– Начнется попойка, будут жонглеры и ребята, которые засовывают дурностаев друг другу в штаны.
Молчание.
– А потом настанет завтра – и что ты будешь делать?
Молчание.
– Ты всегда можешь вернуться в свою хижину, туда еще никто не въехал, ну, или остановишься у меня, если хочешь. Так или иначе, тебе придется решать, потому что ты не можешь вечно сидеть здесь взаперти, понимаешь?
Нянюшка прислонилась к стене.
– Помню, как-то очень давно моя матушка рассказала мне о королеве Амонии. Правда, королевой Амония пробыла всего три часа, а все потому, что на свадьбе гости затеяли игру в прятки и она спряталась в большом сундуке на каком-то чердаке, а крышка сундука возьми да захлопнись. В общем, нашли ее только через семь месяцев, а к тому времени свадебный торт, так скажем, слегка протух.
Молчание.
– Слушай, ты и дальше молчать собираешься? Я не могу торчать здесь всю ночь, – упрекнула нянюшка. – Утром все само наладится, вот увидишь.
Молчание.
– Почему бы тебе не лечь спать пораньше? – предложила нянюшка. – Позвони, и наш Шончик мигом принесет тебе горячее питье. По правде говоря, в замке несколько прохладно. Просто удивительно, как эти старые камни поглощают тепло.
Молчание.
– Ну, я пошла? – спросила нянюшка у не желающей сдаваться тишины. – Как вижу, делать здесь особенно нечего. Ты уверена, что не хочешь поговорить?
Молчание.
– Перед богом вставай, перед королем кланяйся, перед мужем опускайся на колени – вот рецепт счастливой жизни, – обратилась нянюшка Ягг ко всему миру в целом. – В общем, я ухожу. Знаешь что, завтра я приду пораньше, помогу тебе приготовиться, ну и все такое прочее. Что скажешь?
Молчание.
– Ладушки, на том и порешим, – сказала нянюшка. – Всего хорошего!
Еще целую минуту она ждала. Зная человеческую натуру, справедливо было бы предположить, что засов сейчас отодвинется и Маграт выглянет в коридор или даже окликнет ее. Но этого не произошло.
Нянюшка покачала головой. Она знала три способа проникновения в комнату, и лишь один из них был связан с дверью. Но всему свое время, а время ведьмовства еще не наступило. Нянюшка Ягг прожила долгую и, в общем-то, счастливую жизнь исключительно благодаря тому, что точно знала, когда не стоит применять свои ведьмовские силы. А в данный момент этого делать явно не следовало.
Она спустилась по лестнице и вышла из дворца. Шон стоял на карауле у главных ворот и тайком отрабатывал удары каратэ на вечернем воздухе. Завидев нянюшку, он в смущении замер.
– Привет, мам. Вот, все на Представлении, а я тут торчу…
– Полагаю, в день очередной зарплаты король по достоинству оценит твое рвение, – откликнулась нянюшка Ягг. – Напомни мне, чтобы я напомнила ему.
– А ты сама что, не идешь туда?
– Я… пожалуй, я прогуляюсь по городу, – пожала плечами нянюшка. – Ты Эсме случаем не видел? Она тоже на Проставлении?
– Не видел, мам.
– Ну, у меня тут кое-какие дела образовались…
Но едва она успела сделать несколько шагов, как услышала за своей спиной вкрадчивый голос:
– Здравствуй, о услада ночей моих.
– Казанунда? Ты что, всегда так подкрадываешься к людям?
– Я заказал ужин. «Козел в кустах» – знаешь такое заведение? – сообщил гном-граф.
– Ой, но там же так дорого! – воскликнула нянюшка Ягг. – Честно говоря, туда я никогда не захаживала…
– В честь свадьбы им завезли особые блюда. Для всех приезжих господ, – сообщил Казанунда. – И я уже обо всем договорился.
А это было совсем не просто.
Использование пищи в качестве средства, повышающего половое влечение, не нашло широкого применения в Ланкре, за исключением, конечно, знаменитого морковно-устричного пирога нянюшки Ягг[27]. Например, шеф-повар «Козла в кустах» был искренне уверен, что пищу и секс объединяют только различные комические жесты с использованием, скажем, огурцов. Он никогда не слышал о шоколаде, банановой кожуре, авокадо, зефире и тысяче других блюд, которые люди с успехом используют для того, чтобы добраться из пункта А в пункт Б по извилистой дороге романтических ухаживаний. На составление меню Казанунда потратил целых десять минут, и внушительное количество денег перешло из рук в руки.
Он заказал хорошо продуманный романтический ужин при свечах. Казанунда был искренним приверженцем искусства обольщения.
