Тереза понравилась этому мужчине, и он попросил ее приходить каждый день — у него неделя. Это была большая удача, Тереза еще не осознавала, насколько большая. Возможно, дело не только в удаче. Тереза поняла, что она красива, когда посмотрела в высокое зеркало в комнате. Красива и хороша в постели. И этот мужчина не был ей неприятен. Не то что солдаты.
В конце недели, проведенной с немцем, Тереза за один раз принесла матери больше денег, чем когда-либо раньше. Но она отдала не все — девушку больше и больше беспокоила опасность того, что она носит под грудями пачки денег, привязанные лентой. Банки — не для таких, как она. У нее еще не было даже удостоверения личности, и она понимала, что, если ее схватят полицейские, начнутся серьезные проблемы. Тереза целый день простояла в очереди и получила удостоверение — кусок бумаги, на котором написано, что она Тереза Альвес. Она была разочарована: удостоверение не соответствовало ее представлению о себе. И не решало проблему с деньгами. Один лавочник хранил деньги клиентов за определенную плату, но Тереза ему не доверяла. Но все же пришлось, и она отдала ему половину своих денег.
Целую неделю Тереза не ходила к столикам у первого отеля, и прежде чем пойти, купила новое платье, зеленое, и впервые в жизни сходила к настоящему парикмахеру. Она была гораздо симпатичнее других женщин за столиками и сразу же подцепила нового клиента, грека. Около пары месяцев дела возле отеля шли хорошо. Семья была накормлена. Сбережения росли. Тереза размышляла, как бы перестать заниматься проституцией. Она меньше боялась заразиться, чем когда работала с солдатами, но все равно нервничала, хотя сходила к врачу, и тот сказал, что Тереза здорова — пока.
У шлюх много расходов. Тереза понимала, что ее траты по работе — одежда, дорогие напитки, косметика, парикмахер, плата горничной в отеле, чтобы та прятала ее хорошую одежду — выливаются в такую сумму, которую отец заработал за годы бедной фермерской жизни.
Был и еще один счастливый случай: Тереза знала, что удачлива. Один из клиентов, американец, работавший в театре, просил ее рассказывать о местных обычаях и нравах, брал ее с собой в путешествия, чтобы присмотреться к местности для съемок, просил переводить какие-то простые вещи — к этому времени Тереза выучила кое-что по-английски, не много, но достаточно, чтобы произвести впечатление, будто она знает гораздо больше. Так она стала известной в мире телевидения, кино, театра, и ей предложили работу. Тереза прекратила заниматься проституцией, хотя стала зарабатывать меньше денег, но при большем уважении. Каждые несколько дней Тереза возвращалась в фавелу; она сняла дешевую комнатку в Рио: наконец появилось место, где можно хранить деньги и одежду. Мать с горечью сказала, что скоро неблагодарная дочь уйдет, оставит их всех голодать. Но Тереза никогда бы так не сделала, и мать это знала. Они обе понимали, что мать злится потому, что ей стыдно. Тереза рассказала, что у нее хорошая работа, но родители не поверили, хотя сделали вид, чтобы спасти ее репутацию — а также свою, будто они существуют не на заработок шлюхи.
Их семья жила лучше, чем многие в фавеле. Отец построил маленький кирпичный домик с железной крышей, по которой стучал и гремел дождь. Две комнаты, в которых жили не шестеро, а трое: мать, отец и больная девочка. Двое мальчишек, один из которых родился после Терезы, ему было четырнадцать лет, и еще один, двенадцатилетний, вступили в банды пацанов, которые шатались по улицам, воровали, хватая, что попадется под руку. Если они и возвращались домой, то лишь затем, чтобы потребовать денег, а потом снова уйти. Когда Тереза видела группу уличных мальчишек, она пыталась разглядеть своих братьев, видела, как они пробегают мимо или ходят по тротуарам с пустыми глазами. Наркотики. Они их употребляли и продавали. Тереза ругалась на братьев, хотя знала, что стоит бояться этих крутых и жестоких уличных ребят, способных убить за горсть реалов. Но она помогала их растить, еще недавно их кормила, поэтому ощущала, что у нее есть право ругаться. Она давала им деньги. Потом приходилось следить, не ошивается ли поблизости какая-нибудь шайка, потому что потребовать денег могли не только братья.
