– Я тоже его люблю! – выпалила Таня, хотя никогда не задумывалась, любит она Сережу или нет. – Расскажите мне!
Старуха опустила свои почти прозрачные глаза и виновато произнесла:
– Я ж, внучка, пила раньше немерено. И теперь выпить хочу. Душа горит, как хочу! Страшнее адских мук это, понимаешь?
– Я куплю! – не задумываясь, воскликнула Таня.
– Купишь, – благодарно улыбнулась старуха и добавила с какой-то тоской: – Только чем же я пить ее буду, она же здесь, окаянная, а я не здесь.
Таня кивнула с ужасом, но не с тем, что возникает при виде неожиданных зомби, а с тем, что пронзает вас, когда вы сталкиваетесь с опустившимся до самого дна человеком. Брошенным, никому не нужным.
– Простите, – зачем-то сказала она.
– Ты прости, что я тебя напугала. Я не хотела, чтобы ты увидела меня. Завтра просто сорок дней, как меня нет, а никто и не помянет. И Господь меня не заметит. И не скажет, кто я теперь.
– Мы вас помянем, – пообещала Таня искренне, – и в церковь сходим, свечечку за вас поставим.
Старуха посмотрела на девушку полными боли и слез глазами.
– Иди, – прошептала она, – спи и ничего не бойся. Завтра я куда-нибудь уйду. Не знаю куда, но знаю, что именно завтра.
Таня вылезла из ванны, подошла к несчастной старухе, желая хоть как-то утешить ее, и сказала:
– Все будет хорошо. Обещаю.
Она впервые обещала что-либо привидению и понимала, как глупо это звучит, но слова сами сорвались с ее губ.
– Ты хорошая, – произнесла старуха, – надеюсь, Сережа тебя не обидит.
Сказав это, гостья стала таять в воздухе так же стремительно, как и появилась здесь. Сперва зазвучало шипение, потом утихающий свист. Перед тем как окончательно пропасть, она попросила:
– Можешь убрать иконы со стен, а то от них жар еще сильнее. Глядят на меня святые и видят, какая я грешница. Больно…
Таня не спеша покинула ванную. В «сталинке» было тихо, только еле слышно похрапывал Сергей. Коридор больше не казался ей мрачным, и она подумала, что нашла парня с неплохой жилплощадью. Небольшой ремонт – и квартира засияет. Чувствуя себя как дома, она зашла в спальню, взяла с полки икону с Иисусом и, подумав, засунула ее под матрас дивана. Потом сходила на кухню и сняла со стены потемневшую иконку со Святой Троицей. Спрятала ее за газовую печь и, шаркая бабушкиными тапочками, вернулась к Сереже. Она уже легла в кровать, когда вдруг вспомнила про газетную вырезку с Николаем Чудотворцем. Встала, нашла в желтом фонарном свете вырезку и сорвала с булавки. Поколебавшись, она скомкала бумажку в шарик и забросила под батарею. Невольно улыбаясь, она устроилась рядом с Сергеем и ощутила плечом его теплую, ровно дышащую спину.
«Все будет хорошо, – подумала Таня, засыпая. – Каждый имеет право быть замеченным, чтобы он ни делал в своей жизни раньше. Каждый имеет право на свечечку в церкви».
Она проснулась посреди ночи от чавкающих звуков. Старуха сидела на Сергее и пожирала его лицо. Голова парня была повернута в сторону, и на ней все казалось желтым: и текущая из глазницы густая масса, и вырванная щека с оголившимися резцами, и откушенный наполовину нос. Старуха оторвалась от своего кровожадного занятия и посмотрела на Таню красными глазами. Девушка даже не успела пошевелиться: лапа с четырьмя желтыми когтями, каждый размером с лезвие перочинного ножа, придавила ее к постели. Другая лапа сдернула одеяло. Таня попыталась крикнуть, но старуха стиснула ее губы, шершавый коготь скользнул между зубов и рассек язык. Рот наполнился соленым устричным вкусом. Обезумевшая Таня смотрела, как старуха тянет свою клешню к ее животу. Когти оставляли на коже глубокие порезы, и постель стала набухать красным.
