Пашка глубокомысленно заметил:
– И чего путают людей? Была улица Медведева, ну пусть бы и оставалась. А так бедный Чибис столько слов потратил, пока я половину из них понял!
– Ты что? – удивился Саня. – Ты что, против возвращения старых названий? А где же справедливость? Вот тебя без твоего согласия перезвали бы, к примеру, в Иннокентия. И все стали бы дразнить, как попугая: Кеша, Кеша. А ты от рождения – Пашка. Обидно! А потом бы вернули старое имя. Знаешь, как приятно было бы отзываться на Пашку?
«Иннокентий» пожал плечами. Что-то он не очень врубился в Санины сравнения!
– Интересно, а Марксэну можно переименовать во что-нибудь старинное? – поинтересовался он. – Например, в Амфибрахию?
– Да ничего ты, Пашка, не понял, – рассердился Саня. – При чем тут Амфибрахия? Марксэна – имя, хоть и смешное. А я тебе про названия улиц объясняю.
– Ну и объяснял бы по-человечески. Сам мое имя начал в пример приводить… Ладно, Чибис, объясняльщик из тебя – как из меня композитор. Пошли быстрее, а то на Тверской свет выключат!
На углу Старопименовского переулка и Тверской улицы располагался ресторан «Баку».
– Вообще-то здесь надо поосторожней, – предупредил Саня. – К вечеру сколько всякой шушеры на Тверскую выползает…
Пашка недовольно покосился на друга. Чего это Чибис говорит таким тоном, будто он взрослый и беспокоится за своего малолетнего спутника Пашку?
И вдруг, словно в подтверждение Чибисовых слов, прямо перед их носом распахнулась боковая дверь ресторана. Видно было, как из нее кого-то изо всех сил выталкивают, а этот «кто-то» изо всех сил сопротивляется. Он уцепился двумя руками за дверные косяки, подставив своим противникам не такую уж и широкую спину. Было похоже, что те не человека в дверь выталкивают, а эту самую дверь взламывают.
Саня схватил Пашку за рукав:
– Давай на ту сторону! Вечно здесь разборки! Это служебный вход ресторана. Они, наверное, пьяного какого-нибудь выкидывают.
Но человек, цеплявшийся за дверь, пьяным не был. Он отчаянно крутил головой, пытаясь оглянуться, и орал во все горло:
– Да вы такого продукта в жизни не видели!
За его спиной гоготнул здоровенный качок:
– Зато таких «чайников» насмотрелись. Сказали тебе, шевели конечностями, не мешай людям отдыхать!
Второй качок сказал:
– А ну, Вась, отойди! А то вдвоем тут не размахнуться.
Вася отошел от двери, а напарник Васи, освобожденный для маневра, ударом ноги выбил из двери живую пробку. «Пробка» екнула, пролетела половину улицы и быстро, чтобы не упасть, побежала прямо на Саню и Пашку.
Этого им только не хватало!
Саня стоял подальше. А вот Пашке не повезло. Хорошо еще, что летевший на них человек был не особенно внушительной комплекции. Незнакомец просто влип в Пашку, обхватив его руками, словно встретился после долгой разлуки. А мог ведь и с ног сшибить после такого ускорения!
– Пардон, пардон, – забормотал он, отскакивая в сторону.
Вид этого щуплого человека показался Сане каким-то странным. Во-первых, его лицо было обрамлено пышными бакенбардами. Во-вторых, одет он был так ярко, что от взгляда на него могли заболеть глаза. Огромный оранжевый галстук выбивался из-под желтого пиджака, на носу громоздились несуразные очки, стекла которых тоже сверкали желтым цветом. Канарейка, да и только!
Наверное, Пашка тоже обалдел от необычного зрелища. Во всяком случае, он остановился посреди улицы как вкопанный. Саня дернул его за руку, но Пашка не обратил на друга ни малейшего внимания.
