Рейтинг лучших любовников - Светлана Демидова 14 стр.


– И как же это понимать?

– Это надо понимать так, что мы любим друг друга, – тихо ответил Андрей и без всякого страха посмотрел на отца: – К тому же у Маши… будет ребенок…

– Ребенок?!! – взревел Валентин. – От кого?!!

– Ну ты даешь, отец! По-моему, твой вопрос просто смешон! – хмыкнул Андрей. – Разумеется, это мой ребенок!

Катя шваркнула тарелкой с капустой об стол и совершенно не к месту сказала мужу:

– Вот капуста… Твоя любимая… Поешь…

– Какая, к черту, капуста? – гаркнул Валентин. – Ты слышала, что он говорит?!!

Катя кивнула, а Валентин вылетел из-за стола и пару раз молча прошелся по кухне.

– В общем, так! – резюмировал свои размышления он. – Этой свадьбе не бывать! Я найду Кудрявцевым самого лучшего врача, и пусть Маша сделает аборт!

– Еще чего? – взвился Андрей. – Почему ты считаешь себя вправе решать, жить моему ребенку или нет?

– Да потому что ты сам еще ребенок! Твоя Маша – сопливая девчонка! Тебе надо учиться! Я хотел взять тебя в свой бизнес! У тебя светлая голова! Компьютерные мозги! Какого черта ты решил именно сейчас связаться с пеленками-распашонками, идиот?!

Никогда в жизни Валентин не позволял себе так неуважительно разговаривать с сыном. Катя видела, как на шее Андрея вздулась и запульсировала синяя жилка. Это ничего хорошего не предвещало… Андрей встал против отца и сказал:

– Или ты немедленно возьмешь свои слова обратно, или…

– Ну и что же будет «или»? – самым издевательским тоном спросил Валентин. – Тебе ведь даже некуда гордо удалиться! Не советское время! Общежитий нет! Вера Николаевна Кудрявцева тебя с лестницы спустит! У нее не заржавеет! Не под Дворцовым же мостом вы будете рожать и воспитывать свое дитя?!!

Валентин развел руки в сторону и даже присел на полусогнутых, как персонаж знаменитого фильма «Кин-дза-дза!», будто намереваясь спросить: «Ку?», что означало бы: «Ну что, съел?»

– Ты прав, отец, только в одном, – глухо отозвался Андрей, изо всех сил стараясь не смотреть на его гримасы и отвратительного вида стойки, – мне действительно сейчас некуда уйти. Но это лишь пока…

Сын обошел застывшего в полуприсядке отца и закрылся в своей комнате. Валентин медленно выпрямил ноги и спину, но дурашливое выражение так и не отпустило его лицо. Катя с ужасом смотрела, как персонаж «Кин-дза-дза!» сел за стол и принялся есть остывшую капусту, неряшливо и отрешенно. Она подождала, пока муж доест, и, прежде чем подать чай, решила все-таки спросить:

– Что с тобой случилось, Валентин? Неужели мы не сможем прокормить Машку с ребенком? Это же не кто-нибудь… Она не чужая… Это же Маша!!! Кудрявцева!!! И места у нас достаточно! И я всегда помогу, если что… Ведь не работаю же!

Валентин поднял на нее глаза, подернутые словно скользкой слюдяной пленкой, и отчеканил:

– Этой свадьбе не бывать! Я сказал!!! – И без всякого чая удалился в свой кабинет.

Катя рухнула на табурет и закрыла лицо руками. Катастрофа разразилась. У нее больше никого нет. Мужа она не любила никогда. Она особенно четко осознала это, когда впервые после разлуки увидела Антона Зданевича. Катя всегда уважала Валентина, относилась как родственнику и хорошему человеку, но сегодня ее мнение относительно его положительности и порядочности сильно поколебалось. Чем ему так не угодила Машка? Как он смел разговаривать с сыном, будто с умственно отсталым? И эти его присядки! И намеки на бомжевание под Дворцовым мостом! И, главное, этот странный взгляд под скользкой, все отражающей пленкой!

