– Задавайте.
– Мы с мистером Снегиревым обсуждали русский характер… пришли к разным любопытным выводам, но он, как и я, профессионал. Наш подход сугубо научный, а мне хотелось бы услышать мнение постороннего лица. Вы ведь, насколько я понимаю, русский?
– Абсолютно, – объявил Ломов, не вдаваясь в уточнения по поводу прабабушки-финки и другой прабабушки – то ли черкешенки, то ли турчанки, которую его предок привез с собой из какого-то восточного похода.
– В таком случае, надеюсь, вы сможете мне ответить, – учтиво промолвил англичанин. – Как именно вы бы характеризовали русский характер, сэр?
Бэрли с любопытством стал ждать, что ему ответит собеседник.
– Чертовски сложный вопрос, – хмыкнул Ломов, который отлично понимал, что человек неподготовленный, будь он хоть сто раз русский, станет метаться мыслью и неизбежно запутается, пытаясь ответить. – Пожалуй, сэр, чтобы вы уяснили, что такое наш характер, я расскажу вам одну историю. Однажды где-то далеко в океане враги схватили русского и… допустим, бросили его без оружия и вообще без ничего на острове, на котором жило племя людоедов. – Бэрли недоверчиво распрямился. – Когда через год враги проплывали в том же месте, они увидели, что русский сидит на берегу, доедая последнего людоеда. Надеюсь, сэр, – веско заключил Ломов, – что теперь вы понимаете, что такое русский характер.
– Ну что ж… – пробормотал Бэрли, поглаживая подбородок, – история любопытная… как аллегория… Хотя я должен признаться, что она все-таки звучит фантастически…
– Да какая там фантастика, – хмыкнул Сергей Васильевич, блестя глазами. – Открою вам секрет: этим русским был я.
Он удалился, оставив хозяина дома и его гостя недоумевать, правда ли их гость пошутил и, если да, почему он говорил так уверенно.
Глава 28 Выстрел в ночи
– Нет, – сказал дядя Казимир, – я не смогу пойти сегодня в гости к Снегиреву. Во-первых, у меня будет болеть голова. Во-вторых, я буду простужен.
И в подтверждение своих слов он аппетитно чихнул, прикрыв рот маленькой пухлой ручкой.
– В-третьих, – сказала Амалия, – вы туда пойдете.
– В-четвертых, – решил не сдаваться дядюшка, – я подвергаюсь притеснениям, гонениям и… и унижениям! Зачем я тебе нужен? Какая от меня польза в доме Снегирева?
– Я буду очаровывать Бэрли, – объявила Амалия, – а вы будете перехватывать любого, кто попытается мне помешать. Будь то Снегирев с разговорами о России, Любовь Сергеевна с последними сплетнями и особенно – Лидочка. – Дядя открыл рот для возражения, но Амалия угадала его мысль. – Вы хотите сказать, что у нее ничего такого нет на уме, но вы забываете, она может повредить мне одним своим присутствием… Кто-то приехал?
Дядя без особого интереса посмотрел за окно.
– Это Анна Тимофеевна вернулась откуда-то, – сказал он. – Хотя… она даже не стала выходить. Сказала что-то сыну и снова уезжает. Ты, наверное, ждешь Сергея Васильевича?
– Должна же я сказать ему, что Колозина убили у нас под носом, – проворчала Амалия. – Мне одно не дает покоя. Зачем он взял с собой бритву? Для защиты это совсем неудобное оружие. Простой столовый нож и то лучше.
– Взял первое, что попалось под руку, – предположил Казимирчик, деликатно зевая, – или он вовсе не защищаться хотел, а перерезать кому-нибудь горло, например.
– Дядя! Вы просто невыносимы!
– И вообще нечего искать логику в поступках людей, потому что они чаще всего руководствуются вовсе не ею, – назидательно добавил дядюшка. – Важнее всего не то, что было у него в карманах, а то, что Колозин зачем-то вышел ночью из дома и был убит недалеко от нас.
– После чего волшебным образом переместился в сад Одинцовых, – задумчиво протянула Амалия, и ее глаза сверкнули.
– Ты куда? – спросил Казимир, видя, что его племянница с решительным видом поднимается с места.
– Пойду навещу Федора Алексеевича, – коротко ответила Амалия.
– А может, лучше подождать Ломова? – Нет слов, Казимир умел схватывать на лету.
– Справлюсь одна, – отрезала баронесса Корф.
Когда горничная доложила Федору, кто пришел, молодой человек досадливо поморщился и отвернулся к окну. По правде говоря, у него не было никакого желания общаться с Амалией, и его сердило, что он не может не принять ее. У Меркулова был порывистый характер, но он отлично понимал, что того, кто вызволил вас из серьезной беды, злить нельзя, иначе он вполне может переменить свое отношение и устроить вам какую-нибудь пакость.
