Разумеется, он сделает все возможное, чтобы отыскать и наказать маньяка. Но сейчас первоочередная задача – предотвратить новую охоту на Лизу. Хоть бы одну зацепку иметь, ничтожный намек, способный вывести на злобного старика. Сложно сражаться с тенью. Хорошо, что Джек приедет здоровым. Поможет.
На Глеба Макс махнул рукой – после возвращения памяти товарищ стал еще более странным, чем при амнезии. Твердил про ошибки, грехи и прочую дребедень. Эх, времени нет устроить ему хорошую взбучку, чтобы мозги на место встали. Со всей этой нервотрепкой Макс даже за Джека как следует не порадовался. Немецкие врачи поработали на славу. Долго возились, зато результата достигли. Нужно будет уточнить рейс – Макс вызвался встретить друга в аэропорту.
– Давно дома? – поинтересовалась заспанная Надька.
– Не очень. А ты чего так рано поднялась? – Он поцеловал жену и пошел на кухню ставить чайник.
– Выспалась уже. Что у тебя ночью за дела были? – Надька зевнула и двинулась следом. – Ты же в клубе с пятницы дежуришь. А сегодня среда.
– Да так, халтура подвернулась, – соврал Макс. На фоне общей усталости и недосыпа ее вопросы начали его раздражать.
– Какие планы на сегодня?
– Ну, какие планы, цыпа? Пожру и поеду таксовать.
Надька достала из холодильника пакет с молоком и недовольно посмотрела на мужа:
– Не уработайся раньше времени. Отдыхай иногда.
– Надюха, что ты меня достаешь с утра? Лучше приготовь завтрак, пока я в душ схожу.
– Омлет будешь?
– Буду, – крикнул Макс из коридора и исчез в ванной.
Надя включила плиту, поставила сковороду нагреваться и вернулась в гостиную. Подняла с пола грязную рубашку мужа и понюхала. Рубашка пахла потом и женскими духами.
Когда Макс вернулся в кухню, завтрак уже ждал на тарелке. Какое-то время Надя молча наблюдала за тем, как муж ест, и удалилась в другую комнату.
День прошел суетливо, но бестолково. Клиентов было много, но все безденежные. Заработать получилось мало. Макс раздумывал, стоит ли ехать к Лизе, когда позвонил Глеб.
– Привет. Не отвлекаю? – спросил он.
– Не отвлекаешь, – сдержанно ответил Макс. Последний раз они разговаривали сразу после спасения Лизы. Глеб обещал заскочить к ней, но так и не приехал.
– Как дела? – В голосе друга звучала неловкость.
– Дела шикарно.
– У тебя как со временем сегодня?
– Есть предложения? – холодно поинтересовался Макс. Он устал надеяться, что Глеб станет прежним, поэтому старался не преувеличивать значение телефонного звонка.
– Встретимся?
– Где и когда?
Спустя час они сидели в унылом безлюдном баре с плохим обслуживанием и разбавленным алкоголем.
Макс испытующе смотрел на друга, гадая, чего от него ожидать. Глеб долго молчал, потягивая отвратительное пиво, и выглядел удрученным.
– Как там Лиза? Приходит в себя? – наконец выдавил он.
– Постепенно, – уклончиво ответил Макс. – Фоторобот видел?
Глеб кивнул.
– Не представляю, кто это такой.
– Вот и я не представляю. Сначала думал, может, это та самая таинственная падла, но лица вообще не похожи. Лизка сказала, что уроду, который ее похитил, не больше сорока на вид.
– Что следствие? Движется? – без интереса спросил Глеб.
– Пока не очень. Но это ничего, рано или поздно маньяк где-нибудь проявится, – Макс повертел в руках солонку и поставил на место. – У тебя что? Какой-то ты унылый.
– Сын у меня родился.
– Да ну? Старик, ты серьезно? От Гальки? Вы помирились? – Новость воодушевила Макса. На долю секунды ему показалось, что все возвращается на круги своя. Лизка нашлась, Джек прозрел, Глеб вернулся в семью, а значит, есть все шансы восстановить компанию.
