарко в больнице Сальпетриер. Еще в начале научной карьеры Шарко описал несколько неврологических расстройств, в том числе боковой амиотрофический склероз и рассеянный склероз. К тому времени, когда в Париж приехал Фрейд, Шарко уже интересовался не столько чистой неврологией, сколько проблемой истерии. Шарко сделал больше, чем кто-либо, чтобы заставить врачей относиться к гипнозу не как к шарлатанству, а как к методу, обладающему немалой диагностической и терапевтической ценностью. Шарко был не только внимательным ученым и умелым врачом, но и оратором. Он еженедельно демонстрировал возможности гипноза, проводя эффектные публичные сеансы, в ходе которых в интересах научной достоверности велась фотосъемка.
Шарко установил, что у пациентов, страдающих истерией, под гипнозом могут пропадать симптомы их расстройства, а у здоровых людей, напротив, проявляться. Кроме того, во время сеансов гипноза Шарко велел и пациентам-истерикам, и здоровым испытуемым выполнять некоторые задания или испытывать определенные эмоции. После того, как испытуемых выводили из гипнотического состояния, они выполняли соответствующие задания и испытывали соответствующие эмоции, хотя и не могли объяснить почему. Яркое свидетельство того, что поведение может определяться бессознательными мотивами, укрепило Фрейда в сложившемся в ходе бесед с Брейером убеждении в “возможности мощных духовных процессов, которые все еще оставались скрытыми от сознания человека”[36].
Благодаря Шарко Фрейд узнал, что под гипнозом человек может припоминать и испытывать тяжелые эмоциональные страдания, которые полностью забываются после выхода из гипноза, будто сознательные компоненты личности вообще не принимали в них участия. Фрейд сделал вывод, что симптомы истерии представляют собой проявления эмоций, вызывающих страдания настолько сильные, что пациент не может им противостоять и свободно их проявлять ни в форме эмоциональной разрядки (плач, смех), ни в форме двигательной активности, ни в форме нормальных социальных взаимодействий. Демонстрации Шарко и наблюдения, сделанные совместно с Брейером, привели Фрейда к открытию вытеснения, одному из краеугольных камней будущей теории психоанализа. Вытеснение – это защитная реакция психики, отказывающейся признавать неприемлемые по той или иной причине эмоции, желания или образ действия. Поиски способов преодоления вытеснения привели Фрейда к методу свободных ассоциаций.
После стажировки в Париже Фрейд попросил Брейера обучить его методу терапии, с помощью которого тот помог Берте Паппенгейм. Тогда же Фрейд начал собственную врачебную практику. Большинство пациентов были евреями и иммигрантами, которых направлял Брейер (помогавший и в финансовом отношении). Фрейд применил терапию Брейера к пациентам, страдавшим истерией, и во всех случаях подтвердил выводы Брейера. После этого он предложил Брейеру подготовить по этим материалам совместную работу.
Статья Фрейда и Брейера, посвященная лечению пациентов, демонстрирующих симптомы истерии, была опубликована в 1893 году, а в 1895 году вышла написанная ими в соавторстве книга “Исследования истерии”. Фрейд описал истории болезни четырех пациентов, Брейер – еще одну (Анны О.), а также подготовил обсуждение результатов. Но у соавторов возникли разногласия относительно природы опыта, который старались припомнить пациенты-истерики. Фрейд пришел к выводу:
Теперь… я убеждался, что для явлений невроза существенны не всякие аффективные возбуждения, сплошь и рядом они сексуальной природы, это либо актуальные сексуальные конфликты, либо последствия ранних сексуальных переживаний… Моя поразительная находка привела меня теперь к следующему важному шагу. Я вышел за рамки истерии и начал исследовать сексуальную жизнь так называемых неврастеников, во множестве приходивших ко мне на прием. Этот эксперимент… привел меня к выводам… что у всех этих больных имелись тяжелые искажения сексуальной функции[37].