Андрей Скоробогатов Потрепанное очарование блондинок
Алекса с утра волновали блондинки.
Алекс сидит на крылечке своего коттеджа и пытается что-то наигрывать на надтреснутой гитаре. Собственно, на этой улице поселка половина коттеджей принадлежат Алексу, но сегодня они с Хелен выбрали для ночлега именно этот, с широким крыльцом.
– Поцелуй же меня, я не зомби, поцелуй же хоть в щеку меня… – напевает он. – Я еще не гнию, хоть дела наши плохи, я к тебе заглянул на полдня.
Утренняя заря нравится Алексу, ему хорошо, он спокоен. Почти спокоен.
Коттеджный поселок – один из последних обитаемых мест в окрестностях Вроцлова. Удачное расположение на излучине в верховьях Одера позволяет немногим обитателям с переменным успехом отражать атаки. Неприятель плавает очень плохо. Ополченцам выгодно держать в таких городках небольшие отряды по границам зон заражения. Подобные городки – это и приманка, и сторожевой пункт, и место сурового эксперимента по борьбе человечества с Чумой. Но все жители помнят – их поселок на самой передовой, атака может приключиться в любой момент, а вертолетное сообщение слишком редкое, чтобы быть серьезной помощью.
Большинство жителей Германии, Польши и других стран Европы уже давно уплыли за океан или убежали на восток, за Урал, где огромные пространства и морозы не позволяют заразе вылезти за пределы небольших очагов. В Западной Европе остались только безумцы. Либо те, кому уже нечего терять, как одноногий Симон или старуха Маргарет, либо те, кому за последние годы окончательно сорвало башню и кто воспринимает жизнь, как безумный шутер. В поселке тех и других тридцать человек.
Алекс ближе к последним, хотя во многом он – исключение из правил. Он трезв, расчетлив, вполне доволен ситуацией. У него есть женщина, и все конечности на месте.
Единственное, что его сейчас беспокоит, – это блондинки.
Алекса друзья и близкие привычно зовут Мелким, потому что он младший в семье, несмотря на то что уже давно на сантимов двадцать выше Петера. Четверть века назад Алекс и Петер беззаботно носились по улочкам Одессы и звались Лехой и Петром. Потом судьба немцев-репатриантов занесла их большую семью сначала в Мюнхен, а потом раскидала по всей Баварии, тогда еще не знавшей беды.
«Друзья и близкие» – это сказано громко. Вокруг осталось не так уж и много – девушка Хелена и друг юности Вроцлав. Вся остальная родня, за исключением брата и пары несчастных родственников, уже давно в других краях, в безопасности. Алекс знает, что ему многие завидуют, но ему на это наплевать.
Еще Алекса прозвали Мясником – но вовсе не потому, что его главное оружие – топор, просто он как-то упомянул, что первым местом его работы был мясоразделочный цех в мюнхенском супермаркете. С другой стороны, как еще можно называть рослого двухметрового детину с квадратной арийской мордой, как не Мясником?
– Что тебе приготовить на обед? – Хелен подходит сзади и гладит Алекса по плечу.
– Хочешь сказать – «курятину или курятину»? – Алекс оборачивается в ухмылке.
Два соседних участка, где когда-то были цветники и яблони, занимает большой курятник, снабжающий провизией весь поселок.
– Не иронизируй. Мне кажется, куча блюд, которые я научилась готовить из курицы и консервов, вполне себе разнообразная. Ты выглядишь озадаченным, что случилось?
Алекс откладывает гитару, встает и обнимает Хелен, проводит рукой по ее рыжим волосам.
– Понимаешь, меня беспокоят блондинки.
Хелен строго смотрит на него, затем усмехается и картинно влепляет ему пощечину.
– Негодяй!
Оба смеются.
– Я же тебе сказал, что четыре из пяти прорвавшихся вчера тварей были блондинками, – поясняет Алекс, потирая щеку. – Как на подбор – голубоглазые, фигуристые, стервы такие. Мы даже сходили со Станиславом и Марком проверить поближе, перед тем, как подогнать бульдозер. Одной зверюге Марк пулеметом размолол черепушку в фарш, и цвет волос не разобрать, а вот остальные…
– Мало ли. Бывшие подруженции из какого-то модельного агентства. Вирус в активной стадии задуло к ним во время очередного гламурного показа мод, они рванули с подиума в зал, перекусали весь мюнхенский бомонд, а потом вместе…
– Нет. Совпадение – это две блондинки, но никак не три и не четыре. Это не простое совпадение, это какой-то знак.
Рыжеволосая хмурится.
– Знак? Но кому?
– Может, мне. Может, кому-то другому.
– Мелкий, неужели ты серьезно? Ты на себя не похож, когда так говоришь. Неужели ты действительно веришь в это?
