– Знаю, знаю.
– Конечно, мы пойдем в оперу, и вы там обязательно будете. А на бал вы пойдете?
Какая очаровательная улыбка!
– Ну, я ничего не знала про бал, понимаете? Я не хотела идти туда с мамой и папой и…
– Ну что ж, можно пойти со мной. Ах, какие чудные белые зубки!
– Да? Мне это нравится, граф Рутерфорд.
– Пожалуйста, называйте меня Алексом, мисс Баррингтон. Граф Рутерфорд – это мой отец.
– А сами вы виконт, да? – спросила она с неподражаемым американским дружелюбием и с той же сияющей улыбкой. – Мне так сказали.
– Да, наверное, это так. Виконт Саммерфилд, а вообще…
– А что такое виконт? – спросила она.
Какие чарующие глаза, какой обворожительный смех, как весело она смотрит на него! Он больше не мог сердиться на Генри из-за того, что тот связался с этой танцовщицей, с Маленкой. Даже хорошо, что Генри отдалился от них со своим пьянством и картами, хорошо, что он не появляется вместе с ними в общественных местах.
Интересно, что подумает Джулия о мисс Баррингтон? Вот ему она очень даже нравится!
Полдень. Столовый зал. Рамзес сидел, откинувшись на спинку стула, и смеялся.
– Да, я настаиваю. Возьми вилку и нож, – сказала Джулия. – Просто попробуй.
– Джулия, неужели ты думаешь, что я не смогу? Но это варварство: запихивать в рот еду куском серебра!
– Ты знаешь, что ты красив, что ты всех очаровываешь, поэтому ты упорствуешь.
– За многие века я научился такту. Рамзес взял вилку и зажал ее конец в кулаке. Джулия стукнула его по руке.
– Рамзес, ешь правильно.
– Малышка моя, – сказал он, – я ем так же, как ели Адам и Ева, Исида и Осирис, Моисей, Аристотель и Александр.
Джулия расхохоталась. Царь быстро, украдкой поцеловал ее. Потом лицо его омрачилось.
– Так что с твоим кузеном? – прошептал он. Эти слова застали Джулию врасплох.
– Неужели нам нужно говорить о нем?
– Мы оставим его здесь, в Каире? Неужели убийца твоего отца не будет наказан?
На глаза ее навернулись слезы. Джулия сердито полезла в сумочку за носовым платком. Она не видела Генри в Каире и не желала его видеть. В письме к Рэндольфу она даже не упомянула о нем. Именно мысль о дяде расстроила ее и заставила заплакать.
– Переложи на меня эту ношу, – прошептал Рамзес. – Я все вынесу. Просто восстановится справедливость.
Джулия приложила руку к его губам.
– Хватит, – сказала она. – Не сейчас. Он тихо вздохнул и сжал ее руку.
– Кажется, все уже собрались, чтобы идти в музей, – сказал Рамзес– Не стоит задерживать Эллиота – ему трудно стоять.
Подошел Алекс. Наклонившись, он чмокнул Джулию в щеку. Как целомудренно! Она вытерла нос и отвернулась, чтобы Алекс не видел, какое красное у нее лицо.
– Ну что, все готовы? – спросил он. – Через пятнадцать минут нас ждет в музее личный экскурсовод. Да, чуть было не забыл: с оперой все устроилось. Ложи закуплены, есть билеты на бал. Рамсей, дружище, должен признаться, что на ночном балу я не буду соперничать с вами, добиваясь внимания Джулии.
Та кивнула.
– Уже влюбился, – прошептала она язвительно. Алекс помог ей подняться.
– В мисс Баррингтон, – добавила Джулия.
– Пожалуйста, дорогая, выскажи свое мнение. Она идет с нами в музей.
– Давайте-ка поспешим, – сказал Рамзес. – Твой отец плохо себя чувствует. Удивительно, что он вообще идет с нами.
