Она опять вспомнила, как кто-то стоял над ней. Нет, нельзя допустить повторения. Ей нужно обмотать руку чем-нибудь – может быть, бинтом? Вот с левой рукой все в порядке.
Она повернулась и стала рыться в шкафу в поисках подходящей тряпки.
И тут она сделала просто потрясающее открытие! В шкафу лежали маленькие шелковые тряпочки специально для рук. Они были белые и расшиты жемчугом. На каждой тряпочке по пять как будто бы пальцев, и они обрезаны как раз на уровне кисти. Просто превосходно. Она засунула в них руки – теперь никто не увидит голых костей.
Так вот что лорд Рутерфорд называл «современными» вещами: музыкальные шкатулки и «автомобили» – так он говорил. Те, что она видела сегодня утром они окружали ее, похожие на огромных гиппопотамов. Интересно, как бы лорд Рутерфорд назвал эту одежду для рук?
Однако она теряет драгоценное время. Подойдя к туалетному столику, она подобрала несколько маленьких монеток и положила их в глубокий потайной карман тяжелой юбки.
Открыла дверь во двор, посмотрела на мертвое тело, прислонилась к стене. Что-то было не так, но что – она не понимала, силилась понять, но тщетно. Что-то…
Она снова увидела подернутую дымкой фигуру, склонившуюся над ней. Снова услышала священные слова на известном ей языке. «Это язык твоих предков, ты должна выучить его». Нет, это было в другие времена. Они находились в светлой комнате, заставленной итальянским мрамором, и он учил ее. А на этот раз было темно и жарко, и она тянулась вверх, словно выплывала из глубоководья; ее мучила слабость, руки и ноги были вялыми, вода давила на нее, вода заполнила рот, так что она не могла даже крикнуть.
Твое сердце снова бьется, ты вернулась к жизни. Ты опять сильна и молода, отныне ты бессмертна…
Нет, не надо плакать. Не стоит бороться, не стоит тянуться за ним, смотреть на него. Удаляющаяся фигура, голубые глаза Она знала эти голубые глаза. «Это случилось, когда я выпил его. Жрица показала мне в зеркале… голубые глаза». Да, тот самый голос. Тот самый голос твердил молитвы во тьме, древние священные молитвы.
Она назвала его по имени! И здесь, в этом странном маленьком домике, лорд Рутерфорд тоже произносил это имя. Лорд Рутерфорд собирался…
Вернуться засветло.
Бесполезно. Сквозь арочный проход она смотрела на мертвое тело. Она должна выйти в этот чужой мир. Она должна помнить, как легко их можно убить, как легко сломать им шею – будто хрупкий стебелек.
Она поспешно вышла из дома, не закрыв за собой дверь. Оштукатуренные белые стены стоящих напротив домов показались ей знакомыми и совсем не страшными. Она знала такие города. Может, это и Египет. Нет, вряд ли.
Она пошла вперед, придерживая ленты шляпы, чтобы ветер не сдул ее с головы. Так легко идти быстрым шагом. И так хорошо, что греет солнце. Солнце. Она увидела, как солнечный луч ворвался в глубокую пещеру. Деревянный люк открылся. Она услышала позвякивание цепи.
Потом воспоминание ушло. Если эту вспышку можно назвать воспоминанием. «Проснись, Рамзес».
Это было его имя. Но теперь ей нет до него дела. Она свободна в этом чужом городе. Она может идти куда глаза глядят, присматриваться и делать открытия.
Глава 4
Самир купил несколько бедуинских балахонов в первом же магазинчике старого Каира, который торговал такими вещами. Зашел в грязный переулок, где жили обнищавшие французы, нырнул в маленький ресторанчик и там переоделся. Одежду, купленную для Джулии, он зажал под мышкой и прикрыл широкой полой робы.
Ему нравился этот свободный крестьянский наряд, выглядевший старомодным и непохожим на современную, хорошо сшитую одежду, какую носили теперь египтяне. Наверное, этот длинный балахон – последний из существующих ныне образцов древних одеяний пустынных кочевников. Самир чувствовал себя в нем свободно. И был скрыт от нескромных глаз.
