— Артемов! — строго и чуть улыбаясь сказала ему пожилая учительница в очках. — Почему ты явился без пионерского галстука?
— Простите, Марья Семеновна! — ответил высокий, вытянувшись перед ней, как провинившийся школьник, и шаря в кармане. — Я не успел его выгладить к празднику…
Все засмеялись. А Вера Александровна пошла навстречу новым гостям. Тут было много незнакомых Кате людей, и вдруг она увидела своих — маму, бабушку и Мишу (все-таки пришли всей семьей!). У бабушки на плечах была старинная кружевная шаль, а в руках — новая сумочка. Вера Александровна усадила бабушку и Мишу в первом ряду, а маму взяла под руку и увела на сцену, где уже собрались за длинным столом, накрытым красной скатертью, учителя и гости.
Катя пробралась к своим одноклассницам. За рядами стульев, где расселись гости, на скамьях лесенкой выстроились школьницы: впереди — поменьше ростом, за ними — побольше, а у стены — самые большие.
Внезапно наступила тишина. Пронесся шепот: «идут!» — и в зал одна за другой вошли семь девушек — семь медалисток. Среди них шла и Таня.
На сцене и в зале все поднялись и стоя захлопали. Девушки совсем смутились и поглядывали друг на друга, не зная, что им теперь делать. Наконец зал утих, и медалистки прошли на приготовленные для них места.
И странное дело, в эту минуту Кате почему-то стало жалко Таню. Ей вспомнилось, как перед выпускными экзаменами Таня говорила, что она «ровно ничего не знает», и все расстегивала и застегивала пуговку под воротничком. Ей вспомнилось, сколько дней Таня просидела за книгами и тетрадями, и сейчас, может быть, в первый раз Катя по-настоящему поняла, как много терпения и труда нужно было потратить Тане и ее подругам, для того чтобы заслужить право на сегодняшний праздник.
А тем временем Вера Александровна уже успела поздравить своих бывших учениц.
— Я не сомневаюсь, что им предстоит большая, интересная, полезная жизнь, — сказала она. — Из стен нашей школы вышло немало людей, которыми гордится вся наша страна. Вот и сейчас среди наших гостей находится наш бывший ученик, Герой Советского Союза — Андрей Артемов.
Весь зал так и загремел. Школьницы хлопали изо всех сил. Андрей Артемов встал и, обернувшись к Вере Александровне и к учителям, тоже захлопал.
Катя оглядывалась по сторонам, ища глазами Людмилу Федоровну, но ее почему-то все еще не было…
«Дорогая сестра!» — начала Катя снова сочинять в уме свое поздравление, но волна новых аплодисментов заставила ее прислушаться к тому, что делалось на сцене. Это приветствовали завуча Марью Семеновну.
Суховатая и резкая, Марья Семеновна была грозой всей школы. Ее все боялись, но в то же время и уважали, а самые старшие, дойдя до последнего класса, обычно начинали ее крепко любить. Поправив на носу очки, Марья Семеновна поднесла к глазам какую-то бумагу и начала читать вслух:
— «Выписка из приказа по Московскому городскому отделу народного образования…»
И когда Катя услышала:
«За выдающиеся успехи и отличное поведение наградить золотой медалью
Снегиреву Татьяну Сергеевну», —
она очень удивилась, что Таня вдруг стала «Татьяной Сергеевной» и что о ней знают в Московском городском отделе народного образования.
Кончив читать приказ, Марья Семеновна дрогнувшим голосом сказала:
— Мне трудно сейчас говорить. Вы и без слов понимаете… Она махнула сердито рукой и, вынув платок, протерла стекла очков.
Из-за стола поднялся старый учитель. Он подошел к краю сцены и, опираясь на палочку, тихим голосом начал:
— Ну что же сказать вам? Я не умею красно говорить. Ведь я — математик…
И он должен был остановиться, потому что раздались аплодисменты, хотя он ничего еще не успел сказать.
— Сейчас осень, — продолжал он. — Правда, только по календарю. А на самом деле погода стоит такая, как весной. И здесь — весна. — И старый учитель посмотрел на девушек-медалисток. — Настоящая весна.
И еще он сказал, что некоторые из его учениц выбрали профессию математиков и что он этому искренне рад.
«Он-то рад, — подумала Катя, — а вот им каково? Всю жизнь задачи решай! Нет, я бы ни за что не согласилась».
А между тем учителя один за другим вставали перед своими ученицами. Преподавательница литературы, которую в школе все называли «литератор», сказала, что для учителя самая большая награда за его труд — это радость видеть, как растет человек, как он идет все дальше и дальше.
