В марте восемьдесят шестого года авиация США нанесла бомбовый удар по Триполи, в результате чего погибла приёмная дочь Каддафи. Полковник ответил на это подготовкой и осуществлением взрыва американского пассажирского авиалайнера, который следовал из Лондона в Нью-Йорк и рухнул прямо посреди небольшого шотландского городка Локерби. В тот день погибло более двухсот пятидесяти пассажиров самолета и одиннадцать местных жителей.
Организатором террористического акта следствие объявило Мусу Куса.
Американцы и англичане более десяти лет добивались его осуждения, однако все, в конце концов, ограничилось выдачей британскому правосудию двух непосредственных исполнителей взрыва, одного из которых, в конце концов, оправдали присяжные. С Ливии взамен на огромную денежную компенсацию родственникам погибших были сняты международные санкции, а о преступлениях самого Мусы Куса предпочли на какое-то время забыть.
Тем более что после терактов одиннадцатого сентября Каддафи предложил американцам разведывательную информацию о попытках Аль-Кайды заполучить ядерную бомбу, а также огромную базу данных по тайным ячейкам этой организации на территории США и Великобритании. Именно Муса Куса начал осуществлять все контакты с ЦРУ и англичанами по этому вопросу, а несколько позже он стал и главным представителем Джамахирии на переговорах об уничтожении ливийских запасов оружия массового поражения…
К началу нынешних вооруженных выступлений оппозиции Муса Куса считался одним из самых доверенных лиц Муаммара Каддафи и занимал пост министра иностранных дел — осуществляя при этом координацию действий ливийских спецслужб. Поэтому его недавнее бегство в Великобританию нанесло по режиму Каддафи удар такой силы, что по сравнению с ним натовские бомбардировки могли считаться всего лишь досадными мелкими неприятностями.
Глава 4
Намного проще и быстрее было вылететь из Хартума на военном вертолете. Но тогда пришлось бы докладывать обо всем непосредственному начальству, а это в планы капитана Хусейна пока не входило. Потому что, как справедливо замечено кем-то из мудрых, — у победы много отцов, и только поражение всегда остается сиротой…
Али Мохаммед Хусейн был достаточно молод, решителен, честолюбив. И на этот раз он не собирался упускать свой шанс, оставаясь на второстепенных ролях. Очередная звезда на погоны, какой-нибудь орден из рук самого президента, заметное повышение в должности… все это, разумеется, очень приятно.
Однако совсем не достаточно.
Капитан Хусейн не считал себя хуже других. Просто судьба до сегодняшнего момента еще не предоставляла ему счастливой возможности по-настоящему отличиться. И перехват ливийского золота должен был стать необходимой ступенькой к осуществлению его жизненных планов.
Когда-то сам нынешний президент Судана пришел к власти в результате военного переворота. А теперь ему пришла пора уступить место другим людям — энергичным и незапятнанным патриотам. Необходимо было как можно скорее покончить с разложением и коррупцией государственных органов, с провалами в экономике, с непоследовательной внешней политикой полковника Омара Хассан аль-Башира. Постоянное заигрывание президента то с американцами и израильтянами, то с радикальными исламистами, его безуспешные попытки лавировать между интересами Запада и арабского мира уже привели Хартум к поражению в гражданской войне и отделению юга страны, поставив ее на грань окончательного распада.
Именно так считал капитан внутренней безопасности Али Мохаммед Хусейн. И поэтому он, как и многие молодые офицеры суданской армии, несколько месяцев назад примкнул к заговорщикам.
Но теперь судьба подарила ему шанс стать не просто одним из единомышленников.
Подготовка любого государственного переворота, как и ведение войны, требует значительных финансовых вложений. Поэтому восемь с лишним тонн золота оказались бы для тайной оппозиции как нельзя кстати. А умелые, храбрые действия капитана Хусейна не могут не быть оценены по достоинству будущими руководителями нации — и непременно помогут самому капитану выдвинуться на первые роли в новом правительстве.
