Сэм, все еще стоя на возвышении, заметил обоих агентов, сидевших в заднем ряду, и послал им умоляющий взгляд, ясно говоривший «вытащите же меня отсюда!».
Они не отреагировали. Либо остались равнодушны к его печальному положению, либо искренне наслаждались его мучениями, либо притворились, будто не замечают. Он выбрал второй вариант и решил поквитаться.
— Я вижу в этой комнате Алека Бьюкенена, — объявил он. — Может, нам стоит попросить его выйти сюда и сказать несколько слов?
Публика разразилась бешеными аплодисментами. Головы стали поворачиваться одна задругой.
Вид у Алека был совершенно ошарашенный, и Сэм не преминул кивнуть и довольно улыбнуться. Сунув руки в карманы и весело насвистывая, он спустился с возвышения и вышел из аудитории.
Глава 2
Бабушка снова крадет святую воду.
Лайра Прескотт даже не гадала о причине звонка отца Генри. Увидев имя звонившего на экране, она сразу поняла, что речь пойдет о ее любимой бабуле, эксцентричной чудачке, на руках которой она выросла.
Сотовый был зажат в руке. Лайра выключила звонок, но, опустив глаза, увидела его имя и номер. Даже если бы она хотела поговорить со священником, — а она не хотела, — то все равно не ответила бы ему прямо сейчас. Поскольку сидела в аудитории, вслушиваясь в речь профессора Малера, раздававшего темы документальных фильмов, которые предстояло снять его студентам. Кроме того, Малер высказывал довольно циничные мнения о жителях Лос-Анджелеса.
Малер, красивый мужчина лет сорока, был известным профессором, опубликовавшим несколько книг о методах создания документальных фильмов, а также получившим премию за обличение целой семьи преступников, — факт, о котором он любил упоминать почти на каждой своей лекции. Кроме того, профессор был левым активистом, вечно впадавшим в раж при попытках осуществить очередной проект или навязать свое мнение. У него была репутация человека высокомерного и тяжелого. По слухам, от него ушла жена.
Лайра пожалела бы профессора, не окажись он таким эгоистом. Она не могла согласиться ни с одним его словом. Профессор постоянно делал уничижительные замечания:
— Никто в этом городе не заботится о том, что имеет. Когда вещь надоедает, ее просто выбрасывают. Видели фото здешних свалок? Омерзительно! Надеюсь, один из вас выберет эту тему для своего фильма.
В воздух немедленно взметнулась рука.
— Я возьму, сэр.
Малер кивнул, налил воды из пластиковой бутылочки и сделал глоток, прежде чем продолжить свои рассуждения.
— Вместо того чтобы чинить велосипед или машину, эти люди покупают новые. И речь идет не только о вещах, — добавил он, грозя им пальцем. — Они уничтожают дома, и потом покидают развалины.
— Как часто вы будете консультировать нас, пока мы работаем над фильмами? — спросил кто-то из студентов.
— О «часто» не может быть речи. Нянчить вас я больше не стану.
Несколько студентов переглянулись. Кое-кто едва сдерживал смех. Когда это Малер их нянчил?!
— Не желаю видеть половину работы. Не желаю слышать ни о каких проблемах. Хочу увидеть готовые работы. Хочу, чтобы меня удивляли и поражали, и — смею ли представить? — слепили блеском профессионализма. Да, вы меня слышали. Именно слепили. Итак, кто хочет взять продажную ипотечную индустрию?
Поднялась вторая рука.
— Договорились, Питер, — кивнул Малер. — Оставьте тему и вашу фамилию в списке на моем столе. И вы тоже, Филипп, — сказал он студенту, собиравшемуся снимать фильм о свалке.
Профессор показал себе за спину, в сторону своего кабинета, соединенного с аудиторией дверью, которая во время лекции была широко раскрыта.
Не прерывая беготни по комнате, Малер продолжал:
— И торговые центры. Не хочется и начинать… их строят все больше и больше, а старые стоят пустыми, пока их не сносят или не сжигают.
— Я беру торговые центры! — крикнул очередной студент.
Профессор кивнул и дал несколько советов относительно проекта.
Но Лайра уже не слушала. Она смотрела сквозь открытую дверь на цветной постер, висевший на стене, за письменным столом профессора. Надпись на постере гласила:
«Перейсо-парк. Первый ежегодный фестиваль».
Красивое место с прекрасными пейзажами. Рядом с постером висел еще один. Мрачное черно-белое фото фабричных труб. На этом постере не было надписи. Невозможно сказать, где сделан снимок. Какой контраст! Она предпочла бы смотреть на яркие краски Перейсо-парка.
