— А в чем она состоит?
— Ты ведь не желаешь, чтобы наш отдел захватили Слесарные Инструменты и Электротовары? — требовательно спросил Герцог.
Масклин озадаченно покосился на Ангало. Тот резко кивнул.
— Полагаю, что нет, — пробормотал Масклин. — Но вы ведь все — номы, разве не так? И ведь тут всем хватает места. Зачем же тогда вы только и делаете, что ссоритесь между собой? Это же глупо.
Краешком глаза он видел, как Ангало закрыл лицо руками.
Герцог побагровел.
— Глупо? Ты сказал «глупо»?
Масклин хотел было взять свои слова обратно, но он с детства был честным номом. Он чувствовал, что не настолько хитер, чтобы солгать и вывернуться из неприятной ситуации.
— Ну… — начал он.
— А ты хоть когда-нибудь слышал о таком понятии, как «честь»? — взревел герцог.
Масклин немного подумал и кивнул.
— Слесарные Инструменты и Электротовары хотят захватить весь Магазин, — поспешно вмешался в разговор Ангало. — Это будет просто ужасно. А ведь есть еще и Дамские Головные Уборы. Они ничем не лучше.
— Почему? — удивился Масклин.
— Почему?! — взорвался герцог. — Да потому, что они испокон веков ведут с нами вражду! А теперь ступайте, — прибавил он чуть спокойнее.
— Куда?
— К Слесарным Инструментам и Электротоварам. Или к Дамским Головным Уборам. Или к Канцелярским Принадлежностям. Этот народец как раз вам под стать. Или обратно, в Снаружный мир. В общем, куда хотите, это уже не мое дело, — саркастически расхохотался герцог.
— Мы хотим получить обратно наш Талисман, — бесстрастно объявил Масклин.
Герцог поднял с пола черный кубик и швырнул его в лицо Масклину.
— Извините меня, — пожал плечами Ангало, когда они вышли из зала. — Я должен был сразу предупредить вас, что у папы горячий нрав.
— Зачем ты вылез и стал перечить? — рассердилась Гримма. — Если уж мы вынуждены к кому-то присоединиться, то почему бы не к этим, как их там, Горлодерии? А что с нами будет теперь?
— Этот ихний герцог слишком много себе позволяет, — отрезала матушка Морки.
— Он никогда не слышал о Талисмане, — пробубнил папаша Торрит. — Ужас, это ж надо! Или взять то, что Снаружи. Я как-никак там родился. Всю жизнь прожил. И нет там никаких мертвецов. И живущих в какой-то такой «славе» тоже нет. В норах — есть. А в «славе» — нет, это точно.
Тут, как всегда, между ним и матушкой Морки вспыхнула перебранка. Масклин посмотрел на них, потом опустил глаза. Они шли по какой-то низкой сухой траве. Ангало сказал, что это называется «ковер». Еще одна вещь, украденная у людей.
Масклину хотелось сказать: это же нелепо. Почему, как только не надо думать о питье и пище, номы начинают ссориться друг с другом? Затем разве родились они на свет?
И еще хотелось ему сказать: если люди так глупы, как же они построили этот Магазин и все эти грузовики? Если мы так умны, тогда они должны красть у нас, а не наоборот. Может, они слишком большие, слишком медлительные, но они достаточно сообразительны, этого у них не отнимешь.
И еще одно прибавил бы он: я бы не удивился, будь они столь же сообразительны, как крысы.
Но он ничего не сказал — пока раздумывал и искал слова, взгляд его упал на Талисман, который нес папаша Торрит.
Вот о чем стоило подумать.
Масклин выбросил из головы прочие мысли и стал терпеливо ждать. Ему показалось: еще немножко — и все станет понятно, и тут Гримма спросила Ангало:
— А как живут номы, которые не принадлежат к отделам?
— О, у них очень печальная участь. Перебиваются, как могут. — Вид у Ангало был совсем жалкий. — Я вам верю, — пробормотал он. — Отец говорил, незачем мне засматриваться на грузовики. Мол, не доведут они меня до добра. А я… я месяцами только тем и занимался, что наблюдал за ними. И видел, как иногда они возвращаются мокрые, все в грязи. Снаружи что-то есть, это не пустые россказни. Что-то там происходит. Послушай, может, вы не будете далеко уходить, а? Я уверен, он еще передумает!
Магазин был большим. Раньше Масклин думал, что грузовики большие. Но Магазин был куда больше. Он тянулся бесконечно: запутанный лабиринт этажей, стен, длинных изматывающих лестниц. Номы шли и шли по новым и новым переходам — то прибавляли шагу, то едва плелись. Слово «большой» было слишком маленьким, чтобы вместить в себя все это. Тут было нужно совсем новое слово.