Он быстро шагал по ветреным, похожим на пчелиные соты улицам арабского Каира, к дому своего двоюродного брата Заки, человека, чей род занятий вызывал у него отвращение. Но только этот человек мог в данной ситуации оказать ему быструю и надежную помощь. Кто знает, сколько Рамзесу придется скрываться в Каире? Кто знает, чем закончится история с убийствами?
Наконец Самир добрался до фабрики мумий – одного из самых отвратительных домов в мире. Через боковую калитку вошел во двор. На жарком солнышке парились во дворе недавно спеленутые тела. А в самом доме, без сомнения, варились в котле другие.
Одинокий рабочий копал траншею, в которую на несколько дней положат свежие мумии, чтобы они стали коричневыми, будто их нашли на раскопках.
Самира чуть не стошнило, хотя он бывал в этом доме еще мальчишкой, когда еще не знал о существовании настоящих мумий, о телах своих предков, которые ему предстояло потом изучать, спасать от разложения и мародеров, хранить в музеях.
– Посмотри на это с другой стороны, – как-то заспорил с ним брат Заки. – Мы все-таки лучше, чем те воры, которые по кусочкам распродают иностранцам наших древних правителей. То, что мы продаем, не является святыней. Это подделки.
Добрый старый Заки! Самир собирался подать знак одному из находившихся внутри дома мужчин, который пеленал бинтами очередную мумию, но тут из маленького вонючего домика вышел сам Заки.
– О Самир! Рад видеть тебя, братишка. Пойдем, выпьем кофе.
– Не сейчас, Заки. Мне нужна твоя помощь.
– Разумеется, иначе тебя здесь не было бы. Самир ответил на эту колкость застенчивой улыбкой.
– Заки, я ищу убежище, маленький домик с крепкой дверью и черным ходом. Тайное убежище. На несколько дней, а может, и на более долгий срок. Пока не знаю.
Заки засмеялся – добродушно, но с легкой издевкой:
– Надо же, такой образованный, всеми уважаемый, а приходишь ко мне в поисках убежища?
– Не надо задавать вопросы, Заки. – Самир вытащил из кармана балахона пачку банкнотов и протянул ее брату. – Мне нужно безопасное место. Я заплачу.
– Хорошо. Я знаю такое место, – сказал Заки. – Пойдем в дом, выпей со мной кофе. Один хороший глоток – и ты не будешь чувствовать эту вонь.
Заки всегда так говорил. Правда, Самир никак не мог привыкнуть к вони. Теперь он чувствовал себя обязанным исполнить просьбу Заки, поэтому пошел за ним в «зал бальзамирования», в убогую комнату, где стоял котел с постоянно бурлящим битумом – в ожидании следующего тела.
Проходя мимо котла, Самир заметил, что в нем варится новая жертва. Его замутило. Он успел заметить черные волосы бедняги, плавающие на поверхности, чуть притопленное лицо и тут же отвернулся.
– Не нужна ли тебе хорошенькая свеженькая мумия? – поддразнил его Заки. – Прямо из Долины царей. Назови династию – и ты получишь все, что хочешь. Мужчину, женщину – кого угодно.
– Убежище, брат.
– Да-да у меня на примете есть несколько свободных домов. Сначала кофе, а потом я дам тебе ключ. Скажи мне, что тебе известно об этой музейной краже? О мумии, которую украли. Как ты думаешь, она была настоящей?
Как в тумане, Эллиот вошел в вестибюль отеля «Шеферд». Он знал, что оброс щетиной, что брюки и пальто испачканы песком и глиной. Левая нога болела, но он уже притерпелся к этой боли. Его не заботило и то, что под накрахмаленной рубашкой тек обильный пот. Он знал, что здесь ему станет легче – в безопасности, вдалеке от тех pica-сов, свидетелем которых он стал, тех кошмарных снов, участником которых он был. Но отель казался ему нереальным – Эллиот еще не мог отрешиться от атмосферы маленького домика.
