— Объяви им готовность номер один, и чтоб никаких самоволок и утечки информации. Головой отвечаешь!
— Есть! — ответил Карасев. — Разрешите идти?
— Иди, — разрешил Стечкин. — Не уломаешь прокурора, пеняй на себя!
Карасев сверкнул глазами, но ничего не ответил. Совсем не нужно знать начальству, что он при этом подумал. Свои мысли он привык держать при себе.
Стечкин хмыкнул, и проводил его взглядом. Затем поднял трубку и набрал номер, который знали не больше пяти человек: номер прямого телефона Осипа Деренталя.
Разговор с Генеральным директором комбината Борисом Львовичем Покровским оставил у Надежды гнетущее впечатление. Человек был в панике, хотя и скрывал это, и поэтому появление команды Зарецкого воспринял, как тот буек, который вдруг появляется перед тонущим человеком. Он не хватался за сердце, но в кабинете витал запах лекарств, а в приемной сидела строгая женщина в белом халате, видно, к ее помощи прибегали не в первый раз.
— Черте что происходит! — Генеральный нервно крутил в руках зажигалку. — Сегодня мне звонил Стечкин, предлагал место, только на другом комбинате. Говорит, не согласишься, вышвырнут с «волчьим билетом». Возле дома вынужден был выставить охрану, с работы и на работу езжу с почетным караулом. Раньше в администрацию пешком ходил, теперь непременно на машине. К заму пытались ворваться в квартиру два типа в масках. Жена едва успела захлопнуть дверь. У бухгалтера ночью подстрелили собаку во дворе… Вчера автобус с рабочими едва не угодил в «КамАЗ»…
— Они специально создают нервическую обстановку. Это и ежу понятно! — сказал Андрей. — Теперь у кого первыми нервы сдадут. Явно провоцируется конфликт. Нам надо продержаться несколько дней.
— Сегодня мне позвонила директор гостиницы, — Покровский отбросил зажигалку в сторону. — Все номера забиты братвой с автоматами…
— Это нам известно, — кивнул головой Зарецкий. — По этой причине мы и приехали.
— Они вооружены автоматами? — удивилась Надежда. — Частную охрану запрещено вооружать автоматами.
— Для Деренталя это не указ, — покосился на нее Покровский. — Они их не слишком демонстрируют, замотали тряпками, но одна из горничных разглядела все-таки. Теперь весь персонал в панике.
— Каково отношение прокуратуры и милиции к тому, что в центре города полно вооруженных людей, причем, незаконно вооруженных? — спросила Надежда.
Покровский снова покосился на нее. И только тогда Андрей спохватился.
— Прости, Львович, не познакомил тебя со своим референтом. Надежда Дмитриевна, бывший начальник уголовного розыска, полковник милиции, это тебе не комар чихнул.
— Да-да, — слабо улыбнулся Покровский, — а то я смотрю, дама, а вопросы не дамские задает. — И ответил уже без прежней мрачности во взоре: — Милиция и прокуратура тоже подвергаются давлению. Карасев везде представлялся действующим генералом, пока начальник милиции не насмелился попросить у него удостоверение. После этого генерал несколько порастерял свой пыл, а наши газетчики мгновенно раструбили об его проколе. Я разговаривал с прокурором и начальником милиции. Можно пригласить ОМОН и СОБР, и взять их тепленькими, но гостиница не слишком удобное место для задержания.
— Завтра прибывают иностранные журналисты, — Надежда посмотрела на Стаса, — надо как-то выманить боевиков из гостиницы, чтобы газетчики засняли момент их захвата. Это должно выглядеть впечатляюще.
— Но прежде надо уломать прокурора, чтобы дал санкцию на арест. И начальника ГУВД, чтобы привлек ОМОН и СОБР. Главное, чтобы жертв не было, — сказал Андрей. — Думаю, Овсиенко мне не откажет.