Для расы гномов вышеупомянутое искусство заключалось, как правило, в тактичном выяснении пола другого гнома, облаченного в множество слоев кожаной одежды и несколько кольчуг. Многие высокие женщины по всему континенту, доступные лишь при помощи стремянки, долго еще вспоминали о своих встречах с Казанундой.
Вероятность появления среди гномов подобной личности стремилась к абсолютному нулю. Это как если бы среди эскимосов появился вдруг прирожденный специалист по выращиванию редких тропических растений и уходу за ними. Великий, но до сей поры сдерживаемый океан сексуальности гномов нашел-таки дырочку у основания дамбы – совсем маленькую, однако достаточную для приведения в действие мощной динамо-машины. Тем, чем его друзья-гномы занимались крайне редко, лишь когда этого требовала природа, Казанунда занимался постоянно – иногда на заднем сиденье паланкина, а однажды даже на дереве вверх ногами, но всегда, и это очень важно, уделяя огромное внимание деталям. Типично гномье отношение к делу. Гномы способны месяцами корпеть на каким-нибудь замысловатым ювелирным украшением, поэтому Казанунда был желанным гостем в богатых особняках и дворцах – когда хозяин был в отъезде. Ну а способность быстро вскрыть любой замок (гномы – великие специалисты по замкам) весьма полезна для выхода из затруднительных ситуаций, которые порой случаются в будуаре по вине мужчин, абсолютно не доверяющих своим женам.
Нянюшка Ягг была привлекательной женщиной («привлекательная» и «красивая» – это не одно и то же). Казанунду она просто очаровала. С ней было приятно находиться рядом, и взгляды ее были настолько широки, что могли вместить три футбольных поля и кегельбан в придачу.
– Эх, где же мой верный арбалет?… – пробормотал Чудакулли. – Шикарная вешалка вышла бы для моей шляпы.
Единорог помотал башкой и принялся рыть копытом землю. От его боков валил пар.
– Здесь одного арбалета мало, – откликнулась матушка. – В твоих пальцах точно ничего не осталось?
– Ну, можно создать иллюзию, – предложил волшебник. – На это много магии не требуется.
– Не сработает. Единорог – эльфийская тварь. Такие штуки на них не действуют. Они видят сквозь иллюзии. И это естественно, они ведь сами мастера по всяким наваждениям. А как насчет этого склона? Сможешь его одолеть?
Они одновременно посмотрели на склон. Он представлял собой почти отвесную стену из красной глины, скользкую, как настоящий жрец.
– Тогда отступаем, – решила матушка. – Только медленно.
– А как насчет его разума? Вы же умеете проникать в головы животных.
– Там уже живет кое-кто. Этот бедолага – ее любимец. И подчиняется только ей.
Единорог двинулся следом, не спуская с них глаз.
– А что будем делать, когда подойдем к мосту?
– Ты плавать умеешь?
– Но река далеко внизу.
– А тот омут? Неужели не помнишь? Однажды, лунной ночью, ты нырнул в него…
– Тогда я был молодым и глупым.
– Ну и что? А сейчас ты старый и глупый.
– Я раньше думал, что единороги более… э-э, пушистые.
– Только не позволяй их чарам завладеть тобой! Смотри в оба! Ты должен видеть только то, что у тебя перед глазами! А перед глазами у тебя большущая животина с чертовски острым рогом на башке!
Единорог начал бить копытом.
Ноги матушки коснулись настила моста.
– Он случайно попал сюда и не может вернуться, – продолжала она. – Не будь нас двое, он бы уже бросился в атаку. Ага, мы примерно на середине моста…
– В реке много талого снега, – с сомнением в голосе заметил Чудакулли.
– Да, встречается, – кивнула матушка. – Ладно, увидимся у плотины.
И исчезла.
У единорога, который до сего момента никак не мог выбрать, на кого бы броситься, остался только один выбор в лице Чудакулли.
А до одного единорог считать умел.
Он опустил голову.
Чудакулли никогда не нравились лошади, здравомыслие не относилось к сильным чертам характера этих животных.
Когда единорог бросился вперед, Чудакулли перепрыгнул через парапет и безо всякой аэродинамической грациозности полетел в ледяные воды реки Ланкр.
До театра библиотекарь был сам не свой. На театральных премьерах его всегда можно было найти в первом ряду, а некие анатомические особенности позволяли библиотекарю хлопать в два раза громче и кидаться арахисовыми скорлупками в два раза дальше.
Но сейчас библиотекарь чувствовал себя обманутым. Ланкрская библиотека сплошь состояла из толстых томов по этикету, разведению скота и управлению хозяйством – ничего интересного! Как правило, королевские семьи не отличались любовью к чтению.