Канарейка тем временем быстро повертел головой, раздосадованно махнул рукой и торопливо пошел прочь по Тверской.
– Побежали за ним! – воскликнул Пашка.
– Зачем? – удивленно спросил Саня.
Пашка открыл было рот, чтобы что-то объяснить другу, но словно бы засомневался и передумал.
– А может, я и ошибся… – пробормотал он.
Канарейка давно уже затерялся в толпе людей, гуляющих по Тверской. А их было в это время, пожалуй, еще больше, чем днем.
– Пошли в сторону Кремля, – предложил Саня.
– Ну, пошли, – кивнул Пашка и добавил вполголоса: – Да, точно ошибся!
– А вот это Английский клуб. – Саня показал на красное здание со львами у ворот. – Сюда еще Пушкин ходил в карты играть. А жил он, когда в Москву приезжал, знаешь где? Совсем рядом с моим домом, в Воротниковском переулке, представляешь? Так что, вполне возможно, он ходил в клуб той же дорогой, что и мы сейчас, – рассказывал Саня.
Пашка, конечно, слушал. Но встреча с Канарейкой не выходила у него из головы.
«Да что я, старик, что ли? – думал Пашка. – Не могу сообразить, его видел или не его?»
Тем временем ребята дошли до Пушкинской площади. Бронзовый поэт спокойно и загадочно смотрел на гуляющую толпу. Казалось, он наклонил голову, чтобы его не слепили яркие прожекторы, которыми был освещен памятник.
Пашка удивился: какие-то люди друг за другом перелазили через тяжелую цепь, ограждающую Пушкина, и поочередно читали стихи. Безучастный милиционер стоял поодаль.
– И что, вот так можно всем, кому вздумается, декламировать? – спросил Пашка.
– Да, если и ты хочешь, пожалуйста, – кивнул Саня.
– Что я, с дуба рухнул? – хмыкнул Пашка. – В каникулы стихи читать, да еще на улице!
– Почему? – не согласился Саня. – Интересно же. Только мне не нравится, когда они свои стихи орут. Лучше бы Пушкина читали. Ему же двести лет будет, а не им.
Старушки продавали рядом с памятником букетики подснежников, чтобы люди могли класть их к памятнику. И все покупали, даже очередь небольшая образовалась! Это показалось Пашке таким странным, непривычным… Но когда Саня тоже купил букетик, Пашка перешагнул через цепь и положил его у памятника. Правда, он тут же выскочил обратно, даже ногой зацепился в спешке. Еще не хватало, чтобы его приняли за очередного декламатора!
Но в ту же минуту Пашка напрочь забыл про Пушкина и стал вглядываться в толпу за памятником. Там маячила знакомая несуразная фигура. В руках фигура держала небольшую белую картонку.
«Канарейка! – узнал Пашка. – А тут что он делает, интересно?»
Они с Саней подошли поближе. «Гадаю по руке», – было написано на Канарейкиной картонке. Канарейка сновал среди людей, назойливо предлагая свои услуги. Но люди в основном только улыбались и мотали головами.
«Такой нагадает! – неприязненно подумал Пашка. – Что за тип? Везде лезет».
Саня уже отошел к подземному переходу и призывно махал Пашке рукой.
– Давай спустимся, там внизу самые новые диски с играми продают. Правда, дорого, но хоть посмотрим, – предложил он.
– Да ну, – махнул рукой Пашка. – У меня все равно компьютера нет. Ты иди, а я тут подожду. Понаблюдаю пока…
Одна мысль не давала ему покоя: этого или не этого человека он видел выходящим из Марксэниной квартиры?
Когда Анка спустилась вниз, Пашка остался на лестничной площадке. И стал слушать, не хлопнет ли какая-нибудь дверь. Как только раздался первый хлопающий звук, Пашка стал осторожно спускаться вниз. Через узкую щель, обрамленную перилами, он видел мелькающую фигуру человека. Вернее, не столько видел, сколько слышал его шаги и прыжки его собаки. Потом он вошел в лифт, и Пашка не успел его разглядеть. А на улице он видел его только со спины, а потом и вовсе упустил из виду. Так что немудрено было теперь сомневаться: этот, не этот?..
