– Потише, Марина! А вдруг эта дамочка напишет на тебя жалобу? И отчислят тебя за аморальное поведение. – Ее подружка тоже решила повеселиться.
Маринка саркастично рассмеялась.
– Ты не забыла, что мой дядя декан иняза? Кто куда меня отчислит? – она была абсолютно уверена в собственной безнаказанности.
– Никогда бы не подумал, что Денис Анатольевич поощряет разврат. Интересно, интересно. Надо будет поставить вопрос на ближайшем заседании ректората, – невесть откуда взявшийся Иван Ярославович был артистично обескуражен, – и он еще собирается баллотироваться на должность проректора? Я считаю, что таким типам вообще не место в нашем университете.
Маринка нелепо открыла рот, забыв его закрыть. Такого противника она не ожидала. Так же как и остальные девчонки. Одна из них хотела было сбежать от греха подальше, но была остановлена властным жестом академика.
– Подождите, Регина Овсиенко. Я еще не закончил. Я знаю ваши фамилии, имена и место учебы. У меня феноменальная память, если вы не в курсе. Так что не спешите убегать, не то будем разговаривать с вами в другом месте. Насколько я понял, вы считаете, что разбить семью своего рода доблесть, и быть любовницами женатых мужчин не только достойно, но и очень выгодно? Хорошенько подумайте над ответом, вы ведь все будущие педагоги. Если станете ими, конечно.
Намек был настолько прозрачен, что девчонки кто побледнел, кто покраснел.
– Извините, мы же просто прикалывались. На самом деле мы вовсе так не думаем.
Иван Ярославович взмахом руки отправил их восвояси с жестоким напутствием:
– Желаю вам в следующий раз говорить именно что, думаете, фанфаронство порой заканчивается очень печально. – Маринка тоже двинулась было со всеми, но получила уничижительный приказ: – А вы, Марина Светлова, будьте так добры, останьтесь. – Его интонация была так похожа на интонацию Мюллера из «Семнадцати мгновений весны», что Оля невольно хихикнула.
Но Светловой было не до смеха. Под стальным взглядом академика у нее начали мелко дрожать поджилки, и она впервые в жизни поняла выражение «сердце ушло в пятки».
– Я при любом раскладе доложу Денису Анатольевичу его положение в вашей жизни. Он ведь существует только для того, чтоб вытаскивать вас из разного рода переделок? Эта, насколько я помню, уже далеко не первая?
Единственное, на что оказалась способна эта еще недавно горластая девица, это выдавить из себя нелепое блеяние.
– Я еще в прошлый раз приватно просил его провести с вами воспитательную беседу. Он что, с вами не говорил?
– Говорил.
– Понятно. Что ж, вывод один: если он среди членов своего семейства авторитетом не пользуется, каким же авторитетом он может пользоваться среди студентов? И нужны ли нам подобные преподаватели, а, тем паче, деканы?
Маринка вскинулась.
– Он очень хороший преподаватель, и человек хороший!
– Да? Глядя на вас, у меня возникает мысль, что чересчур уж хороший.
После уничижительных слов академика Маринка и впрямь почувствовала себя полным ничтожеством. Но это было еще полбеды. Если этот настырный старик возьмется за дядьку, который и в самом деле был порядочным человеком, то тому придется плохо, а ей еще хуже. Эх, если бы она знала, не стала бы связываться с этой почти бывшей женой. Черт ее дернул ей хамить!
– Я больше не буду! – это было совершенно по детски, но теперь Маринка была готова на все. – Простите, пожалуйста. И дяде ничего не говорите! Он ничего не знает! И Глебу я скажу, чтоб отстал!
– То есть вы готовы выступить на благо справедливости?
– Какой справедливости?
– Уверен, на суде этот великолепный Глеб заявит, что никакой любовницы у него нет и в помине не было. Вы готовы эти слова опровергнуть? Думаю, у вас есть дарственная на квартиру? Там его имя фигурирует?
Маринка сомневалась недолго. С одной стороны, учеба и дядькина карьера, а с другой обманувший ее любовник. Забыв, что только что собиралась за него замуж, она горячо пообещала:
– Конечно! С удовольствием ему отомщу! Наобещал мне с три короба, бессовестно обманул! Справедливость должна восторжествовать!
Иван Ярославович саркастически переглянулся с Ольгой.