– Нет, мы не помирились, – товарищ мрачно усмехнулся. – Я и сына-то своего еще на руках не держал.
– Почему?
– Почему? – Глеб пожал плечами.
И он рассказал, как случайно узнал о Галиной беременности, как долго добивался встречи, как мучительно выяснял адрес и как наконец вышел на след. Глеб прекрасно помнил, какое чувство охватило его при виде счастливой жены, идущей бок о бок с другим мужчиной: злость. На себя – за то, что не удержал. На нее – за то, что не простила. На весь этот чертов мир, в котором нет справедливости. Хотелось кричать от ярости и крушить все на своем пути. Вместо этого он выдохнул и двинулся навстречу бывшей жене.
– Ты бы видел ее лицо, – Глеб отхлебнул пива. – Как будто она увидела привидение и одновременно с этим наступила в дерьмо.
– Зря она так, – история друга задела Макса за живое. В женщинах он ценил верность и предательства бы никогда не простил. Мимолетные увлечения спускал только Лизе, да и то лишь потому, что она всегда держалась за дружбу и ценила ее выше сексуальных игрищ. – А ты чего?
– А я погрозил ей пальцем и сказал: «Отдай ребенка, он мой!»
– Чего?
– Шучу, – Глеб невесело улыбнулся, решая, стоит ли рассказывать Максу подробности встречи. То, что произошло дальше, напрямую касалось не только его самого, но и всей компании.
– Ты же не в курсе, почему Галя от меня свалила?
Макс отрицательно покачал головой:
– Ты не особо распространялся, старик.
Глеб выдержал паузу, собираясь с мыслями, и выдал:
– Она узнала об игре.
Макс оторопел:
– Как узнала? От кого?
– Она что-то начала подозревать, купила диктофон, подсунула мне его в карман. И прослушала все, о чем мы говорили на той встрече в ресторане по поводу эксперимента Джека. Если ты помнишь, мы тогда были крайне многословны. Любовница твоя, которую мы… Это была ее знакомая.
– Охренеть, старик, – Макс глядел на него округлившимися глазами. – Просто, блин, охренеть!
– Галя собрала вещи и ушла, – продолжил Глеб. – Вычеркнула меня из своего прошлого. Как будто ничего и не было между нами.
– Старик, я даже не знаю, что сказать, – промямлил Макс.
– Я предложил ей поговорить, когда увидел ее с ребенком. Она попросила своего мужика откатить коляску подальше и подождать пять минут, а потом вызывать полицию. Круто, да? Когда женщина, родившая от тебя ребенка, дает тебе пять минут, чтобы высказаться, – Глеб рассмеялся и тут же осекся. – Слушай, пойдем на воздух? Здесь душно.
Макс поспешно встал из-за стола. Они рассчитались за пиво и вышли на улицу. Молча миновали оживленный перекресток, пересекли проезжую часть и свернули в тихий переулок. Стоял теплый безветренный вечер, комья тополиного пуха рваной пеленой застилали пыльный асфальт, большинство окон, выходящих в тенистый двор, были открыты.
Глеб вспомнил, как Галя говорила с ним: холодно, лаконично, чеканя каждое слово. Говорила, что он не должен появляться в ее жизни. Что не имеет никаких прав на ребенка, у которого теперь новый отец. А если Глеб предпримет попытку борьбы, она отнесет в полицию диктофонную запись и даст показания против его друзей.
– Ты сохранила запись? – не поверил Глеб. – Предусмотрительно.
– Ты и твои дружки – убийцы. У меня нет другого способа обезопасить себя. Я не заявила на тебя, потому что не хотела окунаться в это дерьмо. Но я могу передумать. Поэтому уходи и никогда не возвращайся.