Нет, кажется, этот!
– Чибис, – медленно спросил Пашка, когда Саня поднялся из подземного перехода, – разве ты его не узнаешь?
– Кого? – не понял тот.
– Ну, своего соседа. Который вне подозрений.
И Пашка кивком головы показал на «гадалку» с картонкой в руках. Саня всмотрелся:
– Где, где?
– Да вот же он, Канарейка, которого еще из ресторана выкинули, который меня чуть с ног не сбил! Он это! Это его я сегодня упустил в ваших дворах. А когда я вернулся, ты сказал, что твой сосед вне подозрений!
– Что-то путаешь ты, Пашка, – удивленно покачал головой Саня. – При чем тут мой сосед? Придурок, который налетел на тебя у ресторана «Баку», совсем не Иван Антонович. Ты что? Этого типа я первый раз вижу! Не считая, конечно, встречи у ресторана.
Пашка ничего не понимал. Неужели он запутался окончательно? А тут еще Чибис улыбается так, словно сочувствует: мол, с кем не бывает, всякому может померещиться.
Пашка обиженно нахмурился. Нет, ни в коем случае не могло ему померещиться! Не такой он, Пашка Солдаткин, дурак…
Ребята шли вниз по Тверской, к Кремлю, и Саня больше не возвращался к разговору. Наверное, лишний раз не хотел расстраивать друга. Но Пашка не унимался:
– Может, это не он из подъезда выходил? Или не он один?
– Ну, не знаю, – покрутил Саня головой. – Это у вас с Анкой надо спросить. Точнее, у нее. Она ведь во дворе караулила.
– Караулила! – возмутился Пашка. – Что она, до двух считать не умеет? Я ее русским языком спросил: вышел человек с собакой из подъезда? Она говорит: да, вышел, пошел вон туда… Идем к ней прямо сейчас, все узнаем!
– Караулила! – возмутился Пашка. – Что она, до двух считать не умеет? Я ее русским языком спросил: вышел человек с собакой из подъезда? Она говорит: да, вышел, пошел вон туда… Идем к ней прямо сейчас, все узнаем!
– Да поздно уже, – стал увещевать его Саня. – Завтра все узнаем. Или, если так хочешь, сегодня из дому позвоним.
Саня был искренне огорчен. Он видел, как расстроился Пашка, но ничем не мог ему помочь.
– Слушай, – вдруг вспомнил он, – Иван Антонович ведь пригласил нас к себе. Вот завтра сходим, ты и развеешь свои сомнения! А этого типа, с плакатиком, я действительно раньше никогда не видел. Что я, обманывать тебя буду?
– Чибис, а ты хорошо знаешь свой подъезд? – вдруг задумчиво спросил Пашка. – Может, там внизу еще один выход есть?
– Нет. Вроде бы нет… – уже нерешительно добавил Саня. – Правда, есть какая-то обшарпанная дверца, но мне всегда казалось, что это обычная дворницкая кладовка… А из какой квартиры вышел этот человек, ты видел?
– Да нет, – замялся Пашка. – В том-то и дело, что я светиться не хотел. Услышал только, как дверь хлопнула, и стал следом спускаться.
Они уже подходили к Красной площади.
Сколько раз бывал здесь Саня, а все равно задохнулся от красоты и величия ярко освещенных кремлевских башен.
– Есть какой-то удивительный секрет у этого места, – всегда говорил папа, когда они с Саней проходили через Красную площадь по дороге в Александровский сад, в котором оба любили гулять. – Как только попадаешь сюда, сразу настроение меняется. Чувствуешь прилив сил.
