— Клодина, посмотрите, что там делают наши дамы, — попросил хозяин.
Клодина открыла дверь, ведущую в магазин, и заглянула туда, чуть наклонившись вперед. Одной рукой она оперлась на косяк, другой держалась за ручку двери. Под кофточкой угадывалось крепкое и гибкое тело. Нога, отставленная назад, была круглой и, пожалуй, чересчур мускулистой. Вдруг она выпрямилась и отступила, пропуская госпожу Петьо.
— Чего вы там застряли! — воскликнул хозяин. — Мы ждем.
У госпожи Петьо были нахмурены брови. Она закрыла за собой дверь и, не повышая голоса, сказала резким тоном:
— Там — покупатели. А вам, Клодина, я сто раз говорила, чтобы вы ни в коем случае не появлялись в магазине без халата.
— Но, мадам, я не входила в магазин, я только посмотрела…
Хозяйка прервала ее:
— Вы открыли дверь.
— Но…
— Не надо спорить, Клодина. Нужно говорить: «Да, мадам». И слушаться.
Клодина вздохнула так, что кофточка на ее груди туго натянулась. Она пробормотала:
— Да, мадам.
Лицо хозяйки сразу же расплылось. От улыбки скулы ее поднялись к вискам. Она посмотрела на Жюльена:
— Ну как, дружок, от работы разыгрался аппетит?
Жюльен улыбнулся и кивнул.
— Вот и отлично! Приятно, когда у мальчиков вашего возраста хороший аппетит.
В магазине звякнул колокольчик на входной двери, послышались шаги.
Хозяин подскочил на месте. Приподняв газету, он начал читать вслух:
— Послушайте, послушайте. «Оптимизм, проявившийся в повышении акций на бирже, объясняется чувством уверенности, которое охватило всех после неизбежной и скоропостижной кончины Народного фронта». Одно удовольствие читать такое, давно пора. Сколько можно терпеть этих шутов гороховых — они толкают нас к катастрофе.
Пока он говорил, вошли молоденькая продавщица и еще одна женщина, которая была одного роста с хозяйкой и немного похожа на нее. Не было у нее только красных пятен на скулах. Кроме того, она носила массивные очки с толстыми стеклами, сквозь которые ее глаза казались огромными. Она уставилась на Жюльена, словно готовясь обнюхать его.
— А это новенький, Жюльен, — сказала хозяйка.
— Так-так.
— Жоржетта, за стол! Заглядываться на хорошеньких мальчиков будете потом, — воскликнул хозяин, положив газету на буфет, стоявший позади.
Жоржетта покраснела до корней волос.
— Эрнест, у вас всегда глупые шутки. Подобное легкомыслие мне давно не по возрасту.
— Потому-то вы и остались старой девой, что всегда так рассуждали. А по-моему, вы еще ничего. Что на это скажете, Виктор?
Хозяин весело хохотал. Помощник, смеясь и подмигивая хозяину, ответил:
— Вы же знаете, что я всегда испытывал к мадемуазель Жоржетте самые нежные чувства, хозяин. И если я когда-нибудь женюсь на другой женщине, то это будет скрытое самоубийство.
Все рассмеялись, кроме Жоржетты; она таращила глаза, но не могла со своего места рассмотреть помощника. Когда смех утих, хозяин крикнул:
— Ну, все за стол!
Хозяйка, изучавшая счетную книгу, подошла и уселась между сестрой и мужем. Продавщица заняла место справа от нее, а служанка поместилась в конце стола. Только тогда Виктор выдвинул свой стул и сел. Морис и Жюльен последовали его примеру. Посредине стояло большое блюдо белой фасоли. Хозяин взял его и передал жене, которая положила немного фасоли себе в тарелку.
