– Нет, неправда. Что там творится в твоих иудейских мозгах? Что ты затеял?
– Ничего, отец Джо. Совершенно ничего.
Джо пристально уставился на друга. Пропади все пропадом, если он не преследует какую-то цель. Что у Зева на уме? Хотя, какого черта. Почему бы и не пойти. Ему больше нечем заняться.
– Ладно, Зев. Ты победил. Я пойду с тобой в Лейквуд. Но только на один день. Просто чтобы составить тебе компанию. И я не собираюсь подходить к церкви Святого Антония, ясно? Ты понял меня?
– Понял, Джо. Прекрасно понял.
– Отлично. А теперь убери с лица эту улыбочку, и мы раздобудем себе поесть.
III
Солнце поднималось к зениту; они шли на юг вдоль кромки прибоя, ступая босыми ногами по сырому песку заброшенного пляжа. Зев никогда не делал такого. Ему понравилось чувствовать песок между пальцами ног, прохладу воды, заливавшей его щиколотки.
– Знаешь, какой сегодня день? – спросил отец Джо. Он закинул кроссовки за плечо. – Веришь или нет, но сегодня Четвертое июля.
– Ах да. Ваш День независимости. Мы никогда не обращали большого внимания на светские праздники. Слишком много у нас религиозных. А почему ты думаешь, что я тебе не поверю?
Отец Джо расстроенно покачал головой:
– Это Манаскван-бич. Знаешь, как обычно выглядело это место Четвертого до прихода вампиров? Сплошные тела, ступить было некуда.
– В самом деле? Да, думаю, сейчас солнечные ванны не такая распространенная прихоть, как когда-то.
– Ах, Зев! По-прежнему образец лаконичности. Но я скажу тебе одно: пляж чище, чем когда-либо. Ни одной пивной банки, ни одного шприца. – Он указал вперед. – Но что это там?
Когда они подошли поближе, Зев разглядел два обнаженных тела, вытянувшиеся на песке: это были мужчина и женщина, оба молодые, с короткими стрижками. Бронзовая кожа блестела на солнце. Подняв голову, мужчина пристально взглянул на них. Посреди лба его красовалась татуировка – голубое распятие. Потянувшись к лежащему рядом рюкзаку, он вытащил огромный сверкающий никелированный револьвер.
– Просто идите! – приказал он.
– Ладно, ладно, – ответил отец Джо. – Мы просто идем мимо.
Когда они проходили мимо парочки, Зев заметил на лбу у девушки такую же татуировку. Он успел разглядеть и остальные части тела, и где-то глубоко внутри шевельнулось полузабытое чувство.
– Очень популярная татуировка, – заметил он.
– Неплохо придумано. Такой крест нельзя выронить или потерять. В темноте, наверное, он не поможет, но при свете может дать кое-какое преимущество.
Повернув на запад, они покинули побережье, добрались до шоссе № 70 и направились вдоль него через мост Бриэль в графство Оушен.
– Помню, какие здесь были кошмарные пробки каждое лето, – сказал отец Джо, когда они трусили по пустому мосту. – Никогда не думал, что буду скучать по дорожным пробкам.
Срезав угол, они оказались на шоссе № 88 и придерживались его всю дорогу до Лейквуда. По пути им иногда попадались люди – в Бриктауне, в Оушен-Каунти-Парке, где они собирали ягоды, но в самом Лейквуде…
– Настоящий город призраков, – сказал священник, когда они шагали по пустынной Форест-авеню.
– Призраки, – согласился Зев, печально кивая. Они шли долго, и он устал. – Да. Полный призраков.
Перед его мысленным взором возникли тени погибших раввинов, студентов yeshivas, бородатых, в черных костюмах, черных шляпах, целеустремленно вышагивающих туда-сюда в будние дни, гуляющих с женами по субботам, детей, тянувшихся за ними, словно выводки утят.
Погибли. Все погибли. Пали жертвами вампиров. Теперь они сами стали вампирами – большинство из них. У него заныло сердце при мысли об этих добрых, мягких мужчинах, женщинах и детях – сейчас, днем, они скорчились в подвалах своих бывших домов, но с наступлением темноты они выйдут, чтобы охотиться на других, распространять заразу дальше…
Зев стиснул в пальцах свисавший с шеи крест. Если бы только они послушали!
– Я знаю одно место недалеко от церкви Святого Антония, где можно спрятаться, – сказал он священнику.
– Ты уже достаточно прошел сегодня, ребе. И я повторяю: мне нет дела до церкви Святого Антония.
– Останься на ночь, Джо, – попросил Зев, схватив молодого священника за локоть. Он уговорил его прийти сюда; нельзя позволить ему уйти теперь. – Посмотри, что натворил отец Пальмери.
