– Полагаю, в этом вы правы, – с улыбкой согласился Питт. – А что можно сказать о женщинах в его жизни?
– Разумеется, он ухаживал, флиртовал, но я не слышал, чтобы кто-то от этого пострадал. Было несколько разбитых сердец, но он и сам терпел неудачи. Было время, когда его имя связывали с одной из дочерей Рутленда, но, боюсь, из этого ничего не вышло. Никто никогда не говорил дурного ни о ней, ни о нем. Полагаю, девушке было сделано более приятное для нее предложение.
– Иначе говоря, перед нами почти безукоризненный молодой человек, – не без сарказма заметил суперинтендант.
Грейнджер шумно втянул в себя воздух, с трудом сдерживая раздражение, но не позволил собеседнику прочесть что-либо на своем лице.
– Нет, разумеется, нет. Вы сами, мистер Питт, знаете, что это далеко не так, иначе я бы вам так прямо и сказал и позволил бы продолжать ваше расследование. В свое время Финли Фитцджеймс отдал должное домам с сомнительной репутацией, проводя время на Хеймаркет и близлежащих улицах. Случалось и так, что он был больше пьян, чем трезв, и не раз. Его вкусы временами оставляли желать лучшего, а о его эгоизме хотелось бы забыть. – Он посмотрел в глаза Томасу. – Но все это уже позади и забыто, суперинтендант. Думаю, вы сами тоже предпочли бы не вспоминать некоторые эпизоды из своей юности, о которых не знает даже ваша жена? Уверен, что это так. У меня у самого они были. – Эти слова он произнес как нечто заученное, без всякой тени юмора.
К своему удивлению, Питт почувствовал, как невольно краснеет. В своей жизни он не помнил чего-либо шокирующего. Так, отдельные неловкие поступки, проявления эгоизма, о которых он не хотел бы извещать Шарлотту, чтобы та не изменила свое мнение о нем.
Неужели это все, что он может здесь узнать о Финли Фитцджеймсе?
Грейнджер, словно читая его мысли, продолжал:
– Вы меня поняли, суперинтендант? В нашей жизни бывают моменты, которые судьба благосклонно позволяет нам достойно предать забвению. Только особые обстоятельства заставляют нас снова о них вспоминать, так как каждому из нас, к сожалению, доводилось оказываться в ненужный момент в ненужном месте. Или, скажем, иметь врагов… не так ли?
Чиновник сделал паузу, давая этой фразе повисеть в воздухе в качестве скорее предположения, а не утверждения. Он предоставил Питту самому закончить ее, пустив в ход свое воображение.
Томас действительно на мгновение призадумался. Возможно ли, что у старшего или младшего Фитцджеймса есть умные коварные враги, способные на то, чтобы подкинуть клубную эмблему Финли на место преступления? Это было бы поистине странное стечение обстоятельств!
Полицейский посмотрел на холеное лицо Грейнджера. Тот был настоящим дипломатом, привыкшим думать о случаях смерти где-то в далеких странах, с персонами, которых он никогда не видел и не знал. Для такого человека, как он, имеющего дело не с живыми людьми, а с их именами на листке бумаги, представить себе подобных врагов не так уж трудно.
На ветке дерева за окном сидела птица. Питт заметил ее только сейчас.
– Вы полагаете, у семьи Фитцджеймсов есть враги, которые решились убить женщину, чтобы их скомпрометировать? – спросил Томас с сомнением в голосе.
– Возможно, речь идет не о Финли, – согласился Грейнджер, – а скорее о его отце. Огастес Фитцджеймс очень богатый человек, и в начале своей карьеры он был груб и жесток. Я согласен, что убийство с целью дискредитации – это чрезмерно, но вполне допускаю такое, мистер Питт, если человеком руководили ненависть и честолюбие. – Он развел руками, а потом снова мягко сложил их на коленях. – Однако мне кажется, это больше похоже на правду, чем предположение о том, что виновен Финли Фитцджеймс. Он мог только все потерять и ничего не приобрести, отправившись в Уайтчепел и убив проститутку. Я уверен, суперинтендант, что вы не меньше меня хотите, чтобы правосудие свершалось не только в зале суда, но и в самом широком смысле этого слова. Погубленные репутация и карьера – слишком высокая цена, и ее не возместят извинения и искренняя готовность взять свои слова обратно. Думаю, вы это понимаете не хуже меня? – Он смотрел на Томаса широко открытыми глазами с еле заметной усмешкой.
Питт покидал Министерство иностранных дел, полный сомнений. У него состоялась встреча с Микой Драммондом, и после ленча они прогуливались по Пэлл-Мэлл, встречая разряженных дам. В моду прочно вошли платья без турнюров, которые сменяла легкая драпировка юбок сзади. Широкие шляпы придавали щеголихам особый шик. Появились складные зонты, которые можно было превращать в изящные стеки. На фоне всего этого Томас намеревался поговорить с Драммондом о Финли Фитцджеймсе, хотя яркая толпа то и дело невольно отвлекала его, к его великому удовольствию.
