– …Вставай! Милиция! – жестко приказал Георгий. /Честно говоря, он был разочарован. «Нахлебник» представлялся ему совсем другим/.
Парень сел, быстро стрельнул глазами по сторонам. Зачем-то вытер руки о куртку из темного кожзаменителя.
– Чего? – басом переспросил он.
«Лет восемнадцать», – прикинул Литвин.
– Вставай, говорю.
– А-а, – протянул парень, словно только сейчас до него дошло сказанное. – Ну встал…
Оперся рукой о землю и легко поднялся. Высокий, дешёвые расклешённые джинсы. Такие носили в Москве в годы юности Литвина. Лицо Георгий не рассмотрел, тень.
«И этот меня за нос водил?» – с досадой подумал он. В глубине души он надеялся на интеллигентного преступника. Как у Агаты Кристи. Все не так обидно за неудачи. А тут…
Литвин, на всякий случаи, отбросил ногой монтировку в сторону. Она откатилась, слабо звякнув.
– Иди-ка сюда… – приказал Георгий. Быстро оглянулся: где Сажа?
Как он заметил, что парень слишком резко шагнул к нему? Георгий едва успел увернуться. Нога кудлатого угодила по бедру. Нырок вниз. Рука парня пролетела над ухом Литвина.
«Каратист доморощенный! – со злостью подумал Литвин. – Развелось вас тут».
Запоздало заныла мышца на ноге. Противник, видно, лишь по верхам знал приемы. И, сейчас, промахнувшись, он растерялся и немного отступил. Литвину же атаковать из положения пол-оборота, да в узком коридоре между машин было неудобно. А когда атаковать невозможно – надо отступать.
Литвин отпрыгнул назад. Его противник попытался достать его ногой, но не успел. «Черт длинноногий!» – выругался про себя Георгий. Парень, тихо матерясь, шагнул было вперед. Литвин приготовился отразить еще один удар и взять инициативу в свои руки. Но тот вдруг бросился в сторону.
Георгий кинулся за ним. Болела ушибленная нога. Парень петлял между машинами. Расстояние сокращалось медленно, но все же сокращалось. И когда до кудлатого осталось совсем немного, Литвин почувствовал, что ему сейчас сведет ногу.
Он быстро оперся двумя руками на крыши машин и, выбросив ноги вперед, оттолкнулся, целясь в спину того, в куртке…
Когда Георгии кончил отряхиваться, парень с трудом сел, помотал головой, приходя в себя, пошевелил стянутыми его же собственным ремнем кистями рук.
– Это-то зачем?
– Резвый больно, – усмехнулся Литвин. Он внимательно посмотрел на задержанного. – У тебя носовой платок есть?
– Чего?
Георгий понял, что с этим предметом молодой человек знаком понаслышке. Он достал свой новенький болгарский платок, который ему очень нравился, и наклонился к парню. Вытер ему кровь, сочившуюся из рассеченной брови и нескольких царапин на лице.
Когда Георгий выпрямился, к ним подходил Саша и Доронин, подоспевший на помощь. Они вели светлого парнишку в темно-красной куртке. «Второй», – понял Литвин.
Сзади шел незнакомый мужчина средних лет.
– Принимай, – сказал Саша, подойдя поближе. – Тоже к твоей коллекции. А это вот – хозяин машины.
– Вас, наверное, со спектакля вызвали? – с участием спросил Литвин.
– С какого спектакля? – удивился тот. – Я в соседнем доме живу. Телевизор с сыном смотрели…
14
Вот уж победа! Ловили крупных преступников, а попались… Их «промысел» на стоянке недалеко от театра – чистая случайность. Вероятно, они и спугнули «нахлебника». Хотя, судя по всему, он там и не появлялся. Не дух – через печную трубу вылететь не может. А других способов выскользнуть незамеченным из театра у него не было.
