Хенк кивнул, прислонил рюкзак к ящику и помчался заливать подъезд нечистотами. Быстро помчался, видимо, здорово прихватило. Вернувшись, поинтересовался, как торговля?
— Не очень, — вздохнул Боб, — народу мало. Но если что, в выходной прийти можно. Тогда точно продадим.
— Мне сегодня бабки нужны.
— А кому они нужны завтра? Кризис в стране.
Хенк расстегнул молнию на бауле и принялся аккуратно и трепетно раскладывать товар на ящике. Настенные часы, CD-плеер с треснутой крышкой, бабскую бижутерию, столовые ложки, журнал «Плейбой» и прочее имущество.
— Часы, как у меня, — улыбнувшись, кивнул на ходики Боб.
— Советские… Тогда, говорят, у всех все одинаковое было.
— Это точно.
Почти тут же подошел пузатый пенсионер. Он сквозь очки осмотрел ящики и остановил свой взгляд на «Плейбое». Взял в руки, пролистнул пару страниц.
— Свежак, — пояснил Хенк.
— Классное чтиво, — поддержал Боб, — у меня такой же есть. Не пожалеете. Я каждый вечер перечитываю.
Пенсионер поднял очки на лоб и вплотную поднес журнал к носу.
— Мятый он какой-то.
— Так и цена реальная. Двадцатка всего.
Мужик сунул журнал под мышку, достал пару червонцев и кинул Хенку.
— Не продешевил? — спросил Боб. — Он в гипере стоху стоит.
— Да, жалко… Но это жизнь.
Следующим покупателем оказалась девочка лет двенадцати. Она остановилась возле ящика Боба и зацепилась глазами за китайский тетрис.
— Можно посмотреть?
— Валяй зырь… Только недолго.
Девочка взяла тетрис, хотела включить, но не было батареек.
— А сколько игр?
— Двадцать, — вместо Боба ответил Хенк, — у меня такой же. Хорошая машинка.
Девочка покрутила игрушку в руках, потом полезла в карман, достав несколько мятых купюр.
— У меня только тридцать рублей.
— Ладно, бери, я сегодня добрый.
Счастливая девочка схватила игрушку, протянула Бобу деньги и исчезла из виду.
— Зря ты так, — прокомментировал Хенк, — я его за две сотни брал. Знал бы, у тебя бы купил.
Боб пожал плечами, мол, что делать? Такой я добрый человек.
— Я гляну? — Он кивнул на CD-плеер.
— Смотри, не жалко.
Боб поднес плеер к глазам.
— Прикинь, я такой же посеял. Хоть убей, не помню, куда засунул.
— Бывает.
— Не продашь? А то фигово без музона.
— Без базара. За пятисотку отдам. Я сам за две штуки брал, в центре фирменной торговли. Аппарат хороший, не Китай. Работает как часы. Даже жалко продавать, но бабосы позарез нужны.
— Слушай, а на бритву не махнешься? — Боб взял со своего «прилавка» потертую электробритву с малоизвестным иноземным названием и протянул Хенку.
Тот покрутил ее в руках и вернул Бобу.
— Не, не надо. Отстой. У меня круче. Эта, как ее… «Филипс». С тройной головкой.
— Как хочешь. Я тебе бабосы попозже отдам.
Торговля продолжилась. Бобу повезло, и он продал какой-то бабке старый электрический чайник за целых четыреста рублей. Добавил сотню и купил у Хенка плеер.
— У меня еще наушники есть. — Тот выудил из баула маленькие наушнички.
— Так это ж родные! — справедливо возмутился Боб. — Они даром прилагаются.
— Да? А я, вообще-то, отдельно покупал. Но ладно, ты мужик хороший, держи.
Наушники перешли к Бобу.
Хенку тоже повезло, он избавился от старой дамской сумочки и фарфоровой сахарницы с остатками сахара.
Торгуя, молодые люди активно общались, хвастаясь эротическими похождениями, как это обычно принято у малознакомых господ. Через час они считали друг друга лучшими друзьями.
К восьми вечера практически весь товар со скрипом и с дикими скидками, но разошелся. Ценовая политика сделала свое дело. Оставшейся мелочью — фонариком, пленочным фотиком «Смена» и CD Боб и Хенк обменялись в знак дружбы и уважения. У каждого в карманах хрустело примерно по четыре тысячи чистогана. Три из которых надо было отдать. Но сейчас об этом не хотелось думать.
