– Катя! Подождите!
– Вы меня? – насторожилась девушка. Двое незнакомых людей друг за другом – это слишком.
– Вас, вас, – сказал, подойдя, Береговой. – Мне нужно с вами поговорить, я следователь.
– Странно.
– А именно? Что с вами хочет поговорить следователь? – улыбался он, дабы расположить девушку к себе.
– Только что незнакомая женщина принесла деньги, которые должна отцу, теперь вы…
– Женщина? – не дослушал он. – Брюнетка? С гладкими волосами? Полноватая?
– Да…
– Подождите меня здесь! Никуда не уходите!
Как он рванул на улицу! Для следователя несолидно мчаться сломя голову, наскакивая на людей. Но женщина! Откуда-то она его знает, иначе не смотрела бы на него, будто украла у Кати деньги, а не отдала их. И почему-то принесла долг девчонке, а не сыновьям – во всем этом есть нечто интригующее.
Перед институтом он живо просканировал глазами всю улицу… Женщина проехала прямо перед его носом на «Ниве», покосилась на него! В салоне еще кто-то был, но тонировка на боковых стеклах не позволяла разглядеть, кто. Береговой кинулся на проезжую часть, чуть пробежался, запоминая номер, потом позвонил Жене:
– Ты где?
– У «Параллельного мира», Паша не выходил оттуда.
– Держи его, постарайся не упустить. Ладно, номер я сам пробью.
– Какой номер?
– Автомобиля. Все, все, веди Пашу. – И вернулся к Кате, дышал часто, тяжело, да уж, не мальчик так бегать. – Кто та женщина, которая принесла вам деньги? Почему вам?
– Я не знаю, кто она, она себя не назвала…
Он не ошибся, Катя со свойственной юности открытостью, запалом и максимализмом рассказала не только о женщине, но и о семейных неурядицах, связанных с назначением на место генерального директора. Итак, начались раздоры, детки не слишком озабочены исчезновением отца, а вот на Панасоника они попросту точат клыки. Действительно, странноватая история, глухая, потому что тянет в разные стороны, но не менее странным образом и собирает в кучу разных людей. Кто-то из них…
18Изнурительное дело – выслеживание, к четырем часам дня все тело и ноги нестерпимо ныли, а к пяти невозможно было принять удобную позу, как ни вертелись. Сменяли друг друга через каждый час, только ни Диана не выходила, ни к ней никто не заходил.
– Черт! – взглянув на часы, заерзала Лиля. – Когда же она с ним встретится? Я же сказала: в семь позвоню.
– Может, мы пропустили ее, когда ты в туалет бегала? – предположил Алик.
Лиля посмотрела на него, мол, мальчик мой, я даже из туалета держала Дианочку на прицеле объектива, потом, отвернувшись, фыркнула:
– Скажешь тоже! Когда я возвращалась, что делала?
– Заглядывала к ней в окно на второй этаж, – съехидничал он.
– Нет! Спрашивала очередника на шухере: выходил ли кто из подъезда, заходил ли. А вы отвечали…
– М-да, как раз в твое отсутствие никто…
– Смотри, смотри! – взвизгнула Лиля, уткнувшись лбом в стекло дверцы. – Это он.
– Кто? – Алик высматривал среди прохожих ЕГО.
– Дебил. Амбал, который ходит к ней на секс-час. – Лиля легла на спинку кресла, закусила губу, расширила глаза. – Неужели это он заказал джип? На богатого, тем более женатого… Нет, я запуталась. Изольда говорила, что дебил у Дианы для секса, а для бабок другой. Но время подходит… Знаешь, я сгоняю к Марату, он, случается, ворон ловит.
– Или кошек с дворняжками во дворе собирает, ботаник хренов, – сонным голосом промямлил Алик.