– Господи, знаете ли вы, что значит Каирский музей для людей? – спросил Алекс. – А ведь это самое пыльное, самое грязное заведение из всех, что…
– Алекс, пожалуйста, мы собираемся посмотреть на величайшую коллекцию египетских сокровищ…
– Последних из сохранившихся, – сказал Рамзес, взяв Джулию под руку – И все цари в одном помещении? Ведь ты так говорила?
– А я-то думал, что вы уже бывали там, – удивился Алекс. – Вы для меня загадка, дружище…
– Продолжай в том же духе, – пробормотал Рамзес.
Алекс не слышал. Он уже разговаривал с Джулией, настаивая, чтобы она высказала ему свое мнение о мисс Баррингтон. Сама мисс Баррингтон, миловидная блондинка с розовыми щечками, стояла в вестибюле с Эллиотом и Самиром. Симпатичная, ничего не скажешь.
– Надо же, – сказала Джулия, – неужели тебе так: нужно мое одобрение?
– Тихо, вон она. С отцом. Они отлично ладят.
– Ну что ж, она очень мила.
Они торопливо прошлись по пыльным залам первого этажа, слушая экскурсовода, который довольно быстро говорил по-английски, хотя и с сильным акцентом. Да, изобилие сокровищ, ничего не скажешь. И все из разграбленных гробниц: в его времена такое было просто немыслимо. А здесь можно увидеть буквально все – под пыльными стеклами, в слабом свете люстр и все же сохраненное, не испорченное ни временем, ни людьми.
Рамзес смотрел на статуэтку счастливого писца на маленькую сидящую фигурку со скрещенными ногами, с папирусом на коленях, с вдохновенным лицом. Она должна была бы умилить его до слез. Но он чувствовал только радость от того, что пришел, посмотрел на все это, выполнил долг и теперь может со спокойной душой уехать.
Наконец они поднялись по широкой центральной лестнице. Зал царей: тяжкое испытание, которого он так боялся. К нему подошел Самир.
– Почему бы не отказаться от этого жестокого удовольствия, сир? Все они ужасны.
– Нет, Самир, я должен пройти этот путь до конца. Когда он понял, что это за зал, то чуть не расхохотался: огромное помещение со стеклянными витринами, совсем как в больших магазинах, где товары размещаются под стеклом, чтобы никто не трогал их руками.
И все-таки вид черных, высушенных тел потряс его. Он почти не слышал экскурсовода, едва улавливая знакомые слова:
– Мумия Рамзеса Проклятого в Лондоне является весьма сомнительным открытием. Весьма сомнительным. Вот здесь перед вами настоящий Рамзес Второй, известный в истории как Рамзес Великий.
Подойдя поближе, он увидел отвратительную мумию, носящую его имя.
– …Рамзес Второй, величайший из всех египетских фараонов.
Глядя на ссохшиеся конечности, он чуть не улыбнулся, но тут же почувствовал странное стеснение в груди. Очевидная мысль поразила его: если бы тогда он не зашел в пещеру, где жила жрица, здесь, под этим стеклянным колпаком, на всеобщее обозрение было бы выставлено его собственное тело, такое же высохшее и безобразное. Его останки… И тогда у него не было бы всех этих лет жизни, он ничего не узнал бы из того, что знает теперь, он так ничего и не понял бы…
Как шумно! Джулия сказала что-то, но он не расслышал. В голове страшно гудело. Внезапно он увидел всю картину целиком: отвратительные трупы, словно вынутые из горящей печи, грязные, пыльные стекла, снующие взад-вперед туристы.
Он услышал голос Клеопатры. «Если ты позволишь ему умереть, умру и я. Возьми, я не буду пить его!»
Они снова идут куда-то? Самир сказал, что пора уходить?
Рамзес с трудом отвел взгляд от ужасного сморщенного лица мумии и увидел Эллиота, пристально смотревшего на него. Что выражало его лицо? Понимание и сочувствие.
«О, да разве можете вы меня понять? Я и сам себя не понимаю».
– Пойдемте, сир.
