Надо сказать, что я так и не поняла до сих пор, что же больше заставляло трястись мои пальцы когда я расстегивала пуговицы на одежде - холод или страх и стыд что Инки увидит, как я это делаю. Но, к счастью все кончилось благополучно.
- Нужно сворачивать к лесу, - сказал Рендолл как ни в чем не бывало, когда я сделав дело, подошла к нему. - Там меньше грязи и слабее ветер.
- Пошли, - воскликнула я, очень уж хотела побыстрее добраться до леса и очень уж замерзла стоя там на продуваемой всеми ветрами вершине лысого холма.
- Что то мне не внушает доверия это ровное поле от горы до леса...пробормотал Рендолл, но все же шагнул вниз.
Я за ним. Мы все время ускоряли шаг, потом перешли на бег и на луг выскочили уже сломя голову. Если бы это простое поле, мы бы еще долго бежали бы по инерции, но оно ведь было совсем не простое. Каждая песчинка впитала в себя воду, каждый корешок всосал влаги столько сколько смог, каждая молекула глины облепилась молекулами воды. Это было не поле, это была покрытая подмерзшей корочкой земли и льда ловушка. Болото ловушка. Болото живущее только утром и вечером, болото питающееся наглыми людьми и зверями решившими перебежать его затаившуюся злобой коварную плоскость. Оно ждало нас, оно с улыбкой смотрело как решаемся мы там на недосягаемой для него высоте и как бежим мы к нему, в его похотливые холодные обьятия.
Под Рендоллом первым проломилась скрывающая болото тонкая корка. Почва вдруг прогнулась под его весом и, лопнув на многие десятки осколков скрепленных корнями растений, ушла под дышащую могильным холодом жидкую грязь. Я не успела моргнуть пару раз, как Рендолл уже плескался по пояс в грязевой луже.
Моргнуть я не успела, но вот остановиться шагах в пяти от Рендолла успела, и это задержало реакцию болота на минуту. Ровно минуту я смотрела на отчаянно барахтающегося в грязной полынье инопланетянина, а потом присоединилась к нему. Хотя была гораздо ниже ростом Рендолла, я тоже провалилась по пояс...
Словно безумная, билась в вязкой грязи, как в сетях. Я кричала, когда у меня вспыхивала надежда, и молилась, когда вспоминала о богах. Но настало время и я смирилась.
Я уже не чувствовала ног о чем и сообщила притихшему Рэндоллу:
- Интересно, болото что, отпустило мне ноги? Я их совсем не чувствую.
Немедленно мелькнула тревожная мысль Рендолла:
- Двигайся! Не давай болоту откусить твои ноги... Я думаю, что когда болото замерзнет мы сможем выбраться, только нельзя давать грязи вокруг нас замерзнуть.
Надежда приоткрыла дверцу в мою душу. Я затопала ногами, в результате погрузилась еще на пару сантиметров, зато более-менее вернула ощущение жизни своим ногам.
- Как ты думаешь, сколько еще эта вонючая лужа будет замерзать? - мне хотелось чтоб Рэндолл как то утешил меня, а он:
- Ты более долгое время жила на Конвикте, тебе лучше знать.
Я немного обиделась и еще пару часов мы топтались в этом дерьме молча.
Было и так страшно холодно, а тут еще ветер, было умерший вместе с дождем, поднялся снова. Его принесли с собой маленькие сухие крупинки снега. Я медленно развернулась спиной к ветру и присела: все же грязь была немного теплее воздуха.
- Двигайся, Ларри, двигайся!
Мне было хорошо и спокойно. Я видела утренние ручьи, деревья выпускали гроздья листьев и с них стекали кисло-сладкие капли сока...