Между хозяином и Виктором могло бы поместиться еще два прибора. А расстояния между Жюльеном и Клодиной хватило бы еще для четырех-пяти человек. Все женщины, от хозяйки до Клодины, положили себе фасоль. После этого Морис встал, подошел к Клодине, взял у нее блюдо и отнес его хозяину. Тот положил себе, затем это проделал Виктор, потом Морис и наконец Жюльен.
— Кладите себе побольше, голубчик, — сказала госпожа Петьо, — еще положите. В вашем возрасте надо много есть. Вы любите фасоль?
— Да, мадам.
— В его возрасте всё любят, — сказал хозяин.
— А если и не любят, то все равно уплетают, — добавил помощник.
Хозяин засмеялся. Ел он быстро, нервными движениями ломал хлеб или тыкал вилкой в тарелку. Движения хозяйки, напротив, были замедленными. Она держала вилку большим и указательным пальцами, изящно приподняв остальные. Всякий раз, когда Жюльен смотрел на нее, она улыбалась, кивая головой. Серая полосатая, как тигр, кошка, которую Жюльен еще не видел, взобралась хозяину на плечи и выгнула спину.
— Красотка моя, — сказал он, — тебе-то плевать на всех этих болванов! Плевать, да и только!
Хозяйка выпрямилась, откинула назад голову и замерла с вилкой в руке, устремив взгляд на мужа.
— О ком ты?
— Да об этих паршивцах из Народного фронта, черт побери!
Она вздохнула, снова принялась за еду и сказала:
— Ты мог бы выбирать другие выражения!
Каждая шутка хозяина вызывала смех у молоденькой продавщицы, Виктора и Мориса. Служанка ела, не поднимая головы. Жюльен время от времени замечал, что она наблюдает за ним.
Окончив есть, хозяин посадил кошку на колени и принялся ее гладить.
— Сегодня утром какой-то тип оставил газету «Попюлер»[2] в кафе «Коммерс». Я принес первую страницу, чтобы вы могли ею насладиться, — сказал он.
Он вытащил из кармана измятый газетный листок, развернул его и пробежал глазами. Затем прочитал вслух.
— Послушайте золотые слова этого отребья. «Все аргументы наших противников разбивает очевидный и, пожалуй, самый поразительный факт: во Франции теперь свободнее живется, спокойнее дышится и повседневный труд стал легче и радостнее. Именно это обстоятельство и составляет силу Народного фронта».
Читая, хозяин раздражался все больше и больше. Он размахивал руками, как заправский оратор. Окончив чтение, он резким движением смял газету, бросил ее на пол и закричал:
— Дать бы им хороший пинок в зад!
— Эрнест! — воскликнула хозяйка. — Ты же не у себя в цехе.
Кошка прыгнула на буфет.
— Они меня доводят до белого каления. Неужели нельзя перевешать весь этот сброд?
Потом, внезапно успокоившись, он обернулся к кошке и пробормотал:
— Иди сюда, кисонька, иди скорей, красавица. Я не на тебя кричал. Ты хорошая. Я рассердился на этих идиотов.
Хозяйка сделала знак Морису и показала в направлении двора. Морис сразу же поднялся.
— Пойдем, Жюльен, — сказал он.
— В верхней духовке, — сказал хозяин.
Они вышли.
— Мы идем за вторым, — пояснил Морис.
Они вошли в цех. Морис открыл верхнюю духовку. Там стояла жаровня с бифштексами и круглая миска, полная лапши.
— Лапши тут завались, — сказал Морис, — ты ее любишь?
Жюльен пожал плечами.
— Ем, но без особого восторга.
— Ну, старик, знай, что хозяин ее обожает. Прежде всего потому, что ее легко и быстро готовить. Так что тебе придется ее полюбить.
Чтобы не обжечься, они взяли тряпки и понесли блюда на стол.
— Отлично! — восторженно воскликнула госпожа Петьо. — Отлично, милый Жюльен. Надеюсь, вы любите лапшу?
— Да, мадам.
Жюльен получил пинок под столом, и Морис кашлянул два раза.