— Они не дураки пальбу открывать, и, думаю, оружие сдадут безоговорочно. По сути, это 222 статья УК «Незаконное хранение оружия». — Пояснила Надежда. — А Карасеву грозит обвинение в организации незаконного вооруженного формирования. Словом, прокурору будет, где развернуться. Конечно, можно взять, их на более грязных делишках, в тот момент, когда они постараются прорваться на комбинат, но это, может, обернуться кровопролитием. Поэтому их надо брать без шума и пыли, на глазах у журналистов.
— Надо срочно выходить на прокурора и начальника милиции. — Андрей нахмурился. — Я немедленно позвоню Овсиенко. Пусть подтягивает свой спецназ. В условленное место, в условленный час. Он хороший мужик и уже однозначно подтвердил, что на нашей стороне. Правда, попросил поддержку на губернаторских выборах. Решил выдвинуть свою кандидатуру.
— Андрей Евгеньевич, я думаю, мне следует взять на себя разговор с прокурором и начальником милиции, — сказал Стас, — дипломатии я обучен, а потом вместе подумаем, как эту братию выманить из гостиницы.
— Нет, с прокурором и начальником милиции я буду разговаривать сама. — Сказала твердо Надежда. — Они меня не знают, для них будет неожиданностью иметь дело с женщиной. К тому же, я, как бывший их коллега, по некоторым вопросам могу говорить более убедительно.
— Но как мы сумеем выманить боевиков из гостиницы? — спросил Покровский. — Как бы нам не спровоцировать беспорядки?
— Между прочим. Это тоже статья, — улыбнулась Надежда, — а Карасев в них прекрасно ориентируются. В совокупности ему может набежать лет десять лишения свободы, и здесь даже деньги Деренталя не помогут. Уверена, в случае прокола генерала, он первым откажется от него. — Надежда поднялась со стула. — Давайте расставим все точки и запятые. Андрей Евгеньевич, вам необходимо вернуться в Белогорск. Занимайтесь своими делами, а мы со Стасом останемся здесь. Надеюсь, у вас найдется, где переночевать? — она посмотрела на Покровского.
— Конечно, конечно! Мы отведем вам директорский «люкс». Располагайтесь, живите, сколько хотите, — закивал тот с готовностью головой. — Без проблем!
— Хорошо! Не думаю, что займем номер надолго! Два дня от силы. Когда приезжают журналисты? — посмотрела она уже на Стаса.
— Берман обещал, что автобус прибудет к одиннадцати прямо к комбинату, — ответил пресс-секретарь. — Обычно он не обманывает.
— Кто такой Берман? — спросила Надежда.
— Директор Московского Агентства независимых журналистских расследований. Мы вместе учились в МГУ. У него связи в Би-Би-Си, в «Нью Йорк Таймз», в немецких изданиях… Обещает привезти человек двадцать. Я уже распорядился разместить их сегодня на нашей базе отдыха на Чулпане. Андрей Евгеньевич, вечером они жаждут встречи с вами. Проведем пресс-конференцию, а публикацию материалов они обещают немедленную.
— Уже не вечером, а ночью, — усмехнулся Андрей, — но я готов встретиться с ними.
— Евгений Федорович, — посмотрела Надежда на Меньшикова, — нет нужды объяснять, что автобус с журналистами должен проследовать в Коржавино без задержек, инцидентов и с хорошей охраной. Желательно, задействовать две машины ГИБДД. Если вы с Овсиенко в хороших отношениях, то вполне можно обеспечить автобусу с журналистами на всем пути продвижения «зеленую улицу»: расставить на светофорах и перекрестках регулировщиков движения. Нам необходимо, чтобы газетчики появились в Коржавино к моменту задержания боевиков Карасева.
— Ну, ты стратег! — восхищенно произнес Андрей. — Теперь я понимаю, что прокурору и ментам не отвертеться. Генерала Овсиенко я беру на себя. Но как ты думаешь выманить боевиков?