Всю дорогу от старого Каира, пока он трясся в кебе, еле пробивавшем себе путь на запруженных транспортом улочках, он думал только об одном: Маленка погибла из-за того, что он привел эту женщину в ее дом. О Генри он не сожалел. Но гибель Маленки навсегда останется на его совести. И сама убийца, его чудовищная ожившая царица. Если он не найдет Рамзеса, что ему делать с ней? Тогда она нападет и на него?
Сейчас надо найти Самира: он может знать, где Рамзес.
Эллиот не ожидал, что первым он встретит Алекса – тот бросился к нему, обнял и не дал подойти к портье.
– Отец, слава богу, что ты пришел!
– Где Рамсей? Мне нужно срочно поговорить с ним.
– Разве ты не знаешь, что произошло? Они ищут его по всему Каиру. Его обвиняют в убийстве – ив лондонском и в здешнем. Джулия места себе не находит. Мы чуть не сошли с ума. И Генри. Его мы тоже не можем найти. Отец, где ты был?
– Побудь с Джулией, позаботься о ней, – сказал Эллиот. – Пусть твоя американская мисс Баррингтон подождет. – Он попытался подойти к стойке портье.
– Мисс Баррингтон уехала. – Алекс махнул рукой. – Сегодня утром ее семья изменила все свои планы, после того как пришла полиция и их начали расспрашивать о Рамсее и о нас.
– Прости, сын, – пробормотал Эллиот. – Прошу тебя, оставь меня, мне нужно отыскать Самира.
– Тебе повезло. Он только что пришел.
Алекс кивнул в сторону кассы. Самир, очевидно, только что снял деньги со счета. Он пересчитал банкноты и сложил их в бумажник. Под мышкой у него был какой-то сверток. Египтянин явно куда-то спешил.
– Оставь меня одного, сынок, – попросил Эллиот Алекса.
Эллиот подошел к мраморной стойке, и Самир поднял на него глаза.
– Мне нужно увидеться с ним, – прошептал граф. – Если ты знаешь, где он, скажи. Мне нужно поговорить с ним.
– Простите, милорд. – Самир обвел вестибюль настороженным взглядом. – Его разыскивают власти. На нас смотрят люди.
– Но ведь ты знаешь, где он. Или как передать ему весточку. Ты знаешь о нем все, знал с самого начала.
Взгляд Самира стал непроницаемым, словно захлопнулась дверца его души.
– Передай ему… Самир пошел прочь.
– Передай ему, что она у меня. Самир замешкался.
– Но кто? – прошептал он. – О ком вы говорите?
Эллиот вцепился в его руку.
– Он знает. И она тоже знает, кто она. Скажи ему, что я увел ее из музея и сейчас она в безопасном месте. Я провел с ней весь день.
– Ничего не понимаю.
– Ладно, он-то поймет. Слушай внимательно. Скажи ему, что солнце лечит ее. Оно помогло ей и… еще лекарство из сосуда.
Граф вынул из кармана пустой пузырек и вложил его в руку Самира. Самир с испугом посмотрел на пузырек, словно не хотел даже дотрагиваться до него.
– Она нуждается в большей дозе, – сказал Эллиот. – Она больна – и телом и душой. Она безумна– Краем глаза он увидел, что к ним направляется Алекс, и, жестом призвав сына подождать, придвинулся ближе к Самиру. – Передай ему, чтобы он встретился со мной сегодня в семь часов во французском кафе «Вавилон», которое находится в арабском квартале. Я не буду говорить ни с кем, кроме него.
– Но постойте, вы должны объяснить…
– Я уже сказал: он поймет. И ни в коем случае пусть не приходит сюда – здесь слишком опасно. Я не хочу впутывать во все это своего сына. В семь в «Вавилоне». И еще передай ему: она уже убила троих. И снова будет убивать.
