Жак втыкал в деревья нож и подтягивался на нем, помогая ногами и раненой рукой. Когда он забрался на метр, Кирилл ухватил его за запястье и втащил на верхушку бурелома. Прогнившая ветвь под Громовым превратилась в труху, и он кувыркнулся назад. Ударившись головой об торчащее поперек бревно, Кирилл застыл. Падение закончилось, едва начавшись. С этой стороны бурелом был ниже и более привычным на вид.
В хаосе изломанного леса прослеживалась какая-то безумная упорядоченность. Словно бы лесные великаны решили здесь сыграть в крестики-нолики. И за неимением бумаги и чернил использовали стволы и ветви.
Жак спрыгнул рядом с попутчиком. Кирилл сел и потер затылок.
– Ненавижу леса, – буркнул он. – Ни на Марсе, ни на Spes в них толком не бывал.
В следующую секунду он встал и поморщился. В том месте, где в него впечатался автомат, спина сильно заныла. Тело сразу вспомнило недавние побои, устроенные Эгоном Шульцем.
– Я теперь тоже их не люблю, – глухим голосом признался француз.
Компас пищал, требуя вернуться на заданное направление. Громов вытер руки об листву и уселся на гладкий, серо-коричневый ствол.
– Завтрак, – объяснил он. – Да и передохнуть не мешало бы.
Жак взял нож тремя пальцами забинтованной руки и протер его широким листом ближайшего куста. Внимательно осмотрев лезвие, он отдал нож Кириллу.
Звездолетчик нарезал хлеб и вспорол две широкие банки с тушеной олениной. Съев пару кусочков, он спросил:
– Откуда на Тайле олени?
– С Земли, – ответил Жак. – Земная флора и фауна хорошо прижились на Тайле. Особенно на фермах и в питомниках.
– Не-е, у нас с Земли только страусы да коровы. Очень мало хорошей почвы, кругом камень. Пастбищ нет, все занято под поля для прокорма людей и этой нехитрой скотины.
– А кислород тогда откуда? – удивился Жак. – Даже я знаю, что на Spes нет океана с его живительным планктоном.
– Искусственные леса. Точнее, посаженные людьми. С одним-единственным видом деревьев. Мултумоксигениумами.
– Мултум… кто? – сморщив лоб, переспросил Жак.
– Мултумоксигениум, – засмеялся Кирилл. – Порода деревьев с мощными стометровыми стволами. Растут на любой почве. Корнями пробивают даже камень. Но главное их достоинство – огромное количество выделяемого кислорода. Эвкалипты и тополи просто младенцы по сравнению с этой живой кислородной фабрикой. – Кирилл проглотил последний кусок оленины и начал вымазывать банку хлебом. – Генетики и селекционеры потрудились на славу, создавая эти деревья.
– Давно дело было? – вяло поинтересовался Жак.
– Лет сто назад. Когда на Spes нашли рудники с платиной, иридием и гелием-3 сразу встала проблема улучшения ее атмосферы. А проводить семидесятилетнюю операцию, как это было с Марсом, никто не хотел. Да и не окупилось бы это никогда.
– Ну да, ну да, – хмыкнул Жак. – Сосед хоть и плохонький, все равно сосед. А тут…
– А тут восемь парсеков между Солнечной системой и Mare argenteus.
– У нас почти не осталось воды, – перевел тему Жак.
– Еды тоже, – бодро заметил Кирилл и встал. – Как рука?
– Пальцы еще не отросли, – иронично ответил француз, – а в остальном нормально.
– А насчет жратвы все легко и сложно, – пожал плечами звездолетчик. – Птицу-то я подстрелю, но как ее готовить? Дым над лесом – штука заметная.
– Может, они про нас забыли? – с надеждой спросил Жак.
– Тебе виднее. Ты на Тайле родился.
– Нет, – сам ответил водитель грузовика, – не забудут, пока мы не умрем или не окажемся в плену.
– Что-нибудь придумаем, – пообещал Кирилл. – А сейчас – пойдем.
Глава четвертая
Лес стал редеть, когда до ночи оставалось еще пару часов. Деревья пошли сплошь молодые, но уже с пушистыми раскидистыми кронами. Крупная живность еще не облюбовала эти места, и рощу наполняли только кузнечики и редкие залетные птички, напоминающие сильно располневших воробьев.
Жак обессилено рухнул на ковер из травы и опавшей листвы. Достав из сумки бутылку, он с жадностью к ней припал.
– Не усердствуй, – предупредил Кирилл. – Вода-то сырая. Мы такую, наверное, вообще никогда не пили. Всегда очищенную да с нужными солями и витаминами.
– Какой ты непостоянный, – хрипло засмеявшись, сказал Жак. – То автоматом в морду тычешь, то за желудок переживаешь.