– Я хочу посмотреть на сына, – тихо произнес Глеб. Он не узнавал женщину, стоявшую перед ним. Это не она стеснялась первого поцелуя, не она плакала и смеялась в его объятиях, не она мечтала о совместном будущем. Под маской любимой женщины пряталась незнакомка.
– Считай, что у тебя нет сына, – бросила Галя и отвернулась. – Прощай.
– Как ты его назвала?
– Андреем.
Глеб смотрел ей вслед и не мог поверить в то, что произошло минуту назад. Абсолютно бредовый, дикий диалог. Глеб никогда не считал себя ни героем, ни размазней. Но теперь, стоя посреди пустынного сквера в одиночестве и без планов на будущее, ощущал себя полным ничтожеством. Он растерялся – не ожидал столь враждебного отпора. В памяти жил иной образ – мягкой, нежной, несмелой женщины, которую хотелось защищать.
Глеб не боялся сесть в тюрьму. Он, как и его товарищи, заслуживал наказания – но кто он такой, чтобы решать за других и единолично подписывать приговор? Должен существовать способ договориться, не причиняя вреда третьей стороне.
Несколько дней после встречи Глеб не находил себе места, прикидывая в уме варианты примирения. Любая идея неизменно упиралась в тупик, приводя его в отчаяние. К концу второй недели он осознал, что сойдет с ума, если немедленно не поделится с кем-нибудь своей бедой. Груз, давивший на сердце, стал слишком велик, чтобы выдерживать его в одиночку.
– Я не знаю, как поступить, – Глеб достал из кармана сигареты и зажигалку и закурил. – Прости, что вывалил это на тебя. Больше не на кого.
– Старик, какой базар, мы же друзья, забыл? – Макс сжал его руку выше локтя, вынуждая остановиться. – Это хорошо, что ты все рассказал. Мы что-нибудь придумаем. Слышишь? Как-нибудь выкрутимся. Не впервой.
– Знаешь, мы давно решили с Галей, что, если родится сын, назовем его Андреем.
– Старик, какой базар, мы же друзья, забыл? – Макс сжал его руку выше локтя, вынуждая остановиться. – Это хорошо, что ты все рассказал. Мы что-нибудь придумаем. Слышишь? Как-нибудь выкрутимся. Не впервой.
– Знаешь, мы давно решили с Галей, что, если родится сын, назовем его Андреем.
– Ты его отец, и мы вернем тебе право видеться с ним, – с пылом произнес Макс.
Глеб сплюнул:
– Я теперь никто. У меня даже паспорта настоящего нет. Я Кирилл Смирнов, который не имеет никакого отношения к этому ребенку.
– Я тебя не узнаю, старик, – Макс посторонился, давая пройти спешившему пешеходу. – Прежний паспорт можно восстановить. Это не проблема. Если надо, генетическую экспертизу замутим. Ты, главное, не горячись и в крайности не впадай. Нужно спокойно все обдумать. Договорились?
– Теперь я тебя не узнаю, – усмехнулся Глеб. – Рассуждаешь, как какой-нибудь Джек.
– Я сам в шоке, – хохотнул Макс. – Ты в курсе, что он завтра возвращается?
– Долго он там торчал. Наверное, в загул ушел. Обмывал победу.
– Знать ничего не хочу. Обмывать будем завтра. Соберемся вместе, как раньше, – в голосе друга скользнули мягкие нотки. Видимо, мысль о воссоединении не покидала его.
Глеб промолчал. Он не верил, что компания станет прежней, но и желания навсегда избавиться от товарищей уже не испытывал. Сложно отказаться от многолетней дружбы, даже если она изуродована совместными преступлениями. Когда прижало – к кому Глеб побежал? Правильно, к старому другу. Человек – жалкое создание, не способное справиться с одиночеством.
– Ты придешь? – Макс с надеждой посмотрел на друга.
– Приду. Во сколько? – ответил Глеб.
Макс выдохнул с облегчением:
– Еще не знаю. Я тебе завтра наберу. Ты, главное, трубку бери.