Операция эта не столько помогла, сколько навредила. Литвину казалось, что даже те, кто понимал всю сложность этого дела, стали посмеиваться над ним. Руки совсем опустились. Настроение… Какое там настроение.
В середине дня позвонила Зоя Васильевна из театра, с которым он связывался несколько дней назад, и предложила билет на вечер. Георгий с радостью согласился. Хоть развеяться. И сразу дал себе зарок – о работе ни одной мысли! Идет она кругом…
Вечером, войдя в зал, он сразу сел на свое место. Сидевшие рядом говорили о спектаклях, делились последними сплетнями об известных артистах, судачили о житейских мелочах. Хорошо им. Сам с удовольствием поболтал бы о всяких пустяках. Но не шли пустяки в голову.
Временами возникало желание оглядеться, запомнить, кто, где сидит. Привычка появилась… С вредными привычками надо бороться, – решил Литвин. И не стал смотреть на своих соседей. Он уставился на пустую сцену.
Декорации очень подходили к настроению его. Задник затянут черным. Справа свешивались линялые обрывки старых тряпок, веревок. Посередине, на наклонном помосте, неизвестно каким образом удерживаясь, стоял сколоченный из трухлявых досок, ящик. Вокруг валялись обломки мебели. В общем – мрачный беспорядок и бесполезные остатки когда-то нужных вещей, совсем как у Литвина в голове.
Только тати, на сцене, светился маленький розовый фонарь. От его яркого лучика весь хлам казался не таким мрачным, отталкивающим. Этот свет словно разгонял все беды по далеким закоулкам.
Вот такого фонарика Литвину сейчас ой, как не хватало.
Все он делал правильно. Убежден. Но как это доказать? Успеха нет – расчет неправильный. Преступник-то не пойман! Значит, все действия ошибочны. Раз так – прав «Граммафон»?
Да не в нем суть. В конце концов, у кого не было нераскрытых дел? И начальство многих не жаловало. Не это главное. Здесь – особый случай. «Нахлебник» издевается, водит за нос. А он, не может разгадать его ходов.
Литвин не любил поражений, как и все нормальные люди. Они выводили его из равновесия, подрывали веру в себя. Другое – когда хвалят. Виду он не показывал, но похвала, даже самая небольшая, здорово помогала в работе.
Ныне такого допинга не получишь. Одни разносы. И, – тут не возразишь, – по делу.
Что-то сегодня и Петя-Петр не встретился. Сессия, что ли? Да вроде рано.
Начался спектакль. Георгий внимательно следил за действием, подавляя в себе желание оглянуться на зал. Может он, черт возьми, посмотреть спектакль, не забивая мозги всякой ерундой? Стать хоть на вечер простым человеком, ради собственного удовольствия посетившим театр, а не для того, чтобы искать всяких подлецов?
Розовый фонарь бил в глаза. На сцене разбивалось счастье героев, рушились надежды, а он светил, ярко и весело. Он казался чужим, лишним, нелепым. Но когда один из героев набросил на него темную ткань, и свет фонарика запутался в тяжелых складках платка, стало ясно, что он просто необходим, что без его света жить героям спектакля невозможно.
Литвин увлекся пьесой. Проникся сценическими бедами, забыв о своих. Плохое настроение стало исчезать.
В антракте он не пошел в буфет, хотя хотелось есть. В шумной очереди можно было потерять хрупкое чувство сопереживания героям, судьбы которых он только что узнал. Лучше покурить. Говорят, табачок голод обманывает. Он вышел из подъезда, достал сигарету.
– Позвольте прикурить, – обратился к нему интеллигентный человек в очках.
Литвин машинально щелкнул зажигалкой, которую вертел в руках. Мужчина прикурил, поблагодарил его и, уже отходя, поинтересовался:
– Ульянов сегодня играет?
Литвин неопределенно пожал плечами – в разговоры вступать не было желания.
На другой стороне старой улицы притормозила темная машина. Водитель, приоткрыв дверцу, протер стекло.