Лайра подняла руку.
— Да? — спросил профессор.
— Как насчет городских парков? Я бы хотела взять эту тему.
— Превосходно. Знаете ли вы, что срок существования большинства парков десять лет?
Лайра посчитала эту реплику абсурдной, но не захотела восстанавливать профессора против себя и поэтому спорить не стала. Еще в начале семестра студенты усвоили, что возражать ему нельзя. Некоторые пытались оспорить его замечания. Профессор задумчиво потирал подбородок, делая вид, будто слушает, хмыкал и объявлял, что оппоненты абсолютно не правы. Малер никогда не забывал тех, кто с ним спорил, и обычно мстил, давая беднягам самые сложные и отвратительные задания. Лайра была слишком близка к финишной прямой, чтобы злить Малера.
— Нет, профессор, не знала.
«Потому что это неправда», — подумала она.
— К этому времени все парковое имущество сломано или разбито. Даже цепи, на которых держатся качели, проржавели, а столики для пикника уничтожены. Далее парком завладевают вандалы и банды хулиганов.
Лайра была полна решимости доказать его неправоту. И собиралась снять документальный фильм о прекрасном Перейсо-парке.
Две недели спустя она горько пожалела о своем выборе.
Был необычайно жаркий и влажный день в Лос-Анджелесе. Лайра стояла по колено в мусорной, омерзительно вонявшей куче. Пришлось прикрыть нос и рот шарфом, а тут еще и телефон зазвонил. Взглянув на экран, она увидела имя отца Генри и перенаправила вызов в голосовую почту. Сейчас нет времени на долгий визит к священнику. Со времени их последнего разговора прошло две недели, и Лайра полагала, будто проблема с бабушкой решена. Но если это так, почему он звонит сейчас? Конечно, рано или поздно придется с ним потолковать, но жалобы отца Генри подождут. Как только Лайра вернется в свою квартирку с кондиционером, примет душ и переоденется, то, возможно, почувствует себя в силах вынести беседу с отцом Генри.
Работа над проектом продвигалась вовсе не так, как ожидалось. Сначала Лайра намеревалась снять фильм о солнечном, счастливом месте, где семьи собираются, чтобы провести беззаботный денек.
Собирая материал, она наткнулась на фото чрезвычайно крутого спускного желоба, встроенного в высокий холм посреди соседнего парка. Дети на снимке выстроились в очередь, чтобы подняться наверх по ступенькам. Они выглядели такими веселыми и энергичными, что она почти слышала их смех. Фото было снято всего шесть лет назад.
Сначала Лайра не слишком ясно представляла тему своего фильма. Поэтому она собралась в парк в надежде, что идея появится. Может, какой-то семейный праздник? Или способность радоваться простым вещам? Она очень хотела, чтобы фильм получился оптимистичным, легким и поднимающим настроение. И немного юмора не помешает.
Даже с помощью навигатора Лайра с трудом отыскала парк. Он находился более чем в часе езды от ее дома. Въехав наконец на гравийную дорогу, она подумала, что свернула не туда. А когда увидела, что осталось от спускного желоба, ей стало плохо. Желоб почти зарос сорной травой, сквозь которую проглядывал ржавый искореженный металл. И повсюду мусор… горы мусора: использованные шприцы, иглы, старые газеты и памперсы. Парк оказался так захламлен, что взбираться на холм было попросту опасно. Метаморфоза, которая произошла за столь короткое время, ошеломляла.
Что здесь случилось? Неужели Малер прав? Неужели люди по природе своей разрушители?
Но Лайра по-прежнему отказывалась смириться с негативом, который изливал на них профессор. Она проезжала многие городские районы с идеально ухоженными парками и скверами и твердо знала, что таковые существуют. Однако здесь все было по-другому. Что же так безжалостно уничтожило парк, процветавший всего шесть лет назад?
Лайре не терпелось получить ответ. И она начала с городских властей. Один советник утверждал, будто в квартале появились шайки хулиганов и парк превратился в их поле битвы. Он объяснил, что война шла из-за того, кто будет контролировать территорию, и порядочные семьи перестали посещать парк. Другой политик считал главной причиной то, что через два соседних квартала проложили новое шоссе. Семьи разъехались, и парк оказался заброшенным. Оба политика отказались разговаривать дальше, когда Лайра спросила, знают ли они, что это место стало свалкой токсичных отходов. Очевидно, полагая, будто это не их проблема.
Лайра покопалась в газетах и архивах, чтобы проследить судьбу парка. Нашла снимки счастливых, довольных семей, гуляющих по дорожкам, окаймленным цветочными бордюрами, с корзинками для пикника в руках. Дети играли в догонялки на склоне холма. Не знай, она точно, поспорила бы, что это совершенно иное место.