Лиля побежала к арке. Ее мнение о Марате оказалось ошибочным, он не только бдел, он сфотографировал парня и зашел за ним в подъезд в тот момент, когда она вбежала во двор. Лиля потопталась минуту-другую, любопытство погнало ее в подъезд, где она нос к носу столкнулась с Маратом. Поняли друг друга без слов, оба подняли глаза на площадку второго этажа. Прошло минуты три, вдруг дверь квартиры Дианы открылась, оба наблюдателя слетели на первый этаж, затем выбежали на воздух и, не сговариваясь, плюхнулись на скамью около подъезда.
Появился амбал с лицом… страшным, злобным, совершенно нечеловеческим. Создалось впечатление, что он ничего не видит. А эта выдвинутая вперед челюсть! Его челюсть с опущенными уголками губ ассоциировалась с каннибалом, позавтракавшим только позавчера. Да он и носом воздух втянул агрессивно, будто принюхивался, определяя, что здесь есть съедобного.
Лиля инстинктивно прижалась к Марату, тот к ней, так и сидели до тех пор, пока каннибал не скрылся в арке. Хором вздохнув с некоторым облегчением, Марат и Лиля посмотрели друг на друга, подхватились и дернули к машине.
Лиля вырвала у Марата фотоаппарат, увеличила на нем фото, отдала Алику, высказав недовольство:
– Плохо снял. Со спины. Марик, ну почему ты его анфас…
Марат, не считавший себя виноватым, дал отпор:
– Ты сказала снимать тех, кто заходит в подъезд…
– Но ты же раньше его видел, запомнил, почему…
– Беби, мне прикажешь в лоб снимать? Чтобы он меня в узел завязал, а я потом не развязался?
– Не ссорьтесь, – утомленно произнес Алик. – Тут есть его профиль, хотя зачем тебе фото этого парня?
– В нашем деле не бывает ничего лишнего, – заявила она. – Вообще-то мне хотелось заиметь физию любовника, я бы его приложила. Пригрозила бы, что расскажу жене о похождениях…
– У тебя вместо мозгов прическа, – зевнув, сказал Алик. – Ждем семи часов молча, дайте поспать.
Гаррик прибежал на квартиру взбудораженный и злой, достал рюкзак, дорожную сумку, он лихорадочно хватал вещи и забрасывал их абы как. До его прихода Дрозд лежал на кровати, но, видя суету и не услышав объяснений, спросил сам:
– Ты чего, Гаррик?
– А? – удивленно, будто только сейчас заметил Дрозда, произнес тот. Кажется, напарник забыл о том, что живет не один.
– Чего ты такой заполошный? Куда собираешься?
– И ты собирайся. Дергаем.
Дрозд подскочил, да он после кладбища мечтал сдернуть отсюда, в глубине души вообще подумывал завязать с профессией киллера. Но не потому, что осознал безнравственность и жестокость своего занятия, нет. Призрака на кладбище он воспринял как некий знак лично ему, пророчащий о скорой смерти, например, менты завалят на деле, что вполне реально. К тому же неудача с джипом сверлила мозг: неспроста случилась осечка, это тоже знак. Умирать неохота, особенно от пули, потому хорошо бы завязать хотя бы временно, только не знал Дрозд, чем заниматься будет, делать-то он ничего не умеет. Тогда пришла идея свалить из этого проклятого города, может, в другом месте все пойдет по-другому.
Тем временем Гаррик достал из-под кровати баул, в котором хранилось оружие, вытащил ствол и положил его на стол. Плюхнувшись на стул, он кинул на стол ключи от автомобиля, закурил и, глядя на ключи, сказал тягуче, как сонный:
– Ждем, когда стемнеет.
Неугомонные Лиля и Марат тихонько шушукались, обсуждая амбала и делясь личными впечатлениями, которые разнились. Марату он показался раздавленным, Лиле – агрессивным, во мнениях не сошлись. Ровно в семь она собралась сделать звонок с мобильника, Алик, который как будто спал, схватил ее за руку:
– С мобилы не звони.
– Почему?
