— Мечется Собчак. Не спится, наверное. Да и как заснуть, когда за плечами такое…
— А что, собственно, «такое»? — не понял Ковалев.
— Ну, как же, махинации с квартирами, вывоз цветных металлов, сомнительные сделки с сомнительными иностранцами… — пояснил Скуратов.
— А как же сообщение Собчака? Оно имеет под собой основания?
— Ни в малой степени. Все это агония субъекта, попавшего в капкан…[162]
Работавшую в Санкт-Петербурге группу следователей возглавил заместитель начальника следственного управления Генпрокуратуры России Леонид Прошкин, который вел целый ряд «важняков». Под его руководством за год интенсивной работы следственная бригада собрала несколько десятков томов уголовного дела за № 18/238278-95.
По версии следствия, петербургская строительная фирма «Ренессанс», получившая в собственность несколько многоквартирных домов при условии их реставрации, расплачивалась за этот крупный контракт с сотрудниками мэрии Санкт-Петербурга натурой, то есть — отремонтированными квартирами, продавая их чиновникам и членам их семей по смешным ценам. Следствие располагало документами за подписью Анатолия Собчака, которые позволяли говорить о лоббировании интересов фирмы «Ренессанс».
Руководитель «Ренессанса» Анна Евглевская дала показания, что выплатила пятьдесят четыре тысячи долларов США за выселение жильцов находящейся в собственности города квартиры № 17 в доме № 31 на набережной реки Мойки. Эта квартира имела смежную стену с квартирой № 8, в которой проживал Анатолий Собчак, его жена Людмила Нарусова и дочь Ксения. После выселения жильцов квартира № 17 перешла Собчаку, а для прикрытия была оформлена на имя некоего гражданина Сергеева, который являлся водителем близкой подруги Людмилы Нарусовой — Нины Кирилловой, руководительницы фирмы «Матеп». «После расселения обе квартиры были объединены, и жилплощадь высокопоставленного семейства достигла трехсот метров, не считая приватизированного ранее г-жой Нарусовой мансардного этажа этого же дома. Правда, в ходе этой операции не удалось избежать некоторого шума. Не все прежние жильцы квартиры № 17 смирились с территориальными притязаниями соседей и не соглашались добровольно расстаться с прежним жильем. Для удобства бесед с некоторыми из жильцов пришлось прибегать к помощи сотрудников милиции. Часть квартир для расселяемых жильцов взяли из обменного фонда города, часть купили на деньги, любезно предоставленные г-жой Евглевской — следствие все это определило просто: “Расселение частично производилось за счет средств, полученных противоправным путем, частично — за счет средств государства в ущерб интересам города”».[163]
Следствие также установило, что благодаря «Ренессансу» улучшили свои жилищные условия племянница мэра Марина Кутина (девичья фамилия Собчак) и начальник аппарата мэра Санкт-Петербурга Виктор Кручинин.[164]
За Собчака тем временем стал ходатайствовать Анатолий Чубайс, который попросил министра Куликова отозвать из Петербурга оперативно-следственную группу по расследованию фактов коррупции. Естественно, Анатолий Куликов отказался это делать. А вскоре, «при очередном докладе председателю правительства Черномырдину, Виктор Степанович очень внимательно заглянул мне в глаза и не без участи в голосе поведал: “У меня есть бумага. Она попала к президенту, и он передал ее мне. В ней написано, что Куликов мешает проводить экономические реформы. Что нужно освободить Куликова от занимаемой должности”. Как оказалось, это было письмо Чубайса, адресованное президенту».[165] Чубайс стремился изобразить «дело Собчака» как политическую травлю, организованную Министерством внутренних дел и Генеральной прокуратурой. «Травля» Собчака якобы означала приближение диктатуры, которую собирались установить «силовые ведомства», расправляющиеся с «демократами». Министра Анатолия Куликова Чубайс готов был объявить главным врагом «либеральных реформ» в экономике, и эту мысль старательно вбивал в голову президенту Ельцину. Министр Куликов был весьма удивлен, узнав, что расследование фактов коррупции в мэрии Петербурга, оказывается, представляет угрозу демократии.
Тем временем петербургское отделение политической партии «Наш дом — Россия» обратилось к президенту, генпрокурору и премьер-министру с открытым письмом в защиту Анатолия Александровича Собчака, выражая «решительный протест против травли и клеветы, развернутой Генеральной прокуратурой». «Под предлогом “борьбы с коррупцией” Генеральная прокуратура использует свою работу в политических целях, дискредитируя власть. Следственная группа Л.Г. Прошкина дает интервью и в нарушение всех процессуальных норм публикует бездоказательные материалы в коммунистической прессе: “Советская Россия”, “Правда”, “Народная правда”, которые используются в качестве агитационных листовок в предвыборной борьбе. Обращая внимание на это обстоятельство, петербургская организация “Наш дом — Россия” требует принятия решительных мер для прекращения использования правоохранительных органов в политических целях», — говорилось в обращении.
