И так – весь долгий день, с раннего утра до позднего вечера, практически на бегу, торопливо давясь прихваченными из дома бутербродами. Еще не зная, выйдет ли из этой выматывающей, на износ, работы какой-то толк или не выйдет. Но… В эту службу шли не по призыву – это был выбор каждого сотрудника ОПО. Собственный выбор. И они не роптали на судьбу, не жаловались – в отличие от больших чинов, занимающих уютные кабинеты и имеющих нормированный рабочий день – на маленькую зарплату. Просто выполняли свой долг…
2
– Ну, что же… – кашлянув пару раз, начал Игорь. – Давайте знакомиться. Меня зовут Игорь Николаевич…
– Адвоката давай, командир, – довольно развязно оборвал его сидевший напротив. – Без адвоката допроса не будет. Все.
– А кто тебе сказал, Леший, что это – допрос? – Игорь тоже отбросил ненужные церемонии. Всегда сложно начинать, произносить первую фразу, вовлекать собеседника в процесс общения. А раз слово было сказано… – Мы просто с тобой поговорим. О делах наших скорбных… А допрашивать тебя уже потом будут, в прокуратуре.
– Знаем мы ваши разговоры… – начал было собеседник Игоря, от рождения носивший почти что аристократическую фамилию Ляхневский, но возле дешевых красногорских пивных более известный под погонялом Леший. Начал – и осекся на полуслове. – Я не понял! Ты чо лепишь, командир?.. Какая прокуратура?! Меня же за кражу «приняли»! И базарить со мной должны следаки из «мусарни»! То есть, я хотел сказать, из полиции…
– Да кража – это так, – нарочито небрежно отмахнулся Игорь. «Приплыл, сазанчик!» – удовлетворенно подумал он. Леший втянулся в разговор, озаботился первой странностью, задумался и засомневался. Чего, собственно, оперативник и добивался. – Кража, на которой тебя взяли, – детский лепет. Ты же неглупый парень; зону топтал, законы знаешь…
А вот последние фразы были уже откровенной лестью. Леший умом и сообразительностью не отличался. Именно поэтому за свою недолгую жизнь успел намотать два срока: по «хулиганке» и за кражу. Всего – «пятилетка» на общем режиме. По «понятиям» – полная ерунда, о которой в «приличном» обществе и упоминать-то стремно. Более старшие и опытные коллеги на смех поднимут.
Однако Леший своим прошлым гордился – кстати, эта нелепая гордость в немалой степени дополняла психологический портрет подозреваемого – и при случае любил в компании себе подобных мелких гопников «писануться» реальными, а по большей части придуманными заслугами перед «обществом».
На этом его и «прихватил» Паша Кабан у одного из городских пивняков. Паша, кстати, личность весьма интересная. Можно даже сказать – примечательная и заслуживающая того, чтобы рассказать о ней отдельно.
Высококвалифицированный вор-домушник, Кабан был прекрасно известен и городскому, и областному уголовному розыску. А вот сделать ему ничего не могли – умен был Паша. По-подлому умен…
Объект подбирался долго и тщательно. Богатая квартира, хозяева которой имели и деньги приличные, и золотишко… Про DVD с ноутбуками и прочие электронные прелести даже и говорить не стоит – сейчас этого добра не только у олигархов хватает. Короче, «хата», которую Кабан намеревался почтить визитом, как правило, была «упакована» от всей души.
Следующий этап – «выпас». Паша старательно изучал привычки и распорядок дня владельцев избранной им квартиры. Если нужно, тратил на это несколько недель – знал, в каких случаях хороша спешка.
Одновременно прорабатывался способ проникновения. Не существовало таких дверей, которые гостеприимно не распахнулись бы перед Кабаном. Отмычки, кислота в стеклянном шприце, подобранные ключи… И никаких грубостей, никаких «фомичей» и домкратов. Технические средства – это ведь тоже улики. Лучше лишних десять минут попотеть под дверью, чем потом пять лет носить черный бушлат и такой же расцветки шапчонку из меха зверя невиданного.
И в тот момент, когда день и час «Ч» были определены, Паша отправлялся к какой-нибудь городской пивточке – месту, которое заменяло представителям городской шпаны клуб. Щедро проставлял выпивку, вливался в компании. Больше слушал, чем говорил, – подбирал подельника для предстоящего дела.