Георгия словно ударило током. Он понял! Все понял!..
– Да, – радостно крикнул он в спину уходящему мужчине, – все играют. Все!
И бросился к автомату. Необходимо, просто до зарезу необходимо, посоветоваться с Володькой Астаховым. Это он, Литвин, дурак. А Володька умница! Надо было чаще в театр ходить!
Только бы застать его дома…
…В начале второго действия темная ткань упала с фонарика. Розовый луч снова весело ударил по глазам…
15
Астахов был невозмутим. Он остановился и не без удовольствия оглядел себя в высоком зеркале. Темный строгий костюм «а ля лорд» подчеркивал элегантную статность мужчины в расцвете лет, не обременённого никакими проблемами.
Литвин с завистью посмотрел на приятеля. То ли, действительно не волнуется, то ли великолепно владеет собой.
Астахов неторопливо повернулся и сказал, в соответствии со своим видом весомо растягивая слова:
– Пойдемте, Жорж, походим пока по фоэ-э…
Да, да, именно «э». Литвин едва удержался, чтобы не съязвить. Но сегодня не до того. Он безропотно подошел и они двинулись вперед неторопливым шагом. Астахов вальяжный и солидный, с ранней сединой на висках был похож на молодого преуспевающего дядюшку, назидательно поучающего переростка-племянника с озабоченным лицом.
Как здесь не поволнуешься? Из всех театров Астахов выбрал именно этот. Потом три дня они ждали подходящий спектакль. И через несколько десятков минут будет известно со щитом завтра придет Литвин или… Про «или» лучше не вспоминать. До чего ж хорошо сейчас Астахову!
– Ну, ты чего переживаешь? – угадав его мысли, спросил Володя. – Банальное задержание.
– Задержание, – проворчал Литвин. – Вдруг не придет, кого тогда задерживать будем?
– Придет, – с уверенным спокойствием ответил Астахов. – Ты на публику посмотри! Ходячая выставка драгметаллов и редких камней. Наглядная демонстрация возросшего уровня жизни… Придет. Он давно не «работал», а деньги, наверное, уже нужны. И потом, мне всю ночь снились суслики.
– При чем тут суслики?
– А это – к удаче. Пособия по черной магии читать надо, просвещаться. У меня, между прочим, «сонник» – настольная книга!
– Слушай, шутки твои, знаешь…
– Знаю, знаю. Лучше на меня позлись, чем попусту дергаться. Может, пойдем покурим?
– Не могу я… Обкурился, – признался Георгий. – Не знаю, как в антракте дымить буду. От одного вица сигарет воротит.
– Нервы… – пожал плечами Астахов. – Не волнуйся ты так, все будет нормально. Вот увидишь. В перерыве, как миленький высветится.
– Твоими бы устами…
– Ладно, ладно… Пошли в зал. Хватит выхаживать.
Весь первый акт Литвин сидел как на иголках, всматриваясь в темноту зала, пытаясь даже заглянуть на последние ряды. Дважды его вежливо попросили не вертеться. Астахов, сидевший рядом, ехидно хмыкнул.
Наконец, в зале зажгли свет. Литвин вскочил и заспешил к выходу. Владимиру пришлось даже слегка придерживать его.
В фойе они сразу увидели Шуру Бойцова. Толпа обтекала его как утес. На вопросительный взгляд Астахова он утвердительно кивнул. Значит, театр и подходы к нему надежно блокированы.
– Вот, а ты беспокоился, – повеселел Владимир. – Ладно, пошли на улицу. Только, прощу тебя, не суетись. Спугнешь, попробуй потом найди его…
Литвин, почти не слушая, кивнул, и они вышли на улицу.
Сигарета тянулась плохо, табак казался совершенно безвкусным. А покурить вышли многие. Вечер достаточно теплый, дождя нет. Кто из этих людей «он»? И здесь ли?
