– Я всегда считала, что это лишь красивая вывеска, – сказала миссис Фрост. – Чтобы переманить людей на свою сторону.
– Люди переходят на их сторону, когда становятся невропами, – заявил Мэвис.
Невроп – пренебрежительная кличка, сокращение от слова «невропат». Аллану она не нравилась. От нее веяло слепой жестокостью, напоминавшей ему о старинных словечках, в которых прорывалась ненависть, – «ниггер» или «жид».
– Это слабаки и неудачники, которым реальность не по силам. У них в характере отсутствует моральная основа, поэтому им здесь не продержаться; они как дети: им хочется удовольствий, шипучки и сладкого. Комиксов, которые даст добрый папаша санаторий.
Глубокая горечь проступила в лице Мэвиса. Эта горечь, как растворитель, проела складки увядшей плоти и обнажила костяк. Никогда еще Аллан не видел Мэвиса таким усталым и разочарованным.
– Что ж, – сказала миссис Фрост, подметив то же самое, – невропы нам все равно ни к чему. Даже хорошо, что они уходят.
– Я иногда задаю себе вопрос: что там делают со всеми этими людьми? – сказал Аллан.
Никто не располагал точными данными о количестве ренегатов, сбежавших в санаторий: опасаясь неприятностей, родственники склонны были утверждать, будто пропавший человек отправился в одну из колоний. Ведь в конечном счете колонист всего лишь неудачник, а невроп – добровольный изгнанник, заявивший о себе как о противнике нравственной цивилизации.
– Мне доводилось слышать, – поддерживая разговор, проговорила миссис Фрост, – будто вновь прибывших просителей направляют на работу в большие лагеря рабского труда. Или так поступали коммунисты?
– И те и другие, – уточнил Аллан. – Стремясь завладеть Вселенной, санаторий использует приток людей для создания обширной империи за пределами Земли. Да еще огромную армию роботов. Лица женского пола, подавшие прошение… – Он запнулся и отрывисто завершил рассказ, – подвергаются дурному обращению.
Сидевший за рулем бронехода Ральф Хадлер вдруг сказал:
– Миссис Фрост, за нами движется машина, она пытается нас обогнать. Что мне делать?
– Пропустите ее. – Все обернулись назад. Бронеход, такой же как у них, только с надписью «Лига незагрязненных продуктов и лекарств», пытался осторожно обойти слева. Непредвиденная дилемма повергла Хадлера в панику, и его машина бессмысленно заметалась из стороны в сторону.
– Прижмитесь к обочине и остановитесь, – посоветовал ему Аллан.
– Прибавьте скорость, – бросил Мэвис; он сидел, обернувшись назад, и вызывающе глядел в заднее окошко. – Эта дорожка им не принадлежит.
Бронеход «Лиги незагрязненных продуктов и лекарств» продолжал надвигаться, хотя чувствовал себя так же неуверенно. Когда Хадлер взял правее, он тут же попытался воспользоваться открывшейся возможностью и ринулся вперед. Рычаг заскользил в руках Хадлера, и машины с отчаянным скрежетом столкнулись бамперами.
Бронеход застыл, и Мэвис, дрожа, выбрался наружу. Миссис Фрост последовала за ним, а Хадлер с Алланом вылезли через дверцу с другой стороны. В машине лиги незагрязненных продуктов и лекарств работал на холостом ходу мотор, а водитель – больше в кабине никого не было – высунулся и изумленно моргал глазами. Это был джентльмен средних лет, очевидно завершающий долгий трудовой день.
– Может, нам удастся подать назад, – сказала миссис Фрост, зачем-то державшая в руках папку из манильской бумаги. Мэвис, испытывая полное бессилие, ходил кругами около бронеходов и тыкал в них носком ботинка. Хадлера словно отлили в бронзе: он стоял неподвижно и не выказывал никаких чувств.
Машины сцепились бамперами, теперь одну из них придется поднимать домкратом. Аллан осмотрел место повреждения, обратил внимание на угол, под которым столкнулись два куска металла, и в конце концов сдался.
– У них есть тягачи для буксировки, – сказал он миссис Фрост. – Попросите Ральфа позвонить в Транспортное объединение. – Он огляделся по сторонам: до здания Комитета уже недалеко. – Отсюда мы сможем добраться и пешком.
Миссис Фрост не стала возражать и пошла вперед, Аллан последовал за ней.
– А как же я? – спросил Мэвис и поспешно сделал несколько шагов.
– Вы можете остаться у машины, – сказала миссис Фрост. Хадлер уже шел к телефонной будке, расположенной возле здания, а Мэвис оказался один на один с джентльменом из «Лиги незагрязненных продуктов и лекарств». – Расскажите полиции о происшедшем.
В их сторону уже направлялся полицейский. Чуть позади него появился недомерок, которого привлекло стечение народа.