А сын!!! Кто она теперь для Андрея? Шлюха, которая только и ждет четверга, чтобы смыться из дома! Позор! Разве ему объяснишь, что на свете существует любовь, ради которой человек может в одночасье порушить все, ранее построенное, поскольку сердцу не прикажешь… А может сделать и что-нибудь отвратительное… В отместку, назло… Впрочем, про любовь сын сейчас что-то понимает, но… матери наверняка откажет в праве любить другого мужчину. А тот мужчина, ради которого все… отказался от нее.

Единственным утешением для Кати было то, что Андрей, скорее всего, наркотиками не баловался. Деньги он, вероятно, потратил на Машу. Ей очень хотелось так думать.

* * *

Андрей сидел на диване, безвольно уронив руки между колен, и обдумывал создавшееся положение. Он всегда очень любил и уважал отца, хотя видел редко. Для него всегда было праздником куда-нибудь пойти вместе с ним: в театр, на хоккей, на рыбалку или просто в гараж. А уж посидеть с ним на кухне за чаем и поговорить по-мужски – это было для Андрея самым любимым времяпрепровождением, почти на уровне свиданий с Машей.

Как ни смешно, семнадцатилетнему Андрею все еще хотелось подражать отцу. Он пытался выработать у себя такие же неторопливые движения и уверенный невозмутимый голос. Получалось плохо, потому что темпераментом он пошел в мать, живую и очень эмоциональную женщину. Но Андрей не терял надежды, что со временем отцовские черты в нем все-таки проявятся, и он станет почти таким же, как он.

Что же вдруг случилось с отцом? Почему он так странно себя повел сегодня? Неужели порядочный мужчина может отказаться от собственного ребенка и послать любимую женщину на дичайшую операцию?! Неужели отец и в самом деле смог бы сделать то, что предлагал ему? Ведь сам, ненавязчиво и без занудства, всегда воспитывал его в уважении к женщине!

А что? Наверно, мог бы… Андрей уже не раз имел возможность убедиться, что люди далеко не всегда следуют тому, что пропагандируют. И родители чаще других… Почва, на которой Андрей Корзун уже семнадцать лет прочно стоял на ногах, начала ускользать и осыпаться под его кроссовками. Сначала он узнал, что мать изменяет отцу. Его мать!!! Та самая, которая всегда учила его честности и порядочности! И с кем изменяет!! Противно вспомнить!! Для Андрея этот человек теперь навечно потерял свое настоящее имя. Именами ему отныне будут только три слова: лицемер, подлец и вор!

Хотя сегодня отец тоже проявил себя не лучшим образом. Кто знает, куда он уезжает по четвергам и пятницам? Может быть, и не в лужский филиал своей фирмы? Может, тоже к любовнице? А мать узнала и решила ему назло пуститься во все тяжкие…

Андрей закусил губу, чтобы не завыть. Может быть, зря он все затеял? Может, все они изменяют друг другу по взаимному соглашению? Наверно, стоит отменить то, что намечено на этот четверг. Или нет?

Отменить или нет?!! Нет!!! Он не будет ничего отменять, потому что этот человек… этот вор и лицемер… водит за нос всех, прикидываясь паинькой. У него всегда такие честные глаза, когда он смотрит на Андрея! Он должен понести наказание! И он его понесет!!!

* * *

– Что же делать, Андрюшка? – Маша чуть не плакала на груди у своего Ромео. – Мама твердит только об аборте, твой отец – тоже! Ты же не на их стороне?

– Конечно нет, – заверил ее Андрей и поцеловал в висок.

– Давай поговорим с моим отцом! Он должен нас понять! Он всегда был мне другом. И к тебе всегда очень хорошо относился.

– Нет, – резко отстранился от нее Андрей, – с ним говорить я уж точно не буду.

– Ну почему?! – Маша уперлась кулачками в грудь своего жениха. – Нам же больше абсолютно не на кого рассчитывать.

– На твоего отца я тоже не хочу рассчитывать.

