Почувствовав неладное, Агата, не расплетая пальцев на его затылке, обернулась. Происходящее напоминало замедленную киносъемку. Зеленый покров на скале шевелился, издавая треск и шуршание. Один за другим оттуда вылетали серые камни. Сталкиваясь или ударяясь об уступы скалы, они производили звуки, какие можно услышать в кегельбане. Большие и маленькие, плоские и угловатые камни, крутясь, зависали над головой, постепенно заполняя пространство.
Каменный град! Еще чуть-чуть, и на стоящих внизу посыплются удары, каждый из которых способен проломить череп! Смертельная опасность нависла над ними! Без преувеличения.
– Бежим!
Призывный крик Юрьева нарушил эфемерное равновесие. Первые камни посыпались на дорогу, как горох, подскакивая на бетонных плитах, вздымая пыль на обочинах. Один из них, величиной с дыню, едва не задел Агату, выведя ее из ступора. Подчиняясь Юрьеву, схватившему ее за руку, она сделала несколько шагов назад, но тут включились таинственные механизмы человеческой психики.
С Агатой произошло то, что происходит порой с детьми, чинно стоящими на тротуаре возле светофора. Какая сила заставляет их внезапно бросаться вперед, не дождавшись зеленого света? Почему они вырываются из родительских рук и выскакивают на мостовую, чтобы стремглав бежать наперерез мчащимся автомобилям?
Возможно, Агата вспомнила, что до начала камнепада они шли в сторону Албены, и решила продолжить движение в прежнем направлении. Возможно, ей показалось, что впереди безопаснее, чем позади, куда ее тащит спутник. Но, скорее всего, она просто потеряла голову от страха. Как бы то ни было, а побежала она прямо навстречу опасности.
Целые ручьи и потоки клубящегося щебня стекали на дорогу, куда выскочила Агата. Десятки и сотни камней устилали бетонные плиты, но это была гранитная мелочь, тогда как первые по-настоящему тяжелые валуны только-только докатились до края обрыва, чтобы вместе и поочередно срываться вниз.
Окликать Агату, звать ее обратно не было времени. Чертыхнувшись, Юрьев устремился следом. На бегу он не смотрел вверх, но видел вокруг стремительные тени пролетающих камней и ощущал ногами дрожь земли, негодующе вздрагивающей при падении каждой глыбы.
Трах! Бах! Та-ра-рах!
Почти оглохший от грохота, ослепший, задыхающийся от пыли, Юрьев настиг Агату, развернул, поволок обратно и толкнул под отвесную стену, а сам навалился сверху, принимая на спину камни. Он понятия не имел, имеется ли над головой что-то вроде гранитного козырька, способного защитить их от лавины. Но инстинкт самосохранения выбрал правильный вариант. Валуны падали не отвесно – прежде чем обрушиться с горы, они подпрыгивали на уступах, и это изменяло траекторию их полета. Один из них, громадный и квадратный, как сейф, расколол бетон в нескольких сантиметрах от ступни Юрьева. Поспешно подтянув ноги, он прижимал к земле вопящую Агату, между тем как в голове возникали быстрые, лихорадочные, нелепые мысли.
Который сейчас час? Сколько времени пройдет, прежде чем в Москве узнают о нелепой гибели Ивана Юрьева? Как воспримут там известие о срыве операции? Обзовут незадачливого сотрудника болваном или все же найдут для него пару добрых слов, которые будут высечены на надгробии?
БЕЗЗАВЕТНОМУ БОРЦУ С МЕЖДУНАРОДНЫМ ТЕРРОРИЗМОМ, ПОГИБШЕМУ ВО ЦВЕТЕ ЛЕТ НА СОЛНЕЧНОМ КУРОРТЕ БОЛГАРИИ…
Господи, что за чепуха лезет в голову! Вокруг темно, как в дождливые сумерки, а мир грохочет и трясется, словно железнодорожный состав, мчащийся сквозь тоннель.
Когда-нибудь это кончится?
И если кончится, то чем?
Глава тринадцатая
1
Прикрывая ноздри от едкой, как дым, пыли, чтобы не чихнуть ненароком, Аркан снова посмотрел вниз и убедился, что зрение его не обмануло. Проклятый русский шпик со своей девкой копошились возле груды камней, может быть, слегка раненные, но безусловно живые. Неужели этого потребовал от Аркана Казаев? И как теперь быть? Стрелять запрещено, гранату бросить запрещено, а разве возможно расправиться с двумя противниками голыми руками? Так бывает в кинобоевиках, однако Аркан не артист и не каскадер, он самый обычный человек. Человек, которому очень не хочется умирать.
– Аллах всемогущий, за что я так страдаю? – прошептал Аркан, спускаясь ниже.
Осторожно выглядывая поверх истерзанных камнепадом кустов, он подумал, что если смело спрыгнуть с четырехметровой высоты и ринуться на Юрьева, то, пожалуй, используя преимущество внезапности, можно раскроить ему башку булыжником. Хотя, с другой стороны, у русского не меньше шансов обойтись с Арканом точно таким же образом. А много ли навоюешь с проломленной башкой? Особенно если ноги при прыжке хрустнут, как спички?
Задавая себе эти риторические вопросы, Аркан прикоснулся к заткнутому за пояс пистолету, потом взял в дрожащую руку телефон, но не выстрелил и не позвонил, а насторожил уши.
После грохота обвала в округе воцарилась мертвенная тишина, даже цикады умолкли. До Аркана отчетливо доносилось каждое произнесенное внизу слово. Появилась надежда умилостивить Казаева. Важная информация – вот что может спасти Аркана от расправы. Очень важная и полезная информация. Достоверная.
Эти двое внизу разговаривали. Все правильно. Почему бы не обсудить свое положение, пока возле завала не собрались люди и автомобили? И почему бы Аркану не намотать на ус все, о чем говорят Юрьев и его роскошная девка? Он, Аркан, прекрасно понимает русский язык, хвала Аллаху. И когда, выведав планы противника, он позвонит Казаеву, тот не сможет не оценить смекалку своего верного слуги. Лишь бы ничего не напутать. Лишь бы ничего не упустить и не забыть.
Просунув голову сквозь листву, Аркан, затаив дыхание, слушал и смотрел, смотрел и слушал, боясь пропустить хотя бы словечко, хотя бы полсловечка.
К его огромному удовольствию, Агата не поправляла купальник, обнаживший половину ее сочной, налитой, как персики, груди. Ей было не до того, как она выглядит. Она жаловалась, что у нее вывихнуто плечо, и просила Юрьева вправить сустав, однако тот не соглашался:
– Я бы с радостью, Агата, но у тебя не вывих, у тебя перелом.
– Глупости! – возражала она. – Я могу шевелить и рукой, и пальцами. Вот, смотри… Ой!
Ее лицо, покрытое серой пудрой пыли, исказила гримаса боли. Она полулежала на земле, бережно поддерживаемая Юрьевым за здоровое плечо и спину. Он не мог видеть выглядывающего из кустов Аркана, а Агата была слишком поглощена своими переживаниями, чтобы воспринимать что-либо еще.
– Моя сумка, – простонала она. – Ее завалило камнями. Деньги, телефон, документы… все пропало.
– Здесь она, – успокоил Агату Юрьев, высвобождая пляжную сумку из-под камней. – Но мобильнику действительно хана.
Он не подозревал, что примерно так же выразился Сидоров, обнаружив, что сеанс прослушивания оборвался. Как он полагал, вместе с жизнью обладательницы телефона и ее напарника. Потянувшись, он сделал несколько энергичных упражнений, разминая позвонки. У него был вид славно поработавшего и заслужившего отдых человека.
Слышал бы он, о чем говорила чудом уцелевшая Агата Дичева!
2
– Какой ужас, – пожаловалась она, разглядывая пальцы. – На ногти просто страшно смотреть.
– О эти женщины! – пробормотал Юрьев. – Ее чуть не завалило камнями, а она думает о маникюре!
– Маникюр ни при чем, – возразила Агата. – Просто ногти синеют. Это значит, что я умираю?
– Это значит, что у тебя сломано не только плечо, но и кисть руки.
– Почему же тогда она двигается? И почему я… ох-х… почему я почти не чувствую боли?
– Шок, – пояснил Юрьев. – Через полчаса ты будешь выть от боли, не переживай.
– Ты говоришь так, словно радуешься этому! – улыбнулась Агата сквозь слезы.
– Если я чему-то и рад, то только тому, что ты не успела добежать до эпицентра лавины. Хм, что же все-таки произошло? – Юрьев неожиданно задрал голову, пытаясь разглядеть что-нибудь в измочаленной камнями чаще. – Почему камни посыпались?
Аркан, не успевший полностью спрятаться за покровом зелени, зажмурился и оцепенел, как суслик под взглядом коршуна.
– Спроси у них, – предложила Агата.
– У кого? – рассеянно поинтересовался Юрьев.
– У камней. Их тут полным-полно вдоль берега валяется. Они расскажут тебе, отчего бывают камнепады и как больно бывает девушкам, которых изо всех сил толкают на землю.
Упрек заставил Юрьева переключить внимание на Агату.
– Если бы я не сделал этого, – сказал он, – то вряд ли бы мы сейчас с тобой беседовали.
– Да знаю, знаю, – в сердцах произнесла она. – Просто обидно. Сейчас приедет «Скорая», меня заберут в больницу, а ты останешься один на один с врагами. Господи, как я буду тревожиться за тебя! Ночью глаз не сомкну, честное слово.
– Я тоже. – Учитывая предстоящий ночной заплыв, это было чистой правдой. Юрьев подмигнул. – Ничего, завтра отоспимся.
– Я тоже. – Учитывая предстоящий ночной заплыв, это было чистой правдой. Юрьев подмигнул. – Ничего, завтра отоспимся.
– Когда оно еще наступит, завтра…
– Завтра и наступит.
– Все шутишь?
– Таким уж я уродился.
– Дай честное слово, что придешь проведать меня утром.
– Вряд ли, – осторожно поставив Агату на ноги, Юрьев завертел головой по сторонам, выискивая людей или машины.
– Почему? – жалобно спросила она.
– Скорее всего тебя увезут в Варну, а мое место здесь. Кроме того, я ненавижу больничные запахи.
– Иван, милый…
– Что?
Вместо того чтобы ответить, Агата всхлипнула, размазывая по лицу слезы. Юрьев дернул кадыком и отвернулся.
– Кто-то едет, – хрипло сказал он, кивая в сторону Албены. – Сейчас тебя отвезут в больницу и займутся твоей рукой. Очень больно?
– Пока терпимо, только голова кружится, – пожаловалась Агата. – Достань из сумки ключ от моей комнаты. На нем бирка с номером 43. Корпус Б, запомнил?
– Конечно.
Скупые сведения отпечатались в мозгу Юрьева, как на жестком диске компьютера.
3
Пока он рылся в сумке, Агата, сцепив зубы, стояла на месте, раскачиваясь, как былинка на ветру. Покрытая синяками, царапинами и ссадинами, она оставалась достаточно привлекательной для того, чтобы Аркан в своем укрытии испытал острый приступ возбуждения. Если бы не приближающийся шум автомобильного двигателя, он бы все-таки сиганул вниз, чтобы проломить Юрьеву голову. И почему этому проклятому русскому досталась такая великолепная красотка? Как несправедливо устроен мир! Одним все, а другим ничего…
– Быстрей, – попросила Агата, почти не разжимая губ.
Ей становилось все хуже и хуже. Верхняя половина купальника сползла на талию, но у девушки не было сил привести себя в порядок. На помощь пришел Юрьев, подхвативший ее. Промедли он хотя бы на пару секунд, и Агата растянулась бы на груде камней.
– Эй, – прозвучал встревоженный мужской голос. – Что случилось? Вам нужна помощь?
Скосив глаза, Аркан увидел лысого толстяка, высунувшегося из окна зеленой «Тойоты». Вид у него был растерянный, а вопрос он задал совершенно идиотский. Конечно, этим двоим требовалась помощь. Неотложная.
– У девушки сломана рука, – крикнул Юрьев, надеясь, что болгарин его поймет с первого раза. – Отвезете ее в Варну? Я хорошо заплачу.
– Спасибо, но я не извозчик, у меня другой бизнес, – отрезал толстяк.
– Это означает, что вы отказываетесь?
Юрьев шагнул вперед, намереваясь пустить в ход все доступные ему способы убеждения. К его облегчению, это не потребовалось.
– Я доставлю девушку в больницу совершенно бесплатно. – Толстяк улыбнулся. – Капитализм – не моя стихия. Я родился в другую эпоху, когда монеты не заменяли людям глаза, а шуршание долларовых купюр не заглушало голос совести…
– В следующий раз поговорим про эту замечательную эпоху, ладно? – попросил Юрьев, после чего подхватил Агату на руки и заглянул ей в лицо. – В котором часу принесут акваланги и водолазные костюмы? – спросил он, понижая голос.
– Между шестью и восемью, – отрывисто проговорила она. – Человек в желтой бейсболке с надписью «Our World». Во втором слове ошибка. Буква V вместо W. Больше мне о нем ничего не известно.
Буква V вместо W, повторил про себя Аркан. Главное не перепутать по запарке. Он посмотрел на дорогу и увидел, что со стороны Албены приближается сразу несколько автомобилей, за которыми едут велосипедисты.
– Товар, Агата, – встряхнул Юрьев обвисшую на руках девушку.
– Ка… какой товар?
– Героин. Где он? В твоем номере?
– Да, – шепнула Агата.
На ее висках проступили сплетения синих вен, губы подернулись белесым налетом, похожим на изморось.
– Где именно? – снова встряхнул ее Юрьев.
Она молчала.
«Потеряла сознание, – сообразил Аркан, ворочаясь в своем укрытии. – Эх, мне бы сейчас оказаться на месте этого русского дурака! Уж я бы отвел душу. С девкой можно проделывать все, что угодно, а она даже не пикнет. Зачем ее везти в больницу? Ее в кусты надо!»
– Несите ее сюда, молодой человек! – надрывался толстяк из «Тойоты», размахивая руками, как майский жук крыльями. – Сюда несите!
– Агата! – заорал Юрьев в самое лицо умолкшей девушки.
Однако потерявшая сознание девушка больше не произнесла ни слова. Следовательно, она сказала все, что могла или хотела сказать.
Прекрасно, сказал себе Аркан, уползая в чащу все выше и выше по склону. На самом деле он не считал свое положение прекрасным или хотя бы просто удовлетворительным. Особенно когда набрал трясущимися пальцами телефонный номер, связавший его с Казаевым.
Глава четырнадцатая
1
Там, куда звонил Аркан, звучала тягучая «Карсилама», восточная мелодия в размере 9/8, которая способна свести с ума любого западноевропейского композитора. Гнусаво завывали невидимые флейты, вибрировали струны, рассыпались дроби барабанов и бубнов, заливисто звенели колокольчики. Ритм задавали также боевики, притопывающие ногами и хлопающие в ладоши.
– Ай-я, – покрикивали они, – ай-я!
Перед ними, волнообразно качая раскинутыми руками, мелко семенила Лали, недавно подкрасившая брови и глаза. Присмотревшись, можно было рассмотреть на ее нарумяненных щеках потеки высохших слез и следы размазавшейся туши, но кого интересует лицо танцовщицы? Все, включая Казаева, глядели на выпуклый живот Лали, на ее смуглые плечи, груди и бедра.
– Ай-я! Ай-я!
Она медленно кружила по палубе, осваивая привычную танцевальную площадку заново, чтобы не споткнуться в ответственный момент о бухту каната или пивную бутылку. Казаев сказал, что хочет увидеть ее самый лучший, самый долгий и впечатляющий танец, значит, так тому и быть. Лали не смеет перечить своему господину. С палубы, на которой она дает представление, у нее только два пути. Либо в тесный, вонючий матросский кубрик, где, многократно распинаемая на матрасе, прижигаемая сигаретами и подбадриваемая уколами ножей, она будет долго умирать мучительной смертью. Либо за борт, где очутился не в меру пылкий Гулимов, бренные останки которого покоятся на дне морском.
Так повелел Казаев.
– Будешь танцевать до упаду, – сказал он, оглаживая седую бороду. – Это отучит тебя строить глазки посторонним мужчинам.
И последовал повелительный хлопок в ладони, и грянула из стереодинамиков «Карсилама». Теперь, как только Казаеву покажется, что Лали двигается без огонька и задора, он отдаст ее на растерзание своей гогочущей свите. Если же она свалится от изнеможения, то ее бросят в море. Небогатый выбор. Несчастливая судьба. Недолгая жизнь.
Но, может быть, воля Аллаха чем-то отличается от воли Казаева? В таком случае нужно танцевать, танцевать и танцевать, сколько хватает сил, и в награду за усердие небеса смилостивятся над несчастной девушкой. Придадут ей силы, которых, увы, не очень много. Уберегут от судороги. Избавят от головокружения.
Гоня прочь смертельную тоску и тяжелые мысли, Лали сконцентрировалась на звуках мелодии, служащей ей чем-то вроде соломинки, за которую хватается утопающий. Не сбиться с ритма – вот что главное. Бисер на юбке, бусы, браслеты и серьги подчиняются этому ритму, в такт ему стучит сердце, двигается гибкое тело. До тех пор, пока будет продолжаться так, Лали не погибнет.
Ай-я! Танцуй же, Лали, танцуй!
Ослепительно улыбаясь, она продемонстрировала мужчинам цыганскую тряску плечами, от которой монеты на ее золотом лифчике зазвенели, как бубенцы тамбурина. Дрожь, охватившая верхнюю половину туловища Лали, постепенно сместилась в область бедер, обнаженных до той последней черты, на которой еще способна была держаться юбка.
Начинался танец живота. С виду самый сложный элемент пляски, а на самом деле просто эффектная игра мышц. Зная, какие из них нужно напрягать, а какие можно оставлять расслабленными, Лали была способна демонстрировать свое мастерство часа полтора кряду.
Только бы не сбиться с ритма! Только бы не сбиться с дыхания!
– Вау! – восхищенно завыли зрители. – Еще! Еще!
Даже Казаев поощрительно улыбнулся, хотя его улыбка не сулила ничего хорошего. Так оно и вышло.
– Не стой на месте, – сказал он, помахивая дымящейся сигаретой. – Шевелись, красавица, шевелись.
– Най-на-нэ-на-нэ-на!
Издав залихватское улюлюканье, перенятое у одной знакомой румынки, Лали поплыла вдоль ряда оскаленных мужских физиономий, продолжая яростно двигать бедрами, как в самый сладострастный момент соития. Ее алые губы держали улыбку, хотя это давалось непросто. Быстро переставлять ноги, исполняя танец живота, она научилась относительно недавно, поэтому тело норовило одеревенеть, сделаться непослушным и неуклюжим. Особенно много усилий Лали затратила при пробежках на цыпочках. Лодыжки и внутренние мышцы бедер начали сводить судороги. Улыбка была готова превратиться в болезненную гримасу.