Гвенни вся сияла от радости. — Ты только представь, — возбужденно говорила она мне, — несколько веков назад все было точно так же! Я не жалею о тех средствах, с помощью которых мы не дали этому дому превратиться в груду развалин. Нет, не жалко ни одного пенни!
Яго, стоявший рядом, подмигнул мне и проговорил:
— Ты только представь себе всю эту груду пенни!
Я заметила, как после этих слов сжались тубы у Поля, и мне снова вспомнился разговор с Джеми.
Огромный стол в холле ломился под тяжестью блюд из говядины и баранины, гусей и пирогов всевозможных видов.
— Корнуолльцы большие любители пирогов, — проговорила Гвенни с противоположного конца стола. — Я посчитала своим долгом соблюсти старинные обычаи… невзирая на цену.
В галерее играли музыканты. Глянув в ту сторону, я поняла, что никогда не забуду ту роковую минуту, когда Гвенни увидела меня и Яго. Тогда она дико вскрикнула и, ухватившись за прогнившие перила, упала.
Гвенни подошла ко мне. — Хорошо играют, правда? Они запросили большой гонорар, но я не жалею, ибо лучше них никого не найдешь.
— О, да. Играют очень хорошо.
Она глянула в сторону галереи.
— А перила теперь крепкие, — проговорила она. — Я не могла равнодушно смотреть на то, как тут все разваливается по частям. Пришлось делать капитальный ремонт. Вот, скажем, те же перила. Их потребовалось заменить, но где еще найдешь такие же старинные, да к тому же не изъеденные древесным червем? Ну, ты понимаешь, о чем я.
— Да, — ответила я. — Ты о неизъеденньгх древесным червем перилах.
— Найти было очень нелегко. Знаешь, сколько пришлось отвалить за это?
— Груду пенни, наверное.
Я была слишком раздражена, чтобы быть с ней вежливой, но она только кивнула в ответ, не уловив злой иронии моих слов.
Да, я хорошо понимала Поля. Пыталась представить себе, как они живут под одной крышей. В какой-то момент я почувствовала, что мне становится его жалко, а жалость я никак не имела права допускать в свое сердце. Я должна была постоянно помнить о том, что он добро вольно согласился на ту сделку и не заслуживает сочувствия, ибо просто расплачивается за свои ошибки.
Кузина Мэри давала обед на День подарков[15]. Среди прочих гостей были и Лэндоверы. Разговор не выходил за общие темы, и между Полем и Гвенни вроде бы не было никаких трений. Яго, как всегда, много шутил и всех веселил, словом, был душой всего вечера. Я лишний раз убедилась в том, что всегда полезно иметь такого человека на подобных приемах.
Он заявил, что намерен освоить какую-то машину, специально изобретенную для того, чтобы облегчить фермерский труд. Для этого после Нового года поедет в Лондон. Когда нам выпала минутка спокойно поговорить наедине, я выразила свое удивление тем, что он проявляет такой интерес к сельскому хозяйству.
— Меня страшно взволновала эта идея. Почему бы вам не навестить сестру? Мы могли бы поехать вместе.
— Боюсь, в этот раз вам придется поехать одному.
— Мне будет вас не хватать. Без вас путешествие уже будет не то.
— Ничего, полагаю, вы позаботитесь о том, чтобы не скучать в дороге.
Когда гости разошлись, кузина Мэри со вздохом проговорила:
— Все, хватит. Не люблю я все эти официальные приемы. Часто думаю, что за жизнь течет в Лэндовере? Гвенни явно не подарок. А Яго? Видите ли, едет в Лондон узнавать насчет машины! Насчет женщин он едет узнавать, это ясно. Должно быть, ему наскучила та… из Плимута.
— Кузина Мэри, как это цинично с вашей стороны! Может быть, он действительно едет узнавать насчет машины.
— Я видела лицо его брата, когда он говорил про свою машину. «Как же! За машиной он едет!» — явно думал он в ту минуту.
