– Новгородский полон в город проводить. Посчитать, кому сколько нужно, чтобы разор покрыть, это будет из моей казны. Полочан много взяли?
– Есть порядочно. Они не ожидали, сопротивлялись плохо.
– Отпустить.
– Как отпустить, князь? Они наших людей в полон гнали, а мы их на все четыре стороны?
– Мне полон никакой не нужен. Не хочу ссору длить ни с кем. Оружие отобрать и отпустить, пусть дома скажут, что мы не желаем Полоцку зла, только наказываем за погром.
Воевода проворчал:
– Миролюбец…
Но вслух ничего возражать не стал, был в Ярославовых словах резон. Что и с Русью станется, если вот так будут друг дружку сородичи бить? Шведы воюют с норвежцами, это понятно, но ведь и те потом мирятся. А на Руси уже который год беда – брат на брата, племянник на дядю…
Знать бы Ивану Творимировичу, что эта беда для Руси на долгие годы и даже столетия. До самого окончания Смутного времени Русь не узнает покоя, будут зубами рвать друг у дружки власть Рюриковичи, даже монгольское иго не вразумит. Только новая династия – Романовых – встанет прочно, да и при ней посчитают незазорным отправить на тот свет мужа или отца. Правда, уже не с мечом в руках, а канделябром, подушкой или ядом. Сама природа власти такова, что ли, что в борьбе за нее человек забывает свое человеческое?
* * *Об этом задумался и Ярослав. На Альте он не сомневался в своей правоте – мстил за погубленных братьев, а вот сейчас все больше размышлял о другом. Обходя новгородцев, Ярослав видел обессиленных тяжелой дорогой, измученных людей, оборванных, избитых, но с горящими глазами. Они благодарили за спасение и неустанно повторяли, что ни минуточки не сомневались, что князь придет им на выручку, князь защитит.
Та самая женщина, что заслоняла собой девушку от побоев, объяснила:
– На кого же еще надеяться, как не на тебя, князь? У нас, вдов и сирот, одна защита – Господь да ты. Коли вы не поможете, так и жить как?
Она еще что-то говорила, вокруг согласно шумели счастливые освобождением люди, а Ярослав снова задумался, покусывая губу. Они верили, что он защитит, верили в его заступничество, в то, что не допустит новой беды, что поможет. После долго стоял на коленях перед образом, но молитва была странной. Ярослав даже не молил, а скорее благодарил Господа за возможность помочь этим людям. А еще просил вразумить, как сделать так, чтобы не пришлось выручать их из полона.
Пути было два – его дружина должна быть крепче всех, чтобы боялись даже помыслить напасть, или… Вот к этому «или» душа Ярослава лежала куда больше. Крепкая дружина – это хорошо, она никогда не помешает, но если это и убережет от дальних врагов вроде Болеслава, то как защититься от своих же?
К князю пришел Рёнгвальд, за ним и воевода, надо было обговорить, что делать дальше. Остановившись с полоном, за Брячиславом не погнались, теперь он успеет уйти в Полоцк, взять будет трудно. Воеводы жалели потерянного времени:
– Эх, их бы побить сразу! И Брячислава на аркане привести!
Князь вдруг вскинул голову:
– Зачем?
Рёнгвальд подивился:
– Как зачем? Ярицлейв, он враг, а побежденного врага не следует жалеть.
– Но ведь ты же отпустил Эймунда?
Норвежец вспыхнул:
– Эймунд не враг, он просто дурак, который от безделья не знает, на кого напасть! Если ты настаиваешь, я приведу его тебе на аркане тоже!
– Остынь! Мне не нужны на аркане ни Эймунд, ни Брячислав! Брячислав тоже дурак, потому как слушает других дураков. Вы мне другое скажите: как сделать так, чтобы не нападали?
– Мы сможем защититься, – почти обиделся Рёнгвальд.