Наконец настала самая торжественная минута. Вера Александровна и Марья Семеновна сошли по ступенькам в зал и встали у маленького столика — слева у сцены. И тут только Катя заметила, что на столике разложены красные коробочки.
— Логинова Лидия — золотая медаль! — объявила Марья Семеновна.
И Танина лучшая подруга, Лида, с длинными светлыми косами, в синем бархатном платье, подошла к столику. Вера Александровна протянула ей коробочку, пожала руку, и Лида уже хотела убежать, но Марья Семеновна вернула ее обратно:
— Расписаться забыла!
Лида взяла ручку и нагнулась над столиком, и как раз в это время к ней подошла одна из первоклассниц с букетом.
— Я хочу сказать поздравление, — проговорила она, и все, затаив дыхание, прислушались.
Лида, улыбаясь, смотрела на первоклассницу, похожую на большую куклу в школьной форме.
— Дорогая девочка! — продолжала первоклассница, закинув голову. — Горячо поздравляю тебя с веселой наградой!
— С веселой? — улыбаясь, переспросила Лида.
— С высокой, — подсказал шепотом кто-то из учителей.
— С высокой, — спокойно повторила первоклассница и начала снова: — Дорогая девочка! Горячо поздравляю тебя с высокой наградой — с золотой и серебряной медалью!
— Сразу с обеими? — засмеялись в зале.
— Желаю тебе, — продолжала девочка, нисколько не смутившись, — в вашей будущей жизни…
Веселый смех заглушил последние слова ее «речи». Она спокойно посмотрела по сторонам и пошла на место, унося с собой букет.
— Цветы, цветы отдай! — закричали ей со всех сторон.
Девочка вернулась и сунула Лиде в руки цветы.
Катя тихонечко слезла со скамейки и прошла вперед. Она знала, что теперь уже совсем скоро ей придется выступать. Ей было и страшно и весело. «Ну, если первоклассницы не боятся, то мне и подавно нечего», — решила Катя.
Наконец вызвали к столику Таню. От радости и волнения Таня, так же как и Лида, забыла, конечно, расписаться, и для нее, так же как и для Лиды, нашлась «пара» — маленькая первоклассница. У этой была темная челка на лбу, а на голове — пышный бант. Белый передник ее торчал спереди пузырем.
— Дорогая девочка! — сказала баском первоклассница и вдруг замолчала.
— Ну что, маленькая? — спросила Таня, не зная, как ей помочь.
— Я… — начала опять первоклассница, — я… я… букет!
И она протянула Тане цветы, но не ушла, а продолжала стоять, закинув голову.
— Иди, иди на место! — донесся шепот со сцены.
Первоклассница оглянулась, сказала спокойно:
— Отдала!
И, сообразив наконец, что больше от нее ничего не требуется, убежала.
А Таня, обхватив одной рукой цветы, а другой прижимая к себе красную коробочку с медалью, оглядела весь зал и прерывающимся от волнения голосом начала:
— Я не готовилась к своему выступлению…
— Вот и хорошо! — сказал старый учитель.
Таня засмеялась и вздохнула. Катя хорошо знала эту привычку старшей сестры — волнуясь, вздыхать и смеяться попеременно.
— Не падай духом, Танюша! — подбодрила ее Вера Александровна. — Говори смелее!
— Я и не падаю, — сказала Таня и перевела дыхание. — Мне хочется сказать вам, Вера Александровна, и вам, Марья Семеновна, и вам, Виктор Петрович, и всем, всем учителям нашим — спасибо за все! — Таня опять перевела дыхание. — Я в детстве хотела обязательно стать летчицей. Как Марина Раскова. Потом мечтала стать артисткой. Но вот прочла книги великого русского педагога Ушинского, Макаренко, стала приглядываться к труду учителей в нашей школе — и поняла, какой это увлекательный и благородный труд… труд учителя. — Она хотела еще что-то сказать, но вдруг встряхнула головой и неожиданно закончила: — Ну, в общем…
И все поняли, что это «ну, в общем» значит, и дружно захлопали. Таня уже собралась убежать, но тут она увидела рядом с собой Катю и с удивлением на нее посмотрела.
— Дорогая сестра! — начала Катя прерывающимся от волнения голосом и, увидев, что бабушка плачет, растерялась. Она секунду помолчала и снова начала, но совсем не теми словами, которые она придумывала дома. — Танечка, — сказала она, — поздравляю тебя! Я знаю, как ты умеешь учиться. И всего добиваться. А вот я еще так не умею… Но я постараюсь.
Таня чуть-чуть улыбнулась.
Таня чуть-чуть улыбнулась.