Внезапно лапа превратилась в ужасающее подобие душа, когти и пальцы сплелись и приобрели металлический оттенок, из желтой плоти выплыл прикрытый стальной сеткой раструб.
– Ибо сказано! – прорычала старуха набитым ртом. – Не верь бесам лукавым, не верь бесам просящим, не верь бесам плачущим, не верь бесам, притаившимся в углу твоей спальни, смотрящим на тебя спящую, не верь бесам!
Из отверстий душа вырвались сотни сверкающих игл, и Таня почему-то подумала, что у нее не получится умереть так же быстро, как умер Сережа. В ушах снова и снова звучало непрожеванное: «Не верь, не верь, не верь!»
Максим Маскаль. Терминатор против Пиковой дамы
Сколько лет я не прикасался к картам? Десять? Пятнадцать? Как же давно это было. Беззаботное детство в маленьком шахтерском городке. Плакат с Брюсом Ли висит на стенке, тетрадки пылятся на полке, потому что каникулы, а коробка с вкладышами от жвачек спрятана под кроватью – это мое самое главное сокровище. Потом мы с пацанами будем играть на лавочке, и, если повезет, если моя правая ладонь будет ловко бить по ярким, вкусно пахнущим бумажкам, моя коллекция станет лучшей во дворе. Мне оставалось собрать всего три вкладыша из «Бомбибома», чтобы получился полный комплект. Шестьдесят квадратных картинок с автомобилями, которых мы никогда не видели на наших улицах. Насколько я помню, тогда в городке была всего одна иномарка. Красного цвета «БМВ» у Денискиного отца. Как же мы мечтали на нем прокатиться! А он никогда нам не разрешал. Тем летом я так и не смог собрать полную коллекцию, потому что ладонью, с которой до мяса содрана кожа, очень больно бить по лавочке. Я пробовал играть левой рукой, но почти всегда проигрывал.
– А у меня родаки на дачу уехали! Пойдемте ко мне? – предложил Борька.
– Пошли, а есть чего пожрать? – спросил вечно голодный Антоха.
– Найдем что-нибудь. Айда! – Борька спрыгнул с качелей.
Пару часов мы валяли дурака, а потом он предложил вызвать Пиковую даму.
– Мне сеструха рассказывала, когда приезжала из Красноярска. Они там с соседками вызывали в общаге. Пиковая дама пришла и чуть их не убила. Высунула руки из зеркала, а девчонки словно загипнотизировались и не могут пошевелиться. Потом она стала одну из них душить и почти задушила, но тут моя сеструха очнулась, карту порвала, и Пиковая дама убежала. Давайте вызовем?
– Да ну, врет все твоя сеструха. Нет никакой Пиковой дамы, – заныл Антоха.
– Боишься? – подначил Борька.
– Чего я боюсь-то…
– Витька, давай с тобой вызовем, а то Антоха зассал, – повернулся Борька ко мне.
Я согласился: еще не хватало, чтобы меня обозвали зассанцем.
– А как?
– Мне, короче, сеструха все рассказала. Надо взять зеркало, нарисовать на нем красной губной помадой лестницу. Вверху черным фломастером точку сделать. Выключить свет и зажечь свечку. К зеркалу прислонить Пиковую даму и позвать ее. Тогда она спустится с лестницы, и, если она придет, можно загадать желание, любое, какое захочешь, она все исполнит.
– А если она злая придет? – спросил Антоха.
– Тогда она может из зеркала вылезти и нас задушить. Как только начнет руки тянуть, нужно быстро карту порвать, и она убежит. Ты лучше, Антоха, иди домой, если боишься, а то штаны намочишь.
– Сам ты штаны намочишь. Ничего я не боюсь, потому что нет никакой Пиковой дамы.
– Ну, я тебя предупредил.
– Пацаны, а какое желание загадаем? – спросил я.