Странным образом Магазин был даже больше, чем мир Снаружи. Снаружи — оно такое огромное, что ты даже не задумываешься об этом. Ему нет ни конца ни края, оно кажется беспредельным. А Магазин… До его конца, до последнего его предела, надо так далеко идти, что создавалось впечатление, будто он очень большой.
Пока они шли следом за Ангало, Масклин привел в порядок мысли и перво-наперво решил переговорить с Гриммой.
— Я хочу вернуться, — объявил он.
— Но ведь мы только-только приехали, — возразила она. — Так чего же ради…
— Не знаю. Здесь все как-то не так. Не могу отделаться от этого чувства. И, понимаешь, если я здесь останусь, хотя бы ненадолго, то совсем перестану верить, что есть какой-то мир снаружи, что именно там я и родился. Вот устрою вас — и уйду. Хочешь, пошли со мной… Но это уж тебе решать, — прибавил он.
— Но… здесь так тепло, так много еды!..
— Я же сказал: я не умею объяснять такие вещи. Только чувствую, за нами следят…
Гримма инстинктивно глянула вверх, но вверху был только потолок, что навис в нескольких дюймах над их головами. Дома, если за номами кто-то следил, это значило, что кто-то голоден и не прочь подкрепиться. А здесь… Гримма нервно рассмеялась.
— Глупости все это! — отмахнулась она.
— Просто я не могу чувствовать себя здесь в безопасности, — пробормотал Масклин.
— Скажи лучше, не хочешь, так оно будет вернее, — тихо произнесла Гримма.
— То есть?
— А что, разве не так? Ты так привык во всем себе отказывать, жил, можно сказать, ради других и страшно этим гордился. А теперь что? — Она резко отвернулась и пошла прочь.
Масклин остолбенел. Пальцы его непроизвольно теребили шнурок, которым был привязан наконечник копья.
«Странно, никогда бы не подумал, что такое придет кому-то в голову». Смутные воспоминания о прошлом всплывали в его сознании. Гримма… Нора… Гримма все время стирала, готовила жалкий ужин из принесенного им съестного, убирала за стариками. Странно. Разве можно жалеть о той жизни?
Вдруг он понял, что остальные тоже почему-то остановились. Впереди простирался длинный коридор, тускло освещенный слабенькими лампочками, развешанными по стенам.
— Слесарные Инструменты и Электротовары берут за свет слишком большую плату, — объяснил Ангало. — И никому не дают проникнуть в тайну управления электричеством. Электричество — это один из главных источников их власти. Здесь кончается территория Галантерейи, — сказал он. — Дальше уже владения Дамских Головных Уборов. В настоящий момент у нас с ними несколько напряженные отношения. А вам… вам обязательно нужно найти какой-нибудь отдел, где вас примут… — Он взглянул на Гримму и нерешительно произнес: — Э-э…
— Мы не собираемся разделяться, — вмешалась матушка Морки. Она пристально посмотрела на Масклина. Потом обернулась к Ангало и царственным жестом отослала его прочь. — Все, можешь проваливать, юноша. Масклин, становись во главе. Ну… Вперед!
— Кто ты такая, чтобы командовать, а? «Вперед»! — рассердился Торрит. — Я предводитель, вот оно как. Я. Это моя работа — отдавать приказы!
— Да? — ехидно осведомилась матушка Морки. — Ну тогда приказывай! Что же ты?
Торрит зашамкал ртом.
— Правильно, — наконец выдавил он из себя. — Вперед!
У Масклина от удивления отвисла челюсть.
— Куда? — только и спросил он.
Старуха подтолкнула его в спину.
— Туда. — И она показала в темноту. — Что мы, не найдем себе пристанища? Я пережила Великую Зиму тысяча девятьсот восемьдесят шестого! — В голосе ее звучала гордость. — Нет, а этот нахал герцог… Вы только подумайте! Я едва сдержалась. Вот уж кто недолго бы протянул в Великую Зиму, скажу я вам!
— Никакое зло не коснется нас, если мы будем повиноваться Талисману, — объявил Торрит, трепетно поглаживая черный ящичек.
Масклин резко остановился.
«Хватит, — решил он. — Хватит, сыт по горло, все».
— И что же говорит Талисман? — резко спросил он. — Что именно он нам советует, а? Ну, мы ждем. Что нам теперь делать?
Торрит не мог скрыть своего замешательства.
— Э-э… — прошамкал он. — Э-э… Если мы будем все вместе и… э-э… вести праведную жизнь…
— Ты просто заговариваешь нам зубы. Ты только этим и занимаешься!
— Да как ты смеешь такое говорить?! — накинулась на него Гримма.
Масклин швырнул копье на землю.