Впрочем, не один он мог упрекнуть себя в этом. Джентльмены в отличных костюмах и цилиндрах, а также военные в лентах и медалях чувствовали тот же интерес и любопытство. В тихом и теплом воздухе звучал смех, а порой вместе с бризом туда долетал звук далекой шарманки или голоса детей, играющих в парке.
– Он был бессердечен, – подтвердил Мика характеристику старого Огастеса Фитцджеймса, данную Грейнджером. – Бесспорно, у него были враги, Питт, но не из тех, кто посещает кварталы Уайтчепела и мог бы оказаться в Пентекост-элли. Большинство из его недоброжелателей одного с ним возраста.
– Пожилые джентльмены пользуются услугами проституток в той же мере, что и все остальные, – нетерпеливо возразил суперинтендант. – Вам-то это должно быть хорошо известно.
– Разумеется, известно, – сморщил нос Драммонд. Он отлично выглядел, пополнел, и его лицо покрывал здоровый загар. – Но они не пойдут в Уайтчепел. Подумайте сами, Питт! – Раскланиваясь со знакомой леди, он приподнял шляпу, а затем снова повернулся к бывшему подчиненному. – Если человек, которого вы описали, задумал убить проститутку, чтобы впутать в это семейство Фитцджеймсов, он выбрал бы женщину не столь дешевого пошиба, а ту, услугами которой сам воспользовался бы где-нибудь на Уиндмил-стрит или Хеймаркет. Он не рискнул бы пойти в незнакомые кварталы, где его запомнили бы как чужака.
– Но его действительно запомнили, – повернулся к нему Томас. – В том-то и дело. Он, очевидно, опасался, что в привычных местах его узнают.
– А где ему удалось достать значок «Клуба Адского Пламени»? – спросил Мика.
– Не знаю. Возможно, он попал к нему случайно, и тогда у него родилась идея такой мести.
– Счастливый случай? – скептически улыбнулся Драммонд.
– Возможно, – согласился Питт. – Если шанс совершить убийство можно назвать счастливым случаем.
Драммонд искоса бросил взгляд на своего спутника, и на его узком лице отразилось недоверие.
– Хотя, – продолжал суперинтендант, – я буду руководствоваться показаниями свидетелей. Вполне вероятно, что это был Финли. Боюсь, в нем есть жестокость, которую он всегда умело скрывал, а на сей раз зашел слишком далеко. Он не единственный из благовоспитанных людей, который получает удовольствие, мучая других, и всегда готов щедро оплачивать свои развлечения. – Томас вздохнул. – Он не первый, кто теряет контроль над собой и совершает убийство.
Мимо пробежал, принюхиваясь, маленький черный песик.
– Боюсь, что это так, – печально сказал бывший начальник Питта. – Увы, это совпадает с тем немногим, что я о нем слышал в мою бытность на Боу-стрит.
Томас, вздрогнув, остановился. Драммонд, сунув руки в карманы, продолжал идти по тротуару, но чуть замедлил шаг. Суперинтендант поспешил догнать его.
– Нам пришлось замять пару неприятных случаев несколько лет тому назад, – как ни в чем не бывало продолжал его собеседник. – Точнее, лет семь или восемь назад. Один из случаев – это драка в переулке, выходящем на Хеймаркет. Несколько молодых людей в сильном подпитии затеяли потасовку. Была жестоко избита одна из проституток.
– Вы сказали о паре случаев, – напомнил его бывший подчиненный.
– Вторым, помнится, было избиение сутенера. Тот заявил, что Фитцджеймс потребовал от женщины чего-то ненормального, а когда получил отказ, то не хотел ей платить. Видимо, кто-то из девиц уже оказывал ему такие услуги, а когда очередная отказалась, он не сдержал себя. На сей раз досталось сутенеру. У кого-то из них оказался нож, и пострадали оба. Но, к счастью, не очень серьезно.
– И этот случай тоже замяли? – Питт не был уверен, что его это удивило. Вырисовывалась весьма неприглядная картина, куда хуже, чем предполагали они с Юартом.
– Состава преступления не было, – заметил Драммонд, снова раскланиваясь с кем-то из знакомых. – Если не называть преступлением нарушения общественного порядка. Для предъявления обвинения оснований не было. Финли мог заявить протест, а сутенер – плохой свидетель.
– Что Фитцджеймс требовал от этой девицы? – Томас вспомнил связанные шнурками ботинки в комнате Ады Маккинли, ее тело, облитое водой, и подвязку на руке убитой. Сломанные ногти на руках и ногах делали это преступление еще более изощренным.