Вообще-то Паша по натуре – волк-одиночка. Не то чтобы жаден… Просто хорошо знал – на единицу все добытое непосильным трудом делится без остатка. И подельник ему – как тому зайцу стоп-сигнал. Так же жизненно необходим, короче. Однако Кабан, в общей сложности отмотавший ни много ни мало, а восемнадцать годков за хозяином, очень ценил свободу и все то, что с ней связано. Вот чтобы эту свободу сохранить, Кабан и брал с собой на дело кого-нибудь. Причем будущий подельник должен был соответствовать определенным требованиям. Непременно побывавший «за решкой», но при этом не авторитет, не блатной, в меру запитый и слегка бомжеватый. Не в том смысле, что жить негде, а в том, что неопрятен внешне: не мыт не чесан не брит примерно с недельку…
И каким же образом этакий опустившийся, деградировавший тип мог помочь сохранить свободу Кабану? А вот тут и проявлял себя в полной мере тот самый подлый ум домушника.
Действовали так: Паша вскрывал входную дверь в квартиру и направлял внутрь подельника. Дескать, начинай паковать вещи, а я пойду подгоню машину поближе. И пока соучастник дрожащими от жадности руками распихивал по сумкам и мешкам бытовую электронику и шубы, Кабан, находясь на безопасном расстоянии от взломанной квартиры, наблюдал за развитием событий. Недолго – не больше пяти минут. Так как точно знал – для прибытия на «сработку» охранной сигнализации наряду вневедомственной охраны или группе быстрого реагирования частного охранного агентства положено три минуты. Ну, а дополнительные две Кабан набрасывал на обычное российское разгильдяйство.
Если наряд прибывал на место кражи в установленное нормативами время, Паша спокойно садился в ту самую машину, которую собирался подогнать поближе к подъезду, и уезжал. Значит, кража сорвалась. А подельника, задержанного полицейскими с поличным в квартире, он даже и не вспоминал. Если же во двор дома, в котором находилась облюбованная для кражи квартира, не врывались, оглашая окрестности визгом сирен и скрипом тормозов, полицейские машины, то опасаться нечего. Это значило, что объект кражи охранной сигнализацией оборудован не был…
Тогда Кабан также поднимался в квартиру и начинал помогать подельнику собирать вещи. Правда, сам при этом – как бы между делом – прибирал к рукам деньги и драгоценности. Причем, как правило, заранее вызнавал любыми путями те тайные места, в которых хранились интересующие его предметы.
Следующий этап – ворованное выносилось в автомобиль, нанимаемый только для одного конкретного дела заранее и ожидающий во дворе. Водитель, в некоторые детали происходящего не посвященный, доставлял шмотки на квартиру Пашиного подельника, где те и оставлялись. Как объяснял Кабан, ненадолго. На пару-тройку дней, пока он договорится с барыгой. Об изъятых в доход джентльменов удачи деньгах и драгоценностях он умалчивал. Видимо, из врожденной скромности…
После этого Паша уходил в твердой уверенности, что этого своего подельника он видел последний раз в жизни. И никогда больше, ни при каких обстоятельствах он не появится в этом захламленном, провонявшем потом, табаком и дешевым спиртным жилище. А еще Кабан точно знал – подельник, желающий вкусить от жизненных благ как можно скорее, будет повязан полицейскими максимум на следующий день после успешного дела при попытке сбыть что-нибудь из неправедно нажитого добра.
Расчет «домушника» строился на отличном – эмвэдэшным бы генералам-«реформаторам» такое! – знании слабостей системы. Полиции ведь что надо? Не преступника отыскать и не похищенное, а раскрыть преступление, поставить в отчете очередную птичку-галочку, внести в компьютеры десятые и сотые доли процентов, что приносит в масштабах страны оперативно раскрытая квартирная кража. А тут – вот оно! Налицо преступник – уже судимый и не вставший на путь исправления явно маргинальный тип, склонный к употреблению спиртного и не желающий активно строить капиталистическое общество, а также вместе со всем народом умножать в разы все, что только можно. Его преступное деяние подтверждается изъятым в его жилище похищенным добром, несущим характерные и хорошо известные настоящим хозяевам индивидуальные приметы. Стало быть, думать тут нечего, его дом – тюрьма!
А то, что он на допросах рассказывает про какого-то сообщника… Да кто его, ворюгу гнусного, слушать будет! Это он просто воду мутит, пытается переложить часть своей вины на несуществующего человека. Шмотки-то – все в наличии. А что золотишко и деньги не найдены – так это неудачливый крадун их пропил. Быстренько-быстренько дело в суд, жулика – на зону, а самим – в кассу. За премией.
Конечно, роль самого Кабана в таких кражах оперативникам была известна. Но зачем портить себе жизнь и трепать нервы, если преступление раскрыто?.. Возьми сейчас Пашу – и что ему предъявить? Деньги, как известно, не пахнут и особых примет не имеют. Золото… От драгоценностей Кабан избавлялся в течение часа, скидывая оптом цацки знакомому ювелиру. Ну, а сам Кабан, волчара битый-перебитый и многоопытный, наверняка пойдет в отказ.