– Замечательно! Это вы хорошо сказали, Марина Светлова, справедливость должна восторжествовать. Я свяжусь с вами, когда будет нужна ваша помощь. И мой вам настоятельный совет: не встречайтесь больше с Абрамовым. Я ведь все равно узнаю. И поменяйте свою симку, чтоб не впадать во искушение.
Немного оторопевшая от полупонятных старорежимных слов, Маринка тем не менее воспрянула духом, пообещала все выполнить, и быстро скрылась из глаз.
– Как быстро нынешнее поколении меняет жизненные ориентиры, не находите? – Иван Ярославович скептически оглядывал идущих мимо и непрестанно здоровающихся с ним студентов.
Оля уточнила:
– У этой девицы жизненный ориентир никогда не менялся.
– А какой он, по-вашему? – заинтересовался академик.
– Выгода. Ну, и удовольствие, я думаю. А что вы слышали из нашего разговора?
– Думаю, почти все. Я стоял у киоска, выбирал, что почитать вечерком, когда эти базарные особы начали говорить о своих делах, никого не стесняясь. Познавательный получился разговор, весьма познавательный.
Ольга решила, что Олег стопроцентно прав, говоря, что Иван Ярославович большой специалист по интригам. И тут он снова ее удивил.
– Я старый интриган, вы, безусловно, правы. А иначе я не удержался бы сорок лет в ректорах крупнейшего в регионе вуза. Многое нужно было просчитывать на несколько ходов вперед. И при советской власти, и сейчас в особенности. Но, думаю, это можно назвать и дальновидностью. Не находите?
Оля была смущена не меньше удравших девиц.
– Э-ээ, я бы назвала это проницательностью.
Иван Ярославович помахал рукой, и перед ними снова, как в прошлый раз, из ниоткуда возникло такси. Они сели в машину, и академик мягко попросил:
– Здравствуй, Яша. Домой, пожалуйста.
– Добрый день, Иван Ярославович! С удовольствием. – Водитель широко улыбнулся, радостно приветствуя пассажиров.
Дорогой Иван Ярославович говорил с ним о его делах, выспрашивая, как жена, как дети, проявляя завидную осведомленность о всех членах семейства водителя. Оля поняла, почему все знакомые академика с таким пиитетом к нему относятся – он помнил обо всем. Едва они вышли из машины, Оля спросила:
– Иван Ярославович, о моем разводе вам Пал Палыч рассказал?
– Нет, что вы! Боюсь, он целиком занят своими личными проблемами, чтоб обращать внимание на чужие. Нет, об этом мне сказал внук.
Ольга удивилась.
– Борис? А мне он сказал, что даже меня и не запомнил.
– Вполне может статься, что внешне он вас не запомнил. Но ваше имя ему знакомо.
– Но какое ему дело до моего развода? И откуда он об этом узнал?
– Возможно, никакого. А, возможно, и наоборот. Он вам о похищении ничего не говорил?
– Чьем похищении?
– Даже не знаю, как его и обозначить. Похищение планировалось ваше, но украли-то Василису.
Оля приложила руки с горевшим щекам.
– Кошмар! Это Глеб учудил?
– Естественно. Думаю, он вас все-таки по-своему любит, если настолько не хочет отпускать.
– Это в нем спесь играет. И самодурство. Его любовь давно прошла, осталось только чувство собственника. Как же, я посмела оставить его первой! Вот если бы первым от меня ушел он, это было бы совсем другое дело. Он уверен, что ему все можно. Когда он стал таким, не знаю.
– Не волнуйтесь, Оля, это не ваша вина. Хотя, возможно, вы были чересчур нетребовательной женой.
– Нетребовательной? А нужно быть требовательной?
– Конечно. С такими, как Глеб, – обязательно. И постоянно давать повод для ревности.
– Чтоб свой огород стерег, а не чужие пашни возделывал?
– Да.
– Такая жизнь не для меня. Я хочу доверять мужу, а не думать каждую минуту, где он и с кем.
– Тогда вам нужно было за Виталия замуж выходить. Вот уж где спокойная надежная гавань.
Ольга подозрительно посмотрела на него, но Иван Ярославович, якобы не замечая ее сомнения, спокойно продолжил:
Ольга подозрительно посмотрела на него, но Иван Ярославович, якобы не замечая ее сомнения, спокойно продолжил:
– Что касается похищения, то внук случайно увидел, как Василису запихали в машину, и поехал следом. Конечно, с ней и так ничего бы не случилось, но тем не менее он подоспел вовремя, чтобы поговорить с Глебом по-мужски. Глеб объяснил, что хотел с вами побеседовать. По душам, так сказать. По-другому он с вами встретиться не мог.
