Плыть дальше нельзя, оставаться на месте тоже: одна из пулеметных очередей угодила в бетон над головой Карцова, другая вспенила воду совсем рядом.
Между тем переполох в бухте растет. В стороне проносится катер. Карцов кричит, но голос его тонет в реве мотора.
А пулеметы продолжают бесноваться. Отовсюду взвиваются осветительные ракеты. Где-то бьет пушка. «Надо быстрее выбраться из воды!» С этой мыслью Карцов продвигается вдоль мола, всматриваясь в стену. Впереди какая-то тень. Быть может, трап?
Карцов подплывает туда и вдруг оказывается в полосе света.
Голос сверху приказывает ему не шевелиться. Ослепленный, он бестолково вертится в воде. Рыча мотором, подскакивает катер, резко стопорит. Карцова втаскивают на борт.
— Эй, поглядите сюда, — по-английски доносится с мола, — вот он, второй. Хватай его, ребята!
В катер швыряют человека в черном резиновом костюме, с кислородным дыхательным прибором на груди.
Отвалив от мола, катер через несколько минут швартуется у трапа линкора. Владелец кислородного респиратора встает и, сопровождаемый автоматчиком, поднимается на борт корабля.
Очередь за Карцовым.
К нему по-английски обращается другой вооруженный матрос. Карцову ясен смысл приказа, но он плохо знает язык и по-русски объясняет, что встать и идти не может: очень слаб.
Тогда матрос переходит на немецкий.
— Живо! — командует он, подталкивая Карцова прикладом автомата. — Шиво лезь наверх!
— Я не могу, — по-немецки говорит Карцов. — Я долго плыл и совсем обессилел.
Матрос раскрывает рот, чтобы ответить, но в бухте всплескивает пламя, и все вокруг содрогается от оглушительного взрыва.
— Док! — горестно кричит матрос. — Они взорвали большой док!..
Он в упор глядит на Карцова. В его глазах ярость. Ствол автомата поворачивается. Вот-вот грянет очередь. И Карцову кажется: он прав, этот здоровенный моряк, который сейчас чуть не плачет.
— Отставить, Джабб! — раздается с борта линкора.
Матрос будто очнулся. Широкой пятерней он трет лоб, тяжело переводит дыхание.
— Доставьте его сюда! — приказывает тот же голос.
— Да, сэр. — Матрос Джабб запрокидывает голову. — Прикажите спустить фалинь, сэр. Пленный не может двигаться.
Сверху подали трос. Джабб обвязывает им Карцова, берется за трос сам, и вот они уже взмыли в воздух.
Над палубой их разворачивают и опускают. У Карцова подламываются ноги. Он бы упал, не поддержи его конвоир.
Карцова тащат по палубе, вталкивают в дверь.
Он жмурится от яркого света.
— Открой глаза, — требует Джабб, — открой глаза и отвечай!
— Карцов продрог. Его бьет озноб. На лбу и на щеках — кровь. Он поранил лицо, когда, выхваченный из воды, был с силой брошен на палубу катера.
— Холодно? — рычит Джабб. — Погоди, скоро согреешься!.. Будь моя воля, поджарил бы тебя на медленном огоньке!
Карцов дрожит все сильнее. Кровь из большой ссадины на лбу заливает глаза, мешая смотреть.
Кто-то накидывает ему на плечи одеяло, вкладывает в руку стаканчик. Стуча зубами по стеклу, он делает глоток, еще глоток, и чувствует, как по желудку растекается теплота. Окоченевшие мышцы расслабляются. Дышать легче.
— Кто вы такой? — спрашивает человек у стола.
Это лейтенант флота — представительный, осанистый, с темными внимательными глазами. Вот он достал сигарету, провел по ней языком, будто заклеил самокрутку, сунул в рот.
— Кто вы такой? — повторяет свой вопрос лейтенант.
Карцов объясняет.
— Ну-ну! — Лейтенант морщится. — Поберегите свои басни для других…
Карцов глядит в холодные со смешинкой глаза лейтенанта, и в груди поднимается волна злости.
Лейтенант берется за телефон.
— Пленный молчит, — говорит он в трубку, вновь облизывая сигарету. — Точнее, несет околесицу. Хорошо, сэр, сейчас доставлю.
Он кладет трубку, обращается к матросу:
— Приведите в порядок этого человека!
Карцову спиртом обмывают ссадины. Затем матрос неумело делает ему перевязку — обматывает бинтами голову и лицо, оставляя щели только для глаз и рта.
Карцова приводят в салон, где капитан-лейтенант допрашивает человека в резиновом костюме.
— Ага, — восклицает он при виде вошедших, — вот и другой явился! Давайте его сюда.