— Все, я сыт по горло! — рявкнул он. — Талисман говорит то, Талисман говорит се… Вечно он что-нибудь говорит, и хоть бы одно дельное слово!
— Да как ты смеешь такое говорить?! — накинулась на него Гримма.
Масклин швырнул копье на землю.
— Все, я сыт по горло! — рявкнул он. — Талисман говорит то, Талисман говорит се… Вечно он что-нибудь говорит, и хоть бы одно дельное слово!
— Номы передавали его из поколения в поколение. Сотни лет, — рассердилась Гримма. — Талисман — это очень важная вещь.
— Ну?
Гримма взглянула на Торрита. Старик облизнул тубы.
— Он повелевает нам… — начал он, побледнев.
— Поднесите меня ближе к проводам электросети…
— Послушать вас, так без Талисмана… Эй, на что это вы там уставились? — осекся Масклин.
— …ближе к электросети.
Торрит остолбенело уставился на Талисман. Руки его тряслись.
На гладкой черной поверхности кубика мерцали разноцветные огоньки. Сотни огоньков. «Может быть, даже тысячи…» — подумал Масклин, ощутив некоторую гордость, что знает это слово.
— Кто это там говорит? — удивился он.
Торрит разжал руки. Талисман упал на пол. Светящиеся точки на его поверхности плясали, словно огни тысячи фар на ночном шоссе. Номов охватил ужас.
— Так Талисман и вправду разговаривает с тобой… — пробормотал Масклин. — Ничего себе!
Торрит в отчаянии заломил руки.
— Нет! Нет! Он… Он совсем не так говорит! Не так! Не вслух! Он так никогда раньше не делал!
— …ближе к электросети!
— Он просит электричества, — произнес Масклин.
— Нет-нет! Не хочу к нему прикасаться! — взвизгнул Торрит.
Масклина передернуло, но он взял себя в руки и древком копья подтолкнул Талисман к стене, по которой тянулись провода.
— А… а как он говорит? У него же нет рта! — недоумевала Гримма.
Кубик загудел. Цветные узоры на его поверхности сменяли друг друга с такой быстротой, что Масклин просто не мог за ними уследить. В основном в этих узорах преобладал красный цвет.
Торрит вдруг упал на колени.
— Талисман гневается, — простонал он. — Не надо было нам есть крыс, не надо было сюда приходить…
Масклин тоже опустился на колени, протянул руку и опасливо дотронулся до мерцающего кубика. На ощупь Талисман был такой же холодный, как всегда.
И опять его охватило странное чувство: казалось, в его голове ворочаются мысли, для которых нет правильных слов.
— Когда Талисман говорил с тобой раньше, — медленно начал он, — ты знал, как мы должны жить, и что такое праведность, и…
Лицо Торрита исказилось мукой.
— Нет. Не было этого ничего.
— Но ведь ты говорил…
— Так было когда-то, давным-давно. Очень давно. Когда старый Вузел передал мне Талисман, он сказал, что тот перестал разговаривать сотни лет назад…
— Что?! — воскликнула матушка Морки. — И все эти годы ты утверждал, будто Талисман сказал то, Талисман сказал се… Чего он только не говорил!
Торрит был похож на загнанную в угол и трясущуюся от страха мышь.
— Ну? — не отставала от него матушка. В голосе ее отчетливо слышалась угроза.
— Хм… — прошамкал папаша Торрит. — Э-э… старый Вузел объяснил: надо подумать, что бы такое сказал Талисман, а потом произнести это самому, вот. Главное — не давать номам сбиться с пути истинного, направлять их… Помочь им попасть на Небеса. Это очень важно, чтобы все попали на Небеса. И тут не обойтись без помощи Талисмана. «Талисман — самое главное, что для этого нужно», — сказал Вузел.
— Для чего — для этого? — не унималась Морки.
— Он мне больше ничего не сказал, — захныкал Торрит. — Но я ведь все делал правильно…
Масклин не обращал на эту перебранку никакого внимания. Как зачарованный следил он за загадочным мерцанием цветовых узоров на поверхности кубика. В нем все больше и больше крепла уверенность, что они что-то значат.
Иногда в погожие дни, теперь навсегда оставшиеся в прошлом, Масклин, если не надо было охотиться, шел на насыпь и просиживал там часами, глядя на стоянку грузовиков внизу.
Там еще высилась такая большая синяя доска с изображением каких-то фигурок. Или взять те же коробки и мятые бумажки, что попадались в мусорных контейнерах. Обычно на них были какие-то рисунки. Масклин вспомнил давний спор из-за коробок с цыплятами. На них был нарисован старый человек с огромными усами,[2] и номы утверждали, будто это и есть цыпленок. Однако Масклин твердо знал, что у людей не принято есть своих стариков. Зачем, когда у них и так много еды?! Может, у них старики делают цыплят?