Ситуацию можно смело назвать «классикой жанра»: обвиненный в коррупции чиновник пытается объяснить появление компромата «политическим заказом», происками врагов или спецслужб.
Из своего поражения на выборах губернатора, ставшего неизбежным, Собчак сделал совершенно нелепые выводы. Вместо того, чтобы искать причины краха в самом себе, в своих ошибках на посту мэра, он стал выискивать врагов в собственной команде. В частности, Собчак считал, что одним из главных виновников его поражения был формальный руководитель штаба Александр Владимирович Прохоренко. Позднее Собчак заявил, что Прохоренко создавал ему «антирекламу»[166] и был, по сути, «двойным агентом». Сам Александр Владимирович Прохоренко впоследствии так прокомментировал эти чересчур эмоциональные выпады Собчака в свой адрес: «Конечно, его реакция понятна, но абсолютно неадекватна. Мы все работали на выборах под таким контролем спецслужб, что любая двойная или какая-то еще игра моментально стала бы известна. Просто Собчак так и не сделал выводов из своего поражения и не захотел посмотреть правде в глаза».[167]
Как и следовало ожидать, после поражения Собчака на выборах 2 июня 1996 года «квартирное дело» не только не заглохло, но и стало набирать обороты. У Собчака больше не было «административного ресурса», который позволил бы ему искать защиту от следствия. Уже в 1997 году по делу о коррупции в Смольном были арестованы начальник планово-экономического отдела Главснаба петербургской мэрии Валентина Любина, бывший помощник мэра Собчака по жилищным вопросам Лариса Харченко и начальник аппарата мэра Виктор Кручинин. Следствие было готово предъявить обвинение и самому Собчаку. Не исключалось и взятие бывшего градоначальника под стражу.[168] Юрий Фельштинский и Владимир Прибыловский так реконструируют события: «3 октября 1997 года… Собчак был вызван на допрос в прокуратуру. Ожидалось, что ему будет предъявлено обвинение с последующим арестом. Допустить этого не могли ни демократы, символом которых был Собчак, ни Путин… По просьбе Путина спецотряд быстрого реагирования Регионального управления по борьбе с преступностью (РУБОП) вывез допрашиваемого Собчака прямо из прокуратуры в больницу, где начальник Военно-медицинской академии Юрий Шевченко, человек, близкий к семье Собчака, хороший знакомый Путина, немедленно поставил диагноз, вызвавший тогда серьезные сомнения: обширный инфаркт».[169]
В прокуратуре стали понимать, что благодаря высоким покровителям Анатолий Собчак пытается уйти от правосудия. Сомневаясь в реальности поставленного Собчаку диагноза, следователь Генпрокуратуры Николай Михеев встретился с руководством Министерства здравоохранения России и договорился о независимом медицинском обследовании Собчака.
Когда дата прибытия в Северную столицу бригады московских кардиологов была уже определена, в Санкт-Петербурге неожиданно для следователей Генеральной прокуратуры осуществилась дерзкая операция, которая фактически сделала Собчака неуязвимым для правосудия. 7 ноября 1997 года офицеры питерского РУБОПа забрали Собчака из палаты Военно-медицинской академии и вывезли его в Париж на частном самолете финской авиакомпании Jetflite, зафрахтованном известным музыкантом Мстиславом Ростроповичем. Реанимационный автомобиль с Собчаком и Людмилой Нарусовой въехал прямо на взлетное поле аэропорта «Пулково». Так Анатолий Александрович Собчак стал политическим эмигрантом и прожил в Париже до 12 июля 1999 года, когда дело против него было прекращено с примечательной формулировкой: «За отсутствием состава преступления». Это означало, что Собчак «прощен». Вернувшись на родину, Анатолий Александрович попытался восстановить свое доброе имя, вернуться в политическую и общественную жизнь. Он давал интервью, высказывался на актуальные темы, казался энергичным и здоровым. Собчак принял участие в выборах в Государственную думу в декабре 1999 года, но потерпел очередное поражение — проиграл кандидату от партии «Яблоко» Петру Шелищу.
