На текущий момент в проекте введения «золотого» динара участие в разной степени принимают Объединенные Арабские Эмираты, Саудовская Аравия, Кувейт, Катар, Бахрейн и Оман.
Малайзия, кроме того, применяет его при расчетах с Брунеем, Ираном, Бангладеш, Йеменом, Мальдивами и некоторыми другими мусульманскими странами. А вот попытки использовать золотой «исламский» динар в расчетах государств — членов ОПЕК[30] с американцами и европейцами неизменно наталкивались на активное противодействие со стороны Международного валютного фонда.
«Стоимость одного золотого динара — один золотой динар, независимо от его обменного курса к какой-либо валюте. Если стоимость товаров и услуг выражена в золотых динарах, она остается одной и той же, независимо от страны торгового партнера».
Воплощение этого принципа в жизнь при расчетах за нефть и за газ моментально лишило бы США инструмента воздействия на мировую экономику через доллар. Тем более что даже без этого стоимость золотого динара относительно американской валюты за последние восемь лет выросла почти в четыре раза.
— Полковник Каддафи планировал осенью этого года официально провозгласить переход Ливии к «золотому динару» при заключении всех внешнеэкономических сделок… — сообщил руководитель российской военной разведки в Хартуме, не дожидаясь ответа Оболенского:
— Вслед за ним то же самое собирались осуществить у себя президент Венесуэлы Уго Чавес и президент Ирана Махмуд Ахмадинежад. Представляете? Трое из двенадцати руководителей стран — экспортеров нефти, постоянных членов ОПЕК! Но они ведь только запустили бы процесс уничтожения американского «бумажного пузыря», а потом его было бы уже не остановить.
— Безусловно. За это полковника объявили врагом демократии…
— И поспешно организовали его устранение силами НАТО, — кивнул резидент. — В воспитательных, так сказать, целях. Чтобы другим неповадно было. Помните? Англичане простили Каддафи взрыв пассажирского самолета над своей территорией, американцы смотрели сквозь пальцы на тренировочные лагеря, где готовились террористы, итальянский премьер-министр с ним едва не взасос целовался…
— Были сведения, что и нынешний президент избирался во Франции на ливийские деньги.
— Тоже очень похоже на правду. Но как только коснулось святого, как только полковник Каддафи предпринял попытку серьезно затронуть основы финансового порядка, навязанного всему миру…
— Значит, собственные монеты он все же успел отчеканить?
— Успел.
— А теперь отправляет в Малайзию… — вновь задумался Оболенский.
— Я надеюсь, не следует дополнительно объяснять, что золотые динары ни при каких обстоятельствах не должны оказаться в чужих руках?
— Люди, которые их сопровождают, уже получили соответствующие указания.
— Вы уверены в этих людях?
— Да, товарищ полковник, уверен…
//- * * * — //Михаил Анатольевич никогда не курил.
Однако судовая курилка, как правило, — это значительно больше, чем место, выделенное капитаном для обладателей дурной привычки с учетом требований пожарной безопасности на море. Это своего рода клуб, центр общественной жизни команды, идеальное место для воспоминаний, задушевных бесед и откровенных политических дискуссий.
Вот и сейчас на юте, под металлическим козырьком, несколько человек собралось, чтобы скоротать время до вахты и заодно разрешить наиболее острые мировые вопросы.
— А откуда такая уверенность, что никто его по-настоящему ловить не будет? — спросил у Иванова пожилой электромеханик-литовец, имени и отчества которого Михаил Анатольевич еще запомнить не успел.
— Потому что не нужно это никому. Вдруг полковник Каддафи не станет молчать про секретные отношения с американцами и с англичанами…
— А про вашу Россию ему, вы думаете, нечего рассказать? Я недавно в газете читал, что кое-кто из ваших самых-самых высоких политиков неплохо нагрелся на списании ливийских долгов. Русские ведь несколько лет назад простили Каддафи четыре с половиной миллиарда, которые он, по оценкам Всемирного банка, вполне мог заплатить при тогдашних ценах на нефть. Простили в обмен на контракты, которые были заключены с компаниями, очень близкими к этому самому высокому политику. Например, контракт с «Газпромом», контракт с Российскими железными дорогами, контракт с господином Дерипаской и с его «Русским алюминием»… — судовой электромеханик полез в карман рубашки и достал из пачки сигарету. — Вообще-то в наших литовских газетах писали даже, что семья Каддафи приобрела большой пакет акций концерна «Русский алюминий» и компании «Норильский никель». Так что если и вправду окажется, что у вашего руководства был сомнительный бизнес с Каддафи, это будет скандал перед выборами.