— Вот и хорошо, — сказала она. — Люблю, когда ученики едят с удовольствием.
Хозяин окончательно помирился с кошкой. Она потерлась спиной о ножку буфета в стиле Генриха II и потом вскочила на колени господину Петьо.
Хозяйка и ее сестра пили белое сухое вино. Хозяин и Виктор — красное, все остальные — воду. На столе стояло два графина: один для служанки и продавщицы, другой — для Мориса и Жюльена.
Когда мясо и лапша были съедены, служанка поднялась и вынесла посуду, нагибаясь, чтобы не задеть за притолоку двери.
— Эрнест, я предлагаю отпраздновать приход к нам Жюльена и устроить десерт по-воскресному, — сказала госпожа Петьо. — Ты согласен?
— Конечно, — отозвался хозяин.
Он в это время укачивал кошку, как младенца.
— Тогда, Колетта, принесите сладкий пирог.
Продавщица пошла в магазин. Хозяин налил всем по полстакана белого вина.
— Не я бы должен вас угощать, — рассмеялся он, поставив бутылку. — Господину Морису следовало бы обмыть свое повышение. Ведь теперь он будет получать не двадцать пять франков, а все тридцать монет.
— Тридцать монет, — сказал Виктор, — это десять пачек табаку. Теперь ты всех нас будешь угощать.
7
Сразу после обеда они вышли из-за стола и поднялись в свою комнату. Виктор смазал бриллиантином волосы, тщательно причесался, прочищая ногтем зубцы гребешка. Он сменил белую куртку на коричневую, с молниями. Посмотрелся еще раз в небольшое зеркальце, висевшее на дверце его шкафа, и быстро вышел.
— Видишь, как его разбирает, смешно! — сказал Морис.
Едва дверь закрылась за Виктором, вошел Дени с сигаретой в зубах.
— Видишь, как его разбирает, смешно! — сказал Морис.
Едва дверь закрылась за Виктором, вошел Дени с сигаретой в зубах.
— Мне одну не подкинешь? — попросил Морис.
— Ах ты, старый попрошайка!
Дени извлек из кармана пачку «Элегант». Морис взял сигарету. Жюльен отказался. Дени не стал настаивать и протянул Морису зажженную спичку.
— Нет, не сейчас, я ее выкурю вечером. А то хозяин может в любой момент зайти поинтересоваться, как устроился Жюльен.
Он открыл свой шкаф и спрятал сигарету под стопку белья, аккуратно сложенного на полке. Дени поставил на пол большой чемодан и стал бросать туда свою одежду.
— А мне теперь начхать на хозяина, — сказал он. — Уже два года я этого жду. Могу одно сказать: я очень рад.
Морис молчал. Он присел бочком на подоконник, свесив одну ногу и болтая другой, и поглядывал то в окно, то в комнату. Солнечные лучи уже больше не проникали в спальню, но их блики, отраженные узкой цинковой крышей, слабо светились на потолке. Было жарко, снизу — из цеха — просачивались запахи.
— Я тебе оставлю своих красоток, — сказал Дени, показывая Жюльену фотографии, приклеенные на внутренней стороне его шкафа.
Жюльен подошел ближе. Там был портрет Вивиан Романс и еще три фотографии актрис в купальных костюмах. Дени снял портрет Джо Луиса, который был прикреплен лишь кнопками.
— Этого, — сказал он, — я тебе не оставлю.
Он аккуратно сложил фотографию и сунул ее в чемодан.
— Зря ты пихаешь белье как попало, — заметил Морис. — Суешь в одну кучу и чистое, и грязное. Так все запачкается и изомнется.
Дени выпустил струю дыма через нос, потом через рот, бросил окурок на крышу и сказал:
— Мне на это плевать. Я поступлю на новое место не раньше чем через месяц. Моей старухе хватит времени разобраться в этом барахле. Она все выстирает, я ее знаю. Впрочем, она права. Мы, конечно, в золоте не купаемся, но насекомых не терпим.