– Хорошо, зови ее, – проворчал Федор.
И хотя Амалия была ему неприятна, он все же сделал попытку убрать бумаги со стола и отставить подальше пепельницу, полную окурков.
Начало разговора не удалось: Федор произнес несколько бессвязных фраз о том, как он рад видеть гостью и надеется, что ей удобно жить в их доме. Последние слова прозвучали так, словно он хотел ее упрекнуть, и молодой человек покраснел, сердясь на себя.
– Собственно говоря, я пришла сюда, чтобы поговорить о Селиванове, – сказала Амалия. – И о пожаре, который случился ночью. Меня чрезвычайно беспокоит сложившееся положение, и если вам что-то известно…
– Боюсь, я совсем мало знал господина Селиванова, – поморщился Федор. – Он пытался купить наше имение, но хотел, чтобы оно досталось ему за бесценок. Еще я видел его на вечере у Павла Антоновича, но там мы не общались.
– А когда Куприян Степанович недавно был у вас, чего он хотел?
– Все того же самого. Но я не намерен продавать имение.
– Понимаю. А зачем вы увезли тело Колозина?
Тон Амалии, когда она произносила последние слова, был таким же будничным, как и до того, однако от нее не укрылось, что ее собеседник непроизвольно дернулся и переменился в лице.
– Сударыня, прошу прощения, но я…
– Давайте сразу же упростим дело, Федор Алексеевич, – перебила его Амалия. – Мы с вами взрослые люди и прекрасно понимаем, что речь идет вовсе не об украденной горсти конфет. Вы рассказываете мне сейчас все и начистоту, и я буду думать, как решить этот вопрос с петербургским следователем. Или же я вызываю его, и объясняйтесь с ним сами, как хотите. Итак?
– Я его не убивал, – хрипло промолвил Федор.
– Все и начистоту, – повторила Амалия. – И сядьте. Рассказ будет долгим, потому что я захочу знать мельчайшие подробности.
Дернув челюстью, Федор рухнул на софу и обхватил голову руками.
– Думаю, вы мне не поверите, – проговорил он с горечью. – Если бы мне рассказали такое, я бы точно не поверил.
– Вы встречали Колозина раньше, до вечера у Снегирева?
– Нет, – он опустил руки и свесил их между колен. Вся фигура Федора выражала безнадежность.
– У вас были с ним какие-то конфликты, ссоры? – допытывалась Амалия.
– Как я мог с ним ссориться, если я его не знал? – уже сердито вскричал молодой человек.
– Хорошо, тогда какое впечатление он произвел на вас во время вечера?
– Он напомнил мне одного офицера из нашего полка, – с отвращением ответил Федор. – Тот всегда был чистенький, говорил гладко, умел подольститься к любому и особенно к командиру, а на деле был шулер и свинья.
– Как он умер? – поинтересовалась Амалия.
– Офицер? Зачем вам это знать?
– Простое человеческое любопытство. Так что с ним произошло?
– Точно никто не знает. Его просто нашли в злачном месте с проломленной головой.
– Деньги и ценные вещи?
– Были на месте, – Федор беспокойно шевельнулся. – Если вы думаете, что я имею отношение к его смерти…
– Сейчас меня интересует только Колозин, – сказала Амалия. – Вы с матушкой уехали после вечера. Что было дальше?
– Дальше? Ничего. Я пожелал ей спокойной ночи и ушел спать.
От Амалии не укрылось, что Федор сделал паузу перед тем, как начать следующую фразу – и не начал ее, потому что, очевидно, не успел толком обдумать, как ему выразить то, что он должен был сказать.
– Продолжайте, – подбодрила его Амалия.
– После возвращения с Сахалина я плохо сплю, – признался Федор. – Все дело в том, что там день, когда у нас ночь. И… словом, я почти заснул, когда сквозь сон услышал выстрел.
– Почему вы решили, что это именно выстрел?
– Сударыня, – усмехнулся Федор, – я военный человек… То есть был им. Конечно, я отличу звук выстрела от… да от чего угодно.
– Что было дальше? – спросила Амалия.
– Я встревожился и решил посмотреть, что происходит. За окном была ночь, кому взбрело в голову стрелять в такое время? В прошлом году почти все наши собаки погибли от какой-то болезни, и сад никто не охранял. Одним словом, я оделся, прихватил с собой свечу и вышел. Жучка спала в коридоре, я перешагнул через нее… В саду еле светилось какое-то бледное пятно, я направился туда и увидел разбитый фонарь, в котором догорало масло, и тело на земле. Он лежал лицом вниз, – пояснил Федор, – и мне пришлось его перевернуть. Ветер все время пытался погасить свечу, и мне приходилось то и дело закрывать ее ладонью, поэтому переворачивать тело было жутко неудобно…
– Там был кто-то еще?