Иногда я разрывала слипающиеся на холоде ресницы. В эти редкие моменты понимая кто я и где я, заставляла свои члены двигаться. Но через минуту вновь чувствовала себя птичкой перелетающей с ветки на ветку в бешено живущем утреннем лесу. Я летела. Стебли вытягивались у меня на глазах и из сотен нор выползали сотни сонных зверей. А я летела над ними и пела им о своем счастье и об утре. Впереди была пропасть, я знала это и ждала этого. Я знала восторг высокого полета. И вот ступенька обрыва обрывалась - я летела высоко над лежащей внизу долиной...
Я так и отпустила бы свою жизнь в полет над утренними долинами, но Рендолл ведь не знал, что я чувствовала себя маленькой летящей птичкой. Он-то думал, что я просто медленно умирала в грязном болоте, поэтому, как только вода немного схватилась морозом, выполз на более твердый участок почвы и вытянул меня за шиворот туда же. Я оказалась на твердой земле, но не могла даже пошевелить пальцем. Болото все еще держало меня в плену. Грязь налипшая на одежду и на тело сразу замерзла и замуровала меня. Быть может, это спасло мне жизнь. Из-за грязевой корки я почти не чувствовала холода. Я подняла полные слез глаза и увидела стоящего, шатающегося от усталости Рендолла.
- Ну вот мы и на свободе. Теперь остается только дойти до леса и перекусить, - он старался говорить веселей, но я видела с каким усилием он вообще говорил.
Еще не совсем оправившись после тяжелого ранения, он много сил истратил на длительный переход, а потом еще, не минуты не останавливаясь, топтался в болоте. Не говоря уж того, что он выполз и вытащил меня!
- Ну ладно, отдохнула, теперь вперед,
Рендолл нагнулся, поднял меня на руки и, тяжело ступая, поплелся к лесу. Я чувствовала, как дрожат его мышцы, видела как пригибает его к земле моя тяжесть и ледяной ветер. Я боялась, что он запнется и упадет. Боялась не за себя. Я была уверенна, что упади он и его уже не поднимет с земли никакая сила.
Я оказалась права, но только частично. Он действительно не выдержал и споткнулся. Я довольно удачно приземлилась у промерзшего ствола дерева и мой кокон растрескался, я смогла освободить руки и ноги. Но после этого героического усилия все остатки моих сил полностью исчерпались.
Рендолл, валяясь в полном изнеможении, следил за превращениями моего кокона и, когда грязь стала похожа на чешую он нашел в себе силы пошевелиться. Десятком минут позже он даже встал и собрал сухих веток на костер.
Ветки с готовностью вспыхнули от ласк теплового ножа Инки и я подумала, что неплохо было бы подвинуться ближе к теплу. И еще подумала, что здорово бы скинуть с себя одежду и поваляться в теплой луже. Эта мысль придала мне сил.
Рендолл попробовал подтянуть меня к огню, но не смог, упал сам и ему пришлось отдыхать некоторое время. Пока Инки валялся, хрипло и тяжело дыша, пламя жадно пожирало дрова и я ужасно боялась что костер погаснет.
Однако Рендолл оказался сильнее огня, он быстрее собрался с силами чем костер поглотил остатки дров. Инки собрал побольше сушняка, но все сразу бросать не стал, просто сложил рядом.
Рендолл сел поближе к пламени, вытянул ноги и закрыл глаза. И я услышала в своей голове:
- Прощай, Ларри. Надеюсь это поможет тебе выжить пока баггмены не найдут тебя, - он говорил это очень тихо, словно извинялся.
Он решил отдать мне свои силы и я, поняв это, заплакала, словно этим смогла бы остановить его. Он всегда делал только то, что хотел...
Сначала проснулись мои ноги и я сразу почувствовала, как они замерзли. Момента, когда оживут руки, пришлось ждать, чтоб подтянуть к теплу свое полумертвое, оживающее медленнее других частей тела, туловище.