– Потому что твой номер останется в памяти ее трубки. Если же у Дианы и домашний телефон с наворотами, она тебе потом такую свинью подложит, век помнить будешь.
– В милицию обратится? – поняла Лиля. – Ей не выгодно, я же тоже могу кое-что рассказать.
– Не знаю, куда она обратится, вас, женщин, только черт просчитать может, но ты иди звонить из таксофона. Вон он, – указал Алик направление.
Иногда в Лиле побеждал здравый смысл. Она послушалась. Все же неглупа. Долго стояла у таксофона, вернулась:
– Диана не берет трубку. Я звонила и на мобилу, и на обычный.
– Может, ванну принимает. Звони жене убитого.
Лиля снова побежала к таксофону…
Света сняла трубку, одновременно Зинаида Степановна включила громкую связь на аппарате в кабинете Валерьяна Юрьевича, куда пробралась тайком.
– Слушаю, – сказала Светлана.
– Как насчет моего предложения? – Голос в трубке был молоденький.
– Милая, я ничем не могу вам помочь. – А это Светлана, само собой.
– Значит – нет?
– Прощайте.
Степановна выскользнула из кабинета в коридор, но так всегда бывает: чего не хочешь очень сильно, то и выходит. Не успела она закрыть дверь, а Светка тут как тут:
– Что ты здесь делаешь?
– В кабинет Валерьяна Юрьевича ходила, – не стала отпираться Степановна, но и не объяснила, зачем туда ходила. Естественно, хозяйка поинтересовалась:
– Что тебе там надо было?
– Кольцо потеряла, память о муже.
– Так ты по всему дому рыскала?
– Только там, где бывала, в кабинет Валерьяна Юрьевича я заходила, чай и кофе подавала, поесть носила – что попросит.
– Покажи карманы, – приказала Света, не веря ей. Безоговорочно Зинаида Степановна вывернула карманы фартука и платья, в них ничего не было, но хозяйка посчитала поступок беспрецедентным. – Так, все, мое терпение лопнуло. Я нашла другую кухарку, через два дня выметайся.
– Покажи карманы, – приказала Света, не веря ей. Безоговорочно Зинаида Степановна вывернула карманы фартука и платья, в них ничего не было, но хозяйка посчитала поступок беспрецедентным. – Так, все, мое терпение лопнуло. Я нашла другую кухарку, через два дня выметайся.
Преимущество Степановны было в том, что она знала истинное положение вещей, потому не ужаснулась, не захныкала, прося простить ее и оставить, как случалось раньше. Кивнув, мол, выметусь через два дня, как вы приказали, она ушла подальше от дома, позвонила Панасонику и сообщила:
– Номера не было.
– Как так? Погоди, трубку передам.
– Степановна, это я, – услышала она голос благодетеля.
– Ой, честно, не было номера, я в вашем кабинете смотрела и слушала. Девушка позвонила, спросила, как насчет ее предложения, Света сказала, что ничем не может помочь. Это все, правда.
– Верю, верю.
– Света меня увольняет, сказала, чтобы через два дня…
– Увольняйся, временно поселишься в гостинице. А в отпущенный тебе срок подслушай, о чем будут говорить.
Валерьян Юрьевич огорчился не столько отказом жены купить номер автомобиля убийц – он в здравом уме и на это не рассчитывал, – сколько тем, что не удалось получить телефон. Валерьян Юрьевич с той девчонкой договорился бы, если бы только понял, что она не лжет, но где ее найти?
Лиля плюхнулась на сиденье, потянулась за пачкой чипсов, которые аппетитно захрустели на ее зубах.
– Опять нет? – расстроился Марат.
А это и так понятно, что нет. Лиля запила колой соленые чипсы, вытерла губы, задумалась, через минуту поделилась тревожными мыслями:
– Ну, с женой все ясно, а Диана? Она прекрасно сообразила, что вляпалась, по логике должна хотя бы оттянуть время, значит, поговорить со мной, так не берет же ни одну трубку! Дура, что ли? Или надеется на чудо?