Оля сердито откинула со лба прядь волос.
– По душам поговорить? Чушь! Не знаю, что бы он там выдумал, но разговорами дело бы не кончилось, это точно!
– А вы точно не хотите идти на мировую?
Она посмотрела на него, как на сумасшедшего.
– Я и до сегодняшнего милого разговорчика с этой Маринкой знала, что он не слишком порядочный тип, но после него – тем паче!
– Это все на редкость противно, – согласился Иван Ярославович, – но нужно учесть, что о мымре сказано в жеребячьем гоне. Я бы на вашем месте в суде к этим словам апеллировать не стал.
– Я и не буду. А вы думаете, что появление Светловой в суде оправдано?
– Милая Оля, я таких Глебов за свою жизнь навидался предостаточно. И уверяю вас, он будет изворачиваться изо всех сил. Заявит, что всегда был вам верен, и что это просто ваши фантазии. Его необходимо припереть к стенке, чтоб неповадно было. Хорошо бы разыскать еще несколько его подружек, чтоб было нагляднее.
Оля прямо взглянула ему в глаза.
– Иван Ярославович, а почему вы так для меня хлопочите? Мне не верится, что вы делаете это бескорыстно.
Академик рассмеялся дребезжащим старческим смехом.
– Ага, Олежку цитируете! Это его слова: я ничего не делаю просто так. Плету интриги, козни строю, и прочее, и прочее. Скажу вам по секрету, он совершенно прав! Я вправду хочу выжить его из его собственного дома. Правда, дом-то мой, но это не суть важно. Думаю, пришла пора возвращения к себе. Знаете, у каждого в жизни наступает время, когда нужно найти дорогу к себе. Здесь он только жиреет, жизнь прожигает за жратвой, как другие за водкой. Если бы мне удалось найти ему хорошую женщину, то он был бы мне до конца жизни благодарен. Не сейчас, конечно, а со временем. Так же, как и вы. Но нам пора, нас ждут не дождутся дочери. И моя, и ваша.
На вопрос, зачем он вмешался в ее судьбу, ответа так и не последовало. У Оли создалось впечатление, что ею ловко манипулируют, но она ничего сделать не могла. Она обняла подбежавшую к ней Лизу и спросила у Светланы Ивановны, как та себя вела. Спросила исключительно для очистки совести, видно было сразу, что Светлана Ивановна и Лиза совершенно довольны друг другом. Они наперебой принялись рассказывать, как замечательно у них прошел день, и Оля поняла, насколько же одинока эта славная, в принципе, женщина.
Они сели за стол, и Иван Ярославович немногословно рассказал о том, как прошел день у них. Встречу с Мариной, естественно, упустил.
Оля хотела поподробнее расспросить Бориса о похищении, но за ужином его не было. После трапезы, когда они убирали со стола, она спросила у Светланы Ивановны, когда приедет ее сын, и та удивленно пояснила:
– Боря здесь не живет. У него свой дом в Сосновом поселке. Он сюда приезжает только навестить деда. Поболтать. Отцу часто бывает одиноко. После такой бурной жизни тяжело осваивать жизнь пенсионера.
– Но ведь Иван Ярославович работает?
– Что вы! Это такая мелочь после той нагрузки, что он нес много лет. В принципе, он бы и сейчас справился, но, как он говорит, молодым надо дать дорогу, а ему уже положен почет.
– Иван Ярославович веселый человек.
Светлана Ивановна немного помедлила.
– Скорее язвительный. – Она понизила голос, не желая, чтобы ее кто-то услышал. – Боюсь, что и мама в свое время заразилась от него этакой злой насмешливостью. Знаете, когда вокруг все ужасно остроумные, причем по-недоброму, хочется чего-то душевного.
Оля сразу вспомнила Василису. Вот она действительно была душевным человеком. И отзывчивым. Правда, после замужества стала какой-то зажатой. И неразговорчивой.
Они с Лизой пожелали Светлане Ивановне доброй ночи и отправились к себе. Прочитав дочери на сон грядущий сказку и уложив в постель, Ольга вышла через высокие двери на длинный балкон с засаженной синими цветами перголой. Оглянулась вокруг. Все же какая огромная эта так называемая дача! Или дача академика и должна быть такой?