– Пристрелить тебя что ли, – задумчиво произнес Кирилл. – Чтоб не вякал.
– И не мучился, – в тон ему добавил француз.
– Спим по два часа, и в путь.
– Почему нельзя выспаться нормально? – зло спросил Жак. От усталости, недосыпа и ранения он стал нервным, и накидывался на каждую фразу, словно бык на красную тряпку.
– Первый закон ухода от погони, – спокойно ответил Кирилл, – чем быстрее и дальше уходишь от места плена, тем в большей ты безопасности. Второй закон: не оставляй следов. Третий – беги туда, где тебя ждут меньше всего.
– На Тайле ждут везде, – проворчал Жак, – с распростертыми объятьями.
– Но не больше, чем в столице. Все, спи давай. Время пошло.
Жак словно нажал кнопку. Почти мгновенно к звукам леса добавилось его убаюкивающее посапывание.
Кирилл умыл лицо холодной водой – сон немного отступил. Им повезло, что по дороге попался родник. Вода отдавала солью, но в остальном была пригодна для питья. Громов надеялся, что вечер не принесет проблем, но спать, даже в полглаза, боялся.
Два часа тянулись невыносимо долго. Но сидеть все же было лучше, чем пробираться через чащу леса. Кирилл вспомнил проделанный путь и с ясностью понял, что без компаса они блуждали бы среди живого лабиринта еще несколько дней.
Снова день темнел под пристальным взглядом Филиуса. Либертас почти полностью скрылась, оставив над горизонтом только багрово-красную корону, словно напоминая о собственном величии.
Запищал таймер. Кирилл подскочил на ноги и больно ударился головой об нижнюю ветку дерева. Все-таки он тоже уснул. Когда ощущение опасности отступает, а смерть не маячит перед глазами, словно назойливая муха, тело начинает брать свое. Мол, раз уж мы живем дальше, то неплохо бы было и спать нормально.
Громов умылся, сделал пару глотков и, чтобы не тратить время, вылил немного воды Жаку на лицо.
Экс-водитель зачертыхался и закашлял – вода попала в нос.
– Спать не надоело? – сухо поинтересовался Громов. – Пойдем уже.
– А ты? – размазывая воду по лицу, удивленно спросил Жак.
– На ходу высплюсь. Вставай.
Француз прищурил покрасневшие глаза, отчего огромные лиловые мешки под ними мелко задрожали.
– Спал, небось, покрепче моего, – наконец сказал он.
Кирилл неопределенно повел плечами и двинулся вперед. Через полчаса темнота накрыла столичные окрестности полностью. Теперь и Жак, и деревья и трава стали одного цвета – серо-черного.
Филиус и далекие звезды лениво, без всякого старания, подсвечивали ночным путникам дорогу. Кирилл и Жак шли не таясь. Сзади был лес, впереди и справа – многокилометровая равнина, а в паре километров слева – дорога. Редкие машины угадывались только по тусклым точкам горящих фар. Раз в час проезжал патрульный джип с прожектором на крыше. Часто они выключали освещение полностью, осматривая окрестности на предмет костров, пожаров и фонарей.
Спутники двигались быстрым шагом. Через пару часов впереди замаячили редкие огоньки.
– Деревня, – выдохнул Жак. – Как обходить будем?
– Вдоль забора, – проворчал Кирилл.
Огни гасли. Даже самые отчаянные полуночники ложились спать. Когда Кирилл и Жак подошли вплотную, все коттеджи погрузились в сон. На каждый десяток домов в поселении стоял один-единственный фонарь с приглушенным желто-оранжевым светом. Видимо, ночные прогулки в сельской местности были не в моде.
Путники двинулись вдоль крайних домов, стараясь оставаться все время в тени. На другой стороне поселения, поодаль от домов, вытянула длинное тело одноэтажная птицеферма. Из нее раздавалось сонное кудахтанье тысяч заключенных в душной темноте птиц.
– Нам туда, – шепнул Кирилл. – Забираться в магазин рискованно. Там либо сигнализация, либо камеры. Или вообще придется охранника валить.
Услышав про убийство, хотевший возразить Жак прикусил язык. Валить никого не хотелось. Тем более самому.
Несколько раз на дальних улицах проходили люди. Беглецы инстинктивно замирали, хотя знали, что заметить их практически невозможно.
Замок на птицеферме стоял чисто символический. Кирилл срезал его лазером меньше, чем за секунду. Войдя внутрь и притворив дверь, люди поморщились. В нос ударил густой запах птичьего помета. Кирилл, шаря рукой в темноте, нащупал еще одну дверь.
– Что делать мне? – шепотом спросил Жак.
– Стоять молча.
– Что делать мне? – шепотом спросил Жак.
– Стоять молча.