Эллиот отошел от Самира, повернулся к сыну и потянулся к его руке, ища поддержки.
– Помоги мне подняться наверх, – попросил он. – Мне надо отдохнуть. Я могу упасть.
– О боже, отец, что происходит?
– Вот и расскажи мне, что происходит. Что произошло с тех пор, как я ушел? Ах да, портье… Скажи ему, что я ни с кем не желаю разговаривать. Пусть не звонят в мой номер. Пусть никого ко мне не пускают.
Еще несколько шагов, подумал Эллиот, и двери лифта откроются. Только бы добраться до чистой постели. Он был очень слаб, его тошнило. И он был очень благодарен сыну, который крепко обнимал его за плечи, не давая упасть.
Как только Эллиот дошел до своего номера, силы оставили его. Но здесь был еще и Уолтер, и Уолтер вдвоем с Алексом довели его до постели.
– Я хочу сесть, – капризным голос произнес граф. Настоящий инвалид.
– Я наполню для вас ванну, милорд, горячую ванну.
– Пожалуйста, Уолтер. Но сначала принеси мне чего-нибудь выпить. Лучше виски. И поставь рядом с бутылкой стакан.
– Отец, я никогда не видел тебя таким! Надо вызвать врача.
– Ни в коем случае! – неожиданно твердо заявил Эллиот.
Его тон поразил Алекса. Слабости как не бывало.
– Неужели врач помог леди Макбет? Не думаю, что он мог принести ей пользу.
– Отец, о чем ты говоришь?
Голос Алекса снизился до шепота; он всегда переходил на шепот, когда был чем-то расстроен. Он смотрел, как Уолтер передает отцу стакан.
Эллиот сделал глоток виски.
– Ох, как хорошо!
Он вздохнул. В том ужасном маленьком домике, в том доме смерти и безумия, была дюжина бутылок ликера, но он не мог заставить себя прикоснуться к ликеру Генри; не мог пить из бокала, из которого пил Генри, не мог съесть ни кусочка. Он кормил и поил ее, но сам ни к чему не притронулся. И сейчас с наслаждением потягивал напиток, который так успокаивал жгучую боль в груди.
– А теперь, Алекс, выслушай меня, – сказал Эллиот, делая еще один глоток. – Ты должен немедленно уехать из Каира. Сейчас же пакуй чемоданы и уезжай в Порт-Саид пятичасовым экспрессом. Я сам довезу тебя до поезда.
Каким беззащитным выглядел сейчас его сын! Будто маленький ребенок. «И все это из-за моей мечты о бессмертии. Бедный мой Алекс, он должен немедленно вернуться в Англию: там он будет в безопасности».
– Это невозможно, отец, – как всегда мягко, проговорил Алекс. – Я не могу бросить здесь Джулию.
– А я и не хочу, чтобы ты бросил Джулию. Ты возьмешь Джулию с собой. Скажи ей, чтобы она собиралась. Делай, что говорю.
– Отец, ты не понимаешь. Она не уедет, пока не прояснится дело Рамсея. А его никто не может найти. И Генри тоже пропал. Пока все не выяснится, не думаю, что власти позволят нам уехать.
– О господи!
Алекс достал носовой платок, аккуратно расправил его и вытер отцу лоб. Снова сложил и протянул Эллиоту. Граф вытер рот.
– Отец, ведь ты не думаешь, что Рамсей на самом деле совершил эти чудовищные преступления? То есть я хотел сказать… он мне так нравился.
В дверях появился Уолтер.
– Ванна готова, милорд.
– Бедный Алекс! – прошептал Эллиот. – Скромный и благородный Алекс.
– Отец, объясни мне, что происходит. Я никогда не видел тебя таким. Ты не похож на самого себя.
– Со мной все в порядке. Я как раз такой и есть. Отчаявшийся, хитрый, увлеченный сумасбродными мечтами. Наоборот, я очень похож на самого себя. Знаешь, сын, когда ты унаследуешь титул, ты, наверное, будешь единственным скромным и благородным графом Рутерфордом за всю историю нашего рода.