А то, что он на допросах рассказывает про какого-то сообщника… Да кто его, ворюгу гнусного, слушать будет! Это он просто воду мутит, пытается переложить часть своей вины на несуществующего человека. Шмотки-то – все в наличии. А что золотишко и деньги не найдены – так это неудачливый крадун их пропил. Быстренько-быстренько дело в суд, жулика – на зону, а самим – в кассу. За премией.
Конечно, роль самого Кабана в таких кражах оперативникам была известна. Но зачем портить себе жизнь и трепать нервы, если преступление раскрыто?.. Возьми сейчас Пашу – и что ему предъявить? Деньги, как известно, не пахнут и особых примет не имеют. Золото… От драгоценностей Кабан избавлялся в течение часа, скидывая оптом цацки знакомому ювелиру. Ну, а сам Кабан, волчара битый-перебитый и многоопытный, наверняка пойдет в отказ.
Вот и ходит Паша на свободе, радуется своему воровскому фарту…
Однако в этот раз судьба жестоко посмеялась над Кабаном. Вроде бы сделал все, как обычно. И лох, предназначенный на заклание, был хоть куда. И квартира без сигнализации, но прекрасно упакована – вон, только золота две горсти, да и денег изрядно. И ушли с места кражи чисто, не привлекая к себе внимания…
Однако их повязали. Толстый полусонный «гаец», принаряженный в кокетливый фартучек ядовито-зеленого цвета, лениво взмахнул своей «волшебной палочкой», подавая знак остановиться. Кабан напрягся, ладонь в кармане легла на украденное золото. Может, скинуть его, от греха подальше?.. Прямо здесь, в машине, под ноги. Поди потом, докажи, что оно побывало в его кармане.
Но только гаишник выглядел таким мирным, неопасным… Возьмет свою «заслуженную» «пятихатку» да и отпустит с богом. И расслабился Кабан. А когда автомобиль остановился и из-за ближайших машин к нему рванулись пятнистые фигуры, было уже поздно что-то делать…
Не знал Кабан – да, собственно, и знать не мог, – что подобранный им лох Игорь Ляхневский уже второй день находится под контролем службы наружного наблюдения как подозреваемый в убийстве. И в настоящий момент, сидя на «шконаре» камеры в изоляторе временного содержания УВД города, Паша безуспешно пытался понять, где же он так жестоко ошибся?
Впрочем, душевные терзания домушника Игоря мало занимали. Так же, как и он сам. Оперативник считал, что ему повезло – подозреваемый Ляхневский будет приземлен в тюрьму за совершение другого преступления. То есть с ним можно будет работать спокойно, не спеша – никуда он из тюремной камеры не денется… Так же, как и с подводной лодки.
…Леший, услыхав столь лестную для себя характеристику, несколько приосанился. И на физиономии появилось почти что глубокомысленное выражение, которое никоим образом не подходило к его перманентной небритости и повышенной лохматости.
– Вот и я говорю, – задумчиво заявил он. – При чем тут прокуратура? Они там кражами не занимаются, у них другие дела.
– Верно мыслишь, Леший! – охотно согласился с ним Игорь. – Уж прокуратура точно ерундой не занимается! – И добавил многозначительно: – Так же, как и я, собственно…
Намек был настолько прозрачен, что даже Леший, в мозгу которого благодаря дешевому спирту уже полным ходом шли необратимые изменения, въехал в тему. И задал прогнозируемый вопрос:
– А ты, командир, кто будешь?
– Ну, вот… Ты же мне не дал толком представиться, адвоката потребовал… – почти ласково попенял Игорь собеседнику. – Ладно. Пройдемся по второму кругу. Зовут меня Игорь Николаевич. Я – старший оперуполномоченный по особо важным делам. Второе отделение…
– По особо ва-ажным делам… – Леший был явно заинтригован.
На номер отделения он просто не обратил внимания. А зря… В системе уголовного розыска «двойкой» традиционно обозначались подразделения, которые – с легкой руки питерского полицейского-литератора – в массах любовно называли убойными отделами.
– Да-да! – с готовностью подтвердил Игорь. – И как ты думаешь, о чем мы с тобой будем разговаривать?
– Да я не знаю… – Леший уже забыл о своем намерении говорить только в присутствии адвоката. Игорю удалось раскачать крадуна, втянуть его в процесс общения…
– Тогда для начала ответь на парочку вопросов, – предложил оперативник. Его собеседник ничего на это не сказал – только вздохнул тяжело да глаза отвел.
Воспринимая это как знак согласия, Михайлов продолжил:
– Вопрос первый – знаком ли тебе господин Вершинин Анатолий Олегович?