– Если мы втроем вызывать будем, то и желание должно быть одно на всех. Вот если один вызываешь, то желание только твое. Так мне сеструха говорила. Но одному вызывать опасно. Если Пиковая дама придет злая и тебя загипнотизирует, то ты карту не сможешь порвать и она тебя задушит. У сеструхи в общаге одна девка вызывала, хотела себе велосипед загадать. Утром ее мертвой нашли, а во рту – карта Пиковой дамы, – перешел на шепот Борька.
Мне стало немного страшно, но отступать было поздно. Если даже Антоха не ушел, то мне тем более нельзя.
– А давайте загадаем ящик жвачки. «Бомбибома»! – бодрым голосом сказал я.
– Точно! Давайте! Борька, тащи зеркало и помаду! – Антоха тоже расхрабрился.
Мы нарисовали на зеркале лестницу и точку. Борька задвинул шторы, и комната погрузилась в темноту. Я чиркнул спичкой и зажег небольшую свечку в виде гномика. Мне показалось, что гномику тоже страшно: у него было какое-то грустное лицо с набежавшим на красный нос воском.
– Теперь ставь ее лицом к зеркалу, – протянул мне Борька карту.
– Что надо говорить? – спросил я его, прислонив Пиковую даму под лестницей.
– Пиковая дама приходи, и так три раза. Давайте все вместе.
– Пиковая дама, приходи, Пиковая дама, приходи, Пиковая дама, приходи!
– Надо ждать и смотреть на точку, – прошептал Борька, видно, тоже начиная бояться.
Мы ждали долго, не говоря ни слова. Неровный свет от свечи отражался в зеркале, и казалось, будто дама на карте шевелится. Гномик успел расплавиться почти до бровей, когда черная точка вдруг сдвинулась с места.
– Черт! Она спускается! – закричал Антоха.
У меня пересохло в горле. Я уставился на черную точку, опустившуюся еще на одну ступеньку нарисованной лестницы.
– Ребята, я боюсь. Давайте включим свет, – заныл Антоха.
– Вдруг она добрая? – как-то неуверенно сказал Борька.
Точка дошла до середины зеркала. Грудь сдавило от страха, и я бы кинулся бежать оттуда, но не мог пошевелиться. Кто-то схватил меня за руку, и я чуть было не заорал, но понял, что это Антоха.
– Я боюсь, я боюсь, – плаксиво причитал он, вцепившись в меня липкой от пота ладошкой.
Пиковая дама рывком спустилась еще на одну ступеньку, и тут где-то позади нас раздался грохот. Мы закричали и вскочили с пола. Борька задел гномика, и тот, ударившись об зеркало, повалил его. На мгновенье в комнате стало темно, а потом вспыхнул яркий свет.
– Это что вы тут устроили? – прикрикнул Борькин папа.
Я и Антоха бросились мимо него в коридор. В считаные секунды натянули ботинки и выскочили на улицу. По Антохиным штанам расползалось мокрое пятно.
Утром мы встретились с Борькой во дворе. У него были красные глаза. Видно, тоже не мог заснуть ночью. Я боялся, что Пиковая дама вылезет из зеркала в коридоре и придет меня душить. Но солнечным утром все страхи ушли, и мы начали бахвалиться друг перед другом.
– Эх, чуть-чуть не хватило, родаки все испортили, а то был бы у нас сейчас целый ящик жвачки, – размахивая руками, сказал Борька.
– Да! Что они так рано с дачи приехали? Ты видел, Антоха-то все штаны зассал, – ответил ему я.
– Трус, что с него взять. А мы с тобой потом вдвоем Пиковую даму вызовем, не надо будет с ним делиться.
– Точно!
– Пойдем в лапту сыграем?
– Пошли.
На поле к нам присоединился Вовка с соседнего двора. Родители у него часто летали в командировки, поэтому у Вовки всегда были новые вкладыши. Вот и сейчас он принялся ими хвастаться.