– А если она смылась? – выдвинул версию Марат.
– Тогда как вошел в квартиру ее хахаль? – выставила контрдовод Лиля.
– У него свой ключ.
– А почему рожа у него была перевернута?
– Не застал свою любовь, вот и перевернулся.
– Ой, брось, Марик! Кто ему мешал подождать свою любовь?
– Записку нашел, а там написано типа: «Прости, дорогой, я уехала навсегда, не ищи меня».
– Марик, ты уже большой, а до сих пор романтик. У девочки тяжелое положение, тюрьма светит за соучастие в преступлении, тут не до записок, если она надумала дергать отсюда, тем более что за глаза она зовет его дебилом. Знаете что, если гора не идет к Магомету… Кто со мной? (Молчание.) Понятно, желающих нет. Ладно, сама схожу.
Лиля рванула не к дому, а к гаражам, допотопным железным и ржавым коробкам, выкрашенным в кирпичный цвет, полагая, что если Диана слиняла, то непременно на своей импортной машинке, которую всегда можно продать. Короче, нет машины – нет Дианы. На гараже висел амбарный замок, что упрощало задачу, так как створки ворот прилегали неплотно. Лиля потянула за замок, створки чуть подались, образовалась маленькая щель, но внутри было та-ак темно… Посветив мобильником, Лиля заметила там нечто большое, слегка присела, всматриваясь внутрь, разглядела часть бампера. Значит, Диана не уехала, а сидит, как мышь, тихо, будто ее нет.
Идя от гаража, она бросила взгляд на окна и коварно усмехнулась: окно Дианы было тускло освещено. Итак, на звонки не отвечает, да? А предполагает ли она, что шантажистка явится к ней домой? Вряд ли. Вот будет для Дианы сюрприз без коробочки!
Лиля поднялась на этаж, подошла к двери и только протянула руку к кнопке звонка, как вдруг отдернула ее. Дверь была чуть-чуть приоткрыта, совсем немного, даже полоски света не пропускала, просто была неплотно прижата. Лиля пальцем тронула ее, она поддалась…
Тут-то ее и остановило чувство неопределенности. Да-да, неопределенности. Если Лиля чего-то не понимала или не могла объяснить, она не ломилась в открытую дверь, как выражаются образно. В данном случае дверь открыта без всяких образностей, заходи – не хочу, что и заставило Лилю позвонить Алику. Говорила она шепотом, опасаясь потревожить соседей:
– Ее квартира почему-то открыта, я боюсь зайти.
– Что я слышу! Лилька боится! Я думал, ты у нас бесстрашная амазонка.
– Не ехидничай. Алик, прошу тебя, иди сюда. Это же ненормально – открытая дверь. Ну, правда, мне страшно заходить в чужую квартиру.
– Не зайти ты, конечно, не можешь, – вздохнул он.
– Не могу. Хочу убедиться, что ее нет в квартире, но одна не зайду, мало ли какая неожиданность там подстерегает.
– Ладно, иду.
Через минуту он стоял перед дверью, любопытный Марат тоже прибежал, на площадку не поднялся, а наблюдал за ними, остановившись на пятачке между лестничными пролетами. Алик не решался переступить порог чужой собственности, предложил:
– Давай позовем соседей?
– Давай сначала сами заглянем, – заупрямилась Лиля. – Ну что мы скажем соседям, зачем хотим войти? Ага, не знаешь? Тогда идем?
Он толкнул дверь, которая заскрипела, словно сто лет ее не смазывали, переступил порог, но дальше прихожей не двинулся, негромко позвал:
– Есть кто живой? Отзовись! – Замер, прислушиваясь. Ответом ему была тишина. – В квартире никого нет, Диана сбежала ночью, впопыхах не выключила лампу.
– А машина стоит в гараже, я проверяла, – тихо возразила Лиля, продвигаясь вперед, к кухне, где над столом и горела лампа под абажуром.