Зато хотелось отметить успех. Причем эта светлая мысль пришла в голову обоим практически одновременно. И не просто отметить, распив бутылку на лавочке в парке, а посидеть в хорошей обстановке, выбрать достойный напиток и закуску, послушать живую музыку. Короче, в кабаке.
— А давай в «Белку» рванем! — предложил Боб. — Крутой кабак.
Конечно, там можно было нарваться на Ритку, но других злачных мест он просто не знал. Хотя они договаривались на семь, вряд ли она станет ждать.
— Согласен. Гоним.
Вышибала Олежек, увидев молодых людей, решительно встал у них на пути, но те показали деньги, и он посторонился.
Выбрали блатное место под картиной «Саблезубые белочки, разрывающие мамонта». Видимо, работа местного художника. В их Великобельске почти все было связано с белочками.
Пустые рюкзак и баул сунули под столик. Из крепких напитков предпочли водку. В качестве запивки — пиво. Хотели заказать по джин-тонику в банках, но этого в «Белочке» не подавали.
Долго копались в меню. Боб захотел любимых макарон по-флотски с рыбными консервами, но их не было. Поэтому он взял только хлеб. Хенк не нашел ничего достойного, поэтому заказал стакан семечек. Официантка посмотрела на него не очень хорошо, к тому же зажимая нос салфеткой. Но заказ пообещала принести. Гость всегда прав.
Все было ништяк. Певичка на сцене мурлыкала песенку из репертуара «Металлики», которую оба юноши уважали. На столе мерцала свечка. Плюс приятное общество. Интересные разговоры.
— А почему ты Боб? — после шестой рюмки и пятой семечки вспомнил Хенк.
— О-о-о, блин, — протянул Боб, — это крутая история… Иду как-то с чиксой. Центровая девочка, в ночнике, блин, подснял. Бюст, ноги, блин, — все на пятерочку. Тут четверо, блин, выползают. Все такие прикинутые, на шарнирах. Типа, это наша чикса, а ты, блин, топай широким шагом. Прикинь, блин? Мне такое сказать! А у меня черный пояс и два года в десантуре. Короче, одному коленку выбил, двоим руки сломал, а третьего в бассейн башкой, пока пузыри пускать не начал.
Хенк задумался, что-то посчитал, потом уточнил:
— Погоди… Одному коленку, двоим руки… А почему третьего в бассейн? Получается, четвертого.
— Да не помню я уж, сколько их было. Главное, уделал всех.
— Класс! Я тоже в спецназе служил. Морским котиком.
— Так мы с тобой братья! Наливай…
* * *Ритка не пришла сегодня к назначенному времени, опоздав на «работу» на полтора часа. Встретила на улице своего бывшего воздыхателя. Он сначала полез с лобзаниями, а когда понял, что ответной реакции не последует, предъявил Ритке иск на пять штук зеленых. Мол, столько он потратил на соблазнение. А раз вышел облом, надо бы деньги вернуть. И подарки. Вот ведь урод какой! Что ж я твою прыщавую морду должна за бесплатно терпеть? Пять тысяч! Охренеть! Пару раз в ресторан сводил и цепочку подарил. И то не золотую, а позолоченную. Если вообще не медную.
Разбирались больше часа. Ухажер предъявлял какие-то чеки, кричал про свидетелей. Сказал, что в милицию заявит и подаст иск в программу «Час суда». Полный мудак!
И так настроение на нуле, а теперь вообще в минус загнал, сволочь.
Боб, наверное, уже свалил. Если, конечно, у него что-то получилось. А она очень рассчитывала на долю.
Олежек снова потребовал оплатить лицензионный сбор.
— Ты видишь, козел, я не на работу! — ощетинилась Ритка. — Жрать хочу!
Вышибала не стал связываться. Еще выцарапает глаза. Вид у нее сегодня какой-то неженственный.
Прежде чем переступить порог зала, Ритка по привычке оценила обстановку. Есть ли достойные кандидаты, скучающие в одиночестве?
Кандидатов не было, как она и предполагала. И не потому, что сегодня рабочий день. Если с самого начала не заладилось, то и дальше не повезет.
Оба-на! А это кто у окошка? Черт!
Она быстро спряталась за дверную портьеру, потом осторожно выглянула, желая убедиться, что не ошиблась.
Нет. Ошибки не было. Боб! Соседушка толстозадый.
И Хенк! Справедливая и Любимая России за одним столом. Встреча на высшем уровне.
Не, сегодня точно не ее день. Неужели они просекли тему? Теоретически не должны. Они же не знакомы! Или знакомы? Идиоты, как разноименные заряды, — притягиваются друг к другу!
Конечно, ничего они ей не сделают — сопляки еще, — но все равно не очень приятно.