– Если он стал одним из них, он больше не священник. Не называй его отцом.
– Они по-прежнему называют его отцом.
– Кто?
– Вампиры.
Зев увидел, как сжались челюсти Джо. Он сказал:
– Может быть, я сам быстро схожу к церкви…
– Нет. Здесь не так, как у вас. В городе их полно – наверное, в двадцать раз больше, чем в Спринглейк. Они сцапают тебя, если ты не успеешь. Я отведу тебя.
– Тебе нужно отдохнуть, дружище.
На лице отца Джо отразилась искренняя забота. Зев заметил, что добрые чувства в нем начинают брать верх со времени их вчерашней встречи. Может быть, это хороший знак?
– Я отдохну тогда, когда мы доберемся до нужного места.
IV
Отец Джо Кэйхилл смотрел, как луна восходит над его бывшей церковью, и размышлял, разумно ли было приходить сюда. Мгновенное решение, принятое этим утром при свете дня, сейчас, с наступлением темноты, показалось ему безрассудным и авантюрным.
Но пути назад не было. Вслед за Зевом он поднялся на второй этаж двухэтажного офисного здания, находившегося через дорогу от церкви Святого Антония, и здесь они дождались ночи. Должно быть, раньше здесь размещался офис какой-то юридической фирмы. Здание было разгромлено, оконные стекла выбиты, мебель разнесена на куски, но на стене все еще висел старый диплом Юридической школы университета Темпль, и один диван остался более или менее целым. Зев прилег вздремнуть, а Джо уселся, отхлебнул немного своего виски и углубился в тяжелые мысли.
Главным образом он думал об алкоголе. В последнее время он пьет слишком много, он понимал это; так много, что уже боялся, что не сможет вовремя остановиться. Так что сейчас он выпил совсем чуть-чуть, только для того, чтобы снять напряжение. Он выпьет остальное позже, когда вернется оттуда, из этой церкви.
Он не сводил взгляда с церкви Святого Антония с тех пор, как они пришли. Ее тоже сильно покалечили. Когда-то это была небольшая красивая каменная церковь, скорее, миниатюрный собор, напоминавший о готике своими островерхими арками, крутыми крышами, башенками, украшенными лиственным орнаментом, стеклянными окнами-«розами». Сейчас стекла были разбиты, кресты, венчавшие колокольню и фронтоны, исчезли, и все в гранитном здании, напоминавшее крест, было изуродовано до неузнаваемости.
Как он и предчувствовал, при виде этого здания ему вспомнилась Глория Салливан – молодая хорошенькая женщина, добровольно работавшая в приходе. Ее муж служил в Нью-Йорке, в компании «Юнайтед Кемикал Интернэшнл», каждый день ездил туда и слишком часто отправлялся в заграничные командировки. Джо и Глории нередко приходилось встречаться по церковным делам, и они стали добрыми друзьями. Но Глории почему-то взбрело в голову, что между ними уже существует нечто большее, чем дружба, и однажды ночью, когда Джо был один в доме, она заявилась к нему. Он постарался объяснить ей, что, как бы привлекательна она ни была, она не для него. Он принял некие обеты и не намеревался их нарушать. Он сделал все, что мог, чтобы смягчить ее разочарование, но отказ уязвил ее. И разозлил.
Все могло бы остаться по-прежнему, но вскоре ее шестилетний сын Кевин вернулся из церкви, где он был служкой, с рассказом о священнике, который заставил его снять штаны и трогал его. Кевин так и не сказал, какой именно священник сделал это, но Глория Салливан знала это точно. Ошибки быть не могло – это сделал отец Кэйхилл: человек, который отверг искреннее предложение ее любви и ее тела, мог быть только гомосексуалистом, если не хуже. И совратитель несовершеннолетних был хуже.
Она сообщила это в полицию и в газеты.
Джо еле слышно застонал, вспомнив, как внезапно его жизнь превратилась в ад. Но он твердо решил выдержать бурю, уверенный, что настоящий преступник рано или поздно будет выявлен. У него не было доказательств – да и сейчас нет, – но если кто-то из священников церкви Святого Антония был педерастом, то, очевидно, не он. Оставался отец Альберто Пальмери, пятидесятипятилетний настоятель прихода Святого Антония. Однако прежде чем Джо смог докопаться до истины, отец Пальмери потребовал, чтобы отца Кэйхилла удалили из прихода, и епископ согласился на это. Джо ушел, но дурная слава последовала за ним в убежище, находившееся в соседнем графстве, и тяготила его до сегодняшнего дня. Единственным источником недолгого утешения от бессильного гнева и горечи, сжигавших его и отравлявших ему каждое мгновение жизни, была бутылка – а это, он знал наверняка, был тупик.