— Вполне возможно, — пожал плечами Иванов.
Ссориться с членами экипажа из-за политики он не собирался.
— Значит, ухлопают этого Каддафи как-нибудь по-тихому… — сделал вывод один из курящих, передавая электромеханику зажигалку.
— Или просто дадут тихо скрыться куда-нибудь.
— За его голову, между прочим, объявлена награда в два миллиона долларов, — сообщил, прикурив, электромеханик.
— И что с того? Вон, американцы за Бен-Ладена десять миллионов обещали.
— Ну, в конце концов, они его все-таки уничтожили.
— Да, но деньги никому выплачивать не стали, — напомнил моряк с зажигалкой. — Было даже, я помню, официально объявлено, что Бен-Ладена удалось обнаружить при помощи какой-то хитрой электроники. И поэтому, дескать, все деньги должны остаться правительству США.
— А как же американский спецназ?
— А та группа специального назначения, — вмешался опять в разговор Иванов, — которая непосредственно принимала участие в операции, странным образом вдруг разбилась на вертолете.
— Точно, — подтвердил кто-то со знанием дела. — По телевизору передавали.
— Чтобы денег им не платить? — удивился электромеханик.
— И чтобы не разболтали, как там все на самом-то деле произошло…
Сам собой, от политики разговор перешел к рыбной ловле.
Моряк, сидевший слева от Иванова, придерживался той точки зрения, что тунец лучше ловится на сардину или на сайру. Некоторые же из присутствующих полагали иначе.
— Не смеши! На кальмара он сразу берет. Или, скажем, на креветку.
— Смотря где. Вот мы в прошлом рейсе, к примеру, неподалеку от Чили…
Все, однако, ссылаясь на собственный опыт, сходились на том, что тунец — рыба теплолюбивая и болтается у поверхности. А потому и «дорожить» его надо вовсе без погружения, или с малым погружением насадки.
— У меня вот такая блесна есть. — Электромеханик раздвинул большой и указательный пальцы. — Меньше никак нельзя — если ход узлов шесть-семь, блесна плохо играет при выходе. Я в Тайване однажды искусственного осьминога купил. Коричневый был, силиконовый, будто живой. Утяжелил я его свинцом, двойной крючок поставил…
— Да не слушайте вы, — перебил сосед слева. — Все равно, тунец лучше на скумбрию ловится. Надо только вырезать из нижней части тушки полоску мяса, сантиметров тридцать…
— И поймаешь такую же шпротину! А я вот год назад на своего осьминога тунца зацепил, почти полтонны весом. Мы его шесть часов всей командой тянули, баграми.
— Где это было?
— Ну, там, возле Южной Америки…
— Тоже мне, удивил.
Кто-то начал художественно и со вкусом рассказывать, как ловил у кубинского побережья атлантического марлина, рыбу сильную, быструю и на редкость выносливую. Получилось у него не хуже, чем у Эрнеста Хемингуэя в повести «Старик и море» — только намного короче и с большим количеством ненормативной лексики.
Михаил Анатольевич вовремя сообразил, что его личные впечатления о том, как они с женой за собственные деньги ездили по туристической путевке ловить треску в Норвегии, вряд ли будут кому-нибудь в этой компании интересны.
Однако поддержать беседу с новыми знакомыми хотелось:
— А мы в Баренцевом море на гусей перелетных из пушки охотились…
— Это как? — удивился сосед.
— Зарядили картечью зенитку и врезали прямо по стае, как по низко летящей мишени. Потом две недели рассольником из свежего мяса объедались.
История, кажется, членам команды понравилась.
Потому что морская служба в основе своей, как утверждал капитан дальнего плавания Виктор Викторович Конецкий, однообразна и сера до посинения. И среди моряков очень ценятся люди, способные украсить ее какой-нибудь замысловатой байкой, пусть даже выдуманной или невероятной. Наверное, именно по этой причине флот подарил мировой литературе такое количество великолепных писателей.