Тем временем Алик заглянул в ванную, свет горел и там, он двинул в комнату, пошарил по стене, щелкнул выключателем и невольно вздрогнул.
– Лилька, – позвал Алик глухо. – Лилька, иди сюда…
Ах, что за райский уголок! Правда, три фонаря на всю деревню, ну, может, четыре, да из окон падал рассеянный свет, однако передвигаться без фонарика по деревенским улицам опасно – шею свернуть недолго. Но запах! Насыщенный запах зелени, увлажненный речным воздухом, одурманивал, просто пьянил, а удивительный покой, которого никогда не бывает в городе, настраивал на раздумья о вечном. Например, о жизни и ее суетности. Последнее время Береговой много суетился, надо сказать, не безрезультатно, потому не отложил визит к хозяйке «Нивы». Каково же было его удивление, когда, проезжая по деревне и с трудом обнаруживая номера домовых владений, он подъехал к халупе Панасоника. Несмотря на это, Береговой не отказал себе в удовольствии пару минут постоять и прислушаться к покою, который разбавлял мирный стрекот сверчков, привнося в этот покой еще и умиротворение. Иногда раздавался лай собак, свидетельствующий, что в этом безмятежном раю все же течет обычная жизнь, просто ее спрятала ночь.
Береговой тряхнул головой, сбрасывая очарование наступившего лета и позднего вечера, подошел к ограде и позвал несколько раз:
– Хозяйка!
Галина появилась на пороге, но не подошла к Береговому, а сначала крикнула:
– Кто там?
– Следователь Береговой. Разрешите войти?
– Ну, заходите, – неохотно пригласила она, двинув к нему навстречу, тем самым давая понять, что в дом его впускать не намерена. – Что это вы так поздно?
– Разве? – улыбнулся Береговой, разгадав ее маневр. – Еще только девять.
– А у нас в девять уже спать ложатся. Вы по какому поводу?
– Может, пригласите меня в дом?
В нерешительности Галина покусала губы, но не нашла причин, чтобы не пустить в дом следователя.
Панасоник и Валерьян Юрьевич, естественно, заинтересовались, кто в ночную пору пожаловал, хорошо бы за самогоном. Оба смотрели в одно окно, отодвинув с разных концов занавеску. Вдруг Валерьян Юрьевич вытаращил глаза:
– Следователь! Какого хрена ему надо? – И заметался. – Куда, куда мне деться? Панасоник, спрячь меня!
– Беги в Галкину комнату, Юрьич, – скомандовал Панасоник. – Там шкаф большой, поместишься.
– В шкаф? – поморщился тот. – Фу, как пошло!
– Беги бегмя! А мы тут с ним по-свойски…
Черного хода в доме нет, следовательно, нет и выбора. Вдруг следователь захочет посмотреть, как живут люди в деревне, пройдется по комнатам, но прятаться в шкафу…
– Папа, – более чем громко крикнула дочь. – К нам следователь.
– А чё такое? – встретил Берегового Панасоник, невинно моргая. – Мы чего-то нарушили?
– Нет-нет, – успокоил его следователь, осматриваясь. – У меня всего лишь несколько вопросов к вашей дочери… да и к вам.
– Сидайте, – отодвинул от круглого стола облезлый венский стул Панасоник, сел напротив, Галина прислонилась спиной к стене, настороженно, даже недружелюбно уставившись на следователя. – Давайте ваши вопросы.
– Галина Тарасовна, вы сегодня были у Катерины в институте, дали ей крупную сумму денег…
– Была и отдала, – не отрицала она. – Вернула долг. Я поступила неправильно? Это сейчас наказывается?
– Но почему вы отдали деньги самой младшей, а не старшим сыновьям или старшей дочери?
– Валерьян Юрьевич не давал мне распоряжений насчет старших детей.
– Значит, деньги вы брали у него, а вернули девочке? Это он так распорядился?