– Ты врач, ты и помоги. – Хозяин пошло усмехнулся.
Володя остановил машину, потому что сцена на пустынной вьюжной улице ему не понравилась. Верочку он узнал лишь позже, в машине, вспомнил рассказ знакомого, понял, что попал в историю, но было уже поздно. К тому же за свои слова о помощи следовало нести ответственность, и он смирился.
Утром Верочка проснулась в чужой незнакомой квартире одна. Умывшись и одевшись, она застелила тахту, благо начиналось воскресенье и не надо было бежать в школу, бездумно включила телевизор и начала неторопливо осматривать квартиру. Хоть и совсем молодая, но женщина, Верочка почувствовала: здесь обитает мужчина одинокий и, судя по всему, аккуратный и трезвый. О хозяине Верочка могла вспомнить лишь то, что руки у него сильные и ловкие. В холодильнике она обнаружила три яйца, кефир, полбутылки водки, пачку маргарина и плавленый сырок. Водка в холодильнике и отсутствие пустых бутылок, чистота на кухне сказали Верочке о многом. «Выйду за него замуж, – решила девушка. – Трезвый, аккуратный, квартира, машина. Решено, выхожу замуж».
Верочка поджарила яичницу, позавтракала с аппетитом, решила осмотреть квартиру более внимательно: все-таки какое-то время придется пожить. Задерживаться в Кургане она не собиралась, но аттестат необходим, получить его – и в Москву, поступить во ВГИК, начать сниматься в массовках. Она почему-то убеждена, что массовки снимают обязательно ночью. Война! Пожар! Мечутся люди, Верочка в горящем ватнике куда-то бежит, и неожиданно голос: «Стоп! Стоп! Девушка, смотрите в камеру, нам необходимо видеть ваши глаза!»
Она не наивна: конечно, начать придется с массовки, придется ждать и терпеть. Днем – занятия в институте, ночью – съемки, она будет засыпать на лекциях от усталости, но в конце концов…
«Шторы я сразу заменю – не дом, а казарма». Верочка придирчиво оглядела комнату, села за стол и увидела записку, лежавшую в центре, на самом виду. «Уходя, проверьте, хорошо ли захлопнули дверь». Ни тебе обращения, ни тебе подписи. Рыцарь называется. Ключ не оставил, а дверь захлопните. Обидевшись, она легла на тахту и отвернулась к стене. «Так и буду лежать, никуда не пойду, там холодно. Можно, конечно, позвонить, прибегут, это они к ночи наглеют, а днем очень даже вежливые. Этот хорош… Захлопните дверь… проверьте… Я за него замуж собираюсь. Нет, аттестат – и в Москву, тут пропадешь…»
Когда Верочка проснулась, за окном темнело, на кухне горел свет, и кособокий желтый квадрат углом ложился на пороге, видимо, дверь закрыли плотно. Она встала, одернула юбку, поправила волосы и решительно пошла в кухню.
– Здравствуйте! Володя, – представился хозяин. – Я знаю, Вера: вы учитесь в десятом классе и решили стать кинозвездой. Здорово, но неоригинально.
Насмешливыми словами Володя пытался прикрыть свою растерянность. Уехав на работу рано и провозившись полдня в институте, он, признаться, почти забыл о девушке в своей квартире. Обнаружив девушку на тахте спящей, а вместо яиц в холодильнике скорлупу на столе, Володя разозлился и несколько растерялся. Он варил кашу и настраивал себя воинственно. Когда Вера вошла и взглянула на него наивными заспанными глазами, жизненный опыт двадцативосьмилетнего, подающего надежды кандидата медицинских наук сплоховал, не подал сигнала SOS.
– Я голодная, чего вы готовите? – непосредственно поинтересовалась Вера.
– Когда удается достать яйца, я их съедаю по штуке в день. – Володя считал себя мужиком умудренным и ничего не боялся. – Варю я кашу. Умойтесь, достаньте тарелки, сейчас будем обедать или ужинать, это уж как вам угодно.
– Сколько вам лет? – Вера, обжигаясь, глотала кашу и морщилась.
– Скоро тридцать. – Володя попытался говорить чуть насмешливо, но уважительно, как говорит взрослый интеллигентный человек с ребенком. – Пора на пенсию.
– Почему не женаты или успели развестись? Мужики сейчас шустрые, им в загс, что на базар: купил, съел, снова купил. Это мы потом всю жизнь расхлебываемся.
– Оно конечно, – попытался подстроиться под тон кандидат, – бабья доля куда как серьезнее.
– Издеваетесь. – Вера облизала ложку. – Разузнали про мои девичьи мечты, теперь за мои неловкие слова цепляетесь и издеваетесь. Весьма похвально, – ловко впихнула она слова старого преподавателя литературы, который любил их повторять, распекая за невыученный урок.