Лайра решила показать не только разоренный парк, но и обличить людей, чье равнодушное отношение явилось причиной разрухи. Старые фото будут перемежаться новыми, на которых мужчины и женщины посещают это место только для того, чтобы выкинуть сюда мусор, а иногда и токсичные отходы. Поскольку эти люди нарушают закон, Лайра без всяких угрызений совести откроет их лица. Джип Лайры привлечет слишком много внимания. Поэтому она собиралась снимать цифровой камерой замедленной съемки со счетчиком интервалов, что давало ей непрерывную съемку. Лайра настроила камеру на выдачу снимков каждые пять секунд и подсоединила запасной аккумулятор, чтобы получать изображение круглые сутки. Спрятала камеру в водонепроницаемый футляр и закрепила камешками. Вряд ли кто-то обратит внимание на камеру, помещенную высоко на склоне холма, заваленного омерзительным мусором.
Каждый день после занятий Лайра ехала к свалке, проверяла карту памяти и перепрограммировала камеру, чтобы получить новую серию снимков. Она хотела показать всему городу, что творят с парком люди, выбрасывающие мусор. Молодой человек в безупречно отглаженной голубой рубашке, галстуке в полоску и идеально чистом медицинском халате, привезший в багажнике своего «сааба» несколько пластиковых контейнеров с иглами для подкожного впрыскивания. Или тинейджеры в рваных джинсах и грязных майках, выкидывавшие использованные автомобильные аккумуляторы из грузовичка-пикапа. Но в реальности ее фильм не увидит никто, кроме профессора и нескольких сокурсников.
Через две недели у Лайры накопилось достаточно снимков. Осталось поехать на свалку, забрать камеру и больше туда не возвращаться. Но планы имеют свойство меняться. Она едва успела отсоединить камеру и спрятать в футляр, как увидела темный седан, мчавшийся по узкой дорожке, вьющейся вокруг холма и дальше через парк. Тот, кто вел машину, явно спешил. На крутом повороте из-под колес веером полетел гравий.
Машина исчезла из вида у подножия холма. Лайра посмотрела туда, откуда появилась машина, и ее одолело любопытство. Дорога сужалась до заросшей травой тропинки и исчезала наверху. И поскольку Лайра никогда раньше не осматривала другой склон холма, то на этот раз решила подняться до самой вершины и посмотреть.
Хорошо, что на ней были ботинки! Подъем оказался нелегким, и трудности усугублялись вонью и жарой. Наконец Лайра оказалась на вершине, пробралась через заросли засохших кустов, обошла поваленное дерево и посмотрела вниз. Увиденное ошеломило ее.
У подножия лежал плоский участок размером с бейсбольное поле. Он тоже стал жертвой вандалов: повсюду валялся мусор. Но внимание Лайры привлекло нечто куда более странное, казавшееся здесь совершенно неуместным. Посреди осколков, обломков и обрывков находился прекрасный маленький садик. Крошечный островок только что подстриженной, свежей и зеленой травы, обрамленный яркими цветочными клумбами. И ни соринки, словно те, кто загадил некогда прелестный парк, опасались испортить эту изысканную красоту.
Лайра уставилась на живописную картину. Как мог сохраниться этот садик? Очевидно, кто-то ухаживал за ним. Стриг траву. Интересно, кто и почему?
Она сползла вниз к машине, взяла камеру, спрятала в засохших кустах и закрепила в водонепроницаемом футляре. Предварительно убедившись, что объектив направлен на дорогу и садик и всякий входивший и выходивший будет заснят. Вставив новую карту памяти, Лайра настроила таймер.
Это означало еще недели две поездок сюда. Возможно, все это чепуха… но, может быть, и нет. Версий миллион. Что, если какой-нибудь старичок посадил цветы в память об умершей жене? На этом месте они встретились или назначили первое свидание.
Но тут в голове возник более мрачный сценарий. А вдруг он именно здесь убил и похоронил жену и терзаемый угрызениями совести посадил цветы?
Количество вариантов было безграничным.
Возвращаясь к машине под палящим солнцем, Лайра, мокрая и грязная, ощущала, как липнет к коже блузка, и все-таки улыбалась, несмотря на дискомфорт. Что подумали бы ее родители, увидев дочь в старых джинсах и тяжелых походных ботинках, надетых, чтобы защитить ноги от использованных игл? Возможно, возмутились бы. Впрочем, мать и отец возмущались и негодовали, услышав о любом ее поступке.