— А это уже мои проблемы, — усмехнулась Надежда. — И мои секреты, позвольте их не разглашать.
— Ну-ну, — это были первые слова, которые произнес Меньшиков за вечер. Глаза его насмешливо блеснули. — Не слишком ли много берете на себя? Как бы вас после не пришлось разыскивать! Хлопцы у Карасева — шустрые ребята, или надеетесь, что он вас по старой памяти не тронет?
— Надеюсь не доставить вам много хлопот, Евгений Федорович, — произнесла сквозь зубы Надежда. — Я привыкла обходиться собственными силами, а если и прошу помощи, то у тех, кому доверяю.
— Ах, доверяете? — Даже сквозь загар стало заметно, что Евгений покраснел. — Мне, получается, вы не доверяете, и сами решили лечь грудью на амбразуру?
— А кто тебе, батя, не позволяет лечь рядом с ней? Только в другом месте? — весело удивился Андрей и развел руками: — Все! Брейк! Брейк! Разошлись по своим углам. — Он посмотрел на отца. — Не кипятись! Надежда дело говорит. Оставляем ее и Стаса здесь, а сами возвращаемся в Белогорск. Займешься охраной и сопровождением журналистов. Чтоб пылинки с них сдувал, чтоб ни один волосок с их головы не упал…
— Слушаюсь, — мрачно сказал Меньшиков и отвернулся.
— Борис Львович, вы домой? — Спросил Андрей. — Мы вас подвезем.
— Нет, я здесь, на комбинате, — развел руками директор. — Я, как капитан, последний с корабля…
— А это отставить! — резко сказал Андрей. — Что за пораженческие настроения? — Он обнял Надежду за плечи и пропел: — А завтра, завтра, наконец, последний бой… Хотя вряд ли? Но Сталинградская битва, как минимум…
— Андрей, подожди! Мне надо поговорить с тобой. Отойдем на пару минут, — сказала Надежда, когда они вышли из здания управления и подошли к машинам.
— Что-то важное? — удивился Андрей, когда она, ухватив его за рукав, отвела в сторону.
— Важнее некуда! — сказала Надежда. — Товарищ олигарх, что за фокусы вы вытворяете? Что за благотворительность, черт возьми? Тебя кто-то просил вмешиваться в мои дела?
— А что? — На лице Андрея появилось глуповатое выражение. — О чем вы, тетенька?
— Я тебе покажу сейчас тетеньку! Зачем послал Женьке деньги? Я тебя спрашиваю! — Надежда едва сдержалась, чтобы не схватить молодого нахала за грудки. — Я велела Жене немедленно вернуть эти деньги! Она сюда не приедет! Ты понимаешь это? Она не приедет!
— Не кипятись! Вон покраснела вся! Отец косится, того гляди, на защиту бросится. Не хватало вам сцепиться на виду честного люда, — кивнул Андрей на толпящихся в стороне рабочих комбината. — Давай, завязывай! Я тебе подарок хотел сделать, а ты, словно белены объелась. Никто на твою дочь не посягает! Не приедет, и ладно. — Сказал, примиряюще, Андрей. И не сдержался, поросенок, расплылся в улыбке. — Только, если захочу с ней познакомиться, ты ведь даже не узнаешь.
— Только попробуй! — Сказала устало Надежда. — Тебе все игрушки, а девчонке надо университет заканчивать.
— А что, думаешь, не устоит перед моей красотой и обаянием? — озабоченно спросил Андрей, только в карих его глазах прыгали лукавые чертики.
— Устоит! И перед красотой! И перед обаянием! Она терпеть не может самоуверенных типов, если не сказать больше!
— Понятно! Наглых не любит! Что ж, будем исправляться. — Андрей похлопал ее по плечу. — Честно сказать, проняла ты меня! Заставила задуматься о растраченных впустую годах. Жизнь нужно прожить так, чтобы не было мучительно стыдно перед кредиторами и налоговиками?