— Нет, правда постараюсь! — сказала Катя. — Вот увидишь…
Вокруг зашумели аплодисменты. И Катя, забыв, что она еще хотела сказать, не оглядываясь, побежала на место.
Когда же она немножко успокоилась, то увидела, что раздача медалей уже кончилась и Вера Александровна и Марья Семеновна опять заняли свои места за столом президиума.
— А теперь, — сказала Вера Александровна, обращаясь к залу, — у нас будет урок. Да-да, не удивляйтесь, — самый настоящий урок! Представьте себе, что мы не в зале, а в классе, и что перед нами доска. Предлагаю учителям вызвать кого-нибудь из своих бывших учеников, и пусть они расскажут, пригодились ли им в жизни наши уроки. И я надеюсь, — Вера Александровна поглядела с улыбкой на сидящих за столом учителей, — что вы на этот раз будете не слишком строгими. Виктор Петрович, начните-ка вы.
Старый учитель вынул из кармана записную книжечку, заглянул в нее, словно в классный журнал, и вызвал:
— Артемов, прошу к доске!
Андрей Артемов кивнул головой и, улыбаясь, поднялся с места. Он не пошел к трибуне, а чуть облокотился на спинку стула и начал просто и непринужденно:
— Мне особенно приятно выступить сегодня на вашем вечере потому, что я сам учился в этой школе и окончил ее. Это еще было до войны. Когда на нашу страну напали гитлеровские полчища, мне пришлось воевать. А когда война кончилась, я поступил в строительный институт и вот теперь участвую в строительстве одного из самых больших зданий в Москве — нового здания университета…
Андрей говорил так, словно ничего особенного не было в его судьбе: воевал… работаю… Дело обычное! Все воевали и все работают…
Но когда он окончил, старый учитель сказал:
— Молодец. Пять с плюсом!
Рассказ о героях
На следующий день, в воскресенье, с утра до ночи лил дождь. Но и этот день все равно был очень хороший. Все были дома — и старшие и младшие. Таня никуда не торопилась, долго разбирала свои школьные тетрадки и одну из них — самую красивую, «общую», в коленкоровом переплете и еще нетронутую, только с надписью на первом листке: «Т. Снегирева», — подарила Кате. А после вечернего чая все долго сидели за столом, рассматривали Танину медаль, говорили про учителей и вспоминали о том, что было на школьном вечере. И было даже как-то особенно уютно оттого, что по стеклам змеились искристые полоски дождевых капель и форточка поскрипывала от ветра.
— После вашего ухода, — продолжала Таня, неторопливо перемывая чашки, — мы опять танцевали, как летом на выпускном балу. Только не так долго…
Ирина Павловна, с чайным полотенцем в руках, ждала, что Таня протянет ей чашку. Но Таня все еще вертела и вертела ее в полоскательнице.
— А потом, когда все стали расходиться, — продолжала она, — мы вышли втроем: Лида, я и Андрей Артемов…
— Дай же мне чашку, Танюша, — сказала мама. — Ну, вышли вы втроем… А дальше?
— Вышли мы с Андреем Артемовым, — повторила Таня, протягивая маме чашку. — Помните, кто этот Артемов? Тот самый Герой Советского Союза, который нашу школу закончил и теперь строит университет на Ленинских горах. Вот, значит, выходим мы, а Лидка моя — она смелая — прямо с места в карьер и спрашивает его: «За что вы получили Героя?» — «За дела боевые», — отвечает Андрей. А Лидка опять: «Почему же вы ничего не рассказали нам об этом на вечере?» — «Ну, знаете, — говорит Андрей, — на таком веселом празднике больше хотелось говорить о мирных делах». — «Ну а теперь о войне расскажите!» — попросили мы с Лидой. Андрей сначала отказывался: «Лучше расскажите что-нибудь вы, это будет повеселей». Но мы пошли на хитрость. Начали расспрашивать его о том о сем, он нечаянно разговорился и все нам рассказал. Потом, на прощанье, шутил. «Вы, — говорит, — меня штурмом взяли». Ночь была удивительно теплая. Мы долго-долго ходили с ним по улицам, по набережной, и Андрей все рассказывал. Да только мне так хорошо не рассказать.
— Ничего, все равно расскажи! — попросили Катя и Миша.
— Ну ладно, — сказала Таня. — С чего же он начал? Ах да, с университета… Знаете, это будет целый город науки! Уже сейчас можно увидеть издалека его стальной каркас. Андрей — инженер, вот он этот самый каркас и строит. И знаете, он с таким жаром рассказывал нам об этой стройке, а потом вдруг задумался на минутку и говорит: «Эх, горько подумать, что не дожил до этих мирных дней, до этого строительства товарищ мой Алеша Решетников! Как бы он радовался! Ведь мы вместе собирались поступить после войны в строительный институт».