Снова, уже во второй раз, Карцов сообщает, как оказался у мола, как был схвачен и поднят на борт катера.
Матрос Джабб бесцеремонно кладет руку ему на затылок.
— Сэр, — говорит он капитан-лейтенанту, — все, что вы сейчас слышали, чистая ложь. Ни слова правды, сэр. Они были рядышком, когда мы вытаскивали их из воды. Я находился в катере и все видел. Готов присягнуть, сэр!
— Так… — тянет офицер, глядя на человека в резиновом костюме. — Вы действовали вместе? Да или нет? Отвечайте. Еще один взрыв — и обоих вздернут на рее!
До сих пор допрашиваемый сидел спиной к Карцову. Сейчас он чуть поворачивает голову. Его глаза странно неподвижны, зато непрестанно шевелится большая нижняя губа. Он то и дело подтягивает ее и облизывает кончиком языка. Остальные мышцы лица мертвы. Во всем этом есть что-то змеиное, и Карцова передергивает от отвращения.
Это была его первая встреча с Артуром Абстом.
Несколько мгновений Абст глядит куда-то поверх головы Карцова, затем принимает прежнюю позу.
— Нет, — говорит он.
Офицер кривит губы в усмешке.
— Разумеется, и вы впервые видите этого джентльмена? — обращается он к Карцову.
— Да, впервые! — кричит Карцов. — У вас есть радио, снеситесь со своим командованием, пусть сделает запрос в Москве!
Помощник следователя — лейтенант, ведущий протокол допроса, откладывает перо и поднимает голову.
— Вы согласны, чтобы туда было послано и ваше фото? — говорит он. — Вас не страшит ответ, который придет из далекой России?
— Я настаиваю на этом. Я требую!..
— Эй, вы, потише! — Капитан-лейтенант хмурится. — Скоро вы вдосталь накричитесь. — Он обращается к Абсту: — Выкладывайте, как вы проникли в бухту? Какие средства использовали при подрыве дока? Кто это сделал?
— Сколько вопросов! — Абст морщится. — А потом, когда я отвечу, меня уничтожат?
— Отвечайте чистосердечно, и я сохраню вам жизнь.
— Даете слово?
— Да, если будете откровенны.
— Хорошо. — Абст делает паузу, как бы собираясь с мыслями. — Я немец, член боевой группы пловцов из пяти человек, доставленных подводной лодкой. Она выпустила нас, лежа на грунте. Ваши люди разини. Мы проникли сквозь заграждения под самым их носом.
— Буксируя подрывные заряды?
— Именно так.
— Минирован был только док? Он один? А корабли?
— Оказавшись в бухте, мы расплылись по объектам, которые каждому были определены заранее. Внезапно мой дыхательный аппарат отказал. Я должен был подняться. Спрятавшись у стены мола, я пытался устранить повреждение. Не успел…
— Закончив, вы должны были вернуться на лодку? Она ждет вас?
— Этого я не скажу.
— Отвечайте, — кричит капитан-лейтенант, вытаскивая пистолет. — Даю минуту сроку!
— Хорошо. — Абст втягивает голову в плечи, опускает глаза. — Хорошо, я скажу… Да, она ждет нас.
— Где? — Следователь небрежно роняет вопрос. На лице его равнодушие. Но Карцов видит, как напряглась его шея и подрагивают пальцы руки, которыми он упирается в стол. — Где ваша лодка?
Абст медлит с ответом.
— Где подводная лодка? — повторяет вопрос капитан-лейтенант.
— Там же, — говорит Абст, не поднимая глаза от стола. — Там же, где и была.
— Ее координаты?
— Шесть миль к западу от оконечности мола. Она лежит на грунте.
Помощник хватает трубку телефона, набирает номер и передает следователю. Тот докладывает о германской субмарине.
— Вы потопите ее? — вяло роняет Абст.
— Продолжайте, — сурово говорит капитан-лейтенант, — выкладывайте все. Что еще должны были минировать ваши люди?
Абст молчит. Все его внимание поглощено кислородным прибором, который лежит на столе следователя. Вот он протянул к нему руку, ощупал гофрированный шланг, маску.
— Вы поймали меня, потому что отказал респиратор, — говорит он в ответ на вопросительный взгляд капитан-лейтенанта. — Никак не возьму в толк, что же с ним случилось… Позволите взглянуть?
Офицер не возражает. Немец сломлен, стал давать показания. Отчего и не разрешить ему эту маленькую вольность?
Абст умело разбирает клапанную коробку — металлический патрубок, соединяющий шлем со шлангом.
— Так я и думал! — говорит он со вздохом. — Перекосилась пружина. Достаточно слегка подправить ее. Вот так. Видите, она стала на место? Теперь все в порядке. Респиратором можно пользоваться.