Рамзес подчинился Самиру, который взял его под руку и повел к выходу. Мисс Баррингтон смеялась: Алекс нашептывал ей что-то на ухо. Трескотня проходивших мимо французских туристов была просто невыносима. Какой ужасный, грубый язык!
Рамзес обернулся и снова посмотрел на стеклянные витрины. Да, надо уходить отсюда. Почему они идут по коридору к задней части здания? Вроде бы они уже все осмотрели. Вот чем закончились мечты и чаяния нации: огромным пыльным мавзолеем, где хохочут юные девицы и бродят толпы зевак.
Экскурсовод остановился в конце коридора. Что там? Еще одно тело под колпаком. Разве можно что-то разглядеть в такой темноте? Сквозь грязное окно наверху еле пробивался слабый уличный свет.
– Неизвестная женщина, любопытный пример естественного консервирования.
– Здесь разрешают курить? – прошептал Рамзес на ухо Самиру.
– Нет, сир, но мы можем уйти. И подождать наших спутников на улице, если хотите…
– …Тело этой неизвестной женщины мумифицировано самой природой.
– Пойдем, – сказал Рамзес, положив руку Самиру на плечо.
Надо предупредить Джулию, чтобы она не разволновалась. Рамзес сделал, шаг вперед, легонько потянул ее за рукав и посмотрел на тело в стеклянной витрине.
И сердце его перестало биться.
– …И хотя большую часть пелен давным-давно разорвали – скорее всего, это дело рук грабителей, – само тело женщины прекрасно сохранилось в речном иле, так же как тела, найденные в северных болотах…
Волнистые волосы, длинная стройная шея, мягкие покатые плечи… А лицо… само лицо! Он не верил своим глазам!
Голос экскурсовода эхом бился в его голове: «…неизвестная женщина… эпоха Птолемеев… греко-романский период… Но посмотрите на этот египетский профиль. Изящно очерченные губы…»
В висках застучало… Опять залилась тоненьким смехом мисс Баррингтон…
В висках застучало… Опять залилась тоненьким смехом мисс Баррингтон…
Рамзес бросился вперед. Оттолкнул руку мисс Баррингтон. Алекс сказал ему что-то резкое, назвал по имени. Экскурсовод недоуменно уставился на него.
Но царь смотрел сквозь стекло. Ее лицо! Это была она тонкие погребальные одеяния вросли в ее плоть, обнаженные руки покойно сложены на груди, из-под обмоток торчат голые ступни. Все черное, черное из-за речного ила, который окружал ее и сохранил!
– Рамзес, что случилось?
– Сир, вам плохо?
Они набросились на него со всех сторон, они его окружили. Кто-то потащил его прочь, и он в ярости обернулся.
Рамзес услышал, как треснуло стекло. Зазвучал вой сирены, похожий на визг испуганной женщины.
Посмотри на ее закрытые глаза. Это она! Это она. Ему не надо ни колец, ни узоров, ни имен. Это она!
Появился вооруженный охранник. Джулия что-то взволнованно говорила Мисс Баррингтон была испугана Алекс убеждал Рамзеса выслушать его.
– Я не слышу тебя. Я ничего сейчас не слышу. Это она. «Неизвестная женщина» – она, последняя царица Египта.
И снова он вырвался из их рук. Наклонился над пыльным стеклом. Ему хотелось разбить его. От ее ног остались лишь кости; пальцы левой руки усохли и стали пальцами скелета. Но это лицо, это прекрасное лицо! Клеопатра…
Наконец он позволил увести себя. Джулия расспрашивала его, но царь не отвечал. Она заплатила за поврежденную витрину и за беспорядок. Ему хотелось попросить у нее прощения.
Больше он ничего не мог вспомнить. Помнил только ее лицо и фигуру: существо, слепленное из черной земли, поднятое со дна реки и уложенное на полированном дереве витрины так, что пелены свисали по краям, будто их до сих пор полощет речная вода. И ее волосы, густые волнистые волосы… Да, ее фигура до сих пор чудится ему в тусклом свете дня.