– Я не о том, я хочу, чтобы совсем не нападали. Один приходит – Киев грабит, другой – Новгород разоряет. Сегодня люди мне сказали, что верят в защиту Господа и мою. Я, понимаете, я должен Божьей волей их защитить, а я не знаю как.
И все равно Иван и Рёнгвальд не понимали:
– Да ведь сказано же тебе, князь, что сильна у нас сейчас дружина! Сумеем защитить!
– Не о том я! В Киеве сидим – Новгород грабят, туда уйдем – Киев разорять станут. Как сделать так, чтобы не появлялось желание приходить?
Вот этого уже воеводы не знали, они жили дружинными делами и считали, что вопросы мира нужно решать просто – с мечом в руках. А как же иначе добывается мир, если не победой над противником? Разбей – и пока твой враг не наберется новых сил, можешь жить спокойно. Ну, почти спокойно. Все ясно и просто, и раздумья князя им казались ненужными. Ему благодарны за освобождение новгородцы, это хорошо, хотя то, что сначала попали в полон, не их вина, а скорее князя.
– Я мыслю, договариваться надо. Русь велика, в ней всем места хватит, если по правде и дедине жить.
Иван Творимирович и Рёнгвальд с облегчением вздохнули: небось, князь решил вернуться в Новгород. Тоже дело хорошее, уж куда лучше Киева. Но оказалось не то.
– Всю ночь над этим думал. Что нужно Брячиславу?
– Киев.
– Да ведь не станет он там жить. Мне тоже был нужен Киев, но душой тянет в Новгород. Так и он, его Полоцк, родился там, вырос, сердцем прикипел. Власть ему нужна, а еще доход с киевских даней.
– Так ведь часть дашь, он остальное потребует!
– Вот тогда и бить.
– Ага, ежели он уже в Киеве сидеть будет, ты его побьешь! Это не на Судомири.
– А если договориться? В Киеве сидеть по очереди, кто-то дольше, кто-то меньше, дань брать также, но чтоб в чужие города ни ногой. Я в Полоцк не пойду, но чтоб и Брячислав к Новгороду не приближался!
– На Руси не один Брячислав…
– И с Судиславом договориться можно, я его Псков не трону, коли согласится, и его самого тоже.
– А Мстислав?
Князь недоуменно уставился на воеводу:
– Да ведь он далеко? Где та Тмутаракань…
– Его отец в Киеве сидел, забыл? А он сам земель требует.
– Не требует, просит. Но и с ним договориться можно, не враг же себе Мстислав.
– Себе, может, и не враг, а вот тебе – не уверен.
– Тьфу ты! Заладил: враг, не враг! Мыслю, не только со своими сородичами сговориться должно, но и с другими правителями.
– И как? Тоже пообещав на время в Киеве сажать или часть дани отдавать? Так сразу признавай, что зависишь!
Ярослав фыркнул, как рассерженный кот, помотал головой:
– Как мыслите, Олав Шведский на меня войной пойдет?
После этих слов воеводы откровенно вытаращили на князя глаза:
– Зачем ты ему?
– Да ведь его дочь – твоя женка!
– Во-от!.. То-то и оно! Не враг мне Олав и не может быть врагом, потому как Ингигерд – моя жена!
И все равно умудренные боями и жизнью воеводы не понимали. Не может же князь набрать себе жен ото всех соседей? Даже его отец, князь Владимир, свой гарем разогнал, когда крестился.
Услышав эти рассуждения, Ярослав кивнул:
– Я – нет, у меня жена любимая есть. А вот дети мои – другое дело.
– Кто? Дети?
– Ха! Ха-ха! Ха-ха-ха! – уже откровенно смеялся Иван Творимирович. Какие дети?! Владимир кроха, только с мамкиных рук слез, Эллисив еще и вовсе в пеленках, кого он женить собирается?!