— Вот, тоже, у меня был случай, — пожелал развить тему электромеханик. — Еще когда я срочную служил в Советской армии. При коммунистах…
Потому что морская служба в основе своей, как утверждал капитан дальнего плавания Виктор Викторович Конецкий, однообразна и сера до посинения. И среди моряков очень ценятся люди, способные украсить ее какой-нибудь замысловатой байкой, пусть даже выдуманной или невероятной. Наверное, именно по этой причине флот подарил мировой литературе такое количество великолепных писателей.
— Вот, тоже, у меня был случай, — пожелал развить тему электромеханик. — Еще когда я срочную служил в Советской армии. При коммунистах…
Дослушать его Иванову не удалось, потому что внезапно ожившая судовая трансляция разнесла по всему теплоходу голос вахтенного помощника:
— Внимание, старшему группы сопровождения срочно подняться на мостик!
…Подполковник Иванов, прослуживший на флоте больше двадцати лет, всегда свято чтил морские традиции и ритуалы. Однако сейчас он забежал в рулевую рубку, даже не попросив разрешения войти. Впрочем, никто из собравшихся на мостике не обратил на это внимания.
— Что случилось, Петрович? Пираты?
— Да если бы, — озабоченно покачал головой Алексей. — Французский фрегат «Nivose».
— И чего им от нас надо?
— Требуют остановиться для досмотра.
Иванов повернулся к капитану судна, стоящему перед экраном локатора:
— У них что, есть такое право?
— Международные силы, мандат Евросоюза, — кивнул капитан.
— Раньше было такое?
— Честно говоря, не припоминаю.
Большие, с наклоном вперед окна рубки давали хороший обзор, однако в пределах видимости горизонт был чист. Поэтому Иванов задал следующий вопрос:
— Где они?
— Примерно в пятнадцати милях, вон, к северо-западу, — показал капитан светящуюся точку на экране. — Сокращают дистанцию.
— Что собираетесь делать?
— Придется подчиниться.
— Колю поднимать, командир? — на всякий случай уточнил Карцев.
— Всех, чувствую, придется поднимать. — Иванов посмотрел на капитана сухогруза.
— Объявляем судовую тревогу, — скомандовал Любертас вахтенному помощнику.
— По полной программе, как при нападении пиратов! — добавил Иванов. Оглядев быстрым взглядом контейнеры, выставленные на палубе, он на секунду задумался: — Сколько времени надо, чтобы привести носовой кран в рабочее положение?
— Ну, если по нормативам… — начал прикидывать капитан.
— Успеваем? — уточнил свой вопрос Иванов, показав на экран судовой РЛС[31].
— Не уверен.
— Как, Сергей? — Иванов обернулся к матросу, стоящему на руле. — Попытаемся?
— Можно попробовать, — прикинул бывший моряк Черноморского флота.
— Разумеется, с разрешения капитана.
— Смотря что вы собираетесь делать, — пожал плечами осторожный литовец…
— Сообщите, что мы готовы принять на борт их досмотровую группу.
…К тому моменту, когда стремительные очертания французского фрегата уже стали видны не вооруженным взглядом, на палубе теплохода «Профессор Пименов» уже кипела работа. На судовой кран было подано электропитание, и его стрелу, закрепленную по-походному, привели в рабочее положение. Проскурин, Карцев и еще один доброволец под руководством боцмана занимались отдачей креплений, которые удерживали контейнер Hiunday.
Контейнер стоял самым крайним по левому борту, во втором, верхнем, ярусе — и это несколько облегчало задачу, предоставляя им некоторое преимущество во времени.
— Давай, давай, вашу душу мать, шевелись! — Голос боцмана, не особо стеснявшегося в выражениях, проникал даже в рубку, перекрывая прерывистое завывание лебедки: — Куда без перчаток полез? Куда, мать твою перемать?
Худо-бедно, но с так называемыми «твистлоками» — запирающими элементами, с талрепами, тросовыми оттяжками и замками удавалось пока управляться без особых проблем.
— Ты хоть понимаешь, какого черта они делают? — спросил капитана по-литовски старпом, разбуженный и поднятый по судовой тревоге.
— Даже задумываться не хочу, — также на родном языке ответил капитан Любертас. — И тебе не советую.
— Ох, говорила мне бабушка: Йонас, никогда не связывайся с русскими… — Старпом озабоченно посмотрел вниз, на палубу. — Может, не стоило позволять им хозяйничать?
— Слушай, ты ведь не знаешь, что спрятано в этом чертовом контейнере? Не знаешь. И я не представляю. Может, у них там такое лежит, что для всех будет лучше, если этого у нас на борту не окажется.