Сердце мое разрывалось. Я была рада, что смерть стоявшая уже надо мной отступила, но ведь она отступила в сторону Рендолла. Он отдал свои силы и занял мое место на ложе смерти... Я могла двигать руками и ногами, я могла поддерживать огонь, но вернуть Рэндоллу его силы я не могла.
Я плакала навзрыд, уткнувшись в грудь Рэндоллу, и оторвать меня от тяжело дышащего инопланетянина могли только три вещи: моя смерть, смерть огня в костре и рев мотора. Я умереть не могла, ведь Рендолл еще жив и пока жива я был шанс спасти его, дров было много и огонь пока не отказывался пожирать конвиктские дрова. Но, несмотря на это, я все же подняла распухшее от слез лицо. Потому что вдоль леса ехал багги!
Кинг
До чего же машинное масло противное на вкус!
Вот недоноски! Они обо мне еще услышат!
А что я могу сделать?
Спайк Макфлай
Голова работала чисто, как новенький мотор, а вот ноги словно вообще мне не принадлежали. Что хотели, то и делали ! Язык тоже вдруг сменил свойства. Стал гораздо толще и перестал изгибаться с присущей ему легкостью.
- Э! Да ты пьян, приятель, - услышал я чей-то, неузнаваемый в гуле алкогольных разговоров, голос.
- Да брось, - немедленно отозвался я.
Мне не хотелось, чтоб все замечали насколько я пьян, хозяин вечеринки всегда должен быть трезвее гостей. К сожалению это редко удается. Короче, когда я открыл глаза, нашел себя валяющимся в гараже на куче тряпья. Гараж ночью работал у меня холодильником, так что только будучи достаточно пьяным можно было заснуть в таких условиях.
Страшно болела голова. Во рту словно поселилось какое-то нечистоплотное животное. Шевелится было противно - сразу подкатывала тошнота и по спине сбегали капельки холодного пота, но жажда плевала на эти обстоятельства. Пришлось вставать и тащить свое тело к бочке с водой. Слова "плохое" или "ужасное" плохо подходили для описания моего настроение.
Я с великим трудом заволок себя по трем ступенькам ведущим из гаража в дом и, открыв дверь, еще раз убедился, что моему настроению несчего быть хорошим. Капитаны, казалось, совсем забыли, что они в помещении, а не на природе. В углу виднелись свежая лужа блевотины и капитан - ее создатель. Но он не был оригинален...
Приятной неожиданностью было открытие того, что некоторые капитаны или уже проснулись или еще не ложились. В общем держались на ногах. Среди них оказался и колдун, что несколько испортило приятную неожиданность. Он сидел в середине небольшой группы стойких и вещал с плохо скрываемой злостью:
- ...Разве наши отцы так обращались со своими домкрами? Разве были они вроде самих хозяев? Разве бежали от баггменов рабы так просто? Разве может баггмен от которого бегут домкры быть капитаном?...
- Эй, Кинг. Чего это ты там несешь?
- А, проснулся, капитан Макфлай, - капитаны были явно на стороне колдуна и он набрался смелости.
- Пока ты спал, твой домкр обокрала тебя и ушла...
Мне так хотелось размазать его поганые губы о стену, но я только крепче сжал кулаки и зубы.
- Она ушла вместе с твоим домкром? - сквозь зубы спросил я. - И вообще, мои домкры, это мое дело! Если Ларри нет в городе, еще не значит, что она убежала..., - а вот это я зря сказал. Капитаны не были уже настолько пьяны, чтоб молча проглотить такую подставку.
- Еще скажи, Спайк, что твоя Ларри хорошая девушка и тебе не хочется чтоб она была рабыней? - услышал я.
- Да, - сказал Кинг.
- Да, - сказал я.
И мне ответили противным хохотом.
- Даже если она и убежала, то она не одна! Где твой домкр, Кинг? Или ты скажешь, что мой домкр увел твоего? Вы все видели бугая, которого взял себе Кинг?