– Неловко получилось, что да, то да, – проговорила через некоторое время миссис Фрост, шагая к зданию Комитета.
– По-видимому, Ральфу придется отчитываться перед секционным надзирателем. – В мозгу Аллана возник образ миссис Бирмингэм, ему припомнилась прикрывающаяся любезностью злобная тварь, сидящая за столом и сеющая вокруг себя неприятности.
– У когорты есть своя следственная комиссия, – заметила миссис Фрост.
Они подошли к главному входу, и она задумчиво проговорила:
– Мэвис вконец выдохся. Пасует перед любой ситуацией. За несколько месяцев не принял ни одного решения.
Аллан никак не откликнулся. Его это не касается.
– Может, и хорошо, что он там остался, – развивала мысль миссис Фрост. – Меня даже радует, что он не поплетется следом за нами на встречу с миссис Хойт.
Она впервые упомянула о встрече с Идой Пиз Хойт. Аллан остановился:
– Может быть, вам стоило бы объяснить мне, каковы ваши намерения.
– По-моему, вы и так догадались, каковы они, – сказала она и пошла дальше.
Он, разумеется, догадался.
Глава 4
Аллан Перселл вернулся к себе в однокомнатную квартиру в девять часов тридцать минут вечера. Дженет встретила его на пороге.
– Ты поел? – спросила она. – Похоже, что не поел.
– Нет, – признался он и прошел в комнату.
– Я тебе что-нибудь приготовлю.
Она переставила пленку в стене и вернула к жизни кухню, исчезнувшую в восемь часов. Через несколько минут «лосось с Аляски» уже начал запекаться в духовке, и комната наполнилась почти достоверными ароматами. Дженет надела передник и принялась накрывать на стол.
Аллан с размаху опустился в кресло и развернул вечернюю газету. Но читать не смог, поскольку очень устал. Он отодвинул от себя газету. Встреча с Идой Пиз Хойт и Сью Фрост растянулась на три часа. Она вымотала из него все силы.
– Не хочешь рассказать мне, что произошло? – спросила Дженет.
– Потом. – Он принялся катать по столу кусочек сахара. – Как поживает Книжный клуб? Сэр Вальтер Скотт не написал ничего стоящего за последнее время?
– Ничегошеньки, – отрывисто ответила Дженет, подхватив тон разговора.
– Как ты думаешь, Чарльз Диккенс еще не скоро нас покинет?
Дженет отвлеклась от плиты и повернулась к мужу.
– Что-то случилось, и я хочу знать, что именно.
Он уступил, понимая ее беспокойство.
– Мое агентство не объявили притоном разврата.
– По телефону ты сказал, что едешь в ТИ. И что в агентстве произошло нечто ужасное.
– Я уволил Фреда Ладди; может, на твой взгляд, это действительно «ужасно». Когда будет готова «лососина»?
– Скоро. Через пять минут.
– Ида Пиз Хойт предложила мне занять должность Мэвиса. Директора Телеинформациона. Все переговоры вела Сью Фрост, – с трудом выдавил из себя Аллан.
Дженет на мгновение неподвижно застыла у плиты, а потом расплакалась.
– С какой стати ты ревешь? – спросил Аллан.
Она кое-как пролепетала сквозь всхлипывания:
– Не знаю. Мне страшно.
Он по-прежнему развлекался, перекатывая кусочек сахару. Тот разломился пополам, и Аллан раскрошил обе половинки на множество крупинок.
– Не такая уж это и неожиданность. На эту должность всегда назначали кого-нибудь из агентств, а Мэвис выдохся уже несколько месяцев назад. Нелегко в течение целых восьми лет нести ответственность за всеобщий уровень морали.
– Да… ты говорил… ему пора в отставку. – Дженет высморкалась и потерла глаза. – Ты говорил мне об этом в прошлом году.
– Неприятность заключается в том, что на самом деле ему хочется заниматься этой работой.
– Он в курсе?
– Сью Форст сообщила ему. Встреча завершилась при его участии. Мы сидели там вчетвером, пили кофе и все обговаривали.
– Так это действительно решено?
Аллан припомнил, с каким лицом прощался с ними Мэвис, и сказал:
– Нет. Не совсем. Мэвис ушел в отставку, он подал заявление, а Сью его утвердила. В обычном порядке. Долгие годы преданной службы, неотступное следование принципам морального совершенствования. Я потом кратко переговорил с ним в холле.
На самом деле Аллан прошел вместе с ним четверть мили по дороге из Комитета к дому Мэвиса.
– Ему принадлежит часть планеты в системе Сириуса. Там все большие специалисты по выращиванию скота. Мэвис говорит, что мясо тамошних пород не отличается от земного ни по вкусу, ни по консистенции.
– А что осталось решить? – спросила Дженет.