Еще с полчаса они мерили переулок широкими шагами, обсуждая многочисленные новости, а затем попрощались. Максу нужно было домой – обещал Надьке прийти пораньше. Глеба дома никто не ждал, поэтому он еще долго бродил по городу, нещадно дымя и думая о будущем, не сулившем ничего хорошего. Отчаяние немного отпустило, но до вменяемого состояния было еще далеко. Глеб прокручивал в памяти разговор с Галей, гадая, какие чувства она испытывала. И не находил ответа.
Глава 3
Трудно описать чувства, которые испытывала Галя, глядя на сына. Это безусловная любовь, приправленная тысячью специй, среди которых и восхищение, и страх, и благодарность. И не существует на Земле чувства более мощного и безотчетного, чем это. Не существует и никогда не будет существовать. Ибо нет волшебства всесильнее того, что связывает мать и ребенка.
– А кто у нас улыбается? Кто у нас такой красивый-красивый? – Галя склонилась над сыном и пощекотала его животик. – Какой сытый, довольный мальчик мне улыбается! Сладкий-пресладкий, да, Андрюшенька?
На этой неделе сыну исполнится три месяца. Андрюша получился ребенком тихим и покладистым. Плакал немного и только по делу и быстро утешался, получая необходимое. Другие дети ночью по десять раз просыпаются, выматывая родителей, а Андрюша проявлял чудеса деликатности. Здоровьем малыш отличался крепким, что было вдвойне приятно и удивительно на фоне того, сколько матери пришлось помучиться при беременности.
На шестом месяце Галя легла на сохранение: врачи выявили риск преждевременных родов. Не самое веселое занятие – постоянно находиться в больнице, но Галя не сетовала. В тот самый миг, когда она почувствовала внутри себя зародившуюся жизнь, вспыхнуло неистовое, непоколебимое желание защищать ее во что бы то ни стало, любой ценой. Провести три с лишним месяца на больничной койке ради благополучия собственного ребенка – это мелочи. Тем более что с лечащим врачом ей очень повезло. Выяснится это немного позже, а тогда, в первые дни стационара, Галя сильно переживала. Боялась лишний раз с кровати встать – а вдруг резкие движения повредят ребенку? Медсестра, заметившая волнение новенькой, поспешила ее утешить:
– Да не нервничай так, милая. Ты в надежных руках. Андрей Андреевич еще ни одного ребеночка не потерял. Врач от бога.
И действительно, врач оказался одним из лучших акушеров-гинекологов в городе. Помимо профессионализма, присутствовала в нем редкая человеческая теплота, словно он был по-родственному заинтересован в том, чтобы все его пациенты поскорее поправились. После нескольких месяцев добровольного одиночества, на которое Галя обрекла себя из-за разрыва с мужем, душевная внимательность со стороны чужого человека не могла не остаться неоцененной. Галя с удивлением отвечала на вопросы доктора о ее моральном состоянии, каждый раз сомневаясь в его искренней заинтересованности. Шли день за днем, неделя за неделей, и прежняя настороженность исчезала, а желание доверять – росло и крепло.
В самом деле, зачем изображать сочувствие, если не испытываешь его? Андрей Андреевич не выглядел лицемером. В его взгляде светилась забота, и все чаще Галя ловила себя на мысли, что ждет прихода врача. Иногда после смены Андрей Андреевич уходил не сразу, задерживаясь на час-другой ради беседы с любимой пациенткой (так в шутку величали ее медсестры).
Они разговаривали о разном, но никогда не касались прошлого. Андрей Андреевич не спрашивал про семейное положение Гали. И без слов было понятно, что она одинока. Неужели бы муж не навещал ее в больнице? Из родственников только мать и отец проведывали дочь.