Свинтив патрубок, Абст откладывает аппарат и вновь застывает в неподвижности.
Свинтив патрубок, Абст откладывает аппарат и вновь застывает в неподвижности.
Допрос продолжается. Задав Абсту еще несколько вопросов, капитан-лейтенант обращается к Карцову.
Тот пытается встать со стула.
— Можете сидеть.
— Отправьте меня к начальнику вашей базы. Я должен сделать важное заявление.
— Говорите.
— Я буду говорить только с комендантом базы!
— Садитесь, — повторяет капитан-лейтенант и вновь берется за пистолет. — Сесть на место!
Джабб подходит и толкает Карцова на стул.
— Ну, я жду. — Следователь опускает пистолет. — Делайте ваше заявление.
— Вы немедленно передадите его коменданту базы?
— Да.
— Доложите ему, что здесь находится офицер советского военного флота, который был взят в плен германской подлодкой, бежал с нее, вплавь добрался до вашей базы и вновь оказался в плену, но уже у своих союзников. Доложите, что русского моряка посадили рядом с фашистским бандитом и допрашивают наравне с ним!
— Это все?
— Все, — шепчет Карцов, — все!..
Капитан-лейтенант в замешательстве. Он видит состояние сидящего перед ним человека, протягивает руку к телефонной трубке.
И тут впервые показывает себя Абст.
Неожиданно он обнимает Карцова, дружески хлопает его по плечу.
— Ладно, ладно, — ласково говорит он, — хватит валять дурака! Мы проиграли, и теперь каждый должен подумать о себе.
Абст обращается к следователю.
— Это боевой пловец нашей группы. Ему было приказано подвесить два заряда под килем вон того корабля. — Абст подбородком показывает на иллюминатор, за которым в наступившем рассвете виден стоящий на бочке крейсер. — Он охотно расскажет, где заряды и как их обезвредить, если вы и ему сохраните жизнь.
Карцов изо всех сил толкает немца.
Капитан-лейтенант насмешливо улыбается.
— Ловко! — говорит он, проводя пальцем по своим усикам. — Ну что, мы и дальше будем ломать комедию?
Карцов ошеломленно смотрит на немца. А тот не сводит глаз с большого хронометра на переборке салона. Он подался вперед, ссутулился от напряжения, почти не дышит. Он весь ожидание.
Чего он ждет? Догадка приходит мгновенно: это он минировал крейсер. Теперь, подставив Карцова, он отводит от себя удар и, кроме того, губит противника — советского офицера.
— Крейсер, — кричит Карцов, — спасайте крейсер!
Могучий корабль недвижим в спокойной воде бухты. И вдруг он вздрагивает. Над бортом встают столбы воды, дыма.
Взрыв так силен, что линкор дрогнул, в салоне распахнулся иллюминатор. Карцова сбросило со стула. Конвоир и лейтенант валятся на него.
Сквозь ворвавшийся в помещение дым виден капитан-лейтенант, приникший к иллюминатору. Высоко поднимая ноги в ластах, к нему крадется Абст.
— Берегитесь! — кричит Карцов.
Поздно! Немец уже рядом, бьет противника, и тот падает.
Второй взрыв. Линкор снова качнуло.
— Держите его, Джабб! — кричит лейтенант, указывая на, Карцова. — Крепче держите! Я схвачу другого!
Он вскакивает на ноги, но, споткнувшись, падает. Пока он встает, Абст с респиратором в руках уже протиснулся в иллюминатор. Мелькнули в воздухе его широкие черные ласты…
ГЛАВА 4
Высокий тощий коммодор[5] читает вслух бумагу, которую держит обеими руками. Слева и справа от него — по офицеру. В мундирах, при кортиках и орденах, они стоят навытяжку, как на смотру.
Три офицера — это военный суд. Карцова отделяет от них стол, крытый зеленым сукном.
Есть и четвертый член суда — тот самый представительный лейтенант, что участвовал в первых допросах Карцова и безуспешно пытался схватить Абста. Сейчас он выполняет обязанности секретаря, восседая за столиком в углу. Здесь же присутствуют матрос Джабб, еще один конвоир да два майора контрразведки — они стоят у двери.
Все это происходит на борту линкора, в салоне, где неделю назад излишне самоуверенный капитан-лейтенант устроил очную ставку Карцову и пленному немцу. С тех пор Карцов не видел этого офицера: допрос выловленного в бухте пловца вели чины морской контрразведки. С подследственным они разговаривали по десяти-двенадцати часов кряду, были вежливы и корректны, угощали кофе и сигаретами и… не верили ни единому его слову.