– Быть может, я не соглашусь.
– Почему?
– Мне хочется остаться в живых по прошествии еще восьми лет. У меня нет желания уединиться в каком-нибудь забытом богом сельском захолустье на расстоянии десяти световых лет отсюда.
Дженет запихала носовой платок в нагрудный карман и нагнулась, выключая плиту.
– Мы однажды уже обсуждали этот вопрос, когда открывали агентство. Очень откровенно.
– И что мы решили?
Он вспомнил. Они договорились, что примут решение, когда возникнет необходимость, ведь вполне возможно, этого не произойдет никогда. В любом случае Дженет тогда было не до того: она беспокоилась, как бы агентство тут же не развалилось.
– До чего все это бессмысленно. Мы делаем вид, будто эта должность – лакомый кусок. А она им вовсе не является и никогда не являлась. И никто не пытается представить ее в подобном свете. Почему Мэвис согласился на нее? Потому что рассматривал такой поступок как нравственный долг.
– Служение обществу, – тихо сказала Дженет.
– Несение моральной ответственности. Взвалить на себя бремя гражданственности. Высочайшая форма самопожертвования, омфалос всей… – Аллан вдруг замолчал.
– Мышиной возни, – докончила за него Дженет. – Ладно, может, денег станет побольше. Или там меньше платят? По-видимому, это не имеет значения.
– Моя семья долго пробивалась наверх. И я тоже принял в этом участие. Вот зачем все делается, вот в чем цель. Мне бы хотелось, чтобы каждый из моих пакетов, посвященных данной теме, получил признание.
Собственно говоря, он имел в виду пакет, который вернула Сью Фрост. Притчу о погибшем дереве. Дерево погибло, оказавшись в изоляции, и, вероятно, МОРС в этом пакете подан запутанно и смутно. Впрочем, самому Аллану все казалось очевидным: человек несет ответственность в первую очередь перед своими собратьями и должен строить собственную жизнь вместе с ними, а не иначе.
– Два человека, – сказал он, – незаконно живут среди развалин, там, на Хоккайдо. Где все заражено. И все умерло. Будущее готовит им лишь одно событие, и они ждут его прихода. Гейтс и Шугерман готовы умереть, лишь бы не возвращаться сюда. Возвращение означает, что им придется жить в обществе, принося в жертву какую-то часть своей неповторимой личности. Что, конечно, ужасно.
– Они живут там не только потому, – проговорила Дженет так тихо, что он с трудом расслышал ее слова. – Ты, наверное, позабыл. Я ведь тоже туда летала. Однажды ты взял меня с собой. Когда мы только-только поженились. Мне захотелось посмотреть.
Он вспомнил. Но ему показалось, что это не важно.
– Вероятно, это своего рода протест. Живут среди развалин, без удобств – может, они хотят тем самым что-то выразить.
– Они жертвуют собственной жизнью.
– Для этого не требуется усилий. И кто-нибудь всегда может их спасти при помощи скорозамораживания.
– Но их гибель означала бы нечто важное. Ты так не считаешь? Может, и нет. – Дженет задумалась. – Майрон Мэвис тоже кое-что обозначил. Почти то же самое. И тебе, наверное, кажется, что в поступке Гейтса и Шугермана есть какой-то смысл, ты ведь продолжаешь летать к ним. И вчера вечером летал.
Он кивнул:
– Летал.
– Что сказала миссис Бирмингэм?
Аллан ответил без особого волнения:
– Я попался на глаза недомерку, в среду меня будут разбирать на секционном собрании.
– Из-за того что ты там побывал? Раньше они об этом не докладывали.
– Может, раньше они меня не замечали.
– А что произошло потом, ты знаешь? Недомерок видел?
– Будем надеяться, что нет, – сказал он.
– Об этом сообщалось в газете.
Аллан схватил газету. В ней и вправду было написано об этом, да еще на первой странице. Большие заголовки.
НАДРУГАТЕЛЬСТВО НАД ПАМЯТНИКОМ СТРЕЙТЕРУ
ВАНДАЛЫ В ПАРКЕ
ВЕДЕТСЯ РАССЛЕДОВАНИЕ
– Это сделал ты, – бесцветным тоном произнесла Дженет.
– Я, – согласился Аллан и еще раз прочитал заголовки. – Это действительно моих рук дело. Потратил на него всего час. Я оставил банку с краской на скамейке. Вероятно, ее нашли.
– О ней упоминается в статье. Они заметили, что случилось со статуей, сегодня утром около шести часов, а банку с краской – в шесть тридцать.
– Что еще они обнаружили?
– Прочти статью.
Он разложил газету на столе и стал читать.