Так зачем он согласился вернуться сюда? Чтобы помучить себя? Чтобы посмотреть на Пальмери и полюбоваться, как низко тот пал?
Так зачем он согласился вернуться сюда? Чтобы помучить себя? Чтобы посмотреть на Пальмери и полюбоваться, как низко тот пал?
Возможно, и так. Может быть, вид Пальмери, оказавшегося наконец в своей стихии, заставит его выбросить из головы весь этот эпизод в приходе Святого Антония и присоединиться к остаткам человеческого рода – которым он сейчас нужнее, чем когда-либо.
А возможно, и нет.
Мысль о возвращении к прежней жизни была заманчивой, но за последние несколько месяцев Джо все меньше волновали окружающие люди и события.
Кроме, может быть, Зева. Друг не бросил Джо в самую трудную минуту, защищал его перед всеми, кто соглашался выслушать его. Но поддержка ортодоксального раввина значила в приходе Святого Антония слишком мало. А вчера Зев на велосипеде проехал до самого Спринглейка, чтобы увидеться с ним. Старина Зев оказался прав.
Он был также прав насчет числа вампиров здесь. Лейквуд кишел этими тварями. Завороженный отвратительным зрелищем, Джо наблюдал, как вскоре после заката улицы наполнились ими.
Но его больше беспокоили те, кто вышел наружу до заката.
Люди. Живые люди.
Предатели.
Если и существовало что-то более низкое, воистину заслуживающее смерти больше, чем сами вампиры, то это были живые люди, сотрудничавшие с ними.
Кто-то дотронулся до его плеча, и он подскочил. Это был Зев. Он протягивал ему что-то. Джо взял предмет и поднял его, разглядывая в свете луны: крошечный полумесяц, свисающий на кольце с цепочки.
– Что это?
– Серьга. Местные вишисты[19] носят такие.
– Вишисты? Как во Франции?
– Да. Именно так. Рад видеть, что ты не настолько невежествен, как все ваше поколение. Люди-вишисты – так я называю коллаборационистов. Эти серьги – отличительный знак для местной группировки вампиров. Их не трогают.
– Где ты это достал?
Лицо Зева было скрыто в тени.
– Прежний владелец… потерял их. Надень.
– У меня не проколоты уши.
В луче лунного света показалась старческая рука, и Джо заметил длинную иглу, зажатую между большим и указательным пальцами.
– Это я могу исправить, – сказал Зев.
– Может быть, тебе не следует смотреть на это, – прошептал Зев, когда они, припав к земле, притаились в густой тени западного крыла церкви Святого Антония.
Озадаченный, Джо прищурился на него в темноте:
– Ты пробуждаешь во мне чувство вины, приводишь меня сюда, а теперь у тебя такие мысли?
– Это так ужасно, что я не могу передать словами. Джо поразмыслил. В мире за стенами этой церкви столько ужаса. Зачем еще смотреть на то, что происходит внутри?
«Потому что когда-то это была моя церковь».
Несмотря на то что был всего лишь викарием и так и не был полностью введен в должность, несмотря на то что его бесцеремонно вышвырнули отсюда, приход Святого Антония был его первым приходом. Он пришел. И он должен узнать, что они там делают.
– Покажи мне.
Зев подвел его к куче обломков камня под разбитым грязным окном и указал вверх: изнутри лился слабый свет.
– Загляни туда.
– Ты не идешь со мной?
– Спасибо, одного раза мне хватило.
Джо вскарабкался на кучу так осторожно, как только мог, ощущая усиливающееся зловоние, подобное запаху гнилого, разлагающегося мяса. Зловоние исходило изнутри, из разбитого окна. Собравшись с силами, он выпрямился и высунулся из-под подоконника.
На мгновение он был ошеломлен, подобно человеку, который выглянул в окно городской квартиры и увидел бесконечные холмы канзасской фермы. Это не могла быть церковь Святого Антония.
В мерцающем свете сотен церковных свечей он рассмотрел голые стены, с которых сняли все украшения и декоративные тарелки с картинами крестного пути; темная дубовая обшивка была исцарапана и выдолблена в тех местах, где изображалось хоть что-то, отдаленно напоминающее крест. Пол тоже был в основном голым, скамьи, когда-то стоявшие аккуратными рядами, были вырваны и изрублены на куски, острые обломки кучей возвышались в задней части помещения, под хорами.
И огромное распятие, находившееся за алтарем и доминировавшее над церковью, – от него осталась лишь часть. Поперечины креста были отпилены, и безрукое изображение Христа в человеческий рост висело вниз головой у задней стены санктуария.