– Состава преступления не было, – заметил Драммонд, снова раскланиваясь с кем-то из знакомых. – Если не называть преступлением нарушения общественного порядка. Для предъявления обвинения оснований не было. Финли мог заявить протест, а сутенер – плохой свидетель.
– Что Фитцджеймс требовал от этой девицы? – Томас вспомнил связанные шнурками ботинки в комнате Ады Маккинли, ее тело, облитое водой, и подвязку на руке убитой. Сломанные ногти на руках и ногах делали это преступление еще более изощренным.
– Не знаю, – признался его спутник.
– Имя сутенера? – настаивал полицейский. – Когда это было? Я смогу заглянуть в отчетность. Ведь вы ее вели?
– Нет, – смутился Майкей. – Мне очень жаль, Питт, но тогда я был еще довольно молод и наивен…
Он умолк, и оба поняли, сколько воды утекло с тех пор и сколько прошло через них дел о коррупции, злоупотреблении властью и личной беспечности.
Какое-то время бывшие коллеги шли молча, прислушиваясь к собственным шагам по гравию дорожки.
– Вы помните имя избитого сутенера? – наконец повторил свой вопрос Томас.
Драммонд вздохнул:
– Да, помню. Перси Менкер. Но это вам не поможет. Он умер от передозировки опия. Речная полиция извлекла его тело из реки в районе Лаймхауз-Рич. Мне очень жаль.
Питт ничего не ответил. Они с Микой еще прошлись под солнцем, а затем повернули назад. О Фитцджеймсе они больше не говорили, а предпочли беседовать о более приятных вещах: о доме и семьях. Драммонд спросил о Шарлотте и в свою очередь рассказал, как счастлива его жена своим новым домом и повседневными заботами.
Томас мало надеялся узнать что-либо стоящее о Финли от его друзей Хеллиуэлла и Тирлстоуна. Поэтому он решил попытаться убедить Яго Джонса в том, что правда в данном случае выше и важнее личной преданности. К тому же прихожане Яго были вправе рассчитывать на верность их пастыря, а Ада Маккинли, кем бы она ни была, все-таки тоже являлась его прихожанкой.
Полицейский нашел Яго в церкви. Солнце ярко светило в витражи, рисуя узоры на каменном полу и старых деревянных скамьях. Священнослужитель немало удивился, увидев уже знакомого полицейского, идущего по проходу.
– Спасибо, что пришли, – поблагодарил его Джонс. Питт понял, что он имеет в виду не этот визит, а его присутствие на похоронах Маккинли два дня назад.
Он улыбнулся вместо ответа.
– А что вас привело сюда на этот раз? – задал вопрос Яго и направился к швабре, прислоненной к скамье. – Вам уже известно, кто убил Аду?
– Думаю, что да…
Джонс вопросительно поднял брови:
– Но полностью вы не уверены? Это означает, что у вас нет доказательств?
– У меня есть на это серьезные основания, хотя сам случай кажется отъявленной глупостью, – объяснил Томас. – Мне нужны полные портреты замешанных в этом деле людей, чтобы убедиться окончательно. Такой портрет Ады у меня уже есть.
Яго покачал головой:
– Что касается Ады, здесь я смог бы вам помочь. А вот о подозреваемом едва ли что-то знаю. – Взяв швабру, он принялся протирать незаконченный участок пола. – Вы не возражаете?
– Ничуть, – заверил его Питт, сев на скамью и положив ногу на ногу. – Вы, однако, ошибаетесь, потому что знаете этого человека, или, по крайней мере, знали его раньше.
Его собеседник застыл со шваброй в руке и выпрямился. Однако он не повернулся к Томасу.
– Вы имеете в виду Финли? – спросил он мрачно.
– Да.
– Из-за значка? Я говорил вам, что он мог потерять его много лет назад.
– Вполне возможно. Но он потерял его именно у Ады Маккинли много лет назад, преподобный отец.
Яго ничего не ответил. Оба осознавали малую вероятность того, что кто-то украл эмблему или случайно нашел ее и так же случайно оставил потом в постели мертвой проститутки, как и золотую запонку. Джонс снова вытирал пол, аккуратно подбирая мусор и бросая его в ведро. Питт молча смотрел, как он это делает. Солнце по-прежнему щедро светило в пыльные витражи.
– Вы хорошо знали его в прошлые годы, – наконец продолжил разговор полицейский. – Вы виделись с ним с тех пор?
– Очень редко. – Яго не поднимал голову и не смотрел на Томаса. – Я не бываю там, где он бывает, не посещаю Мейфэр или Уайтхолл, а он не приходит ко мне в церковь.
– Но вы не можете сказать, что он не бывает в Уайтчепеле, – заметил Питт.