— Не кривляйся! — оборвала его Надежда. — Не мне тебя воспитывать. Жизнь всему научит, когда пару раз в лобешник прилетит.
Андрей неожиданно нахмурился.
— А мне уже не раз прилетало. И в лобешник, и по почкам, и в печень. Я ведь смеюсь, кривляюсь, как ты говоришь, а душа, может, на части рвется. Может, я тоже хочу на комбинате остаться, как Львович, как эти мужики… — кивнул он на крепких парней возле проходной. — А мне морду лица надо сохранять, итить ее за ногу. Миндальничать с этими скотами, переговоры вести… Да я лучше стенка на стенку и до первой крови… Так честнее, без обмана.
— Ладно! Все! Заканчиваем дебаты! Поезжайте уже. — Надежда неожиданно для себя быстро перекрестила Андрея. — Осторожнее, не гоните, как сумасшедшие. Особенно на перекрестках. Люди Карасева наверняка в курсе, что ты в Коржавино. В кустах можно запросто спрятать бензовоз, или «КамАЗ». Выскочит из засады, не увернетесь. Оружие у тебя при себе?
— Ну, если бензовоз выскочит, то тут уже мой «ПМ» не поможет, — усмехнулся Андрей и обнял Надежду. — Себя береги! Смотри, не лезь на рожон. Карасев — мужик подлючий. Может случиться, что он тебя не узнает.
— А это мы посмотрим! — лихо подмигнула ему Надежда. — Пока мы в лучшем положении. Мне о Карасеве известно почти все, а ему обо мне — ничегошеньки!
Глава 16
До здания районной прокуратуры они добрались на такси. Машину они взяли на стоянке недалеко от комбината, и поэтому всю дорогу слушали рассказ водителя, который, как и все жителя Коржавина, был в курсе непростых событий, происходящих вокруг комбината. Причем показал такую осведомленность в некоторых деталях, что заставил Надежду и Стаса несколько раз переглянуться. Таксист знал и о боевиках с автоматами, которые обосновались на втором и третьем этажах гостиницы, и о том, что команда «захватчиков» кочует по замкнутому треугольнику: районная прокуратура — милиция — администрация, и, кажется, по третьему или четвертому заходу, но пока безрезультатно. И о свояке рассказал, которого хотели за ящик водки и тысячу рублей превратить в штрейкбрехера, и про дочь, которая работает в больнице. Оказывается, медики запаслись перевязочным материалом и кровью, необходимой для переливания, а местные таксисты негласно сговорились убрать стоянку от гостиницы, чтобы чужаки не воспользовались их услугами, а одному отщепенцу, кто пренебрег этим, кто-то проколол все четыре колеса…
Словоохотливый водитель сослужил им неплохую службу, подтвердив, что город настроен решительно. Никакими деньгами и ласковыми посылами нельзя заставить людей делать то, во что они не верят. А в Коржавино не верили Деренталю и его компании. И если бы Стечкину или самому Деренталю вдруг вздумалось прокатиться на такси с таким вот разговорчивым водителем, то, вероятно, они бы задумались, сколь неперспективно задуманное ими мероприятие.
Они решили вступить в схватку с конкурентами, а, получилось, на их пути встал весь город. А водитель неожиданно перешел к другой теме. Кивнув на серое, невзрачное здание, перед которым в крошечном садике, огороженном чугунной решеткой виднелись несколько каменных стел (их устанавливали на древних курганах — захоронениях местных князей и родовитой знати), он многозначительно произнес:
— Наш музей. Недавно археологи раскопали древний город недалеко от Коржавино. Говорят, столица древнего государства. Сам Чингис-хан три года под его стенами стоял, измором хотел народ взять. Не получилось. Повел свои орды в обход его на запад. Только через тридцать лет, уже сыновьям Чингиса удалось обманом зайти в него. Все жители от мала до велика полегли, но не сдались. Какие люди были!