Ярослав расхохотался вместе с воеводами, но все равно мотал головой:
– Я наперед мыслю. Сыновья должны жениться на заморских принцессах, а дочери замуж выходить далеко от дома, чтобы по всему миру о Руси знали и уважали!
Рёнгвальду хотелось сказать, что женитьба Святополка на дочери польского короля только привела Болеслава в Киев заступаться за зятя. Ярослав, видно, понял его мысли, усмехнулся сам:
– Про Болеслава мыслишь? Так ведь не в нем дело. Не пожелай Святополк, и гнезненский князь на Русь не пошел бы!
Конечно, Ярослав был прав, но, выходя из его шатра, воеводы качали головами:
– Ох, быть ему битым с его замирениями…
И воеводы оказались правы, и князь тоже. Бит он будет братом, и жестоко, правда, всего единожды, но потом действительно женитьбой сыновей и замужеством дочерей породнится со всей Европой, и долгие годы при князе Ярославе Владимировиче Русь будет жить мирно, становясь от этого только крепче. Беда в том, что его сыновья не сумеют поступать по-отцовски, свара за власть после смерти Ярослава начнется заново, приведя к полному развалу Руси на множество мелких, куда более слабых княжеств. Конечно, их станут бить поодиночке, отрывать куски, сталкивать между собой. Это время мы знаем как период феодальной раздробленности Руси.
Но это потом, а тогда хромой князь твердо уверовал, что должен договориться с племянником, пожертвовать ему часть власти и дани ради спокойствия тысяч людей, живущих под его рукой, и ради собственного спокойствия тоже. К тому же у Ярослава пока не было достаточно сил держать и Киев и Новгород одновременно.
Знать бы только ему, что все произойдет так, да чуть иначе…
* * *Лес вокруг стоял стеной, если бы не опытные сопровождающие, Ингигерд ни за что не найти мужа. А догнать не получилось и с хорошими помощниками. Князь словно летел стрелой. Правда, это неплохо, потому что не скрывал свои следы, по которым и двигалась княгиня со своими людьми.
Почти сразу к Ингигерд подъехал Непша, дружинник князя был родом из полоцких земель, а потому хорошо знал места, по которым предстояло ехать. Но заговорил не о сложности пути, а о скорости, с которой нужно двигаться:
– Князь поспешает, нам нельзя отставать, иначе можем оказаться одни далеко в лесу. То не страшно, ныне лето, но кто знает, сколько людей у Брячислава и где они?
Ингигерд кивнула:
– Мы тоже поедем очень быстро.
Они действительно остановились только тогда, когда уже совсем стемнело, и лошади, споткнувшись в темноте, запросто могли поломать ноги, а сами всадники шеи. Ингигерд чувствовала себя совершенно разбитой, она осознала разницу между конной прогулкой, когда можно мчаться, наслаждаясь скоростью и ветром, и вот такой бешеной скачкой по ухабам, временами продираясь сквозь лесную чащу. И это там, где уже прошла дружина Ярослава, поневоле расчистив для них путь, а каково же первым? Каково самому князю?
Сидя у огня с вытянутыми ногами, в ожидании, пока поджарится мясо, Ингигерд поинтересовалась:
– И… часто они вот так?..
– Как так?
– Все походы тяжелы?
Непша изумленно смотрел на княгиню, она что, не понимает, что легких походов не бывает? Но Ингигерд скорее рассуждала сама с собой. И все же дружинник ответил:
– Воинская доля нелегка, княгиня.
С первыми лучами солнца они уже были на ногах, пора отправляться в путь. Вокруг на траве блестела обильная роса. Непша кивнул:
– Жаркий денек будет.
Наспех подкрепившись остатками ужина, седлали коней и в путь. Так повторялось изо дня в день. Безумно уставшая от постоянной скачки и напряжения, Ингигерд на привалах валилась с ног и засыпала, не всегда успев поесть. Впервые увидев такое, Непша покачал головой:
– Так недолго и занедужить.
