— Вы знали, что у Креймера больное сердце?
Ее губы уже сложились, чтобы произнести «нет», но затем она слегка нахмурилась, взглянула на меня и сказала:
— Да, он говорил мне об этом.
Потом она отвернулась и направилась к своему мольберту.
— Вы знаете, что страховой полис оформлен на ваше имя?
Хелен остановилась перед мольбертом:
— Да.
Меня это совершенно не касалось, но все же я спросил:
— Почему он это сделал?
Она взяла кисть и провела ею по холсту.
— Он говорил, что любит меня. Денег у него не было, но он хотел оставить мне что-нибудь после своей смерти.
—Он отдал вам свою жизнь. Этого вам мало?
Она продолжала работать.
Я прошелся по студии. Она была заполнена холстами, законченными и незаконченными, но было видно, что художница теряла к ним всякий интерес в тот самый момент, когда снимала их с подрамника. Некоторые из них были полностью завершены, другие представляли собой лишь наброски. Встречались холсты с нанесенными на них невпопад лишь несколькими линиями — свидетелями раздумий художницы, занятой какими-то посторонними мыслями.
— Вы полагаете, что имеете право на эти деньга?
— Он хотел оставить их мне. — Глаза Хелен были теперь устремлены на меня. — Вы сердитесь на меня за это?
Волосы у нее были светлые, но я не мог бы сказать, какого они оттенка. Казалось, они мерцают в солнечных лучах.
— Миссис Креймер собирается оспорить завещание своего мужа.
— Разумеется, — ответила Хелен. — Я в этом не сомневаюсь. Но я не думаю, что дело дойдет до суда. Полагаю, мы сможем полюбовно договориться. Я готова удовольствоваться пятьюдесятью тысячами.
— Когда Креймер умер, его правая рука была слегка обожжена и под кожей были обнаружены крошечные кусочки стекла. Вам что-нибудь известно об этом?
— Нет.
Я подошел к огромному окну, из которого открывался вид на крыши близлежащих зданий.
— А что значат для вас деньги, эти пятьдесят тысяч долларов?
— Свободное время.
— Чтобы размышлять о людях? О явлениях? Об идеях?
— Чтобы думать.
Перед моими глазами возникла публичная библиотека. Горы книг. Когда я был мальчишкой, я пытался все их прочесть. Наверное, не нужно было этого делать. И высоко надо всеми нами небо. Крышка нашей клетки? Внезапно я задал вопрос:
— Когда вы смотрите туда, наверх, вы прислушиваетесь? Вы что-нибудь слышите?
Хелен подошла ко мне:
— Еле слышную музыку, почти невозможно разобрать. — Глаза ее были устремлены ка меня. — Почему вы об этом спросили?
— Не знаю. — Я снова вернулся на землю, в эту комнату. — Благодарю за содействие, мисс Мортланд. Я должен идти.
В дверях мы еще раз обменялись взглядами, я повернулся и вышел.
Ночью я встал с постели и подошел к окну. Ярко светили звезды Казалось, еще немного и тайна мироздания может быть решена.
Кто-то еще смотрел сейчас на эти звезды. Да.
О чем она думала?
Утром я встретился с Олбрайтом. Я передал ему объяснения Нортона относительно электрической лампочки и сообщил о том, что лампа, которую я осмотрел, была покрыта слоем пыли.
Олбрайт нахмурился:
— Это не представляется мне столь уж важным, но почему он солгал? Не полагаете ли вы, что стоит еще немного поработать над этим делом?
— Да, полагаю.
— Вы еще раз побеседуете с Нортоном?
— Да. Но сначала я хочу осмотреть квартиру в его отсутствие.
Лицо у Олбрайта сделалось разнесчастным.
— Вы можете достать мне ключи?
— Разумеется, но вы же не…
— Скажу, что потерял ключ и не желал тревожить привратника.
Он вздохнул:
— Хорошо, но, если попадетесь, компания должна остаться ни при чем. — Олбрайт изучающе посмотрел на меня. — Мне кажется, вы почему-то в самом деле заинтересовались этим делом.
—Да, — ответил я.
Олбрайт вышел из кабинета и минут через пять вернулся со связкой ключей в руках.
— Не пользовался ими лет пятнадцать. Надеюсь, замки с тех пор не очень изменились.
Перед тем как покинуть кабинет Олбрайта, я набрал номер телефона Нортона. Никто не снял трубку. Из аптеки, расположенной в квартале от квартиры Нортона, я позвонил еще раз. Результат был тот же.
Поднявшись на третий этаж, я минут десять жал на кнопку звонка двери Нортона. Хозяина явно не было дома.
Я стал подбирать ключи. Четвертый по счету подошел — дверь открылась.