В более отдаленное будущее Али Мохаммед Хусейн пока себе заглядывать не позволял. Хотя постоянно держал в уме пример Муаммара Каддафи, египетского президента и еще нескольких выдающихся лидеров Африки и Ближнего Востока — выходцев из армейской среды, которые не упустили момент и навеки остались в истории. Не говоря уже о незаметном до поры до времени артиллерийском офицере по имени Наполеон Бонапарт…
Мысли о том, чтобы присвоить золото Ливии и обеспечить себе безбедное существование до конца своих дней, у Хусейна даже не возникало. Во-первых, капитан прекрасно отдавал себе отчет в том, что «конец дней» в этом случае наступит значительно раньше, чем он успеет получить удовольствие от обладания чужим богатством. Во-вторых, все люди, конечно же, смертны. Однако умереть можно очень по-разному — а на Востоке умеют лишать предателей жизни очень мучительно и изощренно. К тому же капитан Али Мохаммед Хусейн, поставивший сейчас на карту не только свою карьеру, но и саму жизнь, руководствовался исключительно патриотическими побуждениями.
— Сержант, можно ехать быстрее?
— Простите, господин капитан…
От Хартума до Бербера и городка Абу-Хамад автострада почти все время шла вдоль берега Нила и железнодорожного полотна, соединяющего столицу Судана с египетской границей. А дальше началась Нубийская пустыня, раскинувшаяся от Великой реки до хребта Этбай. Кое-где вдоль обочины на глаза попадались вади — пересохшие русла рек и случайные обнажения каменистых пород, затерявшиеся в серых песках, на которые годами не проливалось ни капли осадков.
— Сколько осталось до Вади-Хальфы?
— Примерно два часа, господин капитан.
Приграничный населенный пункт Вади-Хальфа был отстроен примерно в десяти километрах от второго Нильского порога взамен старого города с тем же названием, затопленного водами искусственного озера Насер. И хотя его население едва перевалило за пятнадцать тысяч человек, Вади-Хальфа является важнейшим для Судана транспортным узлом. Здесь находятся железнодорожная станция, паромная линия, связывающая город с египетским Асуаном, довольно приличная автодорога и даже небольшой аэродром с грунтовой взлётной полосой.
Нельзя сказать, что суданские пограничники и таможня совсем не уделяли внимания потокам грузов, следующим в страну из Египта. Однако значительно больше их, так же как и египетских коллег, интересовала контрабанда, переправляемая из Судана на север.
В основном это были наркотики и оружие. Например, не так давно в этих краях армия перехватила семь автомобилей, груженных оружием и боеприпасами, предназначавшихся палестинцам из сектора Газа — причем предварительно по каравану пришлось нанести ракетно-бомбовый удар с воздуха. Тогда погибло почти три десятка человек — в основном бедуинов, не признающих никаких границ и, по традиции, промышлявших нелегальной перевозкой любого товара, от чернокожих проституток до контейнеров с отработанным ядерным топливом.
Хотя, конечно, подобного рода проблемы носили для контрабандистов, скорее, случайный характер. Как правило, власти Судана старались не конфликтовать с шейхами бедуинов, которые контролировали этот племенной бизнес.
…Автомашина у Хусейна была очень мощная. И водитель у него был отличный. Но времени все равно оставалось в обрез:
— Сержант, прибавь еще немного!
— Я постараюсь, господин капитан…
Али Мохаммед Хусейн вполне мог бы сделать карьеру в суданских спецслужбах. Возможно, когда-нибудь он даже вошел бы в круг лиц, которые определяют судьбу страны. И портреты его красовались бы во всех учреждениях, а благодарный народ выносил бы их на демонстрации по поводу национальных праздников.
Однако всему этому так и не суждено было исполниться.
Крупнокалиберная пуля, выпущенная из французской винтовки «Hecate», вошла капитану в голову чуть пониже виска и на выходе разнесла половину затылочной кости.
Вторым выстрелом снайпер поразил водителя, и через несколько десятков метров автомашина, потерявшая управление, на большой скорости выкатилась за пределы дороги. Задев за какие-то камни, лежавшие возле обочины, она дважды перевернулась, упала на крышу и замерла в облаке оседающего песка.
Колеса машины еще продолжали вращаться, когда две человеческие фигуры покинули огневую позицию, оборудованную примерно в полумиле от дороги.
Специально подобранный камуфляж делал их такими же неотличимыми от окружающего пейзажа, как неотличимы от него обитатели этих пустынь — ядовитые змеи, вараны и ящерицы. И повели они себя точно так же — осторожно, бесшумно и быстро.
Вторым выстрелом снайпер поразил водителя, и через несколько десятков метров автомашина, потерявшая управление, на большой скорости выкатилась за пределы дороги. Задев за какие-то камни, лежавшие возле обочины, она дважды перевернулась, упала на крышу и замерла в облаке оседающего песка.