– Кто? – недовольно скривился Леший. Ерунда какая-то! Названные оперативником имя и фамилия ему ни о чем не говорили. Вообще в тех кругах, где вращался задержанный, в ходу больше были клички, «погремухи». Спроси гражданин начальник что-нибудь про Пузыря или Рыжего – тут бы Лешему было что сказать. А Вершинин… Да еще Анатолий Олегович… Какой-то «левый» тип. – Не знаю я такого, командир. И вообще первый раз слышу!
– Ой ли? – насмешливо прищурился Игорь. – Так уж и в первый раз? А вот свидетели утверждают, что ты его знаешь. Неплохо знаешь… А сестра твоя – так и вовсе хорошо…
При упоминании о сестре Леший нахмурился, всем своим видом выражая недовольство. Громко шмыгнув носом, заявил:
– Короче, командир! Если тебе есть что конкретно мне предъявить – давай! А сестру – не трожь! Она к моим делам – никаким боком…
– А ты? – быстро спросил оперативник.
– Что – я? – не понял Леший.
– Ты – к делам сестры? – Игорь чувствовал, как растет напряжение в кабинете. – Ты к ее делам никакого отношения не имеешь?
Леший помолчал, потом, тряхнув кудлатой, давно не знавшей расчески, головой, отчаянно спросил:
– Я не пойму, командир, куда ты гнешь?! Какой-то гнилой базар получается…
– А по-моему, очень даже неплохой! – усмехнулся Игорь. Он медленно, но уверенно добивался желаемого – вывести объект из состояния душевного равновесия. – Значит, говоришь, Вершинина ты не знаешь?
– Не знаю! – упрямо закусил губу Леший.
– Папаньку собственного племянника – и не знаешь?! – делано удивился оперативник.
– А-а-а! – На лице Лешего проявилось что-то, похожее на выражение понимания, которое тут же сменилось брезгливой гримасой: – Так ты об этом козле! Что, заявку накатал, шакал?! Мало я ему тогда…
– Значит, ты не отрицаешь, что между вами произошел конфликт? – Игорь вставил свой вопрос как бы между прочим… Хотя на самом деле именно с него и начиналась основная работа.
– Было дело, – очень даже охотно согласился Леший. Сейчас он чувствовал себя почти героем. А как же, вступился за честь сестры! Не думал, что это чмо заявку накатает! Вот ты сам подумай, командир…
Тон его стал немного доверительным – чуть понизив голос и подавшись немного вперед, склонившись к столу, он как бы приглашал сидящего напротив него оперативника к откровенному мужскому разговору. Для начала – о проблемах воспитания глупых младших сестер… Но такой разговор в планы Михайлова никоим образом не вписывался. Поэтому он перебил Лешего, многозначительно произнеся:
– Да не писал он ничего. Мертвые – они ведь не только не потеют. Они еще и писать не могут…
Жулик дернулся, как от удара. В глазах поселилась тревога.
– Я не понял! – О какой-то доверительности в разговоре речи уже не шло. – Ты о чем, командир?!
– О птичках, – бросил Игорь первое, что пришло в голову.
– О каких еще птичках?!..
А вот теперь Леший нервничал уже всерьез. Он все еще не понимал, куда идет этот странный, маловразумительный разговор. За свою не особо длинную и небогатую на события жизнь он успел уяснить – полицейский не должен подкидывать ему загадки. Полицейский должен бить его ногами в живот, добиваясь признания во всех мыслимых и немыслимых преступлениях. Вплоть до убийства не нашего президента Кеннеди. А этот ведет себя странно, можно было бы сказать – если бы, конечно, Леший знал это слово – нетипично для обычного полицейского. И непонятно, чего он добивается своими разговорами. Ну, а неизвестность, как водится, всегда страшит.
– О попугайчиках, – уточнил Игорь. И сразу же, в лоб: – У меня только два вопроса. Первый – почто ты, Леший, своего родича завалил? Второй – где ствол? Всё.
Сказав это, оперативник жадно впился глазами в своего собеседника. Какой же будет реакция на это уже ничем не прикрытое обвинение в преступлении более чем серьезном? Какие действия предпримет подозреваемый?
К разочарованию Игоря, Леший повел себя немного не так, как ожидалось. Глаза его расширились, в них замелькало отражение внутренней паники. Неудачливый воришка резко побледнел и даже подпрыгнул на привинченном к полу стуле.
– Какой ствол? – торопливо забормотал он. – Ты чего, командир? Не было у меня никогда ствола! Не было!
– Ага, – спокойно согласился Игорь. И тут же поинтересовался: – Может, и Анатолия Вершинина не ты завалил?..
– Не я! – на автопилоте откликнулся Леший. И, уже существенно понизив тон, уточнил: – Так его… Что? Грохнули?