– Верю, – кивает Алекс.
– Во что, что там остался кто-то живой?
– Да. Кто-то или что-то, что подает нам знаки.
Хелен осторожно обнимает его, уткнувшись в могучую грудь. Она хочет много сказать ему, что уже говорила раньше – про то, что не стоит ждать вестей с Запада, что про брата стоит забыть, что она сама потеряла кучу родных и что обо всем этом не стоит вспоминать, пока они вместе. Алекс все понимает без слов, гладит ее по спине, но продолжает думать о блондинках. Наконец отстраняет ее и просит:
– Приготовь лучше что-то пожрать, а то после завтрака все еще голодный.
Она игриво проводит пальцем по его животу.
– Приготовлю, но сначала… Докажи мне, что рыжие девушки нравятся тебе больше, чем какие-то блондинки.
Алекс послушно кивает, хватает ее в охапку и несет к ближайшему разломанному дивану, где привычно стаскивает с нее одежду и начинает жадно целовать грудь. Хелен помогает раздеться ему, покусывает и целует его живот, затем спускается пониже. Несмотря на неплохую фантазию партнерши, в постапокалиптическом сексе есть какая-то обыденность, думает Алекс. Но вполне уютная обыденность. К тому же в отсутствие Интернета и телевидения это одно из немногих развлечений, которое не может сильно надоесть.
И еще он думает о том, что секс – это всего лишь инструмент. Лучший способ выжить самому во времена глобальных катастроф – найти того, кого надо спасать.
* * *Как это уже бывало несколько раз, закончить им не дают: хриплая сирена взрывает утреннюю тишину. Алекс отталкивает Хелен, застегивает ширинку, хватает тесак с дробовиком в прихожей и неуклюжей походкой выбегает на улицу.
На улице он видит пробегающего Вроцлава. Товарищ вез к курятнику тележку с грудой свежескошенной травы, и сирена тоже застала его врасплох: из оружия при нем только позеленевший от травы серп.
– Где? – спрашивает Алекс.
– С юга, – показывает Вроцлав. – Чешские, наверное. Подкинь ствол? Влом до хаты ломиться.
– Хелен! – орет Алекс, девушка выбегает из коттеджа в одних трусах и бросает с крыльца второй ствол. В условиях войны наготы никто не стыдится.
Они бегут к баррикадам на южной окраине поселка. На самодельной вышке, сделанной из водруженной на бетонные блоки половины микроавтобуса, уже лениво постукивает пулемет. Ему вторят два дробовика по краям импровизированной амбразуры из сваленной мебели и машин, а в соседнем коттедже одноногий Симон включил какой-то архаичный хардкор-панк.
Но почему-то все неприятно молчат. Алекс лезет на ограждения и машины, уже чувствуя нездоровый азарт и прилив адреналина. Говорят, избыток адреналина и эндорфинов в крови снижает вероятностью заразиться вирусом из воздушной среды. В такие моменты ему кажется, что нет ничего лучше безумной пальбы по зомбякам под старинный хардкор – наверное, это передается дух команды.
Но наверху воодушевление сменяется растерянностью, и он даже не сразу решается стрелять
Одноногий Симон вылез из своего домика и ковыляет к амбразуре, держась одной рукой за костыль, а второй – за автомат. Симону оттяпали ногу под самое колено, когда он залез от зомби по пожарной лестнице и тварь укусила его за лодыжку. Его друг, позднее погибший, сработал умело – махнул топором быстрее, чем зараженная кровь успела распространиться по телу. Симона иногда зовут Счастливчиком.
– Что там, ребятки? Много их?
– Прилично, – откликается Марк с лестницы. – Но дело не в том.
– А в чем? – Симон наконец-то доползает до амбразуры, и Алекс помогает ему залезть.
– Посмотри сам.
Спустя минут десять Алекс все же перемахивает через амбразуру, перелезает ров и пускает в ход свой топор, добивая все, что еще шевелится. Сначала он тщательно пытается отыскать в кровавом фарше хоть одного мужчину, потом – хоть одну женщину с другим цветом волос, но, пересчитав останки тел, ему приходится смириться.
На лугу лежит три сотни бывших блондинок.
* * *На этот раз с очисткой местности затягивается до обеда. Расчлененку привычно сбрасывают бульдозером в Одер ниже по течению – там нормальных, человеческих поселений все равно уже нет, и бояться за заражение не стоит.
– Посмотри, какие у этой красивые сиськи! Интересно, среди них были вегетарианки? – пытается шутить Марк, чтобы разрядить напряжение. – Говорят, зомби-вегетарианцы едят только тех людей, кто живет как овощи.