Колеса машины еще продолжали вращаться, когда две человеческие фигуры покинули огневую позицию, оборудованную примерно в полумиле от дороги.
Специально подобранный камуфляж делал их такими же неотличимыми от окружающего пейзажа, как неотличимы от него обитатели этих пустынь — ядовитые змеи, вараны и ящерицы. И повели они себя точно так же — осторожно, бесшумно и быстро.
Приблизившись через редкий, колючий кустарник к автомобилю, каждый сделал еще по одному выстрелу в безжизненные тела капитана и водителя. После чего старший в снайперской паре поправил микрофон переговорного устройства и вышел на связь с командиром подразделения, чтобы доложить о выполнении задачи.
//- * * * — //Через иллюминатор капитанской каюты можно было разглядеть только ржавые крыши складских помещений, башенные краны и потрескавшийся асфальт на дороге, проложенной вдоль причала. Порт-Судан был основан чуть больше ста лет назад, как новая современная гавань, вместо древнего города Суакин, расположенного южнее, гавань которого заросла кораллами.
И, по-видимому, с колониальных времен здесь немногое изменилось.
Сегодня утром, поднимаясь по трапу на борт сухогруза, Михаил Анатольевич Иванов никак не мог избавиться от ощущения, что за ним наблюдают. Он почти физически чувствовал спиной чей-то взгляд, очень внимательный и недружелюбный — такой взгляд, каким обычно примеривается к живой мишени снайпер, прежде чем выстрелить на поражение. Сейчас это ощущение не то чтобы совершенно исчезло — оно просто несколько притупилось и спряталось в тень, на задворки сознания.
— Разрешите?
— Да, проходите, присаживайтесь. — Голос у капитана судна был приятный, негромкий, с едва заметным прибалтийским акцентом. Да и сам капитан Любертас, худощавый светловолосый литовец, неизменно производил на собеседников очень хорошее впечатление. — Вы знакомы?
— Оболенский. Сотрудник российского торгового представительства. Добрый день!
— Здравствуйте, очень приятно. — Михаил Анатольевич пожал протянутую руку. — Иванов.
— Кофе, чай? Или еще что-нибудь?
— Нет, спасибо. Я только что пообедал.
— Неужели пираты не тронули ваши запасы еды и напитков? — удивился Оболенский.
Капитан Любертас отрицательно покачал головой:
— Ну, это было бы совсем из области фантастики. Конечно же, за время стоянки они почти полностью опустошили продовольственную кладовую. Оставили только свиные консервы и некоторое количество питьевой воды. Но нам уже здесь, в порту, шипчандлер[24] доставил все, что необходимо.
— Тяжело пришлось?
— Мы ведь совсем недолго в заложниках оставались… — не сразу ответил на вопрос Оболенского капитан. — Если честно, страшнее всего было в самом начале. Только я открыл дверь машинного отделения, пираты тут же наставили на нас автоматы. Они все разом что-то кричали по-арабски, щелкали затворами… Потом их командир, его все называли Асад, подошел ко мне и спросил, какие нации присутствуют на борту. Мы сначала не сказали им, что у нас в команде двое русских. Но потом они проверили документы, и все равно это выяснилось.
— И что произошло?
— Асад все-таки не позволил их тронуть. Хотя один из его людей очень рвался отомстить за какого-то из своих родственников, погибшего на «Московском комсомольце».
— Твою мать… — выругался сквозь зубы Иванов.
— После построения нас загнали в кают-компанию. Только второго механика и моториста оставили в машинном отделении, чтобы они могли поддерживать судно на ходу.
— Личные вещи, конечно, разграбили?
— Нет. Ничего, кроме мобильных телефонов, не отобрали. Ну, и деньги, конечно.
— Избивали?
— Нет. Но я думаю, нам просто повезло. Говорят, на украинской «Фаине» старпома отделали прикладами так, что он потом две недели отлеживался в каюте.
— Да, наверное, повезло, — вынужден был признать Оболенский.
— У сомалийцев, которые нас захватили, была очень строгая дисциплина. Своего командира Асада они боялись до судорог. Пираты ведь постоянно жевали кат, это вроде такого наркотика. Так вот, однажды один из них в совершенно невменяемом состоянии ворвался в кают-компанию, начал хохотать, кричать что-то, потом передернул затвор автомата. Мы подумали — все, нам конец. Но, на счастье, поблизости оказался этот самый Асад, который вырвал автомат у придурка и так врезал ему по физиономии, что тот отлетел на три метра. Больше ничего подобного не повторялось.