Мы с Лидой говорим: «Расскажите про вашего товарища». Вот он нам и рассказал.
— А теперь ты нам расскажи! — решительно потребовал Миша.
Таня кивнула головой.
— С Алешей Решетниковым, — сказала она, — Андрей познакомился и подружился еще в танковом училище. Они поступили туда сразу же как только началась война. Оба потом попали на Ленинградский фронт, и оба участвовали в прорыве блокады.
— Как это — «в прорыве блокады»? — спросил Миша.
Таня поглядела на Мишу и Катю:
— Ленинград был окружен врагами, понимаете?
— Ага, — сказал Миша.
— Ну, вот прямо как будто железное кольцо сдавливало его со всех сторон. Люди жили без воды, в холоде, в темноте. Хлеб и другую еду доставляли на самолете. А сколько же можно доставить на самолетах? Конечно, самую малость… Но, несмотря ни на что, Ленинград не сдавался.
Таня рассказывала, а Ирина Павловна перетирала чашки и думала о том, что недаром ее старшая дочка решила стать учительницей. Как она хорошо — спокойно и просто — умеет разговаривать с детьми. Ребята отлично ее слушают — слово боятся проронить. А чем лучше слушают они Танин рассказ, тем лучше рассказывает и Таня.
— И вот пришло время перейти от обороны к наступлению, — торжественно сказала Таня и строго поглядела на Катю и Мишу. — Это наступление должно было прорвать блокаду. Накануне, одиннадцатого января, Андрея и его товарища Алешу приняли в партию. Андрей говорит, что они просто не могли уснуть в ту ночь. Алеша был сдержанный, молчаливый и даже с Андреем застенчивый. Но в ту ночь он много рассказывал Андрею о своей жене и маленьком сыне.
— У него был мальчик? — подхватил Миша. — А как его звали?
— Сережа, — ответила Таня.
— А сколько ему было лет? — спросила Катя.
— Года три, кажется.
— Еще маленький, — сказал Миша. — А где он жил?
— До войны они жили где-то под Москвой, — продолжала Таня. — Алешина жена работала на заводе. А когда началась война, завод эвакуировался на Урал, и Алешина жена тоже уехала туда с Сережей. Алеша первое время столько получал писем от жены, что у них в части даже немножко завидовали ему. И вдруг письма перестали приходить. Алеша написал на уральский завод, и ему ответили, что жена его тяжело заболела А потом пришло письмо, что она умерла.
— Ой! — вскрикнула Катя. — А как же Сережа?
— Сережу взяли в детский дом.
— В какой?
— Погоди, Катюша, — прервала ее мама. — Рассказывай по порядку, Танечка.
— Хорошо, только пусть Катя и Миша меня все время не перебивают, — сказала Таня. — Вот я и забыла, на чем остановилась.
— Сережу взяли в детский дом, — подсказала Катя тихонько.
Таня призадумалась.
— Ну да, только я ведь не на этом остановилась.
— Ты рассказывала про ночь накануне наступления, — подсказала Ирина Павловна.
— Да-да. Всю эту ночь Андрей и Алеша говорили о том, что будет, когда кончится война, — как они вернутся в Москву, как будут учиться, работать, а по праздникам ходить в Большой театр, в оперу. Думали, какая будет хорошая жизнь, когда кончится война. А на другой день началось наступление. Погода в то утро была ясная, солнечная. Дул холодный ветер. И вот началось! Артиллерия открыла огонь…
Бабушка уважительно поглядела на Таню и слегка покачала головой.
— И все-то она знает, наша Танечка, — проговорила она тихонько.
Таня смутилась:
— Так это же я со слов Андрея…
— Ну, ну! — заторопил ее Миша. — Значит, первой ударила артиллерия, а дальше что?
— А дальше — по Неве ринулись танки. По льду, конечно. Одновременно перешли в наступление части Волховского фронта. Ленинградцам и волховчанам нужно было во что бы то ни стало прорвать вражеское кольцо и соединиться. Танкетка Андрея и Алеши сошла на лед и помчалась вслед за передними танками… Ах, да, — спохватилась Таня, — я совсем забыла сказать, что у них был не танк, а танкетка. Андрей говорит, что уже к тому времени танкетки устарели. В бой шли большие, тяжелые танки. Но тогда, в блокаду, даже и для старых машин находилось дело. Их как-то там ремонтировали, подновляли и опять пускали в ход. Андрей был стрелком и командиром машины, а его товарищ Алеша — водителем.