И от Представления он ничего особенного не ждал. Библиотекарь заглянул за мешковину, служившую стенкой гримерной, и увидел там с полдюжины коренастых мужчин, яростно спорящих друг с другом. Похоже, сегодня не получится насладиться трагическим искусством, хотя всегда существовала возможность, что один из них влепит другому по роже тортом[28].
Библиотекарю удалось занять в первом ряду целых три места. Люди с удивительной готовностью уступали ему места, просто уступали, и все. Потом, исчезнув на пару минут, он вернулся с пакетиком арахиса. Никто не знал, где библиотекарь берет арахис.
– У-ук?
– Нет, спасибо, – отказался Думминг Тупс. – Меня от них пучит.
– У-ук?
– Уважаемые зрители! Сегодня мы разыграем для вас превеселое Представление! Ого-го! Опилки и патока! Набей свою селедку и покуривай!
– Нет, думаю, ему тоже не хочется, – сказал Думминг.
Занавес поднялся, вернее, был отодвинут в сторону пекарем Возчиком.
Представление началось.
Библиотекарь взирал на сцену со все усиливающейся тоской. Представление было просто поразительным. Обычно он не возражал против плохой актерской игры – при условии, что достаточное количество кондитерских изделий летало по воздуху. Но эти люди вообще не умели играть – ни хорошо, ни плохо. А бросаться тортами никто, похоже, не собирался.
Он достал из кулька орех, задумчиво повертел его в пальцах, внимательно рассматривая левое ухо Портного, второго ткача…
И вдруг почувствовал, как все волосы на его теле встают дыбом. На орангутане это выглядит очень круто.
Библиотекарь посмотрел на холм, высящийся позади «актеров», и глухо заворчал.
– У-ук?
Думминг ткнул его локтем.
– Тихо ты! – прошептал он. – По-моему, они начинают вживаться в роли…
Актер в соломенном парике что-то произнес, и по ланкрскому театру прокатилось странное эхо.
– Что-что она сказала? – спросил Думминг.
– У-ук!
– Как это у них получилось? Отличный эффект, просто…
Думминг неожиданно замолчал.
А библиотекарь вдруг почувствовал себя очень-очень одиноким.
Взгляды всех зрителей были направлены на травяную сцену.
Он помахал волосатой рукой перед глазами Тупса.
Воздух над холмом колыхался, а трава на склоне двигалась так, что у орангутана заболели глаза.
– У-ук?
На холме, между камнями, повалил снег.
– У-ук?
Маграт по-прежнему сидела в своей комнате. От нечего делать она решила распаковать подвенечное платье.
Кстати, платье…
Могли бы с ней посоветоваться. В конце концов, оно предназначается именно для нее… предназначалось. Сначала выбирать материал, бесконечные примерки, потом менять материал, менять фасон, снова примерять и примерять…
…Хотя, конечно, она девушка самостоятельная и совсем не нуждается в подобных глупостях…
…Но выбирать наряд должна была она. Платье было из белого шелка, с изящной отделкой кружевами. Маграт не особо владела портняжьим языком. Она знала, что это такое, просто не знала, как оно называется. Все эти рюшечки, складочки, вставочки и прочее.
Она приложила к себе платье и критически осмотрела его.
На стене висело маленькое зеркало. После определенной внутренней борьбы Маграт наконец сдалась и решила примерить наряд. Не то чтобы она собиралась надеть его завтра. Но если бы она его не примерила, то всю жизнь потом мучилась бы, не зная, как оно на ней сидело. Платье подошло. Вернее, не подошло, но весьма и весьма привлекательным образом. Сколько бы Веренс ни заплатил за него, деньги он потратил не зря. Портной продемонстрировал настоящее искусство, платье интригующе облегало в принципе не облегаемую Маграт и вздымалось там, где у самой Маграт вздыматься было нечему. Лента фаты была украшена цветами. «Еще раз я не разрыдаюсь, – сказала себе Маграт. – О нет, я останусь рассерженной. И буду сердиться все сильней, пока не приду в ярость, а когда они вернутся, я… …И что я сделаю?»
Она могла попытаться проявить равнодушие. Могла величественно пройти мимо… платье как нельзя кстати… и преподать им урок.
И что потом? Оставаться здесь нельзя, ведь скоро все всё узнают. Обязательно узнают. О письме. Новости распространялись по Ланкру быстрее, чем скипидар по больному ослу.
Ей придется уехать. Может, удастся найти местечко, где нет своей ведьмы, и начать все с начала? Хотя сейчас Маграт предпочла бы любую другую профессию, если бы для экс-ведьмы таковая существовала.