Ими было бесспорно установлено: в бухте, у мола, в одну и ту же минуту часовые обнаружили, а патрульный катер захватил двоих диверсантов — человека, который сейчас сидит перед ними, и другого, его партнера. Тот, второй, был в резиновом костюме и ластах, располагал кислородным прибором для плавания под водой. Отвечая на вопросы следствия, он установил личность своего коллеги, показав, что тому было поручено минировать крейсер. И действительно, вскоре корабль был подорван. Случай помог бежать человеку в резиновом костюме. Оставшийся должен отвечать за диверсию.
Карцов спорил, объяснял смысл показаний Абста. Но старший следователь, пожилой человек в чине майора, был непреклонен.
— А что, если предположить обратное? — говорил он. — Вас схватили, вы знаете: с минуты на минуту под килем корабля взорвутся заряды. Поэтому вы решаете разыграть невинность, все свалить на товарища. И вот мы видим ваши вытаращенные в ужасе глаза, слышим ваш взволнованный голос: «Крейсер спасайте, крейсер»! Вы отлично знали: взрыв неотвратим, уже ничто не спасет корабль.
— Я говорю правду: я советский моряк.
— Мне еще не случалось видеть советских моряков, которые татуировали бы на своей коже немецкие имена, да еще латинскими буквами.
— Я объяснял и это.
— Придумали, хотите вы сказать!
— Объяснял.
— А это как объясните?
Карцову показали радиограмму. Оказывается, они все же радировали на материк, а оттуда был сделан запрос в Москву. И вот ответ: командование советского Военно-Морского Флота подтверждает гибель корабля названного класса со всем экипажем такого-то числа, в таком-то квадрате. Подтверждена и фамилия врача. А в заключение указывается:
«На левой руке капитана медицинской службы Кирилла Карцова татуировки не было».
— Ну вот, — сказал следователь, иронически глядя на допрашиваемого, — вот как обстоит с «Хансом»!
— Ни в штабе флота, ни даже в штабе соединения, в которое входил мой корабль, не могли знать о татуировке.
— Кто же знал?
— Очень немногие… Вы видите, она у самого плеча, чтобы показать ее, надо снять китель.
— Кто же мог знать о татуировке? — настаивает следователь. — Отвечайте, я предоставляю вам все возможности оправдаться.
— Члены экипажа корабля, на котором я проходил службу.
— Люди «вашего» корабля, которые сейчас мертвы? — Следователь не скрывает сарказма. — Вы правы, это отличные свидетели!
— Но я наизусть перечислил весь экипаж моего корабля, назвал имена людей, их флотские звания, даже указал приблизительно возраст каждого. А вы не сочли нужным передать в Москву это важнейшее доказательство того, что я — это я!..
— Сдается мне, что корабль, о котором идет речь, ваши коллеги не утопили, а захватили. Люди с него убиты, или в плену. Эта же судьба постигла и судового врача. Кто мог помешать вам, разведчику и диверсанту, вызубрить два-три десятка имен?
— Еще аргумент: вы видите, как я владею русским языком. Был приглашен переводчик, и он…
— Не менее блистательно вы владеете немецким.
— Прошу вас, пошлите в Москву мое фото!
— Не вижу смысла. Да это и невозможно.
— Почему?
— Бильд с метрополией не работает. Самолеты туда не летают. Остается отправка со случайным судном. Долго. За это время вы столько успеете…
— Сбегу? Но мы на острове.
— Э, не выдавайте себя за желторотого!.. Старшина Динкер, который был назначен неотлучно находиться при вашей персоне, вчера явился с просьбой. Он, видите ли, сомневается в том, что вы немец. Вот и пришел просить тщательно во всем разобраться… А Динкер потерял на войне брата, от одного слова «наци» его бросает в жар. И этого-то парня вы окрутили и прибрали к рукам! Могу сообщить: вы его больше не увидите. Его место займет матрос Джабб. Он вылавливал вас из воды. Он слышал, как вас изобличил ваш же коллега. Попробуйте разложить его, добейтесь этого — и я скажу: вы сам дьявол!.. Впрочем, уже завтра дело ваше будет закончено.
— Меня будут судить?
— Разумеется.
— Но вы считаете меня немцем, а военнопленных полагается…
— Стоп! — Майор презрительно оглядел допрашиваемого. — Вон как вы поворачиваете. Не надо путать. Вы не были в форме армии своей страны, когда попали к нам, не смогли предъявить установленного воинского удостоверения. Поэтому вас будут судить как диверсанта и убийцу.
— Что же грозит диверсанту и убийце?
— Боюсь, что не могу вас обнадежить. На снисхождение можно надеяться в одном только случае. Вы знаете, в каком?