Наконец Лайра добралась до машины, включила зажигание, поскорее привела в действие кондиционер, стащила ботинки и сунула ноги в шлепки. Только немного охладившись, Лайра решила позвонить отцу Генри. Лучше поскорее покончить с этим, чем оно будет над тобой висеть.
Но ей даровали передышку: священника не оказалось дома. Секретарь сообщила, что отец Генри приедет только завтра вечером. Лайра, с трудом скрывая ликование, оставила сообщение на его голосовой почте, в котором извинялась, что пропустила звонок, и готова поговорить с ним при первой возможности.
Лгать священнику — наверняка обеспечить себе лишний срок в чистилище. Но стоит ли об этом волноваться именно сейчас? До завтра предстоит немало работы, и ей не терпелось просмотреть последнюю партию снимков.
Движение было чересчур оживленным: только через мучительные час сорок пять минут Лайра очутилась возле дома. Подъехала к воротам стоянки, набрала код, и ворота из кованого железа открылись. Поставив машину на отведенное ей место, Лайра схватила рюкзачок, заперла машину, взбежала по лестнице и стала рыться в сумочке в поисках ключа. Бесполезно…
Пришлось позвонить.
— Кто? — спросил женский голос.
— Это я, Сидни. Ключ где-то в сумке, а я слишком устала, чтобы его искать. Впусти меня, пожалуйста.
Щелкнул замок.
Соседка Лайры по квартире Сидни Бьюкенен широко распахнула дверь. Вид у нее, прямо скажем, был несколько странноватым: выцветшие, закатанные на поясе тренировочные штаны, белый топ на бретельках, пушистые розовые тапочки, зажатый в зубах карандаш. Второй выглядывал из неряшливого узла на затылке.
Первым делом она освободила Лайру от рюкзака и только потом вынула изо рта карандаш.
— Выглядишь так, словно прошла автомойку без машины, — посочувствовала Сидни.
Лайра плюхнулась на единственный стул и шумно выдохнула.
— День был ужасный. А ты как?
— О, как обычно, — прочирикала Сидни. — Обедала с Леонардо Ди Каприо. Уговаривал меня сегодня слетать с ним на Кабо, но у меня уже были назначены свидания со Спилбергом и Лукасом. Оба донимают меня, упрашивая поставить фильм, но я сказала, что мне нужно все обдумать. Потом выпила в баре с Робертом Паттинсоном и поужинала с Чейзом Кроуфордом. О, и еще непрерывно звонил Зак Эфрон. Говорю тебе, если они не прекратят драться из-за меня, я откажусь с ними встречаться.
Пока Лайра смеялась, Сидни успела усесться на пол, в середине полукруга из разбросанных катушек фильмов и бумажных стопок.
— На самом деле я не покидала квартиры весь день. Да что там день… всю последнюю неделю!
Сидни повернулась к окну и застонала:
— Уже ночь?! Если я не закончу проект к завтрашнему дню, быть беде!
Она подняла пару отлетевших страниц, положила на стопку и несколько раз повторила:
— Я могу. Могу это сделать.
Лайра медленно подняла уставшее тело со стула.
— Пойду приму душ, и если тебе нужна помощь, я вся твоя.
Сидни благодарно улыбнулась:
— Спасибо. Но у меня все под контролем. Просто нужно время.
Лайра и Сидни были скорее сестрами, чем подругами. Они встретились летом, перед вторым курсом, на кинофестивале, где обе вызвались помогать ведущим. Соседка Лайры по комнате только что окончила университет и вернулась в Фарго, а срок аренды Сидни заканчивался. Ее квартира была в три раза больше, чем у Лайры, но в часе езды от университета и не имела ни охраны, ни сигнализации. Квартирка Лайры была крошечной, зато обе при желании могли ходить на занятия пешком.
Они чувствовали себя легко в обществе друг друга, так как, по существу, являлись родственными душами. Ровесницы, они происходили из больших дружных семей, которые временами чересчур ревностно охраняли интересы девушек. Обе любили классический рок и темный шоколад. Однако их цели разнились. Сидни мечтала создавать фильмы, которые произведут сенсацию в мире кино. Лайра хотела писать и снимать документальные фильмы.
Лайра окончила университет с отличием. Когда ей и Сидни представилась возможность учиться в престижной калифорнийской киношколе, девушки, не задумываясь, ею воспользовались.
Заканчивая учебу, Лайра не могла не задумываться о своем будущем. Ей несколько раз предлагали работу, но все было не то, и паника постепенно закрадывалась в душу. Но сейчас нужно обо всем забыть. У нее и без того немало забот.