Когда ребята поднимались по наклонной мостовой от Исторического музея, им казалось, что собор Василия Блаженного на глазах растет к небу.
Пашка, видно, тоже почувствовал прилив сил. Глаза его заблестели от восхищения. И настроение поменялось: наверное, он забыл про свою сегодняшнюю неудачу. Впрочем, ненадолго.
– Значит, так, Чибис, – взволнованно проговорил он, – завтра мы все выясним. Расспросим подробнее Анку, сходим, так и быть, в гости к твоему Антоновичу. Мне на него посмотреть надо. Во всяком случае, ясно: дело, в которое мы влипли, совсем не скучное.
– Влипли! – хмыкнул Саня. – Тоже скажешь! Что мы, преступники? Ты лучше смотри, красота какая! Может, больше не будет времени на Красную площадь сходить.
– Может, и не будет, – согласился Пашка. – Если расследование не приведет. Говорю же, утро вечера мудренее. А на твоем бы месте, Чибис, я внимательнее приглядывался бы к своим соседям.
– Выясним, все выясним.
Саня уже поглядывал на часы. Интересно, что подумают родители, если они уже дома? Увидят почти не тронутый тортик – пожалуй, еще «Скорую помощь» вызовут!
Глава Х ОПЫТНЫЙ ПОМОЩНИК
Утром Саня столкнулся в ванной с папой. Тот брился, скорчив зверскую гримасу. Конечно, папа не специально ее скорчил. Он просто нахмурился и языком подпер щеку изнутри. Получилось очень даже прикольно! Но, конечно, об этом Саня папе не сказал. Не стал его хвалить, поддерживать талант. Пусть развивается самостоятельно!
– Ну, где вчера были? – весело поинтересовался папа. – Я пришел, а вы уже спите. Мама сказала: устали, набегались…
– На Красной площади. Кремль смотрели, – ответил Саня.
О том, что они караулили у подъезда преступника, он, конечно, умолчал. И вообще: раз ванная занята, никто не запретит ему завалиться спать еще на полчасика.
– «Утро кра-асит нежным све-етом стены древнего Кремля», – затянул отец старинную песню.
Родители вообще знали много старых песен, притом довольно красивых. И время от времени ужасались, когда слышали что-нибудь новенькое. Например, хит сезона «У тебя СПИД, и скоро мы умрем». Саня старинными песнями особо не интересовался, но от песни про СПИД ему тоже становилось неприятно. Как от взгляда на человека, глотающего червей или жуков.
Саню даже сейчас передернуло: надо же, с утра думает о всякой гадости!
Пашка уже проснулся. Он лежал в кровати, подложив под голову руки и глядя в потолок.
– Доброе утро, – сказал Саня.
– А, это ты, – хрипло буркнул Пашка. – Доброе.
Как будто он всю жизнь провел среди каких-нибудь там отбросов общества! Наверное, вокзальные бомжи именно так приветствуют друг друга.
– «А, это ты», – передразнил Саня. – Я тебе, Пашка, книгу подарю. «Как себя вести» называется.
– Да есть у меня, – подмигнул Пашка. – Почитать только никак не соберусь.
Определенно, он прикалывался, корча из себя бомжа. А значит, понял Саня, у Пашки отличное настроение. Если он пытается кого-то из себя представлять, если в нем проснулся актерский талант – значит, Пашка доволен собой, жизнью, всем миром! А еще это значит, что Пашка готов действовать, что у него не опустились руки после вчерашних неудач.
У Сани тоже сразу улучшилось настроение. Он даже расхотел досыпать свои законные полчасика. Но раз Пашка не торопился вставать, то и Саня с удовольствием плюхнулся в постель.
– Ну, у тебя и родители! – восхитился Пашка, когда они с Саней наконец вышли на кухню завтракать. – Только «спокойной ночи» приходят сказать. Даже насчет культурной программы ни капельки не грузят.