Может, этот, в синем костюме? Или тот, похожий на шкипера, с трубкой, вон, как по сторонам поглядывает. Хотя нет, это он на проходящих девушек смотрит. А может, кто-то из той компании, где полный престарелый весельчак рассказывает театральные байки?
Первый звонок. Многие бросают сигареты, спешат к дверям. Остается человек десять – не больше.
Второй звонок. Весельчак вместе с компанией идет внутрь. Спрятав в карман трубку, уходит «шкипер».
Значит, в синем? Да, стоит спокойно, словно и не надо торопиться на второй акт.
Из дверей выглянула маленькая пухленькая женщина.
– Ва-а-адик! – пропела она капризно. – Уже начинается. Я волнуюсь.
Вадик, тяжело вздохнув, глубоко затянулся.
– Ну, Ва-а-адик!
Сигарета летит мимо урны, и Вадик зашагал к своей заботливой подруге.
На ступенях только двое – Литвин и Астахов. Все? Опять пустые хлопоты?
Мягко притормозив, у входа остановились темные «Жигули». В них сидят двое, молодой парень в фирменных очках с дымчатыми стеклами и светловолосая девушка.
Хлопнула дверь подъезда. Литвин внутренне собрался и, стараясь не показывать напряжения, как бы между прочим, посмотрел на вышедшего. Вся игра была ни к чему, вышел Щура Бойцов, невозмутимо спокойный, как всегда. Он взглянул на машину и, не торопясь, подошел к Астахову с Литвиным.
– Пока все нормально, – доложил он. Литвина это сообщение совсем не обрадовало.
Третий звонок. Да, теперь все. Ждать глупо.
Дверь машины открылась и девушка вышла наружу. Какая девушка?.. Это же парень с длинными, до плеч, волосами. Не оглядываясь по сторонам, он двинулся к подъезду.
Снова хлопнула дверь. Из театра вышел человек. Тот самый престарелый весельчак. Забыл чего? Да, внимательно смотрит вниз, словно ищет что-то, одновременно бьет себя по карманам, вот достает плата: и вытирает лоб. И в тот же момент к нему подходит длинноволосый.
– Нет, нет, спасибо, не надо, – отвечает весельчак на тихую фразу юноши и пожимает ему руку. Странно пожимает – пальцы чуть согнуты, словно там какой-то предмет. Парень резко поворачивает назад. Хлопает дверца, и машина сразу трогается.
– Пошли… – резко бросил Астахов.
Бойцов задержался. Развернувшись спиной ко входу, он достал портативную рацию.
– Всем постам! Внимание! Темные «Жигули», номерной знак…
… К дверям они подошли почти одновременно.
– Пожалуйста, – Астахов галантно пропустил весельчака вперед. В фойе Литвин взял незнакомца под руку. Волнение прошло.
– Торопитесь? – негромко спросил он.
– Какое вам, собственно… – вскинулся толстяк. – Пустите…
– Уголовный розыск. Предъявите, пожалуйста, документы.
Толстяк облегченно вздохнул.
– Фу, напугали… Я-то думал, что уже и в театре начали… – хохотнул он. – Как на Западе… Шутники… Сейчас, минуточку.
Он полез во внутренний карман и вытянул кучу каких-то бумаг.
– Вот!
Бумаги полетели в лицо Литвину. Тот от неожиданности отпрянул назад. Ловко метнувшись под рукой Астахова, толстяк побежал к выходу. Но заметив в дверях мощную фигуру Бойцова, свернул в сторону. Сзади загремели по паркету Астахов и Литвин.
– Что вы, что вы… Здесь же театр! – раскинула руки старушка– билетерша.
Литвин столкнулся с ней. Рассыпались по полу программки.
– Простите, – зло сказал он. – Нам очень надо!
Толстяк скрылся за дверями туалета. Литвин и Астахов кинулись за ним.
Ошарашенная старушка проводила их глазами, не понимая, что случилось с этими мужчинами?