Пока она прикидывала, как поступить, Боб поднялся из-за стола и, сильно покачиваясь, направился в ее сторону. Ритка быстро спряталась за колонну. Сосед прошествовал мимо к дверце с изображением писающей белочки мужского пола.
Когда он возвращался, она негромко окликнула его:
— Эй! Димка!
Сосед, видимо, уже залил бензобак, поэтому органы чувств и восприятия притупились.
— Бобиков! Оглох, что ли?
На этот раз он услышал и остановился.
— О… Ритка. Пр… привет.
— О… Ритка. Пр… привет.
Пьяненький. Сильно пьяненький.
— Ты дело сделал? — строго, словно учительница, спросила Ритка.
— Ну… Это… Нет.
— А гудишь на что?
— Тогда сделал, — признался Боб, будучи загнанным в угол.
— Деньги давай. Долю.
Он качнулся, потер лоб.
— Потом… Завтра… Зайди, отдам…
Даже находясь в тяжелом состоянии, Боб не потерял ориентации и контролировал финансовую ситуацию.
— На сегодня договаривались, — напомнила Ритка. — Ты за базар-то отвечай.
Не ответив, сосед махнул рукой и двинул обратно в зал.
— Погоди.
— Ну, чего тебе? Сказал же, завтра.
— Кто это с тобой? — Ритка кивнула на Хенка. — Рожа знакомая.
— У него не рожа, а лицо, — нервно ответил Боб, — это друг мой. Классный мужик. Во такой! В спецназе служил. Морским котиком. Троих кладет влегкую. И ножи метает вслепую. На слух.
«Трусы он с девок на слух стягивает. Котик морской», — подумала Ритка, но озвучивать компромат не рискнула.
Боб вернулся за столик, и ей ничего не оставалось, как убраться из «Белочки». Пока эти два придурка здесь, работать нереально, даже если появится клиентура.
Ответ толстяка озадачил ее еще больше. Дело он сделал. Иначе не сидел бы сейчас в кабаке. Когда она выходила из квартиры, обратила внимание на соседскую дверь. Та была взломана. Значит, и Хенк сделал дело! Получается, они обнесли друг друга, но при этом спокойно квасят! Полная хрень! Так не бывает! И Боб ей ничего не предъявил.
Ребус.
Совершеннейший ребус.
* * *Жесткий мат разбудил Боба в самый неподходящий момент. Ему снилось, как он плавает в бассейне на балконе вместе с голой Ленкой Малининой и поплевывает на бегающего внизу ее муженька-ботаника. Но когда Ленка поднырнула, чтобы сделать Бобу приятное, ботаник опустился до матюгов. И Боб проснулся.
Он открыл глаза, рассчитывая дать мужу по очкам, но вместо того перед ним стоял Хенк и изрыгал нецензурщину, разбавленную словами «Обнесли, суки!». Хенка бить нельзя, он друг.
Боб огляделся. Бассейна и балкона не было. Вместо них комнатуха три на три, шкаф, пара табуреток, на одной из которых пустая бутылка из-под водки, тахта, на которой он возлежал, разбросанные на полу шмотки. В углу стеклянная ваза с пожелтевшим бамбуком.
Из ощущений — суровая головная боль. Она, словно инквизитор, мучила Боба со вкусом и разнообразием. То била изнутри в лобовую кость, то стреляла в затылок, то буравила виски. Болели даже глаза. Но это, возможно, от табачного дыма. Или запаха мочи, исходящего от вазы.
И что-то еще мучило Боба, но что, он пока не мог понять. Такое ощущение, что он уже видел эту обстановку. Может быть, в прошлой жизни? Училка по биологии в школе говорила, что это называют ложной памятью. Вполне распространенное явление, особенно если злоупотреблять некачественными стимуляторами.
Хенк стоял в одних трусах рядом с ковром и продолжал сквернословить.
Боб, превозмогая боль, героически напряг память. В голове замелькал калейдоскоп веселых картинок. Зал «Белочки», рожа вышибалы, темная улица, плечо Хенка, лужа, темный подъезд, эта комната, снова водка. И дальше бассейн с Ленкой.
Он опустил глаза. Спал он прямо в толстовке, штанах и кедах. Жарко. Поэтому и приснился бассейн.
Помимо боли терзала жажда. Но до воды надо еще добраться.
— Что случилось? — прошептал он.
— Обнесли, пидоры! Да еще в бамбук материн нассали! Прикинь, Боб, твари позорные! Найду, закопаю! Живьем закопаю!