— По крайней мере, — сказала я, — Яго умеет радоваться жизни.
— Да уж, такой человек предпочитает сваливать бремя на чужие плечи.
Пожелав кузине Мэри спокойной ночи, я ушла в свою комнату, где весь остаток вечера провела в глубоких раздумьях. Под конец я решила, что начну готовиться к отъезду, если это, конечно, не сильно огорчит кузину Мэри.
Наступил Новый год. У нас задули особенно сильные в ту пору юго-западные ветры, которые повалили несколько деревьев. Вскоре ветер переменился на северный. Небо затянулось снежными облаками. Дом продувало насквозь, и даже разожженные на полную мощь камины не могли удержать тепло. Мы с кузиной Мэри отчаянно мерзли.
Я получила от Оливии письмо, и оно меня очень встревожило. Прочитав его, я сразу вспомнила то, о чем мне говорила Рози.
«Милая Кэролайн!
Я все время о тебе думаю. Мне понравилось твое описание Рождества, как вы пели гимны и гуляли на святках. Наверное, было ужасно весело. Благодарить, конечно же, нужно Яго Лэндовера! Какой он замечательный юноша!
А у меня для тебя новости. У меня будет второй маленький. Рано, да?.. Может быть, слишком рано. Но я жду с нетерпением. С Оливией все хорошо: здорова, набирает вес и уже такая смышленая! Как бы мне хотелось, чтобы ты ее увидела.
Кэролайн, я очень хочу, чтобы ты приехала. Читать твои письма очень приятно, но это все оке не совсем то, правда? Я хочу поговорить с тобой про все. Мне так много нужно сказать тебе. А писать… это не то. Прошу тебя, приезжай! У меня такое предчувствие, что я скоро тебя увижу. Просто сильно соскучилась, наверное. Мисс Белл добрая женщина, но разве с ней поговоришь? Ты меня понимаешь. Мне хочется поговорить именно с тобой.
Ребенка жду в июне. Да, я знаю, что получится всего год после рождения Оливии. Рановато… А беременность отгораживает от общества и от людей. Ты понимаешь, что я имею в виду.
Пожалуйста, Кэролайн, приезжай.
И продолжай писать. Надеюсь, в своем следующем письме ты сообщишь о том, что собираешься приехать.
Твоя любящая сестра, которая очень в тебе нуждается.
Оливия».
Я читала и перечитывала это письмо. В нем был какой-то подтекст. Будто крик о помощи…
— Что случилось, Кэролайн? — спросила на следующее утро кузина Мэри.
— Случилось?
— Ты какая-то задумчивая, вся в себе. Что-то случилось, да?
От кузины Мэри ничего невозможно было скрыть.
— Письмо от Оливии. Не знаю… но мне кажется, что это крик о помощи.
— О помощи? В каком смысле?
— Не знаю. В июне она ждет второго ребенка.
— В июне? А сколько сейчас первому? Года еще нет. Ох, как рано…
— Да, я тоже так думаю. Она боится. Я это чувствую.
— Роды — серьезное испытание.
— Она была счастлива, когда ждала Ливию.
— Подобные э-э… процедуры не стоит повторять слишком часто.
— Да, но, я думаю, тут не просто ощущение того, что слишком поторопились… Полагаю, она чего-то серьезно опасается.
— Может быть, ты покажешь мне письмо?
Прочитав его, она сказала:
— Понимаю, что ты имеешь в виду. Она чего-то не договаривает, верно?
— Нет, просто в свете того, что мне говорила Рози…
— Понимаю. Ты считаешь, что он транжирит деньги?
— Или… что еще хуже… она узнала о том, что у него есть другая женщина.
— Бедное дитя! Ты, наверное, хочешь навестить ее?
— Мне стоит это сделать… На несколько дней, чтобы успокоиться.
— На твоем месте я переждала бы зиму.