Со следующего утра он заставлял княгиню есть до отъезда, ничего, по пути растрясется, а иначе просто оголодает. Ингигерд, уже почувствовавшая, что ввязалась в то, что ей едва под силу, покорно подчинялась. Возвращаться не хотелось, тем более она была почему-то уверена, что своим присутствием сможет помочь мужу, поэтому приходилось терпеть.
Но к концу четвертого дня женщина уже не валилась с ног кулем, и тело болело много меньше, чем в первый день, и аппетит появился. Просто княгиня начала привыкать к походным условиям. «Еще немного, и я стану настоящим воином!» – усмехнулась Ингигерд. Конечно, ей вовсе не хотелось бешено скакать, пробираясь сквозь кусты, напротив, так и тянуло в ласковую воду рек и озер, попадавшихся на пути, хотелось приникнуть к роднику, полежать в тени светлых березок, полной горстью зачерпнуть спелые ягоды… Но сама себя убеждала: это потом, все потом, сначала Ярослав…
Приглядевшись к оставленным Ярославовой дружиной следам, Непша довольно кивнул:
– Совсем недавно прошли, дня два-три назад.
Думал обрадовать княгиню, а та ужаснулась:
– Три дня?! Да они за эти дни могли куда угодно уйти! Надо ехать и по ночам, иначе так до самого Новгорода гнаться будем.
– Нельзя, ночью нельзя.
Тон дружинника был строг, и все равно что перед ним княгиня, сейчас он отвечал за жизнь Ингигерд.
– Ну, хотя бы днем мы можем двигаться быстрее?
Куда уж, – хотелось сказать Непше, и так едва жива по вечерам. Но он промолчал, помня, что Ингигерд тиха, только когда сильно устает, в другое время может так взъяриться, что и языку своему не рад станешь.
На следующий день он решил чуть отпустить княгиню, пусть едет так, как сможет, все равно и князь Ярослав, и полочане пока далеко, вот завтра надо ее предостеречь. Непша позволил Ингигерд уехать вперед и поплатился за это.
Не знал княжий дружинник, что Ярослав уже успел догнать и разбить дружину Брячислава с людьми Эймунда. Мало того, бежавшие с поля боя полочане и варяги теперь торопились обратно в Полоцк. Княгиня с дружинниками оказались как раз у них на пути!
* * *Эймунд с двумя варягами осторожно пробирались сквозь кусты на краю леса, чтобы посмотреть, можно ли проехать вперед через большое поле. Вокруг было достаточно следов, но полочанин утверждал, что это проезжала дружина Ярослава несколько дней назад. Конечно, люди Брячислава себе не враги, но все же варяги осторожничали.
Этот пригорок с леском был очень удобен для обзора. Эймунд раздвинул ветки и замер… Внизу под пригорком, на котором он стояли, по следам киевского князя ехали три всадника! Они явно торопились. Но не торопливость конных заставила варяга затаить дыхание. На средней из лошадей… сидела женщина, и эту женщину он не спутал бы ни с какой другой!
Сначала варяг даже замотал головой – откуда в лесу на Судомири, так далеко от Киева, княгиня да еще и почти без охраны?! Но никакое мотание головой и даже щипок от видения не избавили. В голове Эймунда мгновенно пронеслись десятки мыслей. Даже если княгиня была с мужем, то как она оказалась позади его дружины?
И все же раздумывать Эймунд не стал, сделав знак своим дружинникам, он бесшумно исчез в зарослях.
Ингигерд действительно решила вырваться вперед от Непши. Нет, она ничего не имела против распоряжений дружинника, твердившего, что князь уже близко, а потому надо быть осторожными, чтобы не попасть на глаза врагам. Только какие враги, если Брячислав с варягами где-то у Новгорода. На сей раз она резко ответила осторожному Непше, предлагавшему высылать вперед людей на разведку:
– Так мы не то что князя не догоним, но и сами до зимы будем по лесам ездить!