– Ты опять философствуешь. А я вовсе не такой уж скромный и благородный. Я просто хорошо воспитан, что, надеюсь, является неплохим суррогатом скромности и благородства. Прими ванну, тебе станет намного лучше. И больше не пей виски, пожалуйста.
Эллиот подозвал Уолтера и протянул ему руку.
Майлз Уинтроп смотрел на телеграмму, которую вложил ему в руку стоящий перед ним человек.
– Арестовать Джулию Стратфорд?! За кражу бесценной мумии из Лондона? Но ведь это бред! Мы с ней и с Алексом Савареллом вместе ходили в школу. Я сам свяжусь с Британским музеем!
– Замечательно. Только сделайте это немедленно. Губернатор в ярости. Министерство культуры рвет и мечет. И найдите Генри Стратфорда. Приведите сюда его любовницу, танцовщицу по имени Маленка. Стратфорд где-то в Каире и чувствует себя очень даже неплохо, будьте уверены. Арестуйте хоть кого-нибудь, иначе старикан свернет нам голову.
– Черта с два, – пробормотал Майлз, поднимая телефонную трубку.
Какой роскошный базар! Здесь все есть: богатые ткани, духи, специи; странные тикающие устройства с римскими цифрами на круглых дисках; украшения и посуда. А сколько еды! Первый же лоточник, говоря по-английски и используя общепринятые жесты, объяснил ей, что ее монеты не годятся.
Она пошла дальше, вслушиваясь в гудящие вокруг голоса, стараясь понять английскую речь.
– Я не хочу переплачивать. Это слишком дорого, этот человек хочет нас ограбить…
– Выпейте хоть глоток, подходите! Такая жара, просто невыносимо…
– О, вот это ожерелье миленькое…
Смех, страшный шум, грохот, фырканье. Она уже слышала эти звуки раньше. Засунув руки под ленты широкополой шляпы, она зажала уши ладонями. И пошла дальше, стараясь вылавливать из шума и суеты только те слова, которые надо было усвоить.
Внезапно ее затрясло от чудовищного, непостижимого звука. Чуть не закричав от ужаса, она запрокинула голову, по-прежнему зажимая уши, и в страхе бросилась бежать, пока вдруг не осознала, что никто больше не испугался. Окружающие вообще не обратили на страшный звук никакого внимания.
Ей надо разгадать эту тайну! Слезы катились из глаз, но она упрямо шла вперед.
То, что она увидела впереди, было еще страшнее; она просто онемела от ужаса. Ни на одном из известных ей языков она не смогла бы описать это чудовище. Гигантское, черное, оно надвигалось на нее, крутились колеса, сделанные из металла, на макушке торчала труба, из которой валил вонючий дым. Звук, издаваемый чудовищем, заглушил все остальные звуки. Сзади тянулись огромные деревянные повозки, соединенные с ним здоровыми крючьями из черного железа. Весь этот караван двигался по тонким полоскам железа, проложенным по земле. Грохот становился все сильнее – страшилище прокатилось мимо и нырнуло в зев огромного туннеля, в котором толпились люди: казалось, они устремились в его чрево.
Глядя на него, она рыдала навзрыд. И зачем только она вышла из своего убежища? Зачем ушла от лорда Рутерфорда, который мог бы защитить ее? Казалось, этот кошмар никогда не кончится, но вот ужасная огромная гусеница проползла мимо, и царица увидела за железной дорожкой большую гранитную статую фараона Рамзеса – со скрещенными на груди руками, в одной из которых был зажат скипетр.
Она удивленно смотрела на каменного колосса. Украденная из страны, которую она хорошо знала, из страны, которой она правила, стоящая здесь статуя казалась смешной, гротескной и какой-то заброшенной.
Она повернулась, чтобы уйти прочь. Показалась еще одна демоническая колесница Она услышала жуткий протяжный гудок, и чудовище покатилось мимо нее. Статуя скрылась из виду.