Джо охватил все это одним взглядом, затем его внимание привлекло нечестивое сборище, занявшее этой ночью церковь Святого Антония. Предатели – вишисты, как назвал их Зев, – находились на периферии. Они выглядели как нормальные, обычные люди, но в ухе у каждого болталась серьга в виде полумесяца.
Но другие, те, кто собрался в санктуарии, – Джо почувствовал, как при виде их в нем разгорается ярость. Они плотным кольцом окружили алтарь. Их бледные звериные лица, лишенные всяких признаков человеческого тепла, сочувствия, порядочности, были обращены вверх. Гнев Джо вспыхнул с удвоенной силой, когда он увидел объект их пристального внимания.
Обнаженный подросток со связанными за спиной руками был подвешен за щиколотки над алтарем. Он задыхался и всхлипывал, его пустые от ужаса глаза были широко раскрыты, он явно лишился рассудка. Со лба его содрали кожу – по-видимому, «вишисты» нашли подходящее средство против татуировок с крестом, – кровь из только что отсеченных гениталий медленно стекала вниз по животу и груди. И рядом с ним, у алтаря, стояло чудовище в длинной сутане с окровавленным ртом. Джо узнал узкие плечи, седые волосы, свисающие с лысоватого черепа, но был потрясен при виде кровавой лисьей улыбки, с которой оно обратилось к своим собратьям, столпившимся внизу.
– Пора, – произнесла тварь высоким голосом, который Джо сотни раз слышал с кафедры церкви Святого Антония.
Отец Альберто Пальмери.
Снизу протянулась рука с отточенным лезвием и перерезала мальчику горло. Кровь хлынула ему на лицо, и вампиры принялись пихаться и пробиваться вперед, подобно птенцам стервятника, стремясь поймать открытыми ртами капли и алые струйки.
Джо отшатнулся от окна, и его вырвало. Он почувствовал, как Зев схватил его за руку и повел прочь. Он смутно помнил, как они пересекли улицу и направились к разгромленному офису.
V
– Зачем, во имя Господа, ты заставил меня смотреть на это?!
Зев взглянул через комнату в ту сторону, откуда доносился голос. Он различал смутные очертания фигуры отца Джо – тот сидел на полу, прислонившись к стене, с открытой бутылкой виски в руке. Со времени их возвращения священник выпил всего один глоток, не больше.
– Я решил, что тебе следует знать, что происходит в твоей церкви.
– Ты это уже говорил. А какова истинная причина? Зев пожал плечами в темноте:
– Я слышал, что у тебя не все в порядке, что еще до того, как все рухнуло, ты уже почти погиб. И когда настал безопасный момент, я пришел проведать тебя. Как я и ожидал, я нашел человека, озлобленного на весь мир и отдавшегося этой злобе. Я подумал, что неплохо бы указать этому человеку какой-то более конкретный предмет для ненависти.
– Ублюдок ты! – прошептал отец Джо. – Кто дал тебе такое право?
– Наша дружба дала мне на это право. Как, по-твоему, я должен жить спокойно, зная, что ты опускаешься и сидишь без дела? У меня больше нет собственной паствы, так что я обратил внимание на тебя. Я всегда был несколько навязчивым раввином.
– Ты и сейчас такой. Вышел спасать мою душу, да?
– Мы, раввины, не спасаем души. Направляем их – возможно, с надеждой указываем им правильный путь. Но лишь ты сам можешь спасти свою душу, Джо.
На некоторое время в воздухе повисло молчание. Внезапно серьга-полумесяц, которую Зев дал отцу Джо, упала в лужу лунного света на полу между ними.
– Почему они это делают? – спросил священник. – Эти вишисты – почему они пошли на предательство?
– Первые предатели делали это неохотно, поверь мне. Они согласились потому, что вампиры взяли в заложники их жен и детей. Но прошло немного времени, и оставшиеся в живых люди начали выползать из нор и предлагать вампирам свои услуги в обмен на бессмертие.
– Зачем затруднять себя работой на них? Почему бы просто не пойти и не дать себя укусить первому же кровососу?
– Я сам вначале задавался подобным вопросом, – ответил Зев. – Но, наблюдая за холокостом в Лейквуде, я понял тактику вампиров. Они сами выбирают тех, кто вступит в их ряды, так что, получив полный контроль над населением, они изменили образ действий. Видишь ли, они не хотят, чтобы в одном месте сосредотачивалось слишком много их сородичей. Это как в лесу, где слишком большая популяция хищников, – когда стада дичи истреблены, плотоядные умирают с голоду. Так что у вампиров теперь иной способ убивать. Ведь только тогда, когда вампир высасывает кровь из горла, пронзив его клыками, жертва становится одним из них. Человек, из которого выпустили кровь, как из того мальчика в церкви, умирает навсегда. Он мертв, как если бы его переехал грузовик. Он не восстанет завтра ночью.