Маграт решительно выставила вперед подбородок. Желчь пузырилась в ней, как горячий источник, в таком состоянии она была готова создать новую профессию.
Никак не связанную с общением с мужчинами и всякими назойливыми старухами.
И она сохранит это проклятое письмо – чтобы помнить.
Она-то голову ломала – и как это Веренс так ловко все подгадал. А оказалось, все проще некуда. О, как они, наверное, смеялись над ней…
На краткий миг нянюшкой Ягг овладели странные сомнения – вроде бы она должна быть сейчас совсем в другом месте… Впрочем, сомнения тут же развеялись – в ее возрасте приглашения на интимный ужин при свечах случаются не каждый день. Нельзя все время волноваться о судьбах мира, нужно немного и о себе позаботиться. Об исполнении своих сокровенных желаний.
– Очень неплохое вино, – сообщила она, приступая ко второй бутылке. – Как, ты сказал, оно называется? – Нянюшка всмотрелась в этикетку. – «Кото Шампань»? И они в таком отличном вине котов купают? В ихних заграницах все сумасшедшие.
Ручкой ножа она протолкнула пробку в горлышко и хорошенько встряхнула бутыль, чтобы «змия взбодрить», как сама потом объяснила.
– А чего я совсем не понимаю, так это зачем его пить из дамских башмаков? – продолжала нянюшка. – Знаю, так полагается, просто не могу понять, что такого прекрасного в возвращении домой в башмаках, полных вина. А ты не голоден? Если не хочешь этот хрящик, я его съем. Омаров больше не осталось? Мне еще не доводилось есть омаров. И такого майонеза. И таких яиц, набитых чем-то. Кстати, по-моему, этот ежевичный джем воняет рыбой.
– Это икра, – пробормотал Казанунда.
Он сидел, положив подбородок на ладони, и смотрел на нянюшку с восторженной страстью.
К вящему своему удивлению, он получал сейчас огромное наслаждение – причем не в горизонтальном положении.
Казанунда точно знал, как должен протекать ужин подобного рода. Подобные ужины – один из основных видов оружия в арсенале опытного соблазнителя. Соблазняемую следовало обильно угощать хорошими винами и дорогими, но легкими яствами. Далее должны последовать обмен понимающими взглядами поверх стола и переплетение ног под оным. Многозначительное поедание груш и бананов. Таким образом, нежно, но неумолимо корабль обольщения направлялся в нужную бухту.
Однако это была нянюшка Ягг. Нянюшка Ягг по-своему ценила хорошие вина. Казанунда и представить себе не мог, что белое вино можно запивать портвейном только потому, что оно закончилось.
Что же касается еды… Еде нянюшка тоже отдавала должное. Казанунда никогда в жизни не видел столь энергичной работы локтями. Покажи нянюшке Ягг хороший ужин, и она набросится на него с вилкой, ножом и тараном. Особенно ярким впечатлением было зрелище поедания нянюшкой омара. Такое забывается не скоро. Еще несколько недель придется выковыривать из стен таверны куски клешней.
А еще была спаржа… Он, конечно, попытается забыть, как нянюшка Ягг уминала спаржу, но вряд ли эти воспоминания так быстро сотрутся. Вероятно, все дело в том, что нянюшка была ведьмой. А ведьмы всегда крайне недвусмысленно выражали свои желания. Вы можете взять приступом скалы, перейти бурные реки и спустится на лыжах по крутым горным склонам – все ради того, чтобы принести нянюшке коробку шоколадных конфет. Но только вы и шипы с ботинок не успеете снять, а нянюшка уже будет приканчивать ваш подарок.
Чем бы ни занималась ведьма, она делает все на сто процентов.
– Ты не будешь доедать эти креветки? Тогда передай мне блюдо.
Он было попытался поработать ногой, чтобы перевести ужин в следующую стадию, но сильный удар кованым башмаком по лодыжке быстро заставил его позабыть об этих намерениях.
А потом появился цыган-скрипач. Сначала нянюшка Ягг выразила неудовольствие тем, что какие-то типы пиликают над ее ухом и отвлекают от еды, но во время перемены блюд она сама выхватила из рук цыгана скрипку, зашвырнула смычок в кадку с камелиями, перенастроила инструмент на что-то, похожее на банджо, и пропела Казанунде три куплета песни, которую она назвала, учитывая, что ее кавалер прибыл из заграницы, «Дас Еж Нихт Содомит».
После чего нянюшка выпила третью бутылку вина.
А еще Казанунду пленяло то, как лицо нянюшки Ягг превращалось в массу горизонтальных веселых морщинок, когда она смеялась, а смеялась нянюшка Ягг много.