Нортон был дома. Он сидел в кресле лицом к двери, глаза его были устремлены на меня. Он, однако, не пошевелился и уже никогда больше не пошевелится.
Я закрыл за собой дверь и подошел к нему.
Кто бы ни был убийца, следов он не оставил. Не было видно следов ни пулевого, ни ножевого ранения.
Обойдя труп, я направился в глубь квартиры. Она была большая и хорошо обставлена, однако, каков бы ни был характер ее хозяина, на меблировке он никак не отразился. Все гарнитуры выглядели безличными, как в отеле.
Я вошел в спальню, где еще ощущался запах свежей краски. Здесь все выглядело, как в гостинице — двуспальная кровать, столы, лампы, два туалетных столика. Я выдвинул несколько ящиков. Они были пусты. Стенной шкаф также был пуст.
Комната была заново отделана. Я внимательно осмотрел все деревянные детали комнаты — двери, оконные переплеты, плинтусы. Они были совершенно новые и покрашены впервые.
Все было в полном порядке — обычная комната для гостей. Все как обычно, за исключением…
Выключатели верхнего освещения были расположены слишком высоко. Обычно они находятся на высоте четырех — четырех с половиной футов от пола. Здесь же они были установлены на уровне человеческого роста. Я щелкнул выключателем, и свет зажегся. Я щёлкнул еще несколько раз. Что-то здесь было не так… да-да, я чувствовал: что-то не так.
Я взглянул на выключатель. Обычно, чтобы зажечь свет, вы щелкаете выключателем вверх, а выключая — вниз. Тут же все было наоборот — включая свет, вы щелкаете вниз, а выключая — вверх.
Я вернулся в гостиную, и тут мое внимание привлекла урна для мусора, стоявшая у письменного стола. Я извлек из нее плотную оберточную бумагу и бечевку. Под ними лежали обломки багетной рамы и обрывки плотного картона. Я сложил обрывки вместе. Это была гравюра двенадцать на шестнадцать дюймов, и в нижнем ее углу маленькими буквами было написано ее название «Сдача Корн-валлиса». Колонна великолепных в своих красных мундирах солдат покидала редуты.
Я разгладил оберточную бумагу. Пакет был доставлен из художественного салона Баркли. Марок на нем не было наклеено, очевидно, пакет был доставлен посыльным, возможно, уже после того, как я последний раз видел Нортона живым, иначе я заметил бы эту оберточную бумагу в корзине.
Нортон получил пакет, распечатал его, а потом разломал раму на куски и разорвал гравюру на мелкие клочки.
Я вновь внимательно посмотрел на составленную из клочков картину, Йорктаун, октябрь 1781 года, войска готовятся к капитуляции, впереди них движется оркестр, который играет мелодию под названием…
Я взглянул на Нортона. Он был состоятельным человеком, и к тому же человеком, который считал замену кранов горячей и холодной воды верхом остроумия. Возможно…
Я просмотрел его бумажник. Ничего интересного, за исключением небольшой визитной карточки.
Артур Франклин
Генеральный подрядчик
Виргиния-стрит, 2714
Телефон 78136
Пальто Нортона лежало на диване. Я проверил карманы и в одном из них обнаружил носовой платок, испачканный коричневой краской. Или это кровь? Я положил платок в карман и вновь прошел через комнаты, протирая предметы, на которых мог оставить отпечатки своих пальцев.
Выходя, я оставил дверь в прихожую слегка приоткрытой. Я хотел, чтобы труп Нортона поскорее обнаружили, мне необходимо было знать, отчего он умер.
Я отнес платок в лабораторию Литтона и Брандта. Через некоторое время один из лаборантов вышел ко мне.
— Это краска, — сообщил он. — Коричневая. Или скорее темно-коричневая. Обычный, довольно дешевый сорт, применяемый для различных целей при отделке внутренних помещений.
Контора Артура Франклина располагалась в небольшом угловом здании во дворе под виадуком на Двадцать седьмой улице. Сам Франклин оказался довольно крупным мужчиной. Он с наслаждением докуривал свою сигару.
— Чем могу служить?
Я показал ему свои документы:
— Насколько мне известно, недавно вы выполняли кое-какую работу для мистера Нортона?
Он слегка усмехнулся:
— Выполняли кое-какую.
— А какую именно?
Он на секунду задумался, потом спросил:
— Вы его приятель?
— Нет, я здесь по службе.
Он решился:
— Самый сумасшедший заказ, который я когда-либо получал. Но кто платит, тот заказывает музыку. Кроме того, он обязал нас молчать. Заплатил мне и всем ребятам сверхурочные, чтобы мы никому не проговорились. — Франклин откинулся в кресле. — Работы была масса. Менять пришлось все. Абсолютно все. Прибивать ковер к потолку и там же болтами крепить всю мебель. Люстры устанавливать торчком на полу.