– Это от «Лазера», смотрите, какой танк. А это от новой жвачки, «Стар Трек». Это не просто вкладыш, а наклейка. Можно на портфель наклеить или на пенал. А вот еще от «Терминатора». Шварценеггер с пулеметом, такого ни у кого нет.
Терминатор меня впечатлил. По сравнению с ним мои «Бомбибомы» сильно проигрывали. Они продавались даже у нас в киоске, а «Терминаторы» наверняка только в больших городах.
– Давай сыграем? – сделав равнодушное лицо, предложил я. – Ставлю две «Турбы» против «Терминатора».
– Ага, размечтался. Да я его на все твои вкладыши не променяю. Говорю же, такого ни у кого нет, – пряча в карман Шварценеггера, заявил Вовка.
– Да кому он нужен, твой Терминатор – башка из чайника, – пытаясь скрыть обиду, ответил я.
Позже днем я проверил все киоски, где торговали жвачкой. Конечно, в нашей деревне никто про «Терминатора» и не слышал. За ужином я попробовал еще один способ.
– Мама, а когда нам тетя Аля посылку пришлет из Новосибирска?
– Какую посылку? Она же недавно присылала, рубашку тебе новую к школе подарила.
– Да что рубашку, их у меня полно. Попроси, чтобы она мне жвачку «Терминатор» прислала.
– Вы посмотрите на него, жвачку ему подавай! Тете Але больше делать нечего, как деньги на всякую ерунду тратить! Совсем уже! Ну-ка, доедай суп и марш из-за стола. Мне еще гречку перебирать надо, отцу кашу сварить.
Ничего эти взрослые не понимают, думал я в своей комнате. Вот на кой черт мне нужна эта рубашка? Что у меня, рубашек нет? На эти деньги можно было бы заказать тете Але, чтобы она штук двадцать «Терминаторов» купила, а то и больше. Вот бы Вовка обзавидовался, а то ходит гордый такой со своим Шварценеггером. Что же делать?
В пятницу вечером, когда родители ушли в гости, я снял в коридоре зеркало и отнес в свою комнату. Борьку звать не стал. Подумал, если обидится, подарю ему один вкладыш. У мамы на зеркале взял помаду, порывшись в шкафу, достал огарок свечи. А вот черный фломастер никак не мог найти и взял у мамы черный химический карандаш, которым она подводила глаза. Послюнявил его и нарисовал маленький кружок. Итак, все готово: зеркало с красной лестницей и черной точкой стоит у стенки на кровати, рядом на блюдце свечка. Я принес с кухни потрепанную колоду карт, которой папа иногда играл с друзьями в дурака, и вытащил оттуда Пиковую даму. Мне показалось, что карта улыбается. Хороший знак, подумал я, прислонив карту лицом к зеркалу. Затем выключил в комнате свет, задернул шторы и зажег свечку. Прикрыл дверь в коридор, где на всякий случай свет оставил.
– Пиковая дама, приходи, Пиковая дама, приходи, Пиковая дама, приходи! – прошептал я, уставившись на черную точку.
Сначала я хотел попросить у нее ровно сто жвачек с Терминатором, но потом решил – пусть будет еще одна для Борьки. Я сидел на кровати рядом с зеркалом и ждал. Сначала было страшно, но точка никак не хотела двигаться, поэтому бояться я даже устал.
– Ну, приходи же, – поторопил я Пиковую даму.
Точка неподвижно стояла на верхней ступеньке. Через некоторое время мне захотелось в туалет. Я немного потерпел, но все-таки покинул свой пост и вышел в коридор. При свете лампочки вся затея показалась глупой. Борька, поди, что-нибудь с фломастером придумал, вот нам и померещилось. Я вернулся в комнату, чтобы успеть все убрать к приходу родителей, и, подойдя к кровати, увидел, что свечка почти догорела. А где же точка? Ее не было!