Алекс не смеется, хотя уже чувствует себя немного спокойнее. После работы он неторопливо идет домой, мечтая об обеде, но внезапно на половине дороги слышит выстрелы и женские крики. Подбежав поближе, он видит, как двое поселковых парней ходят вокруг коттеджа и курятника и стреляют по его курицам. Алекс не раздумывая подходит к ближайшему и дает ему в челюсть.
– Что творишь, идиот? – спрашивает он у упавшего на дорогу соседа, которого зовут Ян.
– Сам идиот! Курицы заразились! – кричат он, растирая подбородок.
– Как так? – Алекс подходит к калитке и видит, что курицы перемещаются резкими, нервными шагами, у большинства из них расклеваны головы и волочатся крылья. Дверь в коттедж закрыта, в окне испуганное лицо Хелен. Алекс кивает, достает ствол и начинает расстреливать оставшихся кур.
Когда последняя птица в поселке застрелена, все, кроме дежурных, собираются в домике старосты и включают канал спутниковый связи с полковником Джеронимо, отвечающим за их сектор ополчения. Староста Станислав привычно для таких случаев одет в потрепанный голубой пиджак, чем вызывает смешки у парней.
– У нас две проблемы, – докладывает староста. – Блондинки и куры.
– Давай по порядку. Что не так с блондинками? – хмурится полковник.
– Я про зомби. Последние два дня все зомби, напавшие на поселок, – девушки-блондинки. Большинство когда-то были красивыми.
– Любопытно. Похоже на Берлинское явление.
В самом начале заражения в Берлине все мужчины-зомби по непонятным причинам двинулись осваивать западную часть города, а женщины – восточную. Но спустя пару часов все снова перемешались.
– Цвет волос – что-то новое, – говорит полковник. – А что с курами?
– У них признаки вируса. Куриного зомби-вируса, – подала голос Хелен. – Они расклевывали друг друга, бегали полуживые и двигались в мою сторону. Мы их перестреляли.
Джеронимо усмехается.
– Может, вам показалось? Курицы, знаете ли, любят заклевывать слабых или больных сородичей…
– Нет, – покачал головой Станислав. – Тут все было не так. Я осмотрел место, птицы были в характерном для зомби состоянии.
– Только этого не хватало, – полковник растер ладонями лицо, от чего на миг стал походить на бульдога. – Раньше только обезьяны, теперь куры… Мутирует вирус. – Но как это произошло? Вы не соблюдаете нормы безопасности?
– Видимо, кровь попала на траву, которую мы собирали. Образцы собраны, место продезинфицировано и покинуто. Сейчас половина поселка пустует. Куриц нет, питаться будем одними консервами.
– А эти блондинки… Как интенсивность атак, растет?
– Судя по всему, да, – кивнул староста, ему поддакнули с задних рядов.
– Средства эвакуации в нормальном состоянии?
– Два фургона. Но топлива хватит только до минских баз. Надеемся на вашу авиаподдержку.
– Посмотрим. Ничего не гарантирую. У нас и так эвакуация трех поселков по плану. Держитесь пока.
* * *Тем вечером Алекс даже не притрагивается к гитаре, после четырехчасовой смены на дежурстве падает в кровать. Гробовая тишина висит над поселком, но ему все равно не удается сразу уснуть.
– О чем ты думаешь? – спрашивает Хелен, гладя его по голове. – Только не говори, что о блондинках.
– Тогда я промолчу. Правда, не выходит из головы.
Хелен хлопает его по плечу, потом снимает футболку, ложится сверху, прижимается и трется голой грудью. Потом начинает ласкать языком мочку уха и целует в губы, но Алекс хмурится и никак не реагирует.
– Тебе не хочется? – расстроенно спрашивает она.
Он осторожно поднимает ее и кладет рядом с собой.
– Не в настроении. Представь, даже со мной это бывает. Наверное, старею.
– Ты все из-за этих белобрысых тварюг? Что это, какой-то знак?
– Да, знак для меня.
– Но мало ли почему это может быть… Говорят, зараженные вирусом тела могут создавать что-то в компьютерной сети и самоорганизовываться.
– Это все ерунда. Ты многого не знаешь обо мне, Хелен.
– Чего, например? – испуганно спрашивает она.
И Алекс приподнимается на локте и рассказывает.