Да, я был прав.
— Комната, перевернутая вверх ногами, — произнес он, — Да, сэр. Масса работы, и все ради розыгрыша, но, полагаю, мистер Нортон мог себе это позволить. Мы укрепили плинтусы на стенах под самым потолком, перевернули и перевесили двери. Пришлось также заделать оконные проемы и оформить их под стены. Вдруг жертва мистификации выглянет в окно и увидит, что остальной мир не перевернулся вместе с комнатой.
Франклин явно смаковал пикантность ситуации.
— Нортон не говорил мне, для чего предназначается эта комната, но я и сам догадался. Слыхал о такой штуке раньше. Он приглашает какого-нибудь приятеля к себе. Подпаивает его так, что тот «отключается». Потом Нортон вносит гостя в комнату и оставляет там. А сам Нортон стоит за дверями и наблюдает в замочную скважину.
Франклин хихикнул.
— Приятель приходит в себя, но еще плохо соображает. Он оглядывается и воображает, что находится на потолке. Его охватывает ужас. Он пытается ползти по стене, воображая, что спускается на пол. Уморительное зрелище, как мне говорили.
Да, подумал я, Креймер проснулся в этой комнате. Над ним вырисовывались очертания мебели, и он находился на потолке. Он был жутко испуган, просто в панике. Что случилось? Еще секунда, и он свалится вниз. Инстинктивно он ухватился за первое, что ему попалось под руку, — за люстру. Сердце бешено колотилось. У него начался сердечный приступ, и пальцы в конвульсии раздавили лампочку.
— Однако развлекался в этой комнате мистер Нортон недолго, — продолжал Франклин. — Он снова вызвал нас два дня назад и опять подрядил на срочную работу. Мы должны были восстановить все как было. Все в точности.
Но ты забыл сделать одну вещь, подумал я, ты забыл переставить выключатель вниз и переделать его.
Креймер скончался, и тогда уже настала очередь Нортона паниковать. Нельзя было допустить, чтобы Креймера нашли в «перевернутой» комнате. Пойдут толки. Его могут даже привлечь к уголовной ответственности. Конечно, Нортон предпочел бы вообще избавиться от трупа. Но это было почти невозможно. Могли увидеть, как он выносит тело из квартиры. Поэтому он перетащил тело Креймера в гостиную и сочинил историю о том, что тот умер именно там. Вряд ли у кого-нибудь могло появиться желание обыскать квартиру Нортона и в результате обнаружить комнату, перевернутую вверх ногами.
Возможно, Нортон даже и не заметил порезов на руках Креймера. Но даже если и заметил, то не придал этому никакого значения. Ведь Креймер скончался в результате сердечного приступа — вот что было главное. Комната, перевернутая вверх ногами. Все было продумано до мельчайших деталей, он даже гравюру специальную заказал, чтобы на стенку повесить, так сказать, последний штрих. Однако она не была доставлена вовремя, ее принесли лишь вчера или сегодня утром, и Нортон разорвал ее и выбросил в мусорную корзину. На гравюре были изображены британские солдаты. Они маршируют к тому месту, где должны сложить свое оружие, впереди них движется духовой оркестр, который играет старую английскую песню «Мир перевернулся вверх ногами».
— Интересно, разыграл он кого-нибудь? — произнес Франклин, которого эта мысль, видимо, очень занимала.
Разумеется, Франклин не знал о том, что произошло. Он не знал Креймера. От сердечного приступа в городе умирают сотни людей, а когда Креймер умер, в газетах лишь появилось объявление о том, что он скончался в «квартире друга».
Выйдя от Франклина, я проехал мимо дома Нортона. У тротуара стояли полицейская машина и карета «скорой помощи».
Я направился в центр, к главному офису нашей компании, и поднялся к Олбрайту. Он выслушал мой рассказ и покачал головой:
— Все это поистине удивительно, но нам от этого не легче. Ведь по страховке нам все равно придется платить. Разумеется, будь Нортон жив, у него могли бы быть крупные неприятности, а так нам нет никакого смысла обнародовать эту историю.
— Все зависит от причин смерти Нортона. Если он умер от сердечного приступа, дело можно считать закрытым.
Олбрайт кивнул:
— Я свяжусь со следователем и попрошу его позвонить мне, после того как он вернется. Ведь должно быть вскрытие. Я не думаю, что, когда Нортон умер, вызывали врача.
Олбрайт позвонил мне домой вечером.
— Нортон умер от яда, — сообщил он мне, сразу перейдя к делу.
— Самоубийство?
— Не похоже. Ни записки, ничего. Теперь этим делом занимается полиция. Я только что разговаривал с лейтенантом Хенриксом. Он обыскал буквально всю квартиру. Яда нигде нет.