Глаза колдуна наливались кровью. Я отбил нападение и не мог себе отказать в удовольствии добить эту падлу:
- Что Кинг? Продай мне своего раба, а то я собираюсь сейчас поехать за своим. Или, когда я их найду, мне прийдется пристрелить твоего здоровяка потому что мой багги не автобус для всяких там чужих ублюдочных домкров!.. Я дам тебе за него... старую покрышку!
- Хорошо, - воскликнул Кинг после минуты давящей на уши тишины. - Я продам тебе своего домкра! Я возьму за него... стрелку твоего компаса!
Смерть! Именно это промелькнуло у всех в головах. Колдун обрекает меня на смерть. Кто же на ночь глядя сунется в Дикую степь без компаса? Но мне уже поздно было поворачивать:
- Клянусь твоими богами, Кинг. Твоими богами если они есть, черт бы их побрал! Я найду рабов и вернусь! Живой или мертвый я вернусь к тебе! Так что молись, чтоб я не вернулся. И лучше они были боги-то твои! Молись громче, чтоб они слышали там на небе-то. Если они есть! Если они есть!
Я молча вырвал стрелку и вложил ее в ладонь Кинга. Молча собрал продукты и горючее в машину, молча проверил ружья и патроны. На треск мотора из недр дома выползли полупьяные, но быстро трезвеющие капитаны. Они вышли проводить меня.
- Если ты не вернешься к рассвету, мы выберем нового капитана! - сказал капитан Грозный.
- Ты не хочешь попросить стрелку обратно? Если ты встанешь на колени, я отдам ее тебе, - воспрял духом Кинг.
- Да пошел ты...,- не выдержал я и отпустил педаль сцепления.
Колеса бешено закрутились и, словно атакующий стер- бич приозерных камышовых зарослей, багги рванулся вперед.
На грязи еще отпечатывался рисунок протектора, ночь не вступила в свои права, но дождь уже повзрослел и готовился вот вот стать снегом.
Спайк Макфлай
Или ледяной ветер и скорость или мороз и томительное ожидание. Если выбирать между ожиданием и погоней, я пожалуй выбрал бы погоню.
Руки мерзли. Приходилось управлять машиной одной рукой, грея вторую за пазухой. Не особенно-то разгонишься по коварной ночной степи, управляя капризной машиной, но не зря же я всегда считался одним из лучших пилотов Багги-тауна.
Холодные пальцы ветра залазят в почти не защищенный салон и дальше, уже по привычке, лезут под одежду. Быстрее всего замерзают нос, руки и ноги, ветер это знает и лезет к ним в первую очередь.
Мой домкр - Ларри Рендолл походила на человека на столько, на сколько на него может быть похожа куча тряпок. Хотя довольно редко у кучи тряпок заводятся глаза и побелевшие от прикосновений мороза щеки. Вот у меня за спиной, например, лежала одна такая, с глазами...
Это походило на чудо. Маленькая девочка прошла за тридцать часов сто десять километров, попала в грязевую ловушку, из которой смогли выбраться пока только трое знакомых мне людей. Один был здоров, как сто багги и ему помогали еще пятеро. Другой был Рендолл - тоже достаточно сильный человек, а третьим Ларри. Чудо!
То что Ларри рассказывала, я принял за больной бред. Этож надо придумать, фантазия у нее просто поразительная. Говорила будто бы ее отец, Рендолл, вытащил и себя и ее из болота, а потом отдал ей остатки своих сил. Порядочно же у него тогда оставалось, если девчушке хватает энергии уже который час растирать замерзающее тело полумертвого мужика...
Местность изменилась, стало больше рытвин, оврагов, холмов. Мы приближались к реке Вельд.