– Я не издеваюсь. – Володя уже забыл о своих воинственных намерениях и превратился в обороняющегося.
– Сильный всегда прав, я вас не осуждаю. Вы знаете: мне деваться некуда, вы меня согрели, накормили, смотритесь весьма благородно.
– Вера, я не думаю над вами издеваться, давайте поговорим серьезно. – Володя воровато взглянул на часы.
– Мне не до шуток, я говорю вполне серьезно. – Вера пожала плечами. – Выспалась, поела, пора и честь знать.
– Я вас не гоню. – Глупее Володя придумать не сумел.
Вера вспорхнула, чмокнула его в щеку:
– Ты молодец! Я сразу, еще вчера, поняла, что ты настоящий мужчина. – Вера прошедший вечер практически не помнила, но свято верила, что говорит правду.
Володя встал, одернул рубашку. Вера оглядела его исподволь, однако внимательно и решила, что «настоящий мужчина» мог бы быть и повыше ростом.
– Я человек тихий, мешать тебе не буду, школу окончу, аттестат получу и освобожу помещение.
Молодой, подающий надежды кандидат наук перестал теребить рубашку, пригладил негустые волосы, откашлялся; он подбирал слова для ответной речи, но затратил на это слишком много времени.
– Иди сюда! – Верочка побежала в комнату. – Стол мы переставим сюда, шторы заменим, книги – это хорошо…
– Стоп! – крикнул Володя и сам устыдился визгливого голоса. – Спокойно, давай по порядку. Ты собираешься жить здесь? А меня ты спросила? Помолчи. А может, у меня жена или невеста?
– Какая жена? – презрительно перебила Вера. – Зачем врать-то? Выгоняешь, так и скажи. Выматывайся, девочка, на улицу, и нет мне до тебя дела. Душевные и благородные люди по экранам табунами расхаживают, а жизнь – штука жестокая…
– Замолчи! Сейчас же замолчи!
– Не запряг, а уже погоняешь! Ты сначала женись, потом кричи.
– Как женись? – Володя опустился на тахту. – На тебе?
– А на ком? – Вера подбоченилась, смотрела снисходительно. – Поселил у себя девушку, а ответственности никакой? Ты как людям объяснишь? Да тебя люди с потрохами съедят…
– Это точно, съедят, – согласился Володя.
Расписались сразу после Нового года, свадьбу не устраивали. Володя составлял списки приглашенных, совсем запутался и бумажки порвал. Вера, не желая видеть и показывать свою родню, мужа поддержала:
– Чего пьянку устраивать, лучше стенку купим…
Женившись, Володя неожиданно для себя оказался человеком с характером. Никакой стенки он покупать не стал, мебель переставлять не разрешил и для начала перевел Веру в вечернюю школу. Не поленился – дело требовало, – обошел ее бывших преподавателей. Слушал он всех внимательно, кивал, снова слушал и снова кивал, поглядывал вокруг с любопытством, пришел на педагогический совет без приглашения и сказал:
– Большое спасибо, постараюсь советы ваши учесть. Мне все понятно, кроме одного. Вас так много и вы все такие хорошие, а Вера одна и такая плохая.
Справедливый гнев готов был выйти из берегов, но Володя поклонился, прикрыл за собой дверь. Дома он долго молчал. Вера, знавшая о его визите в школу, ходила по квартире, как тень, понимая, что Володя принимает решение. Ей показалось, что в этот вечер муж стал выше ростом и раздался в плечах.
– Давай сюда все учебники и тетрадки и ложись спать, а я посижу на кухне, – сказал он.
Когда утром она проснулась, Володя все еще сидел за столом, на щеках у мужа проступила рыжеватая щетина, под глазами залегли тени.
– Теперь я более или менее в курсе. – Володя поднялся, выпрямил затекшую спину. – Я составил для тебя распорядок дня. Отправляйся в магазин, купи тетрадки, учебники оберни, приведи себя в порядок.
Вера буквально обомлела, ничего не ответила, выполнила все беспрекословно, Володя взял в институте отпуск и начал заниматься с женой. Они просиживали за учебниками до поздней ночи – медовый месяц удался на славу. Володя нанес официальный визит Вериным родителям; там, как и в школе, молча слушал, прощаясь, сказал:
– Я рад, что вы считаете себя абсолютно правыми. Это освобождает вас от ненужных угрызений совести, а меня – от посещений вашего дома.
Вере, хотя она и не переставала жаловаться на занудство мужа, новая жизнь нравилась. Так как он категорически запретил ей краситься и косметику выкинул в помойку, Вера перестала привлекать к себе внимание. В новой школе смотрели на нее проще, без издевки, когда она, стоя у доски, поначалу лепетала беспомощно. Со временем Вера начала вразумительно отвечать, и в отношении к ней преподавателей и учащихся появились признаки уважения.