— Я напишу ей, что приеду… скажем, в начале марта? Дни уже станут длиннее, и март может выдаться мягким.
— «Задует мартовская вьюга, и вновь повалит снег».
— Часто ли здесь вообще бывает снег?
— Раз в десять лет. Но не забывай, что ты уедешь из Корнуолла. А Корнуолл — здравница. Климат далеко не везде такой, как здесь.
— Я же не поеду на север Шотландии. Думаю, в марте можно будет.
— Почему бы тебе не поехать вместе с Яго Лэвдовером? Ведь это, кажется, ему так нужна какая-то машина?
Мы обе рассмеялись. Я была рада, что она довольно легко восприняла мое решение ехать в Лондон. Ей не хотелось отпускать меня, но ее тоже обеспокоило письмо Оливии.
Я сразу же написала сестре и сообщила о том, что планирую приехать в начале марта. Радостный ответ не заставил себя ждать. По письму я поняла, что настроение Оливии резко поднялось.
«Мне уже стало лучше от одного этого известия», — писала она..
«Значит, все-таки до этого ей было худо», — поняла я.
Настал февраль, и морозы все не ослабевали. Я часто объезжала верхом поместье, согреваясь в седле. Порой меня сопровождала кузина Мэри.
Это случилось в середине февраля. Через две недели я должна была уехать в Лондон. В то утро кузина Мэри сказала, что поедет на прогулку вместе со мной. Ей хотелось посмотреть на ферму Минноузов. У них протекала крыша. Заранее договорились о том, что там нас уже будет ждать Джим Берроуз.
Мы ехали полями, так как обледеневшие дороги в такую погоду таили в себе немало опасностей. Утром было потепление, но лед растаял далеко не везде. Мы с кузиной Мэри говорили о пшенице и ячмене.
Настал февраль, и морозы все не ослабевали. Я часто объезжала верхом поместье, согреваясь в седле. Порой меня сопровождала кузина Мэри.
Это случилось в середине февраля. Через две недели я должна была уехать в Лондон. В то утро кузина Мэри сказала, что поедет на прогулку вместе со мной. Ей хотелось посмотреть на ферму Минноузов. У них протекала крыша. Заранее договорились о том, что там нас уже будет ждать Джим Берроуз.
Мы ехали полями, так как обледеневшие дороги в такую погоду таили в себе немало опасностей. Утром было потепление, но лед растаял далеко не везде. Мы с кузиной Мэри говорили о пшенице и ячмене.
Все произошло настолько быстро, что я сначала даже ничего не поняла. Лошадь кузины Мэри споткнулась, и женщину тряхнуло вперед. Она была превосходной наездницей, и инцидент, казалось, был исчерпан. Но только лошадь почему-то испугалась и неожиданно понесла.
Еще ничего толком не понимая, я пришпорила своего коня и поскакала вслед. Кузина Мэри, похоже, не утеряла спокойствия и контролировала свою лошадь. Я все ждала, когда она остановится. И вдруг заметила впереди на дороге какое-то бревно. «Должно быть, одно из деревьев, поваленных недавно в бурю». Лошадь неслась сломя голову, ничего перед собой не видя, а тут дерево… Я
увидела, как кузину Мэри высоко подбросило в воздух…Она упала, а лошадь умчалась дальше.
Меня охватил безумный страх, к горлу подступила дурнота. Спешившись, я бросилась к кузине Мэри. Она лежала неподвижно, рядом валялась слетевшая шляпка.
— Кузина Мэри! — кричала я в отчаянии. О, Боже! Кузина Мэри, что с вами?!
Все эти мои восклицания были, конечно, верхом глупости, но объяснялись крайним отчаянием. Что я могла сделать? Сдвинуть кузину Мэри с места не хватало сил. А она была явно без сознания и никак не реагировала на мое присутствие.