Ну, это Пашка, положим, ошибался. Мама уже предупредила Саню, что она быстро-быстро разгребет все завалы у себя в издательстве и тогда вплотную займется «детьми».
Но пока на столе стояло прикрытое салфеткой блюдо с пирожками, а рядом опять красовалась записка с призывом побольше есть, гулять и не скучать. Папа скорее всего в это время бежал по Старопименовскому на работу в газету «Известия».
Прочитав записку, Саня подмигнул Пашке:
– Мама извиняется, что не может уделить нам сегодня ни минутки.
– Надо, Чибис, извинить, – сочувственно покивал головой Пашка.
– Ладно уж, в последний раз, – сказал Саня, и они расхохотались.
Мама даже не представляла, какой подарок она делает им, разрешая заниматься собственными делами без всякого контроля, без всяких советов! Сейчас бы началось: а не сходить ли нам в Третьяковку, а не посетить ли вечером Большой зал консерватории? Конечно, сходить, конечно, посетить. С огромной радостью! Только кто же делом будет заниматься? Кто раскроет опасное преступление – может быть, одно из самых опасных в Москве? А если завтра такой же труп будет сидеть уже в другой квартире? Или прохожие станут падать прямо на улице, не успевая понять, откуда прилетела метко выпущенная пуля?
Не теряя времени, Саня решил позвонить Анке прямо во время завтрака. Он, конечно, не Юлий Цезарь, который умудрялся одновременно заниматься несколькими делами, но уж говорить и одновременно жевать – задача нехитрая. А чтобы Анка не обиделась на чавканье, Саня старался глотать, почти не жуя.
– Ты, Чибис, главное, не тяни резину, – наставительно поучал с набитым ртом Пашка. – Через полчаса она должна быть здесь, через тридцать пять минут мы должны быть в гостях, через час – свободны для дальнейших действий. Понял?
– Запей, – Саня кивнул на дымящуюся чашку чая. – А то подавишься ценными указаниями.
Дверь квартиры Ивана Антоновича была такая массивная, что казалось: открываться она будет медленно, сантиметр за сантиметром, как вход в какой-нибудь бункер. За дверью заливался лаем Чубик.
– А, Санек!
Иван Антонович выглянул в наконец образовавшуюся щель, и дверь опять захлопнулась. Пашка не сразу и сообразил, что дверь захлопнули для того, чтобы снять цепочку. Очень странно выглядела картинка: хозяин радуется гостям – и захлопывает перед их носом дверь.
«Подозрительно это, – подумал Пашка. – Ведь есть же глазок, зачем еще через цепочку разглядывать? Сокровища у него там хранятся, что ли?»
– Извините, Иван Антонович, – поздоровавшись, начал Саня. – Мне, наверное, следовало бы позвонить… Но вы сказали вчера, что можно в любое время.
– Да конечно, можно, – усмехнулся хозяин квартиры. – В любое время дня и ночи, шучу, правда, насчет ночи, но почему бы и нет. Какая разница, только на улице темно, а так – идет время, как шло и как будет идти еще завтра, и послезавтра, и через тысячу лет…
Пашка с Анкой удивленно поглядывали на старика, болтавшего без умолку. Как сказал первую фразу, так без остановки и переходит к следующей, только успевает воздух втягивать и выпускать вместе со словами. Он и не говорил даже, а будто дышал словами.
«Вчера он мне совсем не таким показался, – про себя отметила Анка. – То собранный был, волевой, а то болтает и болтает, как старушка какая-то».
Видно было, что Пашка тоже насторожился. Не часто приходилось ему встречаться с такими непонятными людьми. Вроде все нормально, но чувствуется какая-то постоянная игра, чуть ли не паясничанье. К тому же Пашка заметил мгновенный взгляд старика, скользнувший в его сторону. Как иголкой кольнул!
«Значит, не такой уж он простачок. Приглядывается, оценивает, – решил Пашка. – Что-то много подозрительных людей мне в по-следнее время встречается!»