Жили-были в знойном городе Одессе два брата. Одному десять лет, а второму восемь. Старший был тихушник, все больше в Сети сидел и в игрушках, учился хорошо, а младший, точнее, Мелкий – раздолбай. Пропадал на улице, дрался с ровесниками, мелко хулиганил, даже пробовал курить, в общем, был активнее и почти не уступал по росту младшему. А учились они в одной школе. И случилось так, что влюбился старший в белобрысую Жанну из третьего класса – Мелкий об этом узнал, подглядев любовные стихи на планшете. Начал тогда он по глупости над старшим подшучивать, дразнить на переменах, в соцсетях об этом всем рассказал. В конце концов они неслабо подрались, а потом младший говорит: кто первый Жанну поцелует, тот и победил. Мелкий, как часто это бывает в семьях с двумя сыновьями, привык быть первым и главным, вот и взял брата «на слабо». А зря. Стал он бегать за Жанной, пытался привлечь внимание, дергал за волосы и неумело ухаживал, и через несколько дней вдруг почувствовал, что сам безумно влюбился. Поняв, что все бесполезно, решил проявить грубую силу, на перемене зашел в ее класс, прижал к школьной стене и полез целоваться. Мелкому никто не сказал, что Жанна ходит в секцию восточных единоборств и освобождаться от захвата ее научили. Пока Мелкий корчился от боли на полу и над ним смеялся весь класс Жанны, она попросила подошедшего старшего приглядеть «за малышом», после чего поцеловала брата в щеку.
– Конечно, она сделала это специально, и старший все равно запорол всю романтику, но это был первый серьезный удар у меня в жизни. Сейчас все это вспоминаю со смехом, но тогда я очень страдал. Привык, что весь мир «для меня», что мне море по колено, а тут такое событие. Я лет до двадцати не мог на блондинок смотреть и часто потом брату про этот случай вспоминал.
Алекс устраивается поудобнее, а Хелен ложится ему на грудь.
– Ты мне ничего не рассказывал про брата. На кого он учился, где работал, когда переехали в Германию?
– На хирурга. Где работал последние годы перед катастрофой, не говорил. Мы очень мало общались на такие темы.
– Он же жил в Мюнхене? Получается, попал под первую волну заражения.
– Наверное.
– Но при чем здесь тогда ты и блондинки, если он все равно уже давно мертв?
– Не знаю, черт возьми. Понятия не имею. Но мне до сих пор кажется, что он жив и что он подает мне знаки из Мюнхена.
– Если бы я покрасилась в блондинку, ты бы взял меня? – спрашивает Хелен, переползая чуть ниже.
– Ни за что. Лучше побрейся налысо.* * *Уснуть им удается только после секса, но спать получается всего пару часов. В часа два ночи снова ревет хриплая сирена, Алекс влезает в брюки, хватает ружье и выбегает на улицу.
Мимо него пробегают Вроцлав и Милена из соседнего коттеджа.
– К машинам! – кричит Вроцлав. – Выезжаем!
– Чего так?
– Их слишком много, несколько тысяч. Плотно идут!
– Хелен! – кричит Алекс.
Без нее он не хочет уходить. Она слышала их разговор, но потратила на сборы около пятнадцати секунд. Оба уже научены и знают, как надо действовать в таких условиях. При нынешнем темпе событий пятнадцать секунд – много.
Лучше не оглядываться.
Машины – за углом, на стоянке. Два микроавтобуса и четыре джипа. Двигатели заведены.
Пятьдесят секунд.
На площадке уже собрались почти все жители – тридцать человек. Большинство пришли попарно: когда есть, кого спасать и кому помогать, спасаешься и сам. Последним приходит староста. Бегло осматривает толпу – не хватает одноногого Симона, старухи Маргарет и еще двух парней. Решают не ждать. Самое страшное теперь – это открыть ворота.
Минута сорок секунд. Алекс садится за руль. В его джип садятся Хелен, Вроцлав, Милена и Ян, они готовятся выехать вторыми. Створки открывает Марк, и тут же начинают говорить два или три автомата, выкашивая первые ряды блондинок, закрывших дорогу.
Марк кидает гранату в сторону дороги и прыгает в первую машину. Они начинают медленно ехать вперед. Две минуты двадцать, до первых рядов белобрысых – тридцать метров.
Граната взрывается в каких-то пятнадцати метрах от капота первого джипа, осветив плотные светловолосые ряды. Ян с Вроцлавом высовываются из окон и очередями из автомата отбрасывают голодную массу идущих сбоку куда-то в ночную мглу.
– Закрывайте окна, парни! – командует Алекс попутчикам. – Это не особо поможет.
– Не успеть! Их слишком много! – кричит Станислав сзади.
В первом джипе его не слушают и жмут по газам. Алекс не сразу решается рвануть за ним, от следующей машины их отделяет метров десять. Потрепанные блондинки бьются о капот в свете фар и пытаются задержать их, но сзади начинает говорить пулемет. Наверное, это старуха Маргарет или кто-то из задержавшихся парней добирается до вышки и решает помочь отъезжающим. Никто не рискует оглянуться сразу, потому что все знают, что будет с оставшимися в поселке.