– Нет. Никого.
– Как, по-вашему, Колозин попал в сад?
– Странный вопрос… Конечно, пролез там, где стена обвалилась. Он успел сделать буквально несколько шагов по нашему саду, и тут в него выстрелили сзади.
– Вы заметили какие-нибудь следы? Ведь до того падал снег.
– Никаких посторонних следов в саду не было, – твердо проговорил Федор.
– Вы уверены?
– Конечно, уверен.
– Получается, убийца стоял с той стороны стены?
– Наверное. Потом я сообразил, что надо было взглянуть, какие следы он оставил. Но в тот момент я не мог мыслить спокойно, я…
Он запнулся и побагровел.
– Вас охватила паника?
– Да. Я… у меня было ощущение, что моя жизнь только что начала налаживаться… И вот опять все рухнуло. Я не понимал, зачем Колозин был здесь, не понимал, кто его убил, но… его застрелили, и вот он я – бывший военный, только что из ссылки… Поймите, – страстно проговорил Федор, подавшись вперед, – я не за себя боялся на самом деле, я подумал, что это убийство, шум, который вокруг него поднимется, допросы, следователь, грязные домыслы газетчиков… они разорвут сердце моей матери… И поэтому я решил избавиться от тела. Я хотел увезти его в лес, но конь, на которого я погрузил тело, почуял мертвеца и стал нервничать… Я не мог с ним сладить. До леса мы не добрались, потому что конь вырвался, взвился на дыбы, и труп упал на землю… Я не смог погрузить его обратно, и мне пришлось оттащить тело в кусты.
– Которые находились в саду Николая Одинцова, – негромко заметила Амалия.
– Мне очень жаль, поверьте, – выдавил из себя Федор. – Но я не мог тащить на себе труп до леса… Даже ночью на дорогах попадаются люди, и… Вы, конечно, вправе презирать меня… Я и сам себя пре-зираю…
– Избавившись от тела, вы вернулись к себе? – спросила Амалия.
– Да, я был уверен, что не усну после всего, что случилось… но я лег и сразу же заснул как убитый… Позже я спохватился, что фонарь Колозина остался лежать в саду, но утром намело столько снега, что фонарь полностью скрылся под ним, и я решил ничего не трогать, чтобы не привлекать внимания.
– Не сомневаюсь, что потом вы не раз и не два возвращались мыслями к событиям той ночи, – заметила Амалия. – Как по-вашему, кто мог убить Колозина?
– Не знаю.
– Но хотя бы какие-то соображения у вас есть?
– Я не понимаю, кому вообще нужно было его убивать, – уже сердито отозвался молодой человек. – Простите, сударыня… но я даже подозревал, что это может быть как-то связано с вами…
– Со мной? Почему?
– Не знаю, – беспомощно признался Федор. – Просто вы… и это убийство… Зачем он забрался в наш сад? Хотя, наверное, я зря заговорил об этом…
– А как насчет тех двоих, что устроили скандал на вечере? Как по-вашему, могут они иметь отношение к убийству?
– Вздор, – решительно ответил Федор. – Ему было стыдно за жену, он отставной штабс-капитан, офицер, и он вовсе не убийца. А она – обыкновенная базарная баба. Все, что она может – это ругаться и сыпать оскорблениями. Слова – это метод нападения слабых людей, сильные сразу переходят к действиям…
– Скажите, что вы думаете о Павле Антоновиче и его семье?
– Что я думаю? – удивился молодой человек. – Они всегда были очень добры ко мне. Прислали мне на Сахалин разные вещи, книги… Ужасно неловко, что я до сих пор не поблагодарил Елену Владимировну…
– Вряд ли это была Елена Владимировна, – заметила Амалия, поднимаясь с места. – Думаю, что за посылками вам стоит совершенно другой человек.
– Вы хотите сказать… Надежда Павловна? – недоверчиво спросил Федор.
– Теплее, теплее, – улыбнулась Амалия. – Уверена, это была Лидочка. И даже могу объяснить почему, – добавила она, видя, что Федор готов возра-зить. – Романтическая девушка ее возраста не будет просто так читать «Остров Сахалин», это вовсе не развлекательная книжка. И она все время смотрит на вас… Только не думайте, что я говорю о книге.
– Сударыня, я не понимаю… – пробормотал ее собеседник, теряясь, – мы, кажется, вели речь совсем о другом… Тот следователь из Петербурга… Я готов рассказать ему все, что я сделал… Если он решит обвинить меня в сокрытии улик… но я не виновен в убийстве!
– Кажется, господин Ломов только что приехал, – сказала Амалия, бросив взгляд за окно. – Я передам ему то, что вы мне сказали. Возможно, он пожелает с вами побеседовать, чтобы уточнить кое-какие детали. Пока же я прошу вас никому не говорить о том, что вы видели тело Колозина в саду и тем более – что вы перевезли его в другое место. Кстати, вашей матери известно?..