Талисман заговорил вновь.
— Прошло пятнадцать тысяч лет, — объявил он.
Масклин поднял глаза и глянул на остальных.
— Говори с ним, — приказала Торриту матушка Морки.
Однако старик лишь боязливо попятился назад.
— Нет-нет, только не я! И вообще я не знаю, что говорить. — Голос его дрожал от страха.
— А кто? Не я же! Кроме того, это обязанность предводителя говорить с…
— Пятнадцать тысяч лет, — повторил Талисман.
Масклин пожал плечами. Видно, ему придется взять это на себя.
— Прошло — куда?
Казалось, кубик напряженно думал. Наконец он сказал:
— Вы все еще понимаете смысл слов «космонавигация» и «регистрирующий компьютер»?
— Нет, — честно признался Масклин.
Огоньки вздрогнули, и возник новый узор.
— Вы что-нибудь знаете о межзвездных полетах?
— Нет.
Насколько Масклин мог судить по мерцающим огонькам, Талисман был явно разочарован его ответом.
— Вы знаете, что прибыли сюда издалека?
— Да. Конечно знаем.
— Место, откуда вы прибыли, гораздо дальше, чем Луна.
— Э-э… — Масклин заколебался. Хотя… Путешествие длилось так долго… За это время они вполне могли проехать мимо Луны. Он часто видел желтый диск, висящий над горизонтом, и грузовик точно двигался быстрее, чем эта штука. — Да, — кивнул он. — Очень может быть.
— Язык сильно изменился за прошедшие годы, — задумчиво произнес Талисман.
— Правда? — вежливо спросил Масклин.
— Как вы называете эту планету?
— А что такое «планета»? — не понял Масклин.
— Небесное тело.
Масклин озадаченно моргнул.
— Как называется это место? — спросил Талисман.
— Э-э… Магазин…
— Эмагазин.
Узор изменился, словно кубик размышлял над услышанным.
— Юноша, я не собираюсь стоять тут весь день и слушать эту глупую болтовню, — объявила матушка Морки. — По-моему, мы так и не решили, куда же нам идти и вообще как мы будем жить дальше.
— Ладно, ладно. Все в порядке, — вмешался Торрит. С его стороны это была неслыханная дерзость.
— Вам известно, что вы — жертвы кораблекрушения? — спросил Талисман.
— Э-э… Мы — номы. Я вот — Масклин. А никаких Жертвов Кораблекрушениев я не знаю.
Цветовой узор опять изменился. Потом, когда Масклин лучше узнал Талисман, он заподозрил, что данный конкретный рисунок огоньков заменяет тяжелый вздох.
— Мое предназначение — служить вам и помочь в выборе пути, — сказал он.
— Слышите! — воскликнул папаша Торрит, гордо расправляя плечи. — Значит, мы были правы насчет Талисмана!
Масклин потрогал кубик пальцем.
— Раньше ты молчал. Почему?
Черный ящичек зажужжал:
— Было необходимо беречь внутренние ресурсы. Теперь я могу подпитываться от окружающих электрополей.
— Как все красиво звучит! — пробормотала Гримма.
— Ты хочешь сказать: ты пьешь электричество из этих фонариков? — удивился Масклин.
— На данный момент это может служить вполне приемлемым объяснением.
— Тогда почему ты не заговорил сразу, как только мы здесь очутились?! — с обидой воскликнул Масклин.
— Моей задачей было слушать.
— О…
— Теперь я жду вводных данных.
— Водных — чего? — не поняла Гримма.
— Похоже, он хочет, чтобы мы сказали, что ему теперь делать, — пожал плечами Масклин.
Он присел на корточки и внимательно посмотрел на огоньки.
— А что ты можешь? — спросил он наконец.
— Я могу переводить, производить вычисления, тригонометрическую съемку, а также корреляцию, экстраполяцию и ассимиляцию…
— Думаю, нам бы сейчас пригодилось что-нибудь совсем другое, — пробормотал Масклин. — Ну, хотим мы что-нибудь такое? — спросил он остальных.
Матушка Морки на мгновение задумалась.
— Нет. Это все не то. Вот если бы он делал бананы…
— Н-да… Видишь ли, мы хотим попасть домой и чтобы нам ничего не грозило. Вот и все, что нам нужно.
— Попасть домой, — повторил Талисман.
— Ну да.
— И чтобы вам ничего не грозило.
— Да.
Потом эти восемь слов стали самой знаменитой фразой в историй номов. Ее заучивали наизусть в школе. Ее писали на памятниках. Но, как это ни грустно, в тот момент, когда Масклин произнес эти слова, никто не задумался о том, что он сказал, и не придал им ни малейшего значения.