Одиночка? Или послан кем-то? Если одиночка, то Ашкенази тут ни при чем. Но как тогда понять имя Лев в записке? Получается, пока не разберусь с нашим вождем, не выберусь из тупика, подумал Дмитрий.
Двинулись дальше.
От бывшего метро Василеостровская к Стрелке дорога неблизкая, но Дмитр ий чуть ли не бежал. По пути к ним присоединялись еще люди, полные злой решимости, а на Университетской набережной уже ждало десятка два. Слух о том, что нашли того самого маньяка, распространился по острову стремительно и невесть каким манером. Кто-то побежал сообщать горячее известие родителям пропавших…
Лев Палыч Ашкенази жил в здании Кунсткамеры, в музее Ломоносова; такая вот причуда вождя. В некоторых вещах грозный комендант был экстравагантен. Шутил, мол, сбылась мечта всей его юности. С другой стороны, Кунсткамера пусть и расположена на территории Крепости, но на периферии, то есть не на виду, что Лев использовал для сборищ своего внутреннего круга, когда не хотел светиться. Во внутренний круг Дмитрий Глухарев не входил. Собирались они обычно в историческом круглом зале времен Екатерины, где заседали когда-то академики из первой в России Академии наук. За огромным круглым столом, покрытым ярко-зеленым сукном.
Сейчас самозванцев не было .
Охрану разоружили играючи; сначала внизу, потом на третьем этаже – перед подъемом в башню. Бунтов здесь явно не ждали, тем более, не собирались погибать от рук своих же. Парней связали и забрали у всех рации. «Ты чего, Димыч?» – изумлялись они. «Хочу с вашим боссом поговорить». «Ну так поговорил бы, кто тебе мешал…» Салтан вместо ответа заехал одному прикладом в зубы – легонько, символически. «Отставить!» – заорал капитан Глухарев.
Внизу оставил пост – не столько чтоб за связанными приглядывать, а чтоб толпу внутрь не пускать.
Поднялись на четвертый этаж, в обсерваторию. Потрясное по красоте помещение: круглой формы с окнами, с красно-зеленой каменной плиткой на полу, со здоровенным расписным плафоном (некто солнцеголовый управляет конной тройкой). Но безлюдное, без нового хозяина. Ау, хозяин! Позаглядывали в боковые комнаты с древними астрономическими приборами… Никого.
Лев Павлович нашелся на по следнем, на пятом. Туда вела винтовая лестница, спрятанная в цилиндрическим стенном выступе, а размещался там знаменитый Готторпский глобус диаметром три метра. Пока поднимались, были слышны голоса: Лев с кем-то совещался. Когда ввалилась шестерка хмурых гостей, стало тесно.
– Подождите внизу, – распорядился Дмитрий.
Остались он и Салтан. Горели две керосиновые лампы. Комендант лежал на скамье внутри глобуса, из дверцы торчали его ноги: человек отдыхал душой. В утробе огромного шара был устроен планетарий: красочная карта звездного неба с нарисованными мифологическими персонажами-созвездиями. Механизм, вращавший сооружение, не работал.
Здесь же, возле глобуса, стоял Таран. Похоже на прозвище, но это фамилия. Правая рука коменданта, начальник службы безопасности, местный КГБ. Неизвестно, кто из этих двоих на самом деле руководил островом, Дмитрий не взялся бы утверждать с уверенностью… Салтан прицелился в него и гаркнул:< br> – На колени! Руки за голову!
Лицо у сержанта было застывшим.
– За чью? – спросил Таран.
Сержант снял большим пальцем «калаш» с предохранителя. Щелчок показался оглушительным. Таран только усмехнулся.
– Тебя что, заклинило?! – Дмитрий отвел ствол. – Мы просто поговорим.
Наружу вылез Ашкенази и раздраженно сказал:
– Ого, государственный переворот. Караул устал.
– О чем совещались? – осведомился Дмитрий. – Кто первым трахает девочку?
Внутри у него закипало. А ведь меня тоже клинит, как и Салтана, осознал он. Не сорваться бы.