Джулия произносила какие-то слова. В отеле горел неяркий, уютный свет. Он хотел ответить, но не мог. И вспомнил еще кое-что: отвернувшись от мумии, смущенный и расстроенный, он снова столкнулся с понимающим и сочувственным взглядом Эллиота.
Оскар поспешными шагами шел вслед за Хэнкоком и двумя полицейскими из Скотленд-Ярда. Они прошли через анфиладу гостиных и остановились в египетском зале. Ох, не надо было впускать их в дом! Они не имели права входить. А теперь они идут прямо к саркофагу.
– Но мисс Джулия страшно рассердится, сэр. Это ее дом, сэр. Вы не должны это трогать, сэр, это собственность мистера Лоуренса, это его находка.
Хэнкок смотрел на пять золотых монет Клеопатры на бархатной подушечке шкатулки.
– Но ведь монеты могли быть украдены в Каире, сэр. Перед тем как был составлен каталог коллекции.
– Да, разумеется, вы абсолютно правы, – сказал Хэнкок. Он повернулся и посмотрел на саркофаг.
Джулия налила вина в бокал Рамзеса, но царь даже не взглянул на него.
– Может, ты объяснишь? – прошептала она. – Ты узнал ее. Ты ее знал… Должно быть, так оно и есть.
Они долгие часы сидели молча. За легкими занавесками тускло светилось заходящее солнце. Гомон веселой толпы на улицах понемногу стихал, превращаясь в монотонное скучное гудение.
Джулия уже устала плакать.
– Но ведь это не могла быть… – Нет. Даже ей такое предположение казалось невероятным. Она снова подумала о той женщине: золотая тиара на голове была такой же черной и блестящей, как все ее тело. – Ведь не может быть, чтобы она…
Рамзес медленно поднял голову и посмотрел на Джулию. Взгляд его огромных голубых глаз был тяжелым.
– Не может быть! – язвительным шепотом отозвался он. Голос низкий, хриплый, страдальческий. – Не может быть! Вы выкопали тысячи египетских мертвецов. Вы рыщете по их пирамидам, по их гробницам в пустынях, по их катакомбам. Нет ничего невозможного!
– О господи… – Слезы катились у Джулии по щекам.
– Их крадут, продают, покупают, – продолжал Рамзес. – Разве остались на этой земле хоть один мужчина, женщина или ребенок, чье тело не выкопали из земли и не выставили на всеобщее обозрение? Нет ничего невозможного!
На миг Джулии показалось, что царь окончательно потерял контроль над собой; но он вдруг опомнился и посмотрел на нее уже спокойно. Потом глаза его затуманились, словно он вообще перестал ее видеть.
– Нам не обязательно оставаться в Каире, если ты не хочешь больше…
Рамзес медленно обернулся и посмотрел на нее – удивленно, словно очнулся от долгого сна, словно сам удивился, почему так долго не разговаривал с ней.
– Нет, – сказал он. – Мы не можем уехать. Не сейчас. Я не хочу уезжать…
Его голос дрогнул, будто только теперь он понял, что говорит. Он встал и медленно пошел к выходу, ни разу не оглянувшись.
Джулия видела, как закрылась дверь; она слышала, как он идет по коридору. И снова по ее лицу покатились беззвучные слезы.
Что ей делать? Как утешить его? Сможет ли она, воспользовавшись своим влиянием, получить разрешение на вынос этого тела из музея, чтобы похоронить его по всем правилам? Вряд ли. Ее просьба покажется всем глупой и необоснованной. И зачем? Ведь на обозрение публики выставлено множество царских мумий!
Но даже если бы ей и удалось это сделать, вряд ли он утешится. Его сломил отнюдь не факт осквернения могилы, а сам вид этой мумии.
Двое полицейских смущенно смотрели на человека из Британского музея.
– Теперь нам следует уйти, сэр. У нас нет ордера на обыск саркофага мумии. Мы пришли посмотреть, целы ли монеты. И мы это сделали.