— Может быть, Нортон принял весь яд?
— Не исключено. Но должен же он был где-то хранить его. В коробочке или пакетике, а Хенрикс не нашел ничего подобного. И похоже, что яд стал действовать, как только Нортон вернулся домой. Его пальто лежало на диване. Вполне возможно, что отравили его где-то в другом месте.
— Полиция подозревает кого-нибудь?
— Хенрикс ничего не говорил об этом, но я не думаю. Расследование началось всего несколько часов назад. Полагаю, завтра они начнут опрашивать всех знавших Нортона.
— Когда Нортон умер?
— Следователь читает, что вчера около одиннадцати вечера.
Повесив трубку, я налил себе виски и закурил сигарету. Я думал о разном, думал о ней. Ждет она меня? Или я, как другие, удовольствуюсь тем, что буду приходить и смотреть на нее и ждать?
В половине одиннадцатого я смял последнюю недокуренную сигарету и поехал на Брейнард-стрит, 231. Выходя из машины, я посмотрел наверх. Слабо мерцали звезды.
Открыв входную дверь, я почувствовал запах краски. В тусклом свете было трудно определить истинный цвет стен, но мне показалось, что они выкрашены темно-зеленой краской, а перила — коричневой. Темно-коричневой. Метрах в двух над лестницей висела едва видная в тусклом свете табличка: «Окрашено».
Я нажал на кнопку звонка над дверью в квартиру 1. Консьерж был в тряпичных тапочках, от него сильно пахло пивом.
— Слушаю.
— Когда вы красили вестибюль?
Он бросил на меня сердитый взгляд:
— Вы вызвали меня лишь для того, чтобы задать этот вопрос?
— Да.
Тут он увидел мое лицо и понял, что на заданный вопрос лучше ответить.
— Сегодня, — с беспокойством ответил он.
— Прямо сегодня?
— Конечно. — Тут он поправился. — Вообще-то, начали еще вчера. Мой зять начал красить верхний этаж в четыре часа дня. Служит он в другом месте, здесь только подрабатывает.
Я стал подниматься по лестнице и услышал, как щелкнул замок ее двери.
Открыв дверь и впустив меня в квартиру, Хелен оглядела меня, потом нежно улыбнулась:
— Я ждала вас.
— Питер Нортон умер, — сказал я. — Его отравили.
Она подошла к проигрывателю и немного уменьшила громкость.
— Да?
— Нортон часто приходил сюда?
— Приходил, чтобы поглядеть на меня, разговаривал. Иногда я слушала его.
— Вы слушали, когда он рассказывал о комнате, перевернутой вверх ногами?
— Да.
— Нортон ведь был у вас вчера вечером?
— Хотите что-нибудь выпить?
— Он был здесь вчера вечером. Вестибюль и лестница плохо освещены, и он испачкался свежей краской. Он вытер руки носовым платком, но где-то на перилах остались отпечатки его пальцев. Полиция докажет, что он был здесь вчера вечером.
Она вынула два хрустальных бокала из бара:
— Полиция сюда не приходила.
— Она об этом не знает. Знаю лишь я один.
Она улыбнулась:
— Значит, мне нечего беспокоиться.
— Хелен, я должен буду сообщить им об этом.
Она взглянула на меня:
— Но почему?
— Ведь это убийство.
— И подозрение в первую очередь упадет на меня? Будет расследование? Полиция узнает, кто я и где я находилась?
— Да.
— Я бы этого не хотела.
— Хелен, — спросил я. — Вы убили Нортона?
Свет упад на бокал, который она держала в руке.
— Да, — произнесла она.
Проигрыватель умолк. Раздался щелчок, и на диск упала новая пластинка. Вновь полилась музыка, но в комнате стало неуютно.
— Вам не следовало говорить мне это.
— Вы спросили, а я не могла солгать вам. Вы знаете почему, не так ли? И вы не сообщите в полицию. — Хелен поставила бокалы и порывисто шагнула к картине, прислоненной к креслу. — Я даже не помню, как писала ее. О чем я тогда думала?
— Вы имели какое-нибудь отношение к смерти Креймера?
— Нортон рассказал мне, что устроил эту комнату в своей квартире. Я знала, что у Креймера больное сердце, очень больное. И знала, что он оформил страховку на мое имя. Я подала Нортону идею сыграть шутку с Креймером. Нортон, разумеется, не знал почему. — Она посмотрела мне в глаза. — Вы поражены? Почему?
— А если бы Креймер не умер?
— Придумала бы что-нибудь еще.
— Вы так просто относитесь к вопросам жизни и смерти, Хелен?
Она смотрела на другую свою картину.