Бывший мэр Северной столицы, легендарный политик-демократ Собчак скоропостижно скончался в ночь с 19 на 20 февраля 2000 года в гостинице «Русь» в Светлогорске Калининградской области. По официальному заключению, смерть наступила в результате острой сердечной недостаточности. Но, как и следовало ожидать, тут же появились слухи о том, что Собчака убрали, потому что он слишком много знал и обладал компроматом на высокопоставленных кремлевских чиновников. Генерал Александр Васильевич Коржаков в одном из своих интервью высказал свое суждение о причинах скоропостижной кончины Собчака: «…мои коллеги говорили на эту тему сразу же после смерти Собчака, ушедшего из жизни в командировке под Калининградом. Истина будто бы в том, что приезжему политику в номер светлогорской гостиницы привели для развлечения двух местных красавиц. У Собчака, как говорится, взыграло не только ретивое, но и тот орган, который в любом возрасте поддерживает в мужчине мужчину. Собчак же был сердечником и от употребления виагры, считавшейся тогда сильной помощницей в амурных делах, умер. Сердце не справилось с лишней нагрузкой. Другое дело — так ли это все произошло, как твердит молва, или же на тот свет неугодного кому-то политика отправили спецслужбы? Конечно же, они при надобности умеют это делать. Вот и нынче все следователи сбились с ног в поисках отравителя того же Литвиненко. Но мне кажется, что бедный Собчак и впрямь мог умереть, я бы сказал, так легкомысленно. Если бы это было иначе, я имею в виду любые поползновения на его жизнь со стороны соперников по политической борьбе, то Людмила Нарусова такой бы подняла шум на всю Расею-матушку, что от многих полетели бы клочки по закоулочкам. Я ее знаю как суперскандальную бабу».[170] Собчак был человеком столь конфликтным, неуживчивым и во многих отношениях неудобным, что даже смерть его обросла компроматом.
Времена меняются. В 2010 году Анатолий Александрович Собчак был посмертно избран почетным гражданином Санкт-Петербурга. Это высокое звание — знак признательности горожан к выдающимся землякам, к людям, чьи имена известны далеко за пределами города на Неве. На фоне этого события стали много говорить и писать о первом питерском мэре. Естественно, все речи сводились к одному: к заслугам Анатолия Александровича в деле реформ, демократического обновления общества. Вспоминали, что стараниями Собчака Ленинграду вернули его историческое название — Санкт-Петербург. Вновь напомнили зрителям и читателям, как дружил Собчак с деятелями культуры, каким просвещенным и интеллигентным человеком он был, как оставался всегда в курсе событий культурной и научной жизни города. Все это — правда, но если быть точным — только половина правды.
Самый известный унитаз в Питере
История спикера Законодательного собрания Санкт-Петербурга Юрия Анатольевича Кравцова — это прекрасная иллюстрация к рассказу о политических нравах Питера времен правления Анатолия Собчака. Чиновники воспринимали государственную власть как «систему кормления», собирания дани с бизнеса и простых граждан.
19 июня 1995 года супруга спикера Галина Кравцова приобрела расселенную пятикомнатную квартиру в доме № 42 по Зверинской улице. Обстоятельства этой покупки руководитель Агентства журналистских расследований Андрей Константинов описывал так: «В процессе покупки жилья г-н Кравцов прибег к разным маленьким хитростям, например, одна из комнат пятикомнатной квартиры входила в городской обменный фонд — ее специально вывели из состава фонда 18 апреля 1995 года. Решением всех вопросов занимался глава семейства; его супруга, как позднее установило следствие, “лишь подписывала документы, необходимые для договора купли-продажи”. […] В договоре между г-жой Кравцовой и ремонтно-эксплуатационным предприятием № 1 Петроградского района однозначно указывалось, что “собственники приобретенной квартиры своими средствами оплачивают ее содержание и ремонт, в том числе капитальный”. Однако, как полагают в правоохранительных органах, сразу после подписания всех необходимых бумаг г-н Кравцов “грубо нарушил предусмотренные в них требования”. […] По версии следствия, в середине лета 1995 года бес попутал спикера ЗаКСа обратиться к руководителю Департамента по содержанию жилищного фонда Александру Клименко с предложением за государственный счет отремонтировать квартиру… по Зверинской улице».[171]
И ремонт был сделан на самом высоком европейском уровне. Спикер парламента, как выяснилось впоследствии, лично выбирал материал для ремонта, причем выбор делал в пользу самого современного и дорогого. Хотелось жить со вкусом. По меркам нищих девяностых годов ванна с гидромассажем и галогеновые светильники, купленные для квартиры спикера, могли считаться предметами роскоши, но особенное внимание журналистов впоследствии привлек купленный Кравцовым шведский унитаз Gustaw за 574 648 рублей. Этот унитаз Юрия Анатольевича Кравцова стал настоящим символом «квартирной аферы», в него в буквальном смысле «спускались» государственные деньги.