– Ну почему? – плачущим голосом опять спросила Маша. – Он же может помочь нам квартиру снять или комнату!

– Я сам заработаю на квартиру или комнату!

– Каким образом? – Маша посмотрела на него с таким удивлением, будто он пообещал поселить ее на вилле у Средиземного моря.

– До сих пор я одному чуваку писал компьютерные программы задаром, из интереса, а теперь можно и за деньги.

– Этого не хватит, Андрей, – тяжело вздохнула Маша. – Я вчера зашла в магазин для новорожденных. Ты даже не представляешь, какие там цены на младенческое приданое, коляски и ванночки! Честное слово, если все сложить, то на такие деньги машину, наверно, можно купить… подержанную, конечно… А памперсы, а питание! Да и самим есть нужно, Андрюшка! Мне же надо хорошо питаться, со всякими витаминами…

– Я найду себе работу, Маша! Клянусь! У меня есть знакомый, который работает в одной компьютерной фирме. Он меня, как встретит, каждый раз приглашает к ним на работу сразу после окончания школы. Недолго уж осталось потерпеть.

– Тебе же учиться надо, милый! – Маша нежно провела рукой по щеке Андрея.

Он улыбнулся этому ласковому прикосновению, притянул к себе девушку, так же нежно поцеловал и сказал:

– Я обязательно буду учиться, но на вечернем… или на заочном.

– Знаешь, моя мама говорит, что это ущербное образование.

– А я думаю, что все от личности зависит. Если человек хочет учиться, то не имеет значения, на каком отделении. Можно и на дневном дурака валять. Вот мой знакомый Шурик Кашалот…

– Кашалот?

– Ну да… Кликуха у него такая, потому что он толстый и страшно прожорливый… Так вот этот Кашалот на лекции вообще не ходит, а все экзамены и курсовые покупает.

– Кашалот?

– Ну да… Кликуха у него такая, потому что он толстый и страшно прожорливый… Так вот этот Кашалот на лекции вообще не ходит, а все экзамены и курсовые покупает.

– Разве так можно? – ужаснулась Маша.

– Сейчас за деньги все можно. Я видел его зачетку: пятерки, четверки и один трояк! Как сказал Кашалот, препод зарвался. Такую сумму за четвертак заломил, что у Шурика с ходу и не нашлось. А потом лень было снова в институт тащиться.

– Знаешь, Андрюша, я прямо боюсь идти домой, – вернулась к «своим баранам» Маша. – Мама такая злющая… Мне иногда кажется, что она как-нибудь ночью, когда я сплю, вызовет «Скорую помощь», и меня силком увезут на аборт. Прямо не понимаю, что она так вызверилась! Будто сама не любила…

– А ты меня любишь, Машка? – спросил Андрей. Он точно знал ответ, но хотел слышать эти слова от Маши снова и снова.

До того, как родители узнали о ее беременности, девушка и сама была рада говорить о своей любви постоянно, но теперь к ее солнечной радости примешивалась тревога.

– Я так люблю тебя, Андрей, что мне даже страшно, – сказала она и уткнулась лицом ему в грудь.

– Глупости какие! Чего тебе бояться? – Он погладил ее по пушистым мягким волосам и обнял крепче.

– Мне все время кажется, что эти взрослые… эти родители… они как-нибудь все вместе объединятся, исхитрятся и – разлучат нас с тобой!

– Нас никто не может разлучить! – убежденно сказал Андрей. – Мы уже муж и жена! И у нас будет ребенок! Никто ничего не сможет с нами сделать! Мы им не куклы! Мы люди! И очень скоро станем от них совершенно независимы!

– Я люблю тебя, Андрюшенька, милый мой, – прошептала Маша, и молодые люди, забыв обо всех своих неприятностях, надолго утонули в объятиях и поцелуях.