– Ерунда, – возразил Хэнкок. – Если у нас есть разрешение суда, мы можем осмотреть все. Да, мы пришли посмотреть, цела ли коллекция. Перед тем как уйти, я хочу убедиться, что и мумия на месте.
– Но сэр… – вмешался Оскар.
– Не надо ничего говорить, приятель. Ваша хозяйка сбежала в Каир и оставила без охраны бесценные сокровища. Без нашего разрешения. – Хэнкок повернулся к представителям закона. – Откройте крышку, – приказал он.
– Мне все это не нравится, – сказал Трент. Хэнкок оттолкнул его и снял крышку сам полицейские и Оскар не успели помешать ему.
Галтон подхватил крышку и аккуратно поставил ее на пол. Оскар тихо ахнул.
Внутри стояла сморщенная черная мумия.
– Что, черт возьми, здесь происходит? – взвился Хэнкок.
– Что вы имеете в виду, сэр? – вежливо поинтересовался Трент.
– Надо немедленно вернуть все в музей!
– Но сэр…
– Это не та мумия, дурак ты этакий! Это мумия из магазина лондонского старьевщика! Я сам ее там видел. Мне предлагали купить ее. Черт бы побрал эту женщину! Она украла находку века!
Было далеко за полночь. В заведениях города стихла музыка. Каир спал.
Эллиот в одиночестве прогуливался по двору между двумя флигелями отеля «Шеферд». Левая нога совсем занемела; но он не обращал на это внимания. Он то и дело поглядывал на верхнее окно, на фигуру, которая расхаживала по освещенной комнате. Фигуру Рамсея.
В комнате Самира было темно. Час назад погас свет в номере Джулии. Алекс уже давно лег спать. Он очень расстроился из-за Рамсея и еще больше переживал из-за Джулии, которая влюбилась в сумасшедшего.
Тень замерла. Придвинулась к ставням. Эллиот застыл в прохладной тьме двора. Он видел, как Рамсей взглянул на черное небо, на гигантскую сеть звезд, раскинувшуюся над крышами домов.
Потом тень исчезла.
Эллиот повернулся и заковылял к дверям вестибюля. Он уже дошел до полуосвещенного фойе со стойкой, за которой находился портье, когда увидел спускавшегося по центральной лестнице Рамсея, небрежно одетого, с непричесанной гривой густых каштановых волос. Рамсей направлялся к выходу.
«Я совсем выжил из ума, – подумал Эллиот. – Я никогда не был таким безрассудным».
Крепко сжав трость, он последовал за Рамсеем. Выйдя на улицу, увидел впереди темную фигуру, быстрыми шагами пересекавшую площадь. Боль в левой ноге стала такой сильной, что Эллиот стиснул зубы. Но от погони не отказался.
Через несколько минут Рамсей оказался возле музея. Эллиот видел, как он постоял в задумчивости у центрального входа, а потом направился к правому крылу здания, где светилось зарешеченное окно.
Желтый свет горел в маленькой прихожей служебного входа. Сторож мирно посапывал, растянувшись в кресле. Дверь была открыта настежь.
Зайдя в музей, Эллиот торопливо прошел по пустым залам первого этажа, мимо высоких статуй богов и богинь. Наконец он добрался до широкой лестницы и, вцепившись в перила, медленно побрел по ступеням, шаг за шагом, стараясь не налегать на больную ногу, пытаясь идти осторожно, чтобы не нарушить тишину погруженного во тьму здания.
Коридор был наполнен тусклым серым светом. В конце расплывалось бледное пятно окна. Рамсей стоял возле низкой стеклянной витрины, в которой покоилось похожее на блестящий уголь тело мертвой женщины, завернутое в окаменевшее тряпье. Рамсей склонил голову в молитвенной позе.
Казалось, он шепчет что-то. Или плачет? Эллиот отчетливо видел его профиль и движение руки: вот он залез под пальто и вытащил что-то блестящее.