Скандал вокруг ремонта квартиры Кравцова разгорелся после публикации журналистского расследования в газете «Час Пик». Материалы прессы стали основанием для возбуждения уголовного дела, и 21 апреля 1996 года Кравцову было предъявлено обвинение. Испугавшись уголовного преследования, Кравцов задним числом внес за ремонт двенадцать миллионов рублей. Естественно, спикер какую-либо вину отрицал, заявляя, что уголовное дело — политический заказ, связанный с предстоящими выборами губернатора Санкт-Петербурга.
Начало 1998 года в Санкт-Петербурге ознаменовалось конфронтацией исполнительной и законодательной ветвей власти — принятый Законодательным собранием устав Санкт-Петербурга не удовлетворил губернатора Владимира Яковлева, который в соответствии с уставом сохранял за собой лишь право законодательной инициативы, но терял возможность издавать распоряжения, которые, как и указы президента, восполняли пробелы в действующем законодательстве. Началась жесткая конфронтация между Смольным и Мариинским дворцом. В этом противостоянии спикер ЗАКСа Юрий Кравцов занял жесткую позицию, требуя от губернатора подчиняться принятому парламентом уставу. Журналист Борис Мазо утверждает, что в этот момент Юрию Кравцову в очередной раз напомнили про его «квартирный скандал»: якобы спикеру «откровенно дали понять, что недавно закрытое в суде уголовное дело о трехсотпятидесятимиллионном ремонте его квартиры может быть открыто вновь. Вице-спикер Сергей Миронов открыто заявил, что акция по отставке Кравцова была бы в принципе невозможна без режиссуры Смольного».[172] Борьба за Кравцова продолжалась полтора месяца, в течение которых группа депутатов во главе с С.М. Мироновым срывала заседания, создавая отсутствие кворума. Наконец 1 апреля 1998 года закон «О порядке досрочного прекращения полномочий председателя Законодательного собрания Санкт-Петербурга» был все-таки принят. В соответствии с ним двадцать шесть из пятидесяти депутатов могли тайно проголосовать за смещение председателя Законодательного собрания со своего поста. Вскоре Юрий Кравцов был отправлен в отставку. «Журналисты, — свидетельствует Борис Мазо, — заметили… один любопытный штрих. Почетным гостем “исторического заседания” ЗС, на котором Кравцова отправили в отставку, был Александр Коржаков, объяснивший журналистам свое появление загадочной фразой: «Меня пригласили»».[173]
Убить Шелкопряда
Утром 20 октября 1999 года на Московском проспекте в результате террористического акта погиб депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга Виктор Новоселов, который после скандальной отставки Юрия Кравцова считался главным претендентом на пост спикера городского парламента. Когда служебный автомобиль «вольво» остановился у светофора на пересечении с улицей Фрунзе, в 9 часов 2 минуты к машине подбежал человек и установил на ее крыше магнитную мину. Однако киллер не успел скрыться — выскочивший из «вольво» телохранитель Новоселова открыл огонь и ранил убегающего мужчину в шею. Истекающий кровью террорист был настигнут уже на противоположной стороне Московского проспекта. Прогремевший взрыв пробил крышу машины, Виктор Новоселов погиб мгновенно, а его водитель был тяжело ранен.
Это было уже не первое покушение на Новоселова. Вскоре после того, как в октябре 1993 года он был назначен начальником Петербургского управления федеральной миграционной службы, в его квартиру позвонили двое неизвестных молодых людей. Когда Новоселов открыл дверь, прогремело три выстрела. Одна из пуль перебила позвоночник, и с тех пор Новоселов был прикован к инвалидному креслу. Тяжкое увечье не помешало ему выиграть выборы в Законодательное собрание, где он стал одним из самых влиятельных депутатов. Его, человека умного и волевого, умеющего стратегически мыслить, настоящего мастера политической интриги, наградили прозвищем «Шелкопряд». Хотя в городе активно обсуждалась версия устранения Новоселова как потенциального спикера, многие не исключали, что он стал жертвой войны преступных кланов. Сам Виктор Новоселов не считал нужным скрывать своих компрометирующих связей с криминальными авторитетами — Владимиром Барсуковым-Кумариным и Константином Яковлевым (Костей Могилой).