— Но причем мы с тобой? Наше дело простое, мы моряки — что погрузили, то и перевозим…
— Это ты потом прокурору какому-нибудь американскому доказывать будешь. А он разбираться особо не станет — влепит всей команде тюремные сроки за контрабанду оружия или наркотиков. Как в Испании, в прошлом году…
— Да, права была моя старая мудрая бабушка…
— Что в журнале будем записывать? — послышался из-за переборки растерянный голос вахтенного помощника, приводившего в порядок судовые документы.
— Ни хрена пока записывать не будем, — немного подумав, распорядился капитан по-русски.
Опять ожил динамик радиостанции.
— Что они говорят? — не разобрал капитан Любертас.
— Требуют немедленно прекратить всяческое движение на палубе.
— Ответь, что на судне ведутся плановые аварийно-спасательные работы.
— Бред какой-то…
— Тогда придумай что-нибудь лучше, — пожал плечами капитан и подал на машинный телеграф команду «самый малый ход»…
…В кабине стрелового судового крана двоим мужчинам было тесновато.
— Ну, давай, братишка!
— Чего делать-то?
Страха или волнения в голосе Сергея не чувствовалось — только азарт и готовность как можно точнее выполнить приказание бывшего сослуживца по Черноморскому флоту.
— Поднимай эту штуку — и за борт!
— Сорвется, товарищ подполковник!
— Плевать, братишка! Давай, потихонечку…
Николай Проскурин успел зацепить один гак[32] в проушину корейского контейнера и теперь вместе с Карцевым всеми правдами и неправдами пытался отогнать подальше боцмана. Боцман не поддавался на уговоры, во весь матерный голос растолковывая ему, что по инструкции следует завести по местам и остальные концы металлического троса.
В конце концов, крыша контейнера была все-таки освобождена от людей, и Сергей почувствовал на своем плече руку Михаила Анатольевича:
— Поехали!
Почти одновременно с его словами из-за кормы французского фрегата, который дрейфовал теперь примерно в полумиле от сухогруза, выскочили две скоростные моторные лодки. Задрав над поверхностью моря форштевни, окрашенные в светло-серую краску, раскидывая за кормой высокие буруны, они полным ходом помчались к «Профессору Пименову».
— Вира помалу, — скомандовал Иванов.
Металлический трос пошел вверх и примерно на метр или полтора приподнял зацепленный за проушину угол контейнера.
— Выноси!
— Рано, товарищ подполковник!
— Давай, родной, давай, не разговаривай!
Край контейнера пополз в направлении левого борта.
— Осторожно, Сергей, осторожненько…
Матросу почти удалось вынести стрелу крана за борт, когда днище контейнера окончательно потеряло опору и рухнуло вниз. Многотонный груз лихо врезался в палубу под углом, боковой стенкой снес кусок фальшборта и замял часть обшивки.
— Выноси дальше, за борт!
Сергей, очень медленно и очень аккуратно поворачивая стрелу, проволок злополучный контейнер еще немного — так, чтобы в какой-то момент он завис над водой на расстоянии вытянутой руки от борта судна.
— Майна со всего духу!
На поверхность Индийского океана контейнер обрушился с такой высоты, что от удара о воду металлический крюк сразу выскочил из отверстия.
— Получилось, мать его чтоб! — заорал во весь голос Сергей, выбирая освободившийся трос. — Получилось!
— Молодец, матрос! Молодчина, герой, черноморец!
Некоторое время прямоугольную крышу контейнера еще можно было разглядеть среди волн. Но к тому моменту, когда с местом его падения поравнялась корма теплохода, груз уже полностью скрылся под водой…
— Спускайте трап, — распорядился капитан.
Две моторные лодки с французскими боевыми пловцами, оказавшиеся в момент происшествия совсем рядом, у самого борта, поначалу метнулись по сторонам — как рыбешки от камня, запущенного на мелководье.
Но теперь они снова со всеми предосторожностями приближались к «Профессору Пименову».
— Парадный? — усмехнулся старпом.
— Ну, вот еще! Штормтрапа будет им вполне достаточно… — Капитан обернулся к вахтенному помощнику: — Точку взяли?
— Да, есть координаты.
— Глубина по эхолоту?
— Тысяча восемьсот девяносто.
— Что ж, вполне приличная глубина, — с удовлетворением кивнул капитан, переводя взгляд на стрелу судового крана, которая медленно возвращалась в походное положение…