Два года назад Алекс нанял Терезу, когда работал над пьесой, и они стали любовниками. С самого начала она была уверена, что делает ему одолжение, и не хотела, чтобы он считал это дополнением к ее трудовым обязанностям. Но Алекс особо не возражал, если вообще замечал это. Тереза ему нравилась, Алекс мог на нее положиться, он даже не догадывался о тех грязных дорогах, по которым она прошла, сначала, буквально, из далекой вырождающейся деревни, а потом, используя свое тело, как средство избежать нищеты. Он воспринимал все непосредственно, в Рио была очаровательная Тереза, и она определенно не лучше, чем он заслуживает. Алекс привык к хорошей жизни и либерально относился к деньгам.
— Я даю деньги матери, — рассказала Тереза, и он хорошо ей платил — больше, чем если бы матери не было.
Когда Тереза решалась подумать о своем положении, она впадала в панику. От нее полностью зависела мать, отец и больной ребенок. Девушка строила планы, как спасти братьев. Проблема в том, что комната в квартире неизвестной певицы, которая ее сдавала, чтобы прокормиться, была совсем крошечной, и Тереза не могла пригласить туда братьев. А если зарабатывать больше и снять что-нибудь попросторнее? — но она не была готова вернуться к проституции. Ответственность тяжелым грузом лежала на плечах. Ей было семнадцать, хотя она делала вид, что двадцать два, так же как притворялась, что знает английский лучше, чем на самом деле. Тереза часто вспоминала о своей деревне, хотя они жили бедно и трудно: по крайней мере, о ней заботились. Терезе очень хотелось, чтобы кто-нибудь защитил ее от опасностей окружающего мира. Ей были нужны сильные материнские руки, девушка это понимала.
Так вот Тереза сидела, подперев голову рукой, и размышляла о том, как она была ребенком, бегала в пыли, не имея понятия, что скоро ей придется нести этот груз, с ней рядом за столом горевал Бен:
— Хочу домой. — Иногда Тереза обнимала его:
— Бедняга Бен, — или: — Ты молодец, Бен. — Произнося эти слова, она себе напоминала, что этому бородатому мужчине по паспорту тридцать пять лет, хоть он и говорит, что восемнадцать. Люди относятся к нему так, словно он моложе, да и ведет он себя, как послушный ребенок, думала девушка. Люди ведут себя так, как к ним относишься. Тереза изменилась по отношению к Бену — просила его, как взрослого, делать для нее всякие мелочи, бутерброд или кофе; ей казалось, что благодаря этому она заметила в нем перемену.
Бен не всегда сидел с ней. Дверь между его комнатой и гостиной обычно оставалась открытой, так что Тереза знала, чем Бен занимается. Обычно он лежал у себя на кровати или сидел, примеряя темные очки. После обеда его комнату заливало светом, и порой складывалось впечатление, что Бен находится в трепещущем водоеме. Ему казалось, что яркие лучи и иглы стараются залезть в глаза, наполнить голову блеском. Он примерял очки, пару за парой, и всегда останавливался на самых темных: Ричард купил ему еще две пары. Потом Бен пытался обходиться без очков, пока белый дневной жар полз по стене, рисуя блестящие узоры.
— Почему у меня глаза не такие? — яростно вопрошал он, адресуя вопрос чему-то, что можно назвать Судьбой, Роком. Бен вспоминал слова старушки и Терезы: «Бедняжка Бен», и в нем поднимались болезненные эмоции. Ну почему, почему, почему он так на них не похож?