Беседы становились все длительнее и откровеннее, и, хотя Галя упорно молчала о семейной трагедии, становилось все более очевидным, что она жаждет открыться. Андрей Андреевич демонстрировал удивительное терпение, никоим образом не выказывая любопытства. Тем не менее в его речи проскакивали фразы о том, что такая красивая, умная молодая женщина непременно должна иметь рядом сильное плечо. Галя молчала, тайком поглядывая на доктора и воображая его в роли преданного мужа. Уж от него лжи и подлости ожидать глупо. Никогда прежде она не встречала столь честного и порядочного человека.
Воспоминания о предательстве Глеба хоть и утратили былой накал, но все еще причиняли боль. Не острую, от которой лезешь на стену, а зудящую и монотонную, которая расползается по всему телу и почти незаметна. С такой болью можно нормально жить, и, если не зацикливаться на некотором дискомфорте, однажды перестанешь ее ощущать.
Галя не забыла Глеба. Невозможно за короткий срок забыть того, с кем был счастлив многие годы. Большинство пар в браке теряют изначальную страсть, некогда влюбленные мужчина и женщина перевоплощаются в брата и сестру, идя на поводу у привычки. К Глебу у нее не получалось привыкнуть. Он был непредсказуем и горяч, и чего с ним не стоило опасаться – так это скуки. Галя любила мужа, как любят подростки – неистово и на века. Желала состариться вместе с ним и умереть в один день. А потом ее маленькая и уютная вселенная взорвалась, и бабочки в животе превратились в гадких, омерзительных насекомых, жалящих так, что замирало сердце.
Страшнее всего осознавать, что ты любил несуществующего человека. Галя придумала Глеба, трепетно вылепила его образ и поверила в иллюзию. Под внешностью любимого мужа скрывался преступник и убийца, не желавший отступать. Он просил прощения и сулил ей счастливое будущее, но кто обманется, когда маска сдернута? Галя ни за что бы не вернулась к Глебу. Тем более что появился на горизонте совсем другой человек – настоящий.
Андрей Андреевич вел ее всю беременность. Когда начались схватки, Галя уже знала, что назовет сына в честь доктора. Спустя месяц после родов Галя и Андрей Андреевич стали жить вместе. А спустя еще месяц тихо, без церемоний расписались.
– Что, хочешь на ручки? – Галя счастливо улыбнулась. – Сейчас мамочка приготовит ужин, а потом возьмет тебя на ручки. Договорились, сладкий? Папка придет с работы голодный, надо папку накормить. Ты пока поиграй, золотой. Какую нам красивую погремушку бабушка подарила. Нравится?
Вместо ответа карапуз довольно агукнул и шлепнул ладошкой по разноцветной гирлянде.
– Играйся, радость моя! – Галя постояла у кроватки, с умилением глядя на сына, и направилась в кухню. Достала из холодильника овощи, поставила кипятить воду в кастрюле. Галю беспокоило, что супруг плохо питается: из-за плотного рабочего графика у него не всегда получалось нормально пообедать. Поэтому она старалась кормить его полезными завтраками и ужинами.
– Ты себя не бережешь, – нарочито сердито выговаривала она мужу. – Почему не хочешь брать с собой готовый обед? Быстро разогрел, поел горяченького.
– Ты же знаешь, Галина, времени у меня, скорее всего, не будет. Ничего, не похудею. С твоими ужинами сбросить вес не получится, – шутил Андрей. – Ты мне, как в лучших ресторанах, несколько сменных блюд готовишь. Когда только успеваешь.
Наверное, другая бы и не успевала. Но Гале домашние дела давались легко. Да и боженька ее любил – такого ласкового, беспроблемного сыночка подарил. Сыночек и прибраться позволял, и постирать-погладить, и даже отдохнуть часок среди дня. Галя уставала гораздо меньше, чем ожидала, будучи беременной. Супруг помогал, да и мама через выходные приезжала понянчить внука. Когда у молодоженов выдавался свободный выходной, они отправлялись на прогулку в лес и бродили до самого вечера. В эти моменты Галя невольно сравнивала бывшего и настоящего мужей. Глеб не разделял ее любви к природе, а Андрей, наоборот, одобрял и поддерживал.