Квартира Глеба тоже большая, но там было уютно. Не потому ли, что она вложила в нее часть своей души? Сколько времени она потратила на выбор разных мелочей, которые делают безликую обстановку своей, родной! Надеялась, что они с Глебом будут жить там если и не всегда, то очень, очень долго. Не получилось.
Но на этой огромной даче ей жить не хочется. Она вспомнила, как в свое время Василиса назвала ее мавзолеем. Как верно! Но, с другой стороны, здесь безопасно. У друзей она каждую минуту боялась, что в дверь будет ломиться Глеб. Сюда он сунуться не посмеет.
А всего лучше она чувствовала себя в квартире Виталия. Она была там пару раз. Первый до его свадьбы, когда он позвал всех коллег по скорой на новоселье. Мебели почти не было, и они сидели на полу на газетах. Как тогда было весело! Второй раз она заходила к Асе за какой-то мелочью уже после их свадьбы. Вот эта квартира была как раз по ней. Как ей там было комфортно, как душевно! И Иван Ярославович прав, ей нужен именно такой мужчина, как Виталий. Добрый, надежный, способный ее понять. Но что сделано, то сделано. Ничего уже не исправить.
Василиса упорно крутила педали велотренажера. После бассейна, где ей с трудом удалось увернуться от занятий аквааэробикой и в свое удовольствие поплавать, она отправилась в тренажерный зал, о котором ее коллеги отзывались в превосходных степенях. Здесь и в самом деле был огромный выбор. Но она решила вспомнить детство, точнее, свой старенький велосипед, и взгромоздилась на велотренажер. Он оказался не таким уж и простым. Приходилось напрягаться, чтобы проворачивать педали. Икры через пять минут заболели, и она хотела уже слезть с него, когда рядом раздался знакомый голос:
– Привет! Решила сегодня позаниматься?
Василиса вздрогнула и повернулась. Рядом стоял Борис в синем спортивном костюме и вытирал пот с лица бумажным полотенцем.
– Привет. Занимаюсь, как видишь. А ты с какого тренажера?
Он молча показал на силовой тренажер в углу. Василиса удивилась. Она не заметила, чтобы на этом тренажере кто-то занимался.
Заметив ее недоумение, Борис пояснил:
– Я занимаюсь на группе тренажеров. Этот был последним. Знаешь, режим тренировок такой. Кстати, тебе тоже нужно поменять тренажер, пока не перенапрягла мышцы.
Решив, что в этом он разбирается лучше, Василиса переместилась за гребной тренажер. Борис наклонился и поправил ей ноги, спокойно говоря:
– Неправильный упор, ноги заболят.
Василиса прикусила губу. Он удивленно посмотрел на нее и спросил:
– Что случилось? Что-то заболело? Если все-таки перенапрягла ноги, то нужно погреться в сауне. Или поплавать в бассейне. Или в крайнем случае прими дома горячую ванну.
Его кто-то окликнул, и он, извинившись, отошел к высокому парню в спортивной форме с эмблемой клуба, наверное, тренеру.
Ася была этому только рада. Отчего-то его вполне невинное прикосновение вызвало у нее сонм странных, незнакомых ранее ощущений. Ей захотелось, чтобы его рука не остановилась на щиколотке, а поднялась выше, гораздо выше. И это ее напугало. Ведь она замужем! И отчаянно любит мужа. И вдруг какой-то коварный чертик внутри задал провокационный вопрос: или уже не любит? Может быть, его холодность остудила ее любовь? И любила ли она его когда-то по-настоящему?
Чтобы не маяться дурью, принялась с удвоенной силой грести и, конечно, скоро выбилась из сил.
– Ты что, решила наверстать упущенное за несколько лет? Хотя у тебя и неплохая физическая подготовка, но все-таки, может, не стоить так напрягаться? Ты что, к профессиональной спартакиаде какой-нибудь готовишься? Больных на носилках с десятого этажа по лестницам таскать? А то с чего ты так усердствуешь?
Усердствовала Василиса исключительно из-за него, но не признаваться же ему в этом? Глупее ничего быть не может!
– Никаких спартакиад у нас нет, я просто с непривычки увлеклась.
– Понятно. Я все хочу спросить, как у тебя муж отнесся к твоему похищению?