Тем временем Алекс и Пауло находились далеко на холмах — они добрались туда на крошечном самолетике из города, до которого раз в день тоже летал самолет. Они хотели поехать на машине осмотреть холмы, но шел такой сильный дождь, что дороги размыло. Остановились в маленьком отеле или даже постоялом дворе — Пауло запомнил его с предыдущей разведки местности, когда туда ездил какой-то исследователь, антрополог или геолог. Там было четыре комнаты, темная веранда вокруг, на ней киношники работали над сценарием. Они много бродили по холмам, думая о Бене, — о Бене и его народце. Проблема в том, что Алекс все время мысленно возвращался к тому видению, которое посетило его в отеле Ниццы, пока оно было свежо в воображении, но сейчас он все чаще видел Бена таким, какой он есть — несчастное озлобленное создание, — к тому же они с Пауло подозревали, что Бен болен. Из-за Бена Алекс чувствовал себя виноватым, порой даже раскаивался в том, что привез его в Бразилию, вообще во всей задумке. Ничего не получалось. Когда все складывается, когда все идет хорошо, это происходит так: есть толчок, после которого все сходится и стыкуется, люди, события, даже случайно попавшаяся статья в журнале или книга помогают делу, и благодаря таким случайностям становится понятно, что ты в правильном потоке. Но этот проект, этот фильм скрипел и трещал по швам. Сколько раз они придумывали новый сценарий, какое-то время считали его подходящим, а потом начинали сомневаться и понимали, что это не так? Алекс к тому времени осознал, что раньше одного присутствия Бена было достаточно, чтобы дело двигалось вперед. Самого Бена. Но теперь творческое воображение тормозилось и останавливалось, стоило лишь вспомнить это его «тук-тук, бум-бум» головой по стене. Мужчины шутили, что это похоже на стук в руднике: им были слышны звуки, доносившиеся из небольшой шахты рядом с гостиницей. С помощью шутки режиссеры пытались вернуть Бена в реальный мир, надеясь, что так они смогут что-нибудь придумать.
Они не только много бродили по холмам и небольшим горам, но еще и посетили племя индейцев, и там родилась идея — сначала подспудно, а потом она стала явной: Бена из фильма надо убрать.
На третьем, четырехместном, самолете режиссеры полетели через леса и реки, сели в тропическом лесу, люди там дружелюбием не отличались, зато заинтересовались привезенными вещами… Это Пауло посоветовал. Два маленьких радиоприемника с большим запасом батареек, упакованные в прочные пластиковые пакеты, чтобы защитить от горячего влажного воздуха, консервы, одежда, ножи. Переговоры вел Пауло: он знал несколько слов на местном языке; Алекс молчал, но все старательно разглядывал. Что за лица! Что за тела! Какие красивые люди, ведущие простую жизнь на берегу реки. Именно такие люди в начальной версии сценария вторглись на территорию племени Бена, а потом… но они с Пауло так и не смогли решить, что потом.
Много симпатичных девушек, одна была особенно красива — самое нежное и прекрасное создание, которое Алексу доводилось видеть. Как им сказали, ей было лет четырнадцать, и скоро она должна выйти замуж. Племя было не против принять участие в съемках, но они наложили некоторые ограничения: одно заключалось в том, что никого из подростков нельзя увозить отсюда к соблазнам города — под ним эти люди подразумевали городишко, до которого час лететь на самолете, его киношники с трудом нашли на карте.