Кружочек, который я нарисовал маминым карандашом, будто кто-то стер. Но в квартире, кроме меня, никого нет. Лишь присмотревшись, я заметил, что точка переместилась с верхней части зеркала в самый низ, остановившись напротив карты. Я тяжело выдохнул, и огонек свечки затрепыхался. И тогда из зеркала выскочила рука, которая крепко вцепилась в мою правую ладонь. Я закричал от ужаса и стал вырываться, но Пиковая дама держала крепко. Она тащила меня к себе. Я верещал во весь голос и пытался выдернуть ладонь из этой страшной лапы с черными ногтями, но бесполезно. Она затягивала меня все глубже и глубже в зеркало. Оттуда, из глубины, на меня смотрело ее злобно ухмыляющееся лицо. Она оказалась не уродливой или страшной, а даже красивой, но это была злая красота. Пиковая дама никогда не бывает доброй, внезапно понял я. Она не дарит велосипедов и жвачку, она затягивает детей в зеркало, душит и выбрасывает трупы обратно в наш мир. Моя правая рука уже по локоть вошла в зеркало, когда я вспомнил, что нужно разорвать карту. Где же она?! Отброшенная нашей борьбой карта лежала на краю кровати. Я дотянулся до нее и схватил. Но как ее порвать одной рукой?! Пробовал и так и так, но ничего не получалось. Тогда сунул карту в зубы и изо всех сил рванул. Зубы скользнули по глянцу, и мне удалось оторвать лишь уголок, где нарисованы пики.
Хватка Пиковой дамы ослабла. Ее губы, густо накрашенные красной помадой, скривились, словно от боли. Возможно, она даже закричала, но из зеркала не донеслось ни звука. Я снова вцепился в карту зубами, сумел оторвать еще один кусочек и принялся с удвоенной силой вырываться из ее ослабшей руки. Она пыталась удержать меня, но я все тащил и тащил руку из зеркала, до мяса разрывая ладонь, пока наконец не освободился. Наши взгляды встретились. Пиковая дама смотрела с такой яростью, что я застонал от страха и убежал.
Лишь поздней ночью родители нашли меня в гаражах. Я сидел возле фонарного столба в кружке света, размазывая по лицу слезы и кровь, и все твердил им про Пиковую даму, но они, конечно, не поверили мне, решили, что меня покусала собака. Ох, если бы это была собака. Пусть хоть сто собак.
Домой я зашел, крепко держа папу за руку, словно маленький. Но мне было все равно, что обо мне подумают. Я боялся, что она вылезла из зеркала и ждет меня. Но никого не было, даже зеркало висело на своем месте. Я решил, что его повесили родители, когда вернулись домой. Как же я ошибался. Пиковая дама сама умела заметать следы.
Почти неделю у меня была высокая температура. Я спал в зале у родителей, а в свою комнату ни разу не зашел. Папа принес мне оттуда книжки и игрушки, а я делал вид, что не могу встать из-за слабости. Наконец наступил день, когда температура спала.
– Слава богу, выздоровел, сынок, – улыбнулась мама.
– Сейчас отнесу постель в твою комнату, – подхватил отец.
Я боялся туда заходить, очень боялся, но пришлось. Днем я тщательно проверил шкаф, заглянул под кровать и унес в коридор маленькое зеркальце, которое лежало на полке. Пиковая дама не придет, успокаивал я себя. И верно – той ночью она не появилась. Пережив первую ночь, я поклялся больше не вызывать ее.
Кошмар начался на следующий день. К родителям в гости пришли Козловы. Я посидел на кухне за столом с гостями, потом заскучал и ушел к себе. Перебирая «Бомбибомы», мечтал, что скоро рука заживет, я выйду во двор, выиграю три недостающих вкладыша, и тогда с полной коллекцией мне и «Терминатор» будет не нужен. Мне захотелось пить, и я снова вернулся в кухню. Женщины ушли пить кофе в зал, а папа с Козловым играли в карты за кухонным столом. В карты! Но ведь в колоде не хватает одной. Я порвал Пиковую даму, когда боролся с ней. Я подошел к столу как раз в тот момент, когда папа выхватил из руки ту самую карту и припечатал пиковую десятку Козлова.