– Это и есть то главное, что вас интересует, не так ли? – улыбнулся Джонс.
– Вы когда-нибудь видели его в этом квартале?
– Нет.
– Может, слышали о том, что он бывает здесь?
Яго выпрямился во весь рост:
– Нет, суперинтендант. Я никогда не слышал о том, что Финли бывает здесь, да и не было у меня причин полагать, что он сюда захаживает.
Шеф полицейского участка верил ему. Но что-то в Яго его все же беспокоило. Какая-то боль и тревога, гораздо более сильные, чем простое сожаление и печаль о жестокой смерти женщины, которую он знал, пусть и не очень близко. Когда Джонс впервые услышал о значке своего друга, у него был вид человека, потрясенного ужасным кошмаром.
Томас решил изменить тактику.
– Каким был Финли в те годы, когда вы хорошо знали его? – поинтересовался он.
Прежде чем ответить, его собеседник собрал остатки мусора в ведро и отставил его в сторону, а затем прислонил швабру к стене.
– Он был тогда моложе и глупее, суперинтендант, – заговорил он наконец. – Да мы все были такими. Я не горжусь своим поведением в те годы. Я был чудовищным эгоистом, потакал своим слабостям, когда только было возможно, не думая о последствиях, не думая, как это отзовется на других. Мне неприятно вспоминать об этих днях. Думаю, что и Финли тоже. Человек взрослеет. Исправить проступки и эгоизм юности невозможно, но можно забыть о них, учиться на собственных ошибках и избегать скоропалительных и суровых осуждений тех, кто тоже ошибается.
Питт не сомневался в искренности Джонса, но не мог освободиться от чувства, что тот заранее приготовил эту речь на тот случай, если ему будут задавать вопросы.
– Вы мне немало рассказали о себе, отец Яго, но не о Финли Фитцджеймсе, – заметил полицейский.
Священник еле заметно покачал головой:
– Мне нечего вам сказать. Мы все были слишком поглощены собственными персонами. Если вы хотите узнать у меня, изменился ли Финли с тех пор, повзрослел ли он, то я скажу вам, что не слышал ничего о нем в эти последние три года и едва ли могу дать вам ответ. Так, по крайней мере, мне кажется.
– От его сестры я узнал, где вас найти. Должно быть, вы все еще знакомы с ней, – не отступал Томас.
Яго усмехнулся:
– С Таллулой? Да, в какой-то степени. Она пребывает в том же состоянии самовлюбленности и поисков удовольствий, в какой были мы, члены «Клуба Адского Пламени», лет семь назад. Ей предстоит еще найти цель в жизни.
Усталость на его лице и плотно сжатые губы сказали Питту больше, чем слова: этот человек мало во что ставил мисс Фитцджеймс. Казалось, ему не хочется презирать ее, но не делать этого было выше его сил. Он с осуждением относился к своей юности и вместе с тем просил быть снисходительным к Финли. Почему? Были ли это опасения, что его бывший друг так и не повзрослел и, подобно сестре, по-прежнему ставит удовольствия выше чести и долга?
– Почему так внезапно кончилась ваша дружба? – спросил суперинтендант словно из любопытства.
Яго не шелохнулся и продолжал молча смотреть на него. Попытавшись что-то ответить, он так и не сделал этого.
На улице какая-то женщина громко звала ребенка. Мимо открытой двери церкви пробежала бездомная собака.
Питт ждал.
– Я полагаю… что наши пути… разошлись, – наконец неохотно ответил Джонс, и его широко открытые глаза потемнели. То, что он говорил, не было похоже на правду, и, глядя на полицейского, он понимал, что тот знает это.
Томас не стал спорить.
– Я уважаю вашу верность дружбе, – сказал он тихо. – Но неужели вы считаете это добродетелью в данном случае? А ваша лояльность к покойной Аде Маккинли, вашей прихожанке, чем бы она ни занималась? А к остальным ее товаркам, женщинам этого квартала? Они проститутки, но, став пастырем этого прихода, не должны ли вы быть верны также и правде, и тому пути, который избрали?
Лицо Яго побледнело от какого-то страшного напряжения. Кожа на его скулах натянулась.
– Я не знаю, кто убил Аду, суперинтендант, – ответил он. – Перед Богом клянусь, что не знаю. Мне неизвестно, был ли Финли или кто-то другой в этом квартале в тот вечер. – Он глубоко вдохнул воздух. – А что касается моей дружбы с семьей Фитцджеймсов, то она прекратилась из-за различия наших взглядов и целей, если хотите. Финли не мог понять ни моего решения, ни моего желания посвятить жизнь своему призванию. Мне трудно было объяснить ему это, а он не хотел верить моим словам и уважать мой выбор. Он считал мое решение эксцентричной выходкой, чудачеством, и его сестра тоже.