Та девушка… Оба мужчины думали о ней; они признались, что она полностью завладела их мыслями. Они вернулись к себе на веранду гостиницы, которую содержала пожилая пара — они каждое утро спрашивали, что гости будут есть, но всегда подавали курицу с рисом и бобами, много специй, и снова курицу. Режиссеры пили пиво, которое охлаждалось в холодильнике, работающем от батареек, потому что подача электричества там была непредсказуема, его часто отключали. Они отбросили все ранние версии сценария и начали работу заново: отправной точкой стало племя и девушка. Неверно говорить, что от типажа Бена совсем отказались. Сначала девушку заставили выйти замуж за дикого человека с холмов, который нашел золото и хотел на него купить жену, в этом человеке оставалось кое-что от Бена, как его понимал Алекс — в основном грубая глупость. Потом ухажер утратил свою грубость, но у него появилось увечье — хромота, а девушка лечила его — можно сказать, сущность Бена свелась к больной ноге. В конце должен был сниматься фильм, который получился достаточно удачным. Девушка стала телезвездой, ее каждый день показывали по телеканалам Рио. Это в своем роде счастливый конец, уж девушка точно так считала, по крайней мере, в начале своей карьеры: с возрастом она утратила эту уверенность.
Между тем Алекс позвонил Терезе — пришлось лететь в другой город, чтобы добраться до работающего телефона. Алекс сказал, что проведет на холмах еще примерно неделю. Жить там очень дешево, и они хотели бы еще раз посмотреть на выбранное племя. Не могла бы Тереза остаться в квартире, присмотреть за Беном и подготовить его к тому, что он не будет сниматься.
Тереза не скрывала своего возмущения. К Бену нельзя так относиться — подобрать и бросить. В то же время она обрадовалась, но скрыла это чувство: Тереза понимала, что Бену будет только хуже от съемок, в смысле, если бы он был способен сниматься. Она холодно обговорила время и условия. Деньги кончались. Ну, сказал Алекс, можно использовать деньги Бена, он потом вернет. А как Бен?
— Он в порядке, — сообщила Тереза, ничего не рассказывая, — она не собиралась ничего рассказывать. — В порядке.
— Отлично, — ответил Алекс.
— Сказать ему, что ты скоро отвезешь его домой?
— Да, да, я говорил ему, что отвезу. Но я подумал, Тереза. Если ему нравится в Рио, он может остаться. Что скажешь?
— Он хочет домой, — ответила Тереза со слезами в голосе.
— Ладно, ладно, хорошо. Скажи ему, что мы скоро вернемся.
Тереза рассказала Бену, что снимать в кино его не будут, потому что знала, что его это обрадует, но не сказала, что Алекс скоро вернется, так как понимала, что Бен его боится.
Прошло две недели, пошла третья. Бытовые заботы. Утром Тереза вышла купить хлеба, сварила себе кофе, налила Бену фруктового сока. Она пыталась заставить его есть побольше, но Бен потерял аппетит, похудел, плохо выглядел. Тереза любила бывать на пляже, но Бен ходить туда не мог, а надолго оставлять его одного было нельзя. Тереза гуляла с Беном, но они ходили не к тому отелю, откуда эта девушка сделала шаг из абсолютной бедности, а к другому. Бен носил темные очки, низко натягивая на глаза панаму, которую ему купила Тереза. Они сидели за столиками часа по два, пили сок, смотрели на людей. Терезе было интересно, как Бен реагирует: иногда казалось, что он весь сжимается, а в бороде появляется белая щель оскала.
— Что случилось, Бен?
— Он плохой, — рассказывал он. — Он делает мне больно.
— Но я же с тобой, Бен.
Она старалась рассмотреть, что в этом с виду безвредном человеке пугало Бена, но ничего не замечала. Могла появиться и довольная полуулыбка, и Тереза видела другого, такого же ничем не угрожающего человека — обычно женщину.
— Бен, надо быть осторожным, когда улыбаешься девушкам.
— Она мне нравится, — иногда говорил он. А однажды: — Кажется, я ей нравлюсь?