Лед любил эту реку. На Вельде дольше всего оставались льдины и раньше всего берега встречались ледовым панцирем. Впереди был брод Вельд. Даже на рассвете вода здесь не поднимается выше спиц на колесах багги. Если встать лицом к северу у брода, то справа километрах в трех чернели развалины пограничного поста горожан - штаб Гей, а слева, в лесу, охотничий домик Четвертого Капитана. Из поколения в поколение передается этот домик. Построил его первый Четвертый Капитан - капитан прилетевший четвертым на место где теперь Багги-таун. Тогда я был Четвертым Капитаном, и домик принадлежал мне. И он будет моим пока я жив.
Сутки миновали, как я приезжал в свой домик и хижина уже успела утратить жилой вид, когда мы наконец преодолели все сугробы и подъехали к ней. Огромные сосульки наросли по краям крыши крытой зелеными от старости и мха досками. Небольшие оконца присыпало снегом и видны были лишь узкие, похожие на амбразуры щели. Внутри было еще темнее чем снаружи.
Я люблю свой домик. Мне нравится и то что он такой маленький и то что двери и окна столь малы и что когда-то очень давно у печи отвалилась дверца и печь стала походить на камин. Ларри это тоже понравилось.
- На южном берегу озера Трех крокодилов, между Тростниковым адом и Минилесом у отца тоже была охотничья хижина. Там его и нашли.., - тихо проговорила она, задумчиво глядя на огонь в печи и в это же время растирая кожу Рендолла.
- Ты говоришь о свое отце словно он уже умер... Ларри, он же еще жив, - у меня промелькнула мысль об умственном здоровье девчонки. Столь удивительное приключение могло и не пройти бесследно.
- Рендолл-то? Он мне не отец. Даже не родственник ни какой.
Я открыв рот смотрел на Ларри, а она как ни в чем не бывало:
- Мой отец, Бат Стратфорд, был одним из лучших охотников Ореховой долины. Он всегда возвращался с добычей из Тростникового Ада.., а однажды...
Слеза, одинокая, почти как мужская, капелька влаги выкатилась из глаз маленькой мужественной девчонки.
- ...Приближался вечер... мы с мамой пришли на пристань... там уже много людей было... Все толкали друг друга, пытаясь пройти ближе к ограждению причалов, но никто не кричал, не ссорился.. В основном там были женщины...
Мы долго ждали, становилось холодно, поднимался ветер и вот наконец с востока показались точки охотничьих лодок. Они приближались очень быстро и уже скоро одна за другой стали входить в порт... Лодку отца привели на буксире. Он лежал в ней... уже мертвый. На отца напал стер. Отец убил его, но было уже поздно - яд проник в кровь. Отец смог только доползти до домика. Там его и нашли...
- А как же вы с матерью? - спросил я, когда Ларри умолкла.
- Сначала продали охотничий участок и лодку отца. Денег хватило на десять суток, а потом мама стала искать работу. Я бросила школу и устроилась на мыловаренную фабрику, а мама горничной губернаторши. Однажды она пришла домой в порванной одежде и вообще какая-то не такая . Молча обняла меня, сняла с гвоздя отцовское ружье, одела патронташ и ушла. Через несколько часов я узнала, что губернаторский сын, ублюдок, изнасиловал ее, она вернулась с ружьем, убила его и еще пятерых таких же дружков, а потом сама была застрелена телохранителями губернатора...
Вторая слезинка заспешила за первой по обветренной щеке Ларри.
- ...Некоторое время я жила у бабушки - маминой мамы. Она никогда не любила меня и в конце концов просто выгнала. Я пошла в город и обязательно замерзла бы еслиб не Рендолл... Если он умрет...
Девчонка долго сдерживала слезы, но слезы, все-таки, прорвали плотину. Ларри не кричала, не стонала, только по щекам бежали соленые ручейки.
Я всегда, как-то неуютно себя чувствую в таких случаях. Сидишь слушаешь и ни чем помоч-то не можешь. Вот и тогда, нужно было как-то успокоить девку, сказать что-то, а я сидел как истукан, тер руку об руку и молчал.