Георгий огляделся. У писсуаров никого не было. Астахов дергал дверцы кабин. Подошел Бойцов. Средняя дверь была закрыта.
– Выходите! – приказал Астахов.
– Кто вы такие? Отстаньте от меня, хулиганы! – глухо донеслось из-за двери.
Астахов усмехнулся.
Он вошел в кабинку справа и, встав на унитаз, заглянул через перегородку. То же самое с левой стороны сделал Литвин.
Толстяк, сжавшись, сидел внизу.
– Ай-яй-яй, – укоризненно сказал Владимир. – Нехорошо!
– Что нехорошо? – толстяк удивленно поднял глаза и настороженно смотрел то на Астахова, то на Литвина.
– Нехорошо разговаривать с людьми через дверь, тем более, сидя вот так…
Толстяк шутку не оценил. Наоборот, глаза его выразили страдание.
– Я не выйду!
– Взломаем дверь, – грозным басом пообещал Шура Бойцов.
– Не усложняйте… – посоветовал Литвин. – А то это будет квалифицировано как попытка скрыться… – и, не удержавшись, весело подмигнул Астахову.
Толстяк опустил голову и задумался.
– Хорошо! – он встал, одернул пиджак, поправил галстук и зачем– то спустил воду. – Только учтите, я буду жаловаться…
16
Девять сорок три…
Опять на пятиминутку не успевает. Литвин выскочил из троллейбуса и побежал к управлению.
Утром, после операции, он проснулся совершенно разбитым. Врач, вызванный на дом, констатировал вегетососудистую дистонию.
За три дня освобождения от работы и два выходных Георгий привык просыпаться не торопясь, по настроению.
Вот сегодня и проспал…
К началу пятиминутки он, разумеется, опоздал безнадежно. Постояв у закрытой двери, решил не ходить совсем. Грех на душу, но уж очень не хочется вот так, сразу после отдыха, снова услышать проповеди «Граммофона».
Решив, что оправдание он найдет потом, Литвин развернулся и направился к себе в комнату. Для очистки совести он решил сразу же засесть за рапорт о проведенной операции.
Георгий исписал целый лист, когда стали подходить ребята. Приятно встретиться с товарищами, особенно в роли победителя. Когда кончились вопросы «как дела» и ответы на них, к столу Литвина подошел Астахов.
– Что творим? – поинтересовался он.
– Посмотри, – предложил Георгий.
Володя сел верхом на стул и взял листок.
– Рапорт написан неверно.
– Ты про что? – удивился Литвин.
– Надо писать на мое имя.
– Как это? – уставился на него Георгий. – А Трубников?
– Пока в отпуске. Со вчерашнего дня. Надеюсь, к нам уже не вернется.
– Вот это да! – изумится Литвин – Чего он вдруг?
– Не вдруг, – усмехнулся Астахов. – Ты что же, думаешь, мы так и позволим за «здорово живешь» съесть своего коллегу? Пришлось мне побеспокоить в госпитале Попова. Он позвонил в политотдел. Мужики там грамотные, разберутся, что почем.
– Таких, как он, вообще, по-моему…
– Ну-ну! Горяч больно. Фантазер… Его тоже не очень укусишь. Как ни кинь, а формально он везде был прав. Другое дело, по существу. Вот он и слинял в отпуск, от греха. А за это время переберется куда-нибудь… Да, а рапорт перепиши. Пока исполнять обязанности зама буду я. И, данной мне властью, объявляю вам, товарищ капитан, замечание за опоздание на пятиминутку! Учтите.
– Есть, так точно, будет сделано! – улыбаясь, выпалил Литвин.
Он еще никогда не был так рад во время получения взысканий.
17
Степан Аркадьевич держался с достоинством. Он не хитрил и ничего не утаивал. Отвечал на вопросы подробно и обстоятельно, порой с легким юмором, как тренер футбольной команды на пресс-конференции после проигранного матча.