Ослушавшись дружинника, Ингигерд отправилась вперед сама. За ней последовали всего двое охранников.
Они пересекли большое поле, обогнули пригорок и въехали в лесок. Конечно, можно было и прямо через пригорок, но там заросли, а княгине надоело рвать одежду об кусты. Несмотря на огромную усталость, в ней проснулась женщина, вспомнившая, что скоро встреча с мужем.
И тут произошло что-то непонятное. Из кустов прямо под ноги лошадям кто-то метнулся, все завертелось, а когда дружинники опомнились, Ингигерд с ними уже не было! Только ее раненый конь мчался вперед, ломая ветки. Если бы рядом ехал Непша или кто-то поопытней, они заметили бы и то, что с двух сторон на лошадь княгини бросились варяги, что один из них всадил в бок бедному животному меч, а второй подхватил падающую из седла Ингигерд.
Сама она сильно ударилась и испугалась, кроме того, рот был накрепко зажат сильной мужской рукой, потому на какое-то время потеряла сознание, чуть задохнувшись.
Очнулась на ворохе конских попон в небольшом походном шатре. Первой мыслью было, что это дружинники Ярослава обознались и, приняв ее за чужую, посмели напасть. Хотелось закричать, позвать мужа, но хорошо, что не успела этого сделать. За стеной шатра раздались чьи-то голоса, один из которых показался очень знакомым.
В голове сильно гудело, ее раскалывала невыносимая боль, но Ингигерд заставила себя прислушаться. Говорил Эймунд!
– Это хорошо, что княгиня у нас. Теперь мы сможем говорить с князем по-другому.
Ему возражал молодой незнакомый голос:
– После того как он нас разбил, как еще мы можем с ним договариваться?
– Брячислав, не забывай, что Ярослав может пойти на Полоцк. Думаю, тебе этого вовсе не хотелось бы, да и полочане не простят. Одно дело – участвовать в походе на Новгород и другое – видеть врага под своими стенами. А в ответ на наш набег Ярослав может разорить твои земли.
Так вот где она и кто снаружи шатра!.. Кроме того, Ингигерд поняла очень важное – Ярослав наголову разбил дружину полоцкого князя и варягов Эймунда. Но теперь она не просто пленница, а та, за которую от мужа можно потребовать многое! При мысли о том, что своей ненужной торопливостью многое испортила мужу, Ингигерд невольно застонала. Это, видно, услышал Эймунд, потому что подскочил к шатру и заглянул в него:
– Ты очнулась, княгиня?
У Ингигерд хватило ума скрыть то, что она уже пришла в себя, и не ответить норвежцу. Он не должен знать, что она слышала разговор.
Но долго прикидываться не стала. Для себя Ингигерд уже решила, что если натворила дел сама, то сама и должна исправлять.
Разговор с ее пленителями сначала был тяжелым. Брячислав радовался тому, что княгиня в его руках, и желал видеть в ней только заложницу:
– Ты наша добыча, княгиня, а потому наше право поступить с тобой так, как пожелаем!
Ингигерд смотрела на молодого князя Полоцка и думала, что этот совсем еще мальчик вряд ли способен воспринимать ее слова, а потому попросила поговорить с Эймундом наедине. Сначала Брячислав возмутился, но норвежец успокоил его.
– Эймунд, вы не слишком торопитесь оказывать мне почет.
– Мы не поступим с тобой плохо, княгиня, но конунг Брячислав прав – ты добыча.
– Трусы! – Голос Ингигерд зазвенел. От неожиданности Эймунд даже не взъярился, хотя скажи это ему кто-нибудь другой, не сносить ему головы! – Давно ли вы, как слабые щенки, побитые хозяином, бежали, поджав хвосты, от дружины Ярослава?! А против слабой безоружной женщины гордитесь своей силой?