— К-когда обнесли?!
— Ночью! Когда мы спали! Дверь подломили!
— Точно?
— А когда же? Вчера я дверь ключом открыл!
— Много взяли?
— А то! Панель плазменную, ноутбук. Брюлики… Плейстейшн третий.
— У тебя был Плейстейшн?
— Конечно. И центр музыкальный. Новье, только купил. Все, все вынесли… Пидоры, пидоры…
— Точно, пидоры, — поддержал Боб, — тебя, моего друга, обули. Это все равно что меня обуть. Ничего, Хенк, мы их найдем. Я за тебя любого порву на кусочки. У тебя попить ничего нет?
— Там на кухне кран.
Боб с четвертой попытки поднялся с тахты, добрался до кухни, повернул кран и подставил под струю рот. Потом голову. То, что вода была горячей, он заметил не сразу. Главное, это вода.
Когда он вернулся в комнату, Хенк набирал номер на телефонном аппарате времен московской Олимпиады.
— Я в ментовку звоню. Пусть анализ мочи из вазы берут. А по анализу быстро козлов поймают!
— Правильно, — поддержал Боб. — Моча — это сила.
…И тут он увидел топор, прислоненный к спинке тахты. Батин топор с десятью зарубками на отполированной ладонью ручке. Ошибки быть не могло. Этот топор Боб узнал бы из тысячи.
Он еще раз окинул мутным взглядом комнату. Забрался на тахту ногами и заглянул на шкаф. Колготки, свернувшись калачиком, лежали на остатках старых обоев.
Все! Он понял, что его мучило. Никакой ложной памяти, никакой прошлой жизни!
Он был здесь вчера! Он обнес эту хату! Он пошутил в вазу Хенка!
Атас!
Башка мгновенно пришла в норму. Боб подскочил к Хенку и нажал на рычаг телефона.
— Не звони!
— Почему?! — обалдел новый друг.
— Там же одни оборотни! Забыл?! По телику показывали! Последнее отберут, мудилы. А то и самого посадят!
Хенк озадаченно посмотрел на аппарат.
— И что делать?
— У меня чувак знакомый есть среди блатных. Его попросим, он найдет. Ты, главное, не волнуйся. Я за тебя любому глотку перегрызу.
— Спасибо, Боб. Ты нормальный мужик.
Хенк, продолжая материться, принялся натягивать штаны и толстовку.
— А какая панель у тебя была? — уточнил Боб.
— «Сонька». Последняя модель. Две штуки евро отдал, прикинь? Месяц назад всего взял. Обидно. Ты ж ее видел вчера.
«На меня повесить хочешь? Не выйдет!»
— Блин, я ж забыл совсем, — хлопнул себя по лбу Боб, ничуть не заботясь о возможном сотрясении мозга, — чувак сейчас на этих… Бабагамах. Только через месяц вернется. Вещи уже уйдут.
— Куда уйдут?
— Ну, куда, куда… Продадут их. Особенно панель. Хрен потом найдешь.
— А на Бабагамы ему нельзя позвонить?
— А толку? Он что, из-за чужих шмоток домой полетит?.. Давай знаешь что сделаем? На рынок наш сгоняем. Поспрашиваем. Вдруг кто-то уже продавал? Или продает.
— Ну ты мастер, Боб! Голова. Я бы не додумался.
— Не пальцем деланный. — Боб с гордостью посмотрел на свое отражение в зеркале шкафа.
Пока Хенк завязывал шнурки на кедах, Боб незаметно сунул топор в свой рюкзак.
Оставалось решить еще одну немаловажную проблему. На кого оставить квартиру? Чинить двери ни тот, ни другой не умели. Но Хенк нашел прекрасный выход. Приколотил их гвоздем к косяку, а с собой взял кусачки. Вместо ключа.
На улице Боб притормозил Хенка:
— У тебя деньги есть? Пивка бы дернуть. А у меня ни копья. Даже на мобильник не осталось.
Хенк порылся в карманах толстовки и выудил две пятидесятикопеечные монетки.
— Все уперли, суки.
— Давай ко мне завернем. Тут недалеко. У бабки настойка спрятана. На спирту. Вещь улетная. Заодно рюкзак закину. Чего его таскать? А потом на рынок. Не волнуйся, найдем пидарасов.
— Пошли, — согласился Хенк. — Классный ты мужик, Боб!
И друзья, поддерживая друг друга, отправились в путь.
И каждый мечтал о счастье.
Из кармана зеленой толстовки Боба свешивались наушники от собственного плеера, купленного вчера у лучшего друга Хенка.