— Это уж ты загнул, — сказал Морис.
— Уверяю тебя, что мать не позволит мне даже в дом войти с этим чемоданом. Когда я приезжаю, она берет мое белье и стирает его во дворе. По крайней мере тогда она знает, что мы не занесем в дом эту нечисть. Ты смеешься, но стоит завестись одному, как их будет полон дом. С ними потом годами не справишься.
— Что за насекомые? — спросил Жюльен.
Дени посмотрел на него, потом на Мориса и спросил:
— Ты что, еще не посвятил его?
— Подожди, сам узнает.
— Здесь клопов не оберешься, — сказал Дени, — так и кишат.
— Где ж они? — спросил Жюльен. — Я еще ни одного не видел.
— Днем они не вылезают. Но сейчас я тебе их покажу. Будет удивительно, если я их не найду.
Он подошел к ближайшей кровати, приподнял одеяло и простыню и склонился над матрацем. Отогнув шов в одной из складок, он знаком подозвал Жюльена.
— Вот, видишь, — сказал он. — Здесь в одном месте сразу три. Я тебе сейчас покажу, как их уничтожают. Подержи минутку.
Жюльен уставился на трех неподвижных клопов и замер.
— Ну что ж ты? Держи, если хочешь, чтобы я тебе показал.
Жюльен сделал усилие и зажал пальцами материю. Клопы по-прежнему не шевелились. Они были сантиметрах в двух от его пальца.
— Да они мертвые, — сказал он.
Дени расхохотался. Подошедший к ним Морис заметил:
— Сейчас увидишь, какие они мертвые.
Дени достал коробок, чиркнул и поднес зажженную спичку к матрацу.
— Спалишь материю, — сказал Жюльен.
— Не беспокойся. Слава богу, этим-то ремеслом мы овладели. За два года и ты набьешь руку.
Разбуженные жаром клопы пытались убежать, но огонь их догнал. Один за другим они падали, и всякий раз Морис и Дени дружно повторяли:
— Испёкся! Испёкся!
— А нет другого способа их убивать? — спросил Жюльен.
— Можно давить, но они так воняют, что лучше жечь. Можно еще травить их собаками, только собак у нас нет.
— К тому же спички не надо покупать, их просто берут на кухне, — уточнил со смехом Морис. — Ты имеешь право брать спички, чтобы разжечь печь, бери больше, вот и все.
Они снова положили матрац на сетку кровати. Морис вернулся к окну и облокотился на подоконник.
— Надо будет мне заняться своим матрацем на этих днях, — сказал он. — Если хочешь, Жюльен, мы и твоим займемся. Вдвоем легче: один ищет, другой палит.
— А нельзя ли их все-таки уничтожать как-нибудь иначе? — спросил Жюльен. — Ведь можно же дезинфицировать. У моих родителей, например, есть дом. Когда жилец уезжает, отец всегда делает дезинфекцию.
— А! Ты тоже хозяйский сынок, — сказал Дени, закрывая чемодан. — Ну, я пошел, ребята. Пойду отхвачу монеты и смоюсь. Если найдете средство, как избавиться от этих незаконных жильцов, дайте знать, я похлопочу об ордене для вас.
Он пожал им руки и, обращаясь к Жюльену, добавил:
— Во всяком случае, начиная с сегодняшней ночи ты больше не будешь спать в одиночестве. Поверь мне, скучать тебе не придется.
Он вышел. Они услышали, как он прыгал со ступеньки на ступеньку, волоча чемодан по железным перилам. Морис вздохнул и плюхнулся на кровать, так что скрипнула стальная сетка.
— В общем-то он малый неплохой, — сказал он. — Не знаю, почему он меня терпеть не мог. Верно, злился на то, что мой отец — владелец булочной. Но я-то ведь не виноват. Что я могу поделать? Ничего!