– Нет, – горячо воскликнул Федор, – нет, я ничего ей не говорил! Я бы сгорел от стыда…
– Значит, о том, что случилось в ту ночь, будем знать только мы двое, – сказала Амалия, подходя к двери. – И еще одна маленькая просьба, Федор Алексеевич. Если вы вдруг снова где-нибудь наткнетесь на труп или случится еще что-то такое экстраординарное, ничего не предпринимайте, а зовите меня. Вы меня поняли?
– Как скажете, сударыня, – пробормотал пораженный Федор. – Хотя… я искренне надеюсь, что больше ничего подобного не произойдет.
Глава 29 Два студента
– Амалия Константиновна, что вы сделали с земским врачом?
– Я, Сергей Васильевич? Ничего.
– А почему же он так злобно на меня смотрел? Я ехал к вам, он попался мне на дороге и бросил на меня такой взгляд… В чем дело, сударыня?
– Вам показалось, Сергей Васильевич, – дипломатично промолвила его собеседница.
– Госпожа баронесса, – с гримасой раздражения промолвил Ломов, – при моей работе, если бы мне что-то казалось, я бы давно уже был трупом. И только не говорите мне, что вы перепутали Волина с мистером Бэрли.
– Сергей Васильевич! – Амалия сверкнула глазами на собеседника, но никакие глаза в мире, пусть даже самые прекрасные и самые сердитые одновременно, не могли произвести впечатления на ее коллегу.
– В сущности, я понимаю, почему вы оказали врачу предпочтение, – хладнокровно заметил Ломов. – Но не заставляйте меня напоминать вам, сударыня, о цели вашей миссии. Вас должен интересовать вовсе не земский доктор, а английский историк… А я пока попробую разобраться с тем, что тут творится. – Он немного помедлил, прежде чем задать следующий вопрос. – Судя по всему, вы приняли на веру рассказ Меркулова? Могу ли я узнать почему?
– Детали, – сказала Амалия. – И ничего, кроме деталей.
– Например?
– Собака, которая спала в коридоре и через которую он перешагнул. Или свеча, которую надо было прикрывать от ветра и одновременно переворачивать тело. Он описывал то, что было, понимаете? Думаю, Меркулов сказал правду: он никого не убивал.
– Что ж, в таком случае я сейчас поеду к Одинцовым, – сказал Сергей Васильевич. – Пора всерьез браться за братца… Простите, сударыня, за Николая Одинцова.
– Полагаете, он мог убить Изотовых, а Колозин знал о его вине, но по какой-то причине решил молчать?
– Решил, – кивнул Ломов, – а потом передумал. Колозин стал требовать денег, Одинцов назначил ему встречу в чужом саду и убил его. Хотел бы я видеть его лицо, когда он утром отправился искать котенка и обнаружил труп приятеля в своем саду. Любопытная получилась ситуация, вы не находите?
– Хорошо, – сказала Амалия, – действуйте. Если Одинцов – убийца, вам остается только найти того, кто застрелил фабриканта. Но если Одинцов ни при чем…
– Тогда я продолжу искать убийцу, – ответил Ломов. – Если что-то выяснится, Амалия Константиновна, я обязательно дам вам знать.
Он попрощался с баронессой Корф и, не заходя во флигель, где не находивший себе места Федор Меркулов мерил комнату шагами, отправился к Одинцовым.
Николенька, сидя на диване, играл с Фруфриком, а Евгения, примостившись в кресле, вышивала. Когда вошел Ломов, она уронила вышивку и поднялась с места.
– Сергей Иванович! – От волнения она забыла его отчество. – А мы… мы вас не ждали… Может быть, чаю? Вы… вы официально или…
– Возможно, еще не вполне официально, – сказал Сергей Васильевич, отмечая про себя, что брат и сестра встревожены его появлением, но по-разному: сестра только чует угрозу, но не понимает, с какой стороны последует удар, а брат напрягся, потому что отлично знает, в чем дело. – Я бы хотел поговорить с Николаем Михайловичем с глазу на глаз, если вы не возражаете.
Евгения побледнела, ее губы задрожали. Она метнула на брата мученический взгляд, подобрала вышивку, оборвав нить и уколовшись, но даже не заметила этого.
– Я… я буду рядом, – шепнула она Николеньке.
Опустив голову, молодая женщина быстрыми шагами вышла из комнаты. Николенька мрачно смотрел на Ломова. Лицо у брата было такое же круглое, как у сестры, но черты более правильные, хотя красавцем его никто бы не назвал. Он олицетворял собой тот тип внешности, нередкий в России, которому совершенно не идет злость; а сейчас он именно что злился.