НАДРУГАТЕЛЬСТВО НАД ПАМЯТНИКОМ СТРЕЙТЕРУ
ВАНДАЛЫ В ПАРКЕ
ВЕДЕТСЯ РАССЛЕДОВАНИЕ
Новейший Йорк, 8 октября (ТИ). Полиция ведет расследование по поводу умышленного нанесения повреждений получившей официальное признание статуе майора Жюля Стрейтера, основателя идеи морального совершенствования и верховного вождя революции 1985 года. Этот памятник, расположенный в Парке Шпиля, представляет собой статую, в натуральную величину отлитую из бронзированной пластмассы. Она создана в марте 1990 года Пьетро Буэтелло, который на протяжении всей жизни был другом и соратником Основополагателя. Вероятно, нанесение повреждений, охарактеризованное полицией как умышленное и методичное, произошло ночью. Парк Шпиля является моральным и духовным центром Новейшего Йорка, а потому открыт для посетителей в любое время…
– Когда я пришла домой, газета лежала внизу, – сказала Дженет. – Как всегда. Вместе с письмами. Я прочла ее за обедом.
– Нетрудно понять, почему ты расстроилась.
– Из-за этого? Меня это не расстроило. Они могут лишить нас права аренды, оштрафовать, посадить тебя в тюрьму на год – только и всего.
– И запретить нашим родственникам жить на Земле.
Дженет пожала плечами:
– Мы ведь не умрем. И они не умрут. Я размышляла над этим, просидела одна в квартире три с половиной часа. Сначала я… – Она подумала. – Ну, сначала мне как-то поверилось. Но сегодня утром мы оба поняли: что-то произошло, у тебя же осталась на ботинках грязь, трава и красная краска. Но никто тебя не заметил.
– Недомерок что-то подглядел.
– Но не это. Тебя бы уже забрали. Он увидел что-то другое.
– Интересно, сколько им потребуется времени?
– Почему ты думаешь, что они узнают? Они решат, будто это сделал какой-нибудь человек, потерявший право аренды или вынужденный вернуться в колонию. Или невроп.
– Терпеть не могу это слово.
– Ну, проситель. С какой стати им думать на тебя? На человека, который близок к вершине, который провел сегодняшний день в обществе Иды Пиз Хойт и Сью Фрост. Нелогично.
– Да, – согласился Аллан и признался: – Это кажется нелогичным даже мне.
Дженет подошла к столу.
– Я думала на эту тему. Ты ведь только не знаешь, почему так поступил?
– Совершенно не представляю.
– А что ты чувствовал?
– Очень явственное желание, – сказал он, – неотвязное желание расправиться со статуей раз и навсегда. Для этого потребовалось полгаллона красной краски и умелое обращение с электропилой. Пила лежит на месте, в мастерской агентства, только без лезвия. Я его запорол. Много лет ничего не пилил.
– А ты помнишь, что именно ты сделал?
– Нет, – ответил он.
– В газете об этом не пишут. Что-то они темнят. А значит, что бы ты ни сотворил… – Дженет слабо улыбнулась, глядя на мужа. – Ты отлично справился со своим делом.
***
Позднее, когда от запеченного «лосося с Аляски» остались лишь несколько косточек, лежащих на пустой тарелке, Аллан откинулся на спинку кресла и закурил сигарету. Дженет стояла возле плиты и старательно мыла кастрюли и сковородки в отделении, служившем раковиной. В квартире царил покой.
– Можно подумать, – заметил Аллан, – будто сегодня совершенно обычный вечер.
– Мы вполне можем заниматься тем же, что и раньше, – откликнулась Дженет.
На столике около тахты были сложены колесики и шестеренки. Дженет собирала электрические часы. В набор «эрудифакта» помимо деталей входили чертежи и инструкции. Учебные игры – «эрудифакт» для людей без компании, «фокусник» для вечеринок. Чтобы и на досуге занять руки делом.
– Как часы? – поинтересовался Аллан.
– Почти готовы. А потом я возьмусь за бритвенный прибор для тебя. Миссис Даффи – из квартиры напротив – сделала такой своему мужу. Я видела, как она его собирала. Это несложно.
Указывая на плиту, Аллан сказал:
– Ее собрали мои родственники еще в две тысячи девяносто шестом году, когда мне было одиннадцать лет. Я помню, каким нелепым казалось это занятие, ведь тогда продавались плиты, изготовленные автофактом, они стоили в три раза дешевле. Но отец с братом объяснили мне, в чем тут МОРС. Я до сих пор помню.
– Мне нравится собирать вещи. Это интересно, – проговорила Дженет.
А он все курил свою сигарету и думал: как странно, что он тут сидит, ведь не прошло и двадцати четырех часов с тех пор, как он посмеялся над статуей.
– Я ее обстебал, – сказал он вслух.
– Ты…
– Это словечко, которым мы пользуемся при создании пакетов. Если тему заездить, получается пародия. Высмеивая затасканные темы, мы называем это стебом.