После таких экскурсий Тереза чувствовала себя так, будто пережила множество опасностей; она рада была вернуться домой, приготовить бифштекс, чтобы порадовать Бена, и бутерброд для себя. В долгие жаркие часы после обеда они бездельничали, иногда заходили ее друзья, по одному или по двое, но по вечерам было не так, как при Пауло и Алексе; теперь люди приносили бутылочку вина, мясо для жарки или фрукты — это место больше не могло быть гостеприимным рогом изобилия, потому что у Терезы не хватало на это денег, средства же Бена она не хотела тратить больше, чем нужно. А Бен не уходил в свою спальню, он оставался, даже сидел со всеми за столом. Он не принимал участия в беседе, потому что плохо понимал ее смысл, но старался его постичь, как мог, — и это удавалось ему лучше, чем Тереза и остальные могли представить. Гости много смеялись, но зачастую он гадал, что их так забавляет: Бена это скорее пугало. Все чаще Бен вспоминал старуху, ее заботу, доброту; он даже о кошке думал, как о потерянном товарище. Бен знал, что Эллен Биггс умерла, но это не мешало ему думать о ней как о человеке, который бы обрадовался, увидев его в дверях.
Люди, приходившие к Терезе, были не такого высокого ранга, как гости Алекса. Никаких режиссеров и сценаристов, никаких известных актеров и танцоров. Мелкие сошки, имеющие смутное отношение к театру и телевидению, рабочие сцены, девушки по связям с общественностью, переводчик, с которым Тереза подружилась, чтобы получше выучить английский. Гримерша, научившая Терезу всему, что знала сама; а у певца из клуба, куда часто ходили моряки, она научилась играть на гитаре и подхватила несколько песен. Никаких девушек из фавелы, никого, кто мог бы вспомнить, кем Тереза была еще не так давно. Среди гостей была молодая женщина, которую Тереза втайне считала своей удачей. Ее звали Инес, она была из хорошей семьи: ее отец был профессором университета, а сама девушка работала ассистентом в научной лаборатории. Тереза познакомилась с ней во время съемок короткого телефильма о генах и наследственности — о всяком таком: к отцу Инес обратились за информацией. Инес привлекал театр, как он привлекает тех, чья жизнь предопределена с самого рождения. Она считала, что обречена на предсказуемость.
Тереза восхищалась этой умной молодой женщиной, настолько образованной, что ее слова всегда удивляли Терезу возможностями, которых она и представить не могла. А Инес была очарована Терезой. В отличие от Алекса, который никак не отреагировал, когда Тереза рассказала ему, что ей пришлось пройти пешком несколько сотен миль, чтобы попасть в Рио, Инес хорошо понимала, от чего бежала Тереза. Она летала над обезвоженными регионами, где облака пыли стоят так высоко в воздухе, что сквозь них сверху почти не видно высохшей реки и домов, по самые крыши засыпанные песком. Она знала о фавелах. История Терезы вызывала в ней жалость, любопытство и нелегкие угрызения совести. В Рио бедность невозможно не заметить, она всегда рядом, преследует тебя на каждом шагу — это бездомные дети, бродяги, спящие на улицах, похожие на кучи выброшенной старой одежды, они собираются у фонтанов, словно стаи птиц, щебечут и кричат, потом пьют, словно птицы, и постоянно следят, не идут ли полицейские, боясь, что их могут посадить в тюрьму или даже убить.
Когда Инес узнала, что у Терезы в фавеле семья, она спросила, можно ли туда съездить; Инес всегда хотела попасть в фавелу, но боялась, а с Терезой она будет в безопасности. Сначала Тереза отказалась, испугавшись, что умная утонченная подруга начнет ее презирать, но потом согласилась. У нее были свои причины. Тереза велела Инес надеть туфли, которые невозможно испортить, а сама наделы джинсы, белую майку и туфли без каблуков. Женщины доехали на такси до места, откуда виднелась раскинувшаяся на склоне холма фавела, с трудом поднялись до самого верха по грязным дорожкам мимо лачуг и хижин. Отец спал на кровати, сооруженной из пластмассовых реек, привязанных к деревянному каркасу — все это нашли на свалке, — а мать сидела под маленьким навесом из мешков, натянутых на длинные палки, и держала на коленях больную девочку.