Вере нравилось, что она теперь не какая-нибудь вертихвостка, а замужняя дама, на переменах не пишет записочки, не шушукается с подружками, кто кому понравился или разонравился, а обсуждает с молодыми женщинами способ приготовления борща. Несмотря на все Верочкины мольбы и даже угрозы, муж ни разу не подвез ее и не заехал за ней на машине. Она чуть не плакала от обиды, но и это «чудачество» Володи обернулось стороной положительной. Машина у мужа Азерниковой есть, данный факт известен и сомнений не вызывал, а она толкается в автобусе. К тщеславию юной соученицы ее более взрослые товарищи отнеслись снисходительно, признали, что Вера – человек порядочный и ведет себя скромно.
Аттестат она получила без блеска, однако легко. Преподаватели на экзаменах не придирались, больше говорили о перспективах на будущее. На выпускной бал Верочка пришла с мужем; у многих женщин мужа не было, а у Азерниковой – кандидат наук, скромный и непьющий.
Отгремела музыка, аттестат и белое платье спрятались в шкаф, Верочка затосковала. Муж притащил в дом несметное количество медицинских книжек, размахивая руками, говорил о самой нужной и гуманной профессии в мире. Вера видела себя то беременной, переваливающейся по-утиному, с тяжелыми авоськами в руках, то в белом халате, пропахшей лекарствами, с коротко остриженными ногтями, усталой и затурканной.
Володя уехал на конференцию, Верочка собрала вещички и уехала в Москву. На столе она оставила записку: «Пойми и прости. Твоя В.»
Москва приняла Верочку нормально, как море одинокую каплю дождя, продолжая катить свои волны. Метро всасывало в свое гигантское нутро потоки человеческих тел. Верочка не успела опомниться, как эскалатор стащил ее в мраморный зал, окружающие подхватили и внесли в вагон только что подошедшего поезда, двери мгновенно захлопнулись, мраморные колонны мелькнули и исчезли…
– Следующая станция…
У Верочки в Москве жила подруга, которая закончила в Кургане школу два года назад, поступила в университет и жила у своей тетки. Бумажка с адресом в кармане кофточки, кофточка покоилась в чемодане, который, отрывая руку, плотно прижимался к коленке. Вера покосилась на облепивших ее людей, вспомнила, как в детстве забавлялась с ребятами в «сок давить». Смысл игры она забыла, но сдавливали в детстве друг дружку не так сильно и не смотрели со злостью, а смеялись…
И все-таки Верочка доехала до нужной станции, нашла улицу, дом и квартиру и, самое невероятное, застала подругу дома. Надя, так звали подругу, усадила ее на тахту и разглядывала с любопытством. Несколько раз она порывалась что-то сказать, только вздыхала, потом позвонила по телефону и сказала:
– Беда, старик, приезжай! – и положила трубку. – Иди мойся, я соображу поесть.
Верочке было абсолютно все равно, что делать, главное – не выходить на улицу, не спускаться в метро, не садиться в автобус, не пытаться получить ответ у глухих, очумевших в безостановочной гонке москвичей. Вера не знала, что через Москву ежесуточно проезжает миллион человек, и она пыталась добиться ответа у людей, которые сами не знали, где пересадка, где выход и куда они сейчас едут.
Когда Верочка сполоснулась под душем, переоделась и что-то жевала, прибыл «старик», парень лет двадцати пяти, которого звали Володя. Имя это не вызвало у Верочки никаких ассоциаций: муж, в существовании которого она уже сомневалась, остался в другом мире. Володя, коренной москвич, прожил в этом асфальтовом мире порядочно, закончил факультет журналистики и кое-что уже повидал. Взглянув на гостью, он кивнул, сделал себе бутерброд, плюхнулся в кресло и сказал:
– Ты из Кургана, и тебя зовут Вера. Д'Артаньян прибыл завоевывать Париж, имея в кармане пятнадцать экю. Рекомендательное письмо ты не потеряла, у тебя его не было. Позвонить, посоветоваться ты не догадалась или не пожелала. Начало многообещающее. – Он дожевал и аккуратно вытер руки о джинсы.
Надя смотрела на Володю, как и полагается смотреть на бога.
– Я у вас ничего не прошу, – заявила Верочка, хотела встать, но передумала.
Этот парень в белесых джинсах и облезлом кожаном пиджаке смотрел на нее не только без восхищения, но и с нескрываемой издевкой. Он на слова Верочки не среагировал, даже не улыбнулся – поднял глаза к потолку и продолжал:
– Рубикон перейден, Карфаген должен быть разрушен. На немедленные съемки у Рязанова, Михалкова или Климова ты не претендуешь, согласна на первых порах учиться в мастерской Герасимова и зарабатывать на хлеб на массовках. Сценарий верен? – Володя вдруг погрустнел, посмотрел на Надю, спросил: – И что я сделал тебе плохого?