Несколько минут он, казалось, размышлял на эту тему. Потом встал, потягиваясь.
— Тебе надо бы уложить вещи в шкаф, — сказал он, — а я разберу свою постель и пойду попрошу чистые простыни у хозяйки. Сегодня первое число — день, когда мы меняем белье. Не беспокойся, твою постель я тоже разберу. Я даже начну с твоей. Этот дуралей, раз уж он такой чистюля, мог бы убрать свои грязные простыни, прежде чем уйти. Нужно немного проветрить матрацы. Не дышать же тебе его потом!
Жюльен начал вынимать из сундучка вещи, но прервал свое занятие и подошел к кровати.
— Меня очень тревожат эти клопы, — сказал он. — Нельзя ли положить матрацы и одеяла на окно?
— Почему бы и нет, это мысль. Оставь, я сам сделаю. Но ведь клопам от этого ничего не будет.
Жюльен снова принялся вынимать белье, укладывая его стопкой в шкафу.
— И тут есть клопы? — спросил он.
— А как же, их всюду полно.
— Ей-богу, не могу понять, почему не делают дезинфекцию.
— Делают, ежегодно, каждую весну. Только это не помогает. Под полом здесь печь, а над печью, чтобы сохранить тепло, — толстый слой песка; вот там-то они и прячутся, там у них гнезда. Дезинфекция убивает тех, что в комнате, а через два дня их опять столько же.
— Ужасно!
— Знаешь, первое время у тебя по всему телу и по лицу пойдут волдыри, так что утром глаз не открыть, но ты быстро привыкнешь. Я, например, через три недели уже ничего не чувствовал.
— Клопы не мешают тебе спать?
— Когда устанешь, так заснешь даже на разделочном столе возле печи.
Морис разобрал все постели, положил простыню, бросил на нее остальное белье и связал в узел.
— Пойду за чистым бельем, сейчас вернусь.
Оставшись один, Жюльен закрыл пустой сундучок и сел на крышку. Он глубоко вздохнул. За обедом, когда они ели яблочный пирог и пили белое вино, а хозяин и Виктор наперебой острили, Жюльен много смеялся и, выходя из-за стола, подумал было, что начинается новая, полная чудес жизнь. Закрывая дверь, он обернулся, его взгляд встретился со взглядом Колетты, молоденькой продавщицы, и теплая волна радости залила его. Но теперь разговор о клопах очень его расстроил.
Он дошел до окна и взялся за край матраца. Кончиками пальцев приподнял шов. В глубине складка была совсем черной. Жюльен поморщился. У него не было спичек, и он поискал глазами какой-нибудь предмет, чтобы стряхнуть клопов. На этажерке лежал карандаш, он взял его и расстелил на полу старую газету, чтобы клопы падали на нее. Снова отогнув материю, он поскреб складку острием карандаша. Один за другим клопы посыпались на газету. Жюльен насчитал четырнадцать. Не зная, что с ними делать, и не решаясь раздавить, он стряхнул их в окно. Потом снова проделал то же самое с другим краем матраца. Морис вернулся с шестью чистыми простынями и положил их на свою кровать.
— Что ты делаешь? — спросил он.
— Пытаюсь избавиться хоть от нескольких.
Морис взял газету и щелчком отогнал к середине листа клопов, которые убегали.
— Это еще что! — сказал он. — Самое отвратительное — раздавить клопа, когда ворочаешься в постели. От него остаются пятна, и сразу простыня грязная… Но это все пустяки по сравнению с тараканами.
— Тараканами?
— Знаешь, они раз в десять больше. Они, правда, не кусаются. Но если раздавить таракана, это такая мерзость…
— Но их по крайней мере нет в кроватях!
— Они, конечно, не приходят лакомиться нами, как клопы. Зато ползают по потолку, и случается, что один-другой свалится на тебя. Впрочем, это бывает редко.