Надежда и Стас переглянулись. Похоже, история никого ничему не научила…
Здание районной прокуратуры располагалось в двухэтажном кирпичном здании. Шел десятый час вечера, солнце наполовину скрылось за горизонтом, но возле крыльца центрального входа стояли несколько машин, одна из них прокурора, как сказал Стас, и два крепких молодых человека с мощными затылками, плавно переходящими в спину. Они пристроились рядом с урной и курили, не спуская взглядов с подъехавшего такси.
— Стас, дождешься меня в машине, — сказала Надежда и обратилась к водителю. — Я вас попрошу проехать чуть дальше, чтобы не мозолить глаза этим громилам.
— Понял, — оживился водитель. — Я правильно догадался, вы из наших?
— Из ваших, — усмехнулся Стас и придержал Надежду за рукав. — Не дурите, я пойду вместе с вами. Мало ли что!
— Стас, тебя здесь знают, — мягко сказала Надежда. — Только ты покажешься из машины, эти молодцы тотчас найдут причину, чтобы к тебе привязаться. Со мной это сделать труднее!
— Но вы даете слово, что не станете обострять обстановку?
— Стас! — посмотрела на него укоризненно Надежда. — Это не в наших интересах. Я ведь не маленькая девочка, чтобы лезть на рожон.
— Что вы хотите предпринять? — спросил тихо Стас.
— Пока не знаю, но постараюсь достучаться до прокурора. Его нужно убедить, что он должен согласиться с нашим планом. Я знаю, как умеет давить и запугивать Карасев, поэтому вряд ли прокурор легко согласится на это. Но попытка, не пытка! — она открыла дверцу и вышла из машины, бросив через плечо. — Поезжайте и ждите меня до последнего. Не думаю, что на меня тотчас наденут наручники, но все-таки…
Она не договорила фразу, и, одернув пиджак, накинула на плечо ремешок от сумочки.
— Все! С богом! — скорее, для себя самой решительно произнесла Надежда и направилась к крыльцу. Она слышала, как отъехало за ее спиной такси, и она осталась в одиночестве. Теперь следовало полагаться только на себя. Путь ее лежал мимо двух амбалов, молча наблюдавших за ней от урны. Курить они бросили, и взгляды их особым дружелюбием не отличались.
Она миновала парней спокойным деловым шагом, словно проходила этим маршрутом тысячу раз, и два угрюмых типа волновали ее не больше, чем заплеванная урна и валявшиеся вокруг нее окурки. Парни, по-прежнему молча проводили ее глазами, один даже снял темные очки. И только, когда Надежда стала подниматься на крыльцо, тот, что выглядел более внушительно и очки не снял, лениво процедил:
— Гражданочка, куда идем, если не секрет?
Надежда остановилась на верхней ступеньке и удивленно приподняла брови:
— В чем проблема, ребята?
— Это, в общем-то, прокуратура, — парень вразвалку направился к ней, — и вход по пропускам.
— А вы, как я понимаю, вахтер? — сказала Надежда, мило улыбнувшись.
— Нет, я не вахтер, — сказал парень, поднимаясь к ней, но не дошел, остановился двумя ступеньками ниже. Правда, и так оказался, чуть ли ни на голову выше Надежды. Его пальцы щедро украшали вытатуированные на них кольца. — Только прокуратура уже не работает.
— Ах, вы сторож! — и вовсе ласково улыбнулась Надежда. — Ночной?
— Нет, я…
— На нет, и суда нет, дорогой! — Усмехнулась она и, кивнув на его руки, поинтересовалась: — — Сто шестьдесят вторая или сто шестьдесят третья? (Сноска: Ст. 162. «Разбой», Ст.163. «Вымогательство» УК РФ). А зона ума не прибавила?