* * *

В четверг, когда Зданевичам надо было ехать на день рождения, весь день с самого утра, не переставая ни на минуту, лил типичнейший для Петербурга проливной дождь. Иногда он делал вид, что заканчивается. Мощные струи переставали барабанить по подоконникам, и радостная Ольга тут же выглядывала в окно… Но дождь вскоре припускал с новой силой. Раздосадованная, она отходила от окна, чтобы снова броситься к нему в момент очередного затишья. Одинокие капли падали в лужи, и опять она надеялась, что ненастью конец, а дождь будто специально ждал, когда женщина подойдет к окну, чтобы бросить в стекло, за которым она стояла, косые струи воды.

Похоже, дождь пытался обмануть одну только Ольгу. В окнах домов напротив женщина не видела ни одного отчаявшегося лица. Жители Санкт-Петербурга не пережидали дожди. В любую непогоду они отважно шли на службу, в магазины, в гости и на свидания. Складные зонты почти никогда не покидали пакетов, сумок, рюкзаков и портфелей горожан. Питерцы не верили никаким прогнозам, и когда в солнечную погоду по Невскому проспекту шел человек со складным зонтом под мышкой, те, которые все-таки решились оставить зонт дома, начинали чувствовать себя неуютно, и дождь непременно начинался, дабы поддержать бдительного жителя города на Неве, а остальным дать понять, что расслабляться никогда не стоит.

Сначала Ольга ругала отвратительную погоду, удивлялась тому, как коренные петербуржцы умудряются жить в этом городе с рождения и не сгнить на корню или не заболеть какой-нибудь водянкой; почему до сих пор не раскисли и не развалились дворцы, и не заплесневел Медный всадник, но к вечеру повеселела. Во-первых, к дождю за целый день она уже как-то притерпелась, во-вторых, ей предстоял светский прием, на котором она будет блистать в новом костюме, туфлях на высоких каблуках и в потрясающих сапфирах. В-третьих, от влаги ее волосы распушились, приобрели естественную волнистость и очень красиво лежали. Она заколола их, как и просил Антон, в чудесный пушистый узел и через каждые пять минут поглядывала то в зеркало, то на старые часы с замолчавшей на вечные времена кукушкой. Супруг обещал уйти с работы сразу после обеда, но почему-то задерживался. Ольга позвонила ему в фирму, но ей ответили, что Антон Борисович Зданевич полчаса назад ушел домой.

– Ма! Ну где па?! – в десятый раз спрашивал Генка, уже давно облачившийся в новую рубашку и такие же новые шелковые черные брюки.

Ольга пожимала плечами, а четырнадцатилетняя Люська куксилась и дулась на диване. Дочку решили оставить дома, поскольку одноклассница Антона приглашала только Геннадия.

– Ну и что такого ужасного произойдет, если я тоже пойду? – ныла Люська.

– Тебя, малолетку, никто не приглашал! А являться без приглашения – дурной тон! – тут же отвечал ей Генка, в которого сестра уже третий раз запускала диванной подушкой.

– Гена! Люся! Прекратите! Не маленькие уже! – Ольга пыталась говорить сердито, но предчувствие праздника делало ее глаза такими искрящимися и радостными, что Люська от зависти в конце концов разрыдалась взахлеб и вынуждена была унести свои слезы в другую комнату. Еще бы! Жалеть ее здесь никто не собирался, потому что все были заняты только собой: мать беспрерывно смотрелась в зеркало, а рядом с ней подлец Генка, пытаясь пристроить к своей новой рубашке один из отцовских галстуков, оскорбительно насвистывал и делал вид, что мелких жалких Люсек в природе вообще не существует.

А Антону в самом конце рабочего дня вдруг позвонила Дара и попросила о пятиминутной встрече, поскольку имела какое-то очень важное для него сообщение. Объясняться по телефону она наотрез отказалась. Зданевич решил, что не случится ничего страшного, если он немного задержится. Он был на машине фирмы «Драйвер» и надеялся успеть приехать домой практически вовремя.

Антон почти доехал до станции метро «Петроградская», но, увидев около входа опять поникшую, сгорбленную Дару, похожую на раненую птицу, выходить из машины передумал. Что она может ему сказать? Ничего нового! Им и так сегодня наверняка придется встретиться на этом идиотском дне рождения. Лучше перед ним не раскисать. Стоит сейчас выйти и увидеть ее глаза и красные зовущие губы – последствия станут легко предсказуемыми: вместо дома и гостей его опять потянет на какую-нибудь дачу. Только не это!