Пока нахал щеголял незнакомыми словами и фамилиями, Верочка лишь презрительно кривила пухлые губки, а вот упоминание о массовках кольнуло больно.
– Что же делать? Думай, старик. – Надя старалась на землячку не смотреть. – Я тоже из Кургана, меня не съели. В конце концов во ВГИК поступают не только твои москвичи.
Володя и на слова Нади не реагировал.
– Ко всему прочему она еще хорошенькая и сексапильная, – изрек он с таким видом, будто обнаружил, что гостья горбата и кривонога.
– Ну и что! Бывает и хуже! – не сдавалась Надя, решившая защищать Верочку до последнего.
Они разговаривали интересно, не слушая друг друга, каждый о своем и так, словно Верочка при этом не присутствует.
– А может, она поживет недельку и вернется? Мы ей Третьяковку покажем, сводим в кафе-мороженое. Нет? – В голосе Володи звучала тоска безысходная. – Пока тетка на даче, она здесь может пожить, а потом? Сейчас у нее есть двести рублей, она их промотает за месяц, дальше что?
«Наглец. И откуда он знает, что у меня двести рублей? – подумала Верочка. – И чего они говорят обо мне, как о приблудившемся пуделе? Держать негде, кормить нечем и выгнать на улицу жалко».
– Ты ее устроишь на работу, она начнет готовиться в какой-нибудь тихий институт! – Наде надоело раболепствовать, она топнула. – Вытащи свои мозги из банки с огурцами, думай!
– Ладно, буду думать, – смирился Володя. – Переодень ее в потребное, акварель с мордашки пусть смоет, деньги все отбери, давай рупь в день. У тебя есть пачка пельменей, я жрать хочу.
Надя удалилась на кухню с видом победительницы, подмигнула Верочке: мол, знай наших.
– Почему вы такой грубый? – Верочка встала и прошла к окну, покачивая бедрами, как порой делают женщины, у которых эти бедра есть.
– Я реалист. – Володя взглянул на походку Верочки, фыркнул: – Ласковых ребят с бархатными голосами ты скоро будешь иметь в достатке. Уверен!
– Я не девочка, а серьезная замужняя женщина – могу показать паспорт.
– Пустяки, тебе поверят на слово. Слушай. Поступить тебе во ВГИК – нуль шансов. Не потому, что ты из Хацепетовки, а потому… Увидишь. В массовках ты сниматься не будешь, труд это тяжелый, тебе такое не по зубам. Ты видела световую рекламу? Огромные буквы по крышам бегают?
– Ты думаешь, я совсем дикая? – возмутилась Вера.
– Такими буквами у тебя на лбу написано, что ты из Хацепетовки…
– Я из Кургана. Крупный областной центр, с институтом…
– Знаю. Илизаров. Продолжаю. Приехала в Москву и собираешься поступить в ГИТИС или во ВГИК. Данный факт твоей биографии может установить каждый желающий, стоя на противоположной стороне улицы. Ты знаешь, с кем в первую очередь познакомишься?
– С милиционером.
– К сожалению, нет. Ты познакомишься с кинорежиссером.
– Кушать подано, жрать идите! – крикнула из кухни Надя.
– Шутите. – Верочка улыбнулась.
– Абсолютно серьезно, предупреждай не предупреждай, познакомишься…
Володя уничтожил пельмени, сказал, что к вечеру вернется.
Целый день Верочка с Надей протрепались, за два года много воды утекло, девушкам было что друг другу рассказать. Надя говорила о своем Володе, даже в его присутствии, с благоговением. Верочка о муже сказала, что существует, и переключилась на общих знакомых. Она не считала, точнее, не отдавала себе отчета, что совершила преступление. Может быть, в восемнадцать лет память, как и жизнь, короткая? Она не задумывалась, что, не окажись на ее пути этого невысокого и неплечистого парня, не было бы сейчас у нее аттестата, не видела бы она перспективы, Москвы, которые сейчас манили и соблазняли. Человек потерял силы и время, часть души и любовь. Верочка не была злой, она не предавала, просто не думала. Но если в начале пути лежит предательство и преступление, то наивно надеяться, что этот путь приведет к счастью.
Володя, как и обещал, вернулся вечером. Он притащил чемодан и выложил перед Верочкой гору книг.
– У тебя, Мерилин Монро из Кургана, есть три недели – дерзай. Если ты хотя бы прочтешь, обещаю взять за ручку и отвезти в институт кинематографии.
Верочка смотрела на книги с опаской, открыла одну, увидела мелкий шрифт и отодвинула.