— Охраняли вас очень строго?
— Да, очень строго. Даже когда сломался очиститель воды, то подходить к нему для ремонта разрешали только по двое, и не более.
— А чем вы вообще занимались в плену?
— Не знаю даже, — задумался капитан дальнего плавания Любертас. — Травили анекдоты, играли в карты, смотрели DVD. Потом кто-то из хлебных корок нарды смастерил…
— Значит, хотя бы хлеб вам пираты давали?
— Не только хлеб. Кормили два-три раза в сутки — в основном, правда, какой-то вонючей козлятиной и подливкой из сои. У них там свой повар был, вот и пришлось привыкать. Тем более что на всех был один-единственный гальюн. — Литовец тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания: — Хорошо, что у меня в экипаже не было женщин.
И опять с ним нельзя было не согласиться.
— Скажите, как передавали выкуп? Обычно пиратам сбрасывают контейнер с деньгами…
— Не знаю. Нам не говорили. Просто Асад как-то утром вызвал меня на мостик, сообщил, что судовладелец решил все проблемы, и задал вопрос, сколько времени нужно, чтобы мы вышли в море.
— Повезло, — в очередной раз констатировал Иванов.
— Много народу из экипажа списалось на берег здесь после этой истории?
— Ни один человек не списался! — с гордостью, непонятной для сухопутного человека, ответил капитан. — Все пойдут дальше в рейс, по контракту. Судовладелец пообещал выплатить каждому члену команды по тысяче долларов премии, компенсацию за пропавшие деньги и ценности и, конечно, зарплату…
Неожиданно в чехле, прикрепленном на поясе Оболенского, зазвонил мобильный телефон.
— Прошу прощения… — Он достал трубку и поднес ее к уху. — Алло?
Его невидимый собеседник, очевидно, не был расположен к продолжительному разговору, потому что буквально через несколько секунд сотрудник торгового представительства попрощался с ним по-арабски и с сожалением посмотрел на капитана сухогруза:
— Извините, господин Любертас, но мне пора идти…
— Я провожу вас.
— Нет, что вы, не надо. До свидания! И семь футов под килем.
Обменявшись с хозяином каюты прощальным рукопожатием, Оболенский повернулся к Иванову и протянул ему ладонь:
— Всего хорошего. Приятно было познакомиться.
— Взаимно…
— Берегите себя. Желаю удачи!
— Ну, и вам того же.
Вот теперь, подумал Иванов, можно и расслабиться. Телефонный звонок Оболенскому означал, что контейнер благополучно погружен на борт теплохода.
— Скажите, капитан, у вас пиво есть в холодильнике?
— Найдется.
— Вот, наверное, от бутылочки пива я бы не отказался…
Деловая часть разговора отняла не так уж много времени — требовалось только уточнить, доставлена ли на борт колючая проволока и какие подсобные средства имеются теперь у экипажа. Выяснилось, что шипчандлер завез только три сигнальных ракетницы и один линемет, которые в руках профессионала вполне могли пригодиться для самозащиты.
— Как я понимаю, на этот раз вы пойдете в рейс без оружия?
— Да, к сожалению. Так получилось.
— Ничего страшного, — улыбнулся капитан. — Как говорится по-русски, снаряд два раза в одну воронку не попадает.
— Будем надеяться.
— Хотя, если бы вы тогда были у нас на борту…
— Все вопросы к судовладельцу, — пожал плечами Иванов. — Скупой платит дважды.
В сущности, к тому моменту, когда в дверь постучался второй помощник, они уже все обсудили, и Михаил Иванов со спокойной душой покинул капитанскую каюту.
…На судне подходила к концу погрузка хлопка. Грузовой люк был еще открыт, и стреловой кран опускал в трюм «Профессора Пименова» аккуратные кипы, обшитые тканью и перехваченные стальной лентой.
Иванов поднялся по металлическому трапу на крыло мостика и посмотрел вниз — туда, где несколько моряков под руководством боцмана проверяли крепление контейнеров, установленных на палубе. Контейнеров было не много, располагались они в один ряд, поэтому Иванов сразу и безошибочно узнал «свой» контейнер, стоявший у левого борта, — темно-коричневый, двадцатифутовый, с большой белой надписью Hyundai на боку.