– Какую девочку?
– О чем совещались, я спросил.
– Митя, ты понимаешь, что делаешь?
– Вы решали, как быть с моей дочерью, я угадал? Не ожидали от меня такой прыти?
– Глухарев…
– Где моя дочь?! – взревел Дмитрий. – Кому и зачем вы приказали ее похитить?
Он схватил коменданта, опрокинул его на витрину с историей глобуса.
– Зачем тебе наши дети? Мальчики, девочки? Мало власти, совсем о…уел?
Таран с интересом наблюдал, не вмешиваясь.
– Задушишь, кретин… – прохрипел комендант. Был он маленький, крепенький, лысенький. Очень домашний. Ни за что не подумаешь, что если нужно было, например, кого-то расстрелять перед строем, он делал это лично, не перекладывая ответственность. Или если требовалось пытать собственную секретаршу, чтобы выяснить, где на территории Крепости она спрятала своего зараженного ребенка; а потом, когда ребенка находили, – обезглавливать его, пока не закончилась трансформация…
– Отвечай!
– Я знаю, у тебя пропала дочь… Ну так я же отправил тебе людей на помощь… Не понимаю, чего ты еще добиваешься…
– Чтобы ты объяснил вот это! – Дмитрий сунул ему в морду записку от дочери.
– Жаль, что сейчас ночь, – вдруг произнес Таран. – Днем отсюда роскошны е виды, это бы смягчило ваш гнев, детки.
Неожиданность, а главное, спокойствие, с которой реплика прозвучала, мгновенно остановили безобразие. Слова этого человека обладали массой и силой, способной пробить черепную коробку любого слетевшего с катушек идиота.
Дмитрий отпустил жертву.
– Глухарев, если б мне не было тебя жалко, вы бы двое были уже мертвы, – продолжал Таран. – Вообще, за такие дела я должен тебя арестовать и судить, но я лучше тебе помогу. Если ты мне позволишь. Позволишь?
– К-конечно.
– Это что? – Он вынул из руки Дмитрия записку, пробежал глазами. – От дочери?
– Да.
– Ага, теперь появился Лев… Есть кое-что, Глухарев, чего ты не знаешь. Только дальше без истерик, договорились?
Дмитрий угрюмо кивнул.
– Вот и славно. Мы, то есть контрразведка, тоже занимались твоими исчезновения ми. Негласно, отрабатывая кое-какую версию, которая вас, штатских, не касается. Так что про упомянутого Льва могу дать нормальное объяснение взамен твоего бредового. Кроме того, если не знал, мы собираем досье на всех, кто входит в силовые структуры, на каждого бойца. А какие у нас силовые структуры, кроме гарнизона Крепости? Охранные отряды, которые вы называете дозорами, группы сталкеров и милиция. Предлагаю вместе сходить и посмотреть досье на одного знакомого тебе человечка… Ну как, берешь меня в напарники?
– Давай без издевок, майор.
Таран посерьезнел.
– Тогда пошли работать.
– У нас что, есть контрразведка? – наивно вопросил сержант Ханык.
– А ты думал, детка…
Льва Ашкенази заперли в обсерватории, типа под домашним арестом. На страже остался Салтан. Дмитрий его напутствовал, чтобы и Лев Палыч, и майор слышали:
– Если я вдруг пер естану выходить на связь, застрели босса.
5. Рассказывает Дмитрий Глухарев
Нам с Аленой невероятно повезло. Семья наша после всех катаклизмов осталась в полном составе. Родителей, понятно, потеряли навсегда, они где-то там, в мире гадости и жути, но сами мы – вместе. И мы живы.
Как же нам завидовали! Алена постоянно ловила взгляды других матерей и жен, от которых ее в дрожь бросало.
Но изначально нам повезло в том, что мы жили на Ваське.
Начать с того, что это единственный полноценный остров в Питере. Да, формально в дельте Невы четыре десятка островов, однако все они – ненастоящие, давно утратившие первоначальный статус. Они разделены