И Антон Зданевич, не снижая скорости, проехал мимо ожидающей его женщины. * * *

Андрей Корзун открыл дверь подъезда и вышел на улицу. Ему сразу пришлось сделать хороший прыжок, чтобы не попасть ногами в светлых кроссовках в огромную лужу, которая разлилась около дома. Он привычно подумал о матери, о том, что ей ни за что не перепрыгнуть это дождевое море, а потом, как часто с ним уже бывало в последнее время, резко сказал себе: «Хватит. Надо отвыкать. Вырос. Все!» У них с матерью теперь разные жизни. У него своя жизнь, у нее – своя. Но кое-что он ей позволить все-таки не может! Пусть даже не рассчитывает! Если она не в состоянии прекратить свои свидания на стороне, он сам положит им конец!

Дождь лил не переставая с самого утра. Андрею это только на руку. Будет гораздо меньше чужих глаз, чем в солнечный день. Конечно, мегаполис есть мегаполис. Даже в проливной дождь по улицам Питера снует много народу, но Корзун-младший был уверен: в том месте, куда он держит путь, людей будет немного.

Он не ошибся. Район на окраине города даже ошеломил его своей пустынностью. Неужели у людей, которые вынуждены жить в подобных местах, нет никаких дел? Или им противно ходить по этим улицам мимо облупленных домов, раскуроченных детских площадок, переполненных помоек по общим тропам с тощими кошками? Во всяком случае, только они, то есть три кошки, одинаковые, будто родные сестры, облезлые и грязно-серые, щурили свои желтые глаза на Андрея из-под покосившейся ядовито-голубой скамейки.

Нужный Корзуну дом выходил своими тремя подъездами на дорогу, которая вела к элитному комплексу гаражей под названием «Галактика». Андрей не очень понимал, как элитные гаражи согласились соседствовать с таким затрапезным кварталом. Может, владельцы навороченных иномарок надеялись, что квартал со временем снесут, а на его месте построят для них не менее навороченный развлекательный комплекс?

Оглянувшись по сторонам, Андрей увидел, что к серой кошачьей компании присоединилась еще и женщина в цветастом халате, из-под которого торчала мятая грязно-розовая нижняя рубаха, и с полиэтиленовым мешком на голове. Она поставила перед кошками три пластиковые баночки из-под майонеза «Провансаль», наполненные какой-то дрянью. Видимо, она ожидала, что кошки интеллигентно разойдутся по трем плошкам, чтобы трапезничать, не мешая друг другу, но они желали есть из одной. Женщина, ругаясь, отрывала двух кошек от одной баночки и терпеливо раскидывала их к другим. Кошки какое-то время соглашались есть отдельно, но через минуту почему-то опять собирались втроем у одной.

Андрей, стоя за углом дома и слизывая с губ бесконечные капли дождя, был терпелив не менее женщины с полиэтиленовым мешком на голове. Он сначала дождался того счастливого момента, когда кошки освободили все три плошки, потом выслушал разговор их кормилицы с антагонисткой, выглянувшей из окна на первом этаже. Антагонистка обругала женщину в мешке и не успокоилась до тех пор, пока не покрыла матом всех трех ее кошек и заодно мэрию Санкт-Петербурга, которой давно пора заняться отловом бродячих животных, разносящих заразу по бывшему городу Ленина. Женщина в мешке не без достоинства ответила антагонистке, что еще неизвестно, кто на самом деле разносит заразу: кошки или кое-кто с первого этажа, и гордо удалилась в соседний подъезд. После этого захватывающего зрелища Андрей переждал еще двух младшеклассников с огромными цветастыми рюкзаками на щуплых спинах; анемичных влюбленных под одним зонтиком с погнутыми спицами и наконец юркнул в облюбованный подъезд, никем не замеченный.

Назад Дальше