Я поняла, что без помощи не справиться. Одна я была бессильна что-либо сделать. Вся дрожа, я вскочила обратно в седло и галопом поскакала по дороге. До дома было довольно далеко, но, слава Богу, вскоре я заметила на расстоянии двух всадников. Это были Поль и его управляющий.
Я закричала:
— Несчастный случай! Моя кузина… Она лежит там, на дороге!.. — Я показала рукой в ту сторону, откуда приехала.
— Это то дерево, — проговорил Поль. — Его надо было убрать еще вчера. — Он повернулся к своему спутнику. — Скачите быстрее за доктором, а я поеду с мисс Трессидор.
Радость от встречи с ним померкла перед ужасной тревогой за кузину Мэри и мыслью о том, что мы можем застать ее уже мертвой.
Мы подъехали к тому месту и спешились. Поль опустился перед кузиной Мэри на колени. Лицо ее было словно лист пергамента, глаза закрыты. Никогда прежде ее вид не внушал мне такого ужаса. В голове вертелась дурацкая мысль: «Она умерла. Кузина Мэри умерла…»
— Она дышит, — сообщил Поль. — Лэндовер ближе, чем Трессидор. Сейчас прибудут носилки, но до нее все равно нельзя дотрагиваться, пока ее не осмотрит доктор.
— Это произошло так неожиданно!.. Мы смеялись, беседовали, и вдруг… лошадь понесла. Где она? Она скинула кузину Мэри и куда-то ускакала…
— Вероятно, сама вернется к вам на конюшню. Во всяком случае сейчас не о ней нужно беспокоиться. Впрочем, и вашей кузине мы пока ничем помочь не можем. Я боюсь прикасаться к ней. Возможно, она получила серьезные переломы. Разве что… пожалуй, надо ей положить что-нибудь под голову.
Он снял свою куртку и скатал ее.
Я зажмурила глаза и опустилась на колени перед кузиной Мэри. Стала молиться: «Господи, не забирай ее от меня… Господи…»
Я вспомнила о том, как она приняла меня и дала но вую жизнь. Только сейчас я ясно осознала, как много она для меня значила.
Казалось, мы так целую вечность и будем сидеть на дороге. Несколько успокаивало, пожалуй, только присутствие Поля.
Было решено отправить кузину Мэри в Лэндовер, потому что он был ближе от того рокового места, чем Трессидор. Но прибывший доктор первым делом произвел беглый осмотр. По его знаку мы с величайшей осторожностью перенесли кузину Мэри на носилки и понесли в Лэндовер.
Она очень сильно пострадала в результате своего падения, но, по крайней мере, осталась жива. Для меня это было самое главное. В доме Поля для нее приготовили комнату. Для меня тоже, ибо я хотела остаться рядом с кузиной. Первые два дня она пролежала в беспамятстве. Нам до сих пор было не вполне ясно, насколько серьезны ее травмы. Врач обнаружил у нее перелом обеих ног, и, кроме того, было подозрение, что она повредила себе позвоночник. Но я все равно благодарила Бога за то, что он, по крайней мере, оставил ей жизнь.
Следующие несколько дней прошли для меня словно в каком-то тумане… Я была неспособна отделить реальность от кошмара. Смутно ощущала присутствие вокруг меня других людей. Гвенни была настроена сделать все от нее зависящее, и я была благодарна ей за это, решив, что в беде человек раскрывается с лучшей стороны. Рядом постоянно находился Поль. В нем я черпала силы.
Он был опорой мне с самого начала. Это он первый прибыл на место происшествия, он организовал отправку кузины Мэри в Лэндовер и теперь не отходил от нас ни на шаг. Чувствуя его поддержку, я понимала, что должна найти в себе мужество посмотреть правде в глаза, какой бы она ни была.
Спать я почти не могла. Дни летели один за другим незаметно. Все время я проводила у постели кузины Мэри, полагая, что ей от этого лучше. Временами она стала приходить в сознание. Я хотела быть рядом всякий раз, когда это случалось.
Со мной часто находился Поль. Он держал меня за руку и шептал слова утешения. Вместе с тем он не делал попыток скрыть от меня серьезность травм, полученные кузиной Мэри. А мне хотелось знать всю правду, какой бы тяжелой она ни оказалась.
Поль вызвался присутствовать при моем разговоре с врачом. Именно он настоял:
— Доктор, прошу вас быть откровенным с мисс Трессидор. Она должна знать истинное положение дел.
Доктор сказал на это:
— Прежней она уже никогда не будет. Травмы множественные и достаточно серьезные, это мне ясно уже сейчас. Сомневаюсь, что она теперь когда-либо встанет на ноги. Ей потребуется постоянная сиделка.
— Я буду ухаживать за ней, — заявила я.
— Это, конечно, похвально, но вам понадобится помощник. Мне, видимо, придется выписать вам квалифицированную сестру милосердия.
— Вы сделаете это только в том случае, если я пойму, что одна не справлюсь. Но дайте мне попробовать. Я уверена, что она предпочтет видеть рядом меня, чем чужого человека. — После некоторых колебаний доктор согласился с этим. — И еще, — продолжала я, — ей будет лучше находиться в собственном доме. Мы благодарны мистеру Лэндоверу за его гостеприимство, но…
— Все это правильно, — перебил меня доктор Инглби. — Но пусть она все же полежит здесь еще несколько дней. Возможно, через неделю ее уже можно будет перенести в Трессидор. Впрочем, посмотрим.
А Поль в свою очередь сказал:
— Вы должны оставаться здесь до тех пор, пока в этом не отпадет необходимость. И не спорьте.
— Поживем — увидим, — подвел итог доктор.
И мы принялись ждать. К моей великой радости, по прошествии еще двух дней кузина Мэри уже начала понемногу говорить. Ей захотелось узнать, что произошло.
— Помню только, как Цезарь понес…
— На дороге лежало поваленное дерево.
— Теперь вспоминаю… Я заметила его слишком поздно.
— Вам нельзя много говорить, кузина Мэри. Это вас утомляет.
Но она уже не могла молчать.
— Значит, мы в Лэндовере?
— Я увидела на дороге Поля, и он помог мне. Скоро мы будем дома.
Она улыбнулась.
— Как хорошо, что ты рядом, Кэролайн.
— Я останусь в этом доме… рядом с вами до тех пор, пока вы не поправитесь.
Она снова улыбнулась и закрыла глаза.
В тот день я была почти счастлива. «Она поправится», — без конца повторяла я про себя как заклинание.
Вечером я написала письмо Оливии:
«Милая Оливия!
Случилась беда. С кузиной Мэри произошел несчастный случай. Она упала с лошади и очень серьезно пострадала. Я должна быть с ней. Трогаться с места пока не смогу. Это значит, что моя поездка откладывается. Уверена, ты пой-
мешь меня.
Мне очень хотелось поскорее повидаться с тобой, но ты меня должна понять. Сейчас кузина Мэри нуждается во мне. Она очень плоха, а мое присутствие действует на нее успокаивающе. Так что… с поездкой придется немного подождать. А пока пиши мне. Почаще. Расскажи мне то, о чем ты хотела со мной поделиться, в письме…»
Потом я описала ей, как все случилось с кузиной Мэри, рассказала, что мы пока живем в Лэндовере и почему.
Тревога за кузину Мэри не до конца вытеснила тревогу за сестру, ибо, несмотря на все последние события, я не забывала о том ее письме.
На протяжении следующих нескольких дней самочувствие кузины Мэри улучшалось… К ней вернулось присутствие духа. Она стала ощущать некоторую боль, которую доктор был склонен объяснить повреждением позвоночника. Он сказал, что, пожалуй, кузина Мэри восстановится полностью, только вот… ходить уже не сможет.