Кирилл вошел внутрь и сразу наступил на что-то мягкое. Под ботинком затрепыхалось, пытаясь выбраться. Громов поднял ногу и включил фонарь. Пол был покрыт плотным живым ковром. Сотни белых куриц спали, закрыв глаза белесыми пленками. Посреди загона возвышалась трехъярусная автоматическая поилка-кормушка.
Кирилл вздохнул и поднял первую курицу. Хрустнули косточки – Громов свернул птице шею. Сунув труп подмышку, он ухватил вторую курицу. Птица затрепыхалась, даже успела клюнуть Кирилла в руку. Снова раздался хруст.
Громов вернулся к Жаку и сунул ему две тушки.
– Держи крепко, – шепнул он, – чтоб не убежали.
Кирилл убил еще трех птиц и вышел из курятника. Оставив фонарь на самом слабом режиме, он двинулся вдоль загонов.
– Ты куда?
– Людятник ищу.
Каморка обслуживающего персонала обнаружилась метрах в тридцати от входа. Кирилл вошел в нее и сбросил мертвых птиц на стол.
– Знаешь, мне их жаль даже больше, чем тех четырех солдат, которых я убил, – произнес он.
Жак посмотрел на Кирилла с опаской, но звездолетчик в тусклом свете этого не заметил.
– Когда успел? – сглотнув, спросил француз.
– Двоих при захвате, двоих, когда сбегал.
– Я мог бы быть пятым, – скривил губы Жак.
– Не переживай, – хмыкнул Громов, – если б я хотел, ты мог быть и десятым.
Кирилл не стал зажигать свет, опасаясь, что кто-то из работников может жить неподалеку и заметить внезапно ожившую птицеферму. Закрыв плотнее жалюзи, он начал осматривать помещение. Вскоре на стол добавились алюминиевая кастрюля и небольшой топорик.
– Если мы украдем кастрюлю, они точно поймут, что здесь кто-то был.
Кирилл скептически посмотрел на экс-водителя. Затем все-таки снизошел до объяснения:
– А замок на двери курицы взломали.
– Что ты еще ищешь? – через минуту спросил Жак.
– Рюкзак, мешок, сумку. Или ты их в руках понесешь?
Кирилл выбрасывал вещи из шкафов на пол без разбора, но старался не шуметь. Найдя мешок из-под зерна, он бросил его Жаку. Затем он заметил в глубине нижней полки смятую спортивную сумку. Громов улыбнулся, словно снял большой куш, и выволок сумку наружу.
Настала очередь холодильника. В нем оказалась буханка хлеба и пара жареных куриных ножек.
– А эти собаки, видимо, частенько курочку нахаляву жрали, – заметил Кирилл.
– А мы сейчас чем лучше? – спросил Жак, набирая в бутылки воду.
Звездолетчик пожал плечами. Вопрос показался ему глупым.
Две птицы нырнули в кастрюлю, остальные – в мешок. Все это добро Кирилл засунул в сумку. Рядом улеглись соль, хлеб и топорик. Ножки «грабители» съели тут же, на время заткнув скверный голос голода.
Громов повесил сумку на плечо. Теперь с одной стороны его тянуло к земле оружие, с другой – еда. Выключив фонарь, он двинулся вдоль стенки к выходу. Жак ступал следом, едва не наступая спутнику на пятки.
– Будет грустно, если из-за пяти куриц нам придется убить всю деревню, – вздохнул Кирилл.
– Слушай, может тебя все-таки было за что сажать?
– Самое большое преступление, которое я совершил, пока в мою жизнь не ворвались власти Тайлы было…
Кирилл замялся.
– Что же? – поторопил Жак.
– Я дважды задремал во время вахты в капитанской рубке.
Француз, ждавший чего-то невообразимого, разочарованно вздохнул.
– Тогда и я преступник, – хмыкнул он, почесав лоб тремя оставшимися пальцами.
– Конечно, – согласился Кирилл. – Государственный изменник.
Они зашли за птицеферму, оставив поселение за спиной. Громов сверился с компасом и упругим шагом двинулся на север. К Ламберту. Мысли были заняты маскировкой. Как оставаться незамеченными, когда наступит день? Пока ничего лучше, чем падать на землю при виде каждого наземного или воздушного патруля в голову не приходило. Еще нужно было приготовить еду. Не пройдет и суток, как мясо начнет тухнуть. А оставаться с одной буханкой хлеба, когда до города еще километров сорок пути, никак не хотелось.
Жак топал сзади, поминутно вздыхая. Распухшая от бутылок с водой сумка приносила чуть ли не больше страданий, чем откушенные волком пальцы.
Кирилл до одури всматривался в слегка подсвеченную Филиусом ночь. Километров через шесть-семь его старания вознаградились. Чуть в стороне равнина изгибалась, переходя в пологий овраг, с торчащими из него кустами и чахлыми деревцами.
Жак едва переставлял ноги от усталости и очень обрадовался, когда Кирилл сказал:
– Туда. Привал.
Словно конь, учуявший близкий отдых, француз ускорил шаг. Кирилл сбросил сумку на краю балки и полез вниз.
– Сначала я, – сказал он.
Видимо, когда-то давно, сюда упал метеорит и сделал большой кратер. Но за годы природа сравняла углы и похоронила прилетевшее из космоса недоразумение. Теперь кратер покрывал ковер травы, выросшей на принесенной ветрами и дождями земле. Почти в центре бил едва заметный ключ. Наверное, во время падения метеорит треснул, выпуская наружу один из верхних слоев подземных вод. Кусты и деревца росли в основном на склоне, где смогли зацепиться гонимые ветром семена.
Громов спустился буквально на метр и на мгновение осветил овраг. Фонарь загорелся и потух, словно вспышка фотоаппарата.
– Давай сюда сумки.
Жак опустился на колени и по очереди передал обе ноши Громову.
– Сам спустишься? – спросил звездолетчик, добравшись до дна оврага.
– Конечно, – прокряхтел Жак. Боясь расшибиться, он спускался задом на локтях и коленях.
В большой яме тьма была еще гуще. Но любопытный сын Тайлы заглядывал и сюда своим слегка скошенным серебристо-лиловым глазом.
– Собери хворост, – сказал Кирилл. – Чем больше, тем лучше.
– У нас же топор есть, – возразил Жак.
– Нужны сухие дрова. От живых деревьев много дыма.
– А ты что делать будешь? – с подозрением спросил француз.
– Я, пожалуй, выпью вина и закажу танцовщиц, – с раздражением ответил Кирилл. – Расслабляет, знаешь ли.
Жак кивнул, словно согласился с Кириллом, и пошел к деревьям. Хвороста он нашел всего две небольшие охапки, зато среди растений нашлось несколько мертвых кустов и деревьев.
– На этой горстке даже чай не вскипятишь, – глянув на скромные успехи француза, сказал Кирилл.
Жак зло плюнул и вытащил из сумки топорик.
– Он мне скоро понадобится, – сказал Кирилл, взяв в руки нож и курицу.
Вначале он ее выпотрошил, отрубил голову, а затем снял перья вместе с кожей. Окровавленная тушка опустилась в кастрюлю. Работа Кириллу не нравилась. Смахнув с пальцев кровь, он взялся за вторую птицу.
Жак, не говоря ни слова, снова побрел к зарослям. Вскоре по оврагу прокатились мерные звуки ударов топора по дереву, которые невозможно было перепутать ни с чем. Кирилл отбросил нож и бросился к Жаку, шипя:
– Тише ты, тише!..
Раздалось еще два удара, и только после этого француз успокоился.
– А если кто услышит?! – набросился на него Громов.
– Может это дятел стучит, – вяло возразил Жак.
– Ага, мутант такой. Размером со свинью.
– Ты чего прибежал? – тоже заводясь, спросил экс-водитель. – Иди куриц потроши.
– По-моему, дятел у нас здесь точно завелся! – зло рыкнул Кирилл. – Обратно в столицу захотел?
– Ну отрежь его лазером, – махнув на ствол клешнёй оставшихся пальцев, сказал Жак. – Чего ты меня гоняешь?
– Загорится, – мотнул головой Кирилл. – Ты ручками поработай. Так незаметней.
– Ручкой, – поморщившись, уточнил Жак. – Ладно, постараюсь не шуметь.
– Не старайся. Просто сделай.
Кирилл забрал топор и вернулся к месту стоянки. Нужно было закончить с разделкой и выкопать яму под костер.
Иногда из зарослей раздавался треск ломаемого дерева. Ветер дул в сторону от дороги, и Кирилл надеялся, что на ней ничего не слышно. «Что-то я пугливый стал, – недовольно подумал звездолетчик, – от каждого шороха замираю. А еще начальник безопасности». Кирилл потер виски. «Это от недосыпа нервы шалят», – решил он, с трудом засовывая в широкую кастрюлю последнюю тушку.
Взяв в руки топорик, Кирилл принялся долбить им землю. От каждого удара в сторону летели увесистые комья земли. Громов взмок, но продолжал лупить с настойчивостью бурильной машины.
Жак ходил по темному оврагу, словно лунатик. Не произнося ни слова, он таскал по одному и тому же маршруту охапку за охапкой наломанных дров. Когда их набралась целая гора, Кирилл буркнул:
– Достаточно.
В выкопанную яму кастрюля помещалась почти полностью. Громов залил птицу водой. Даже при тусклом свете Филиуса было видно, что водно-кровяной раствор получился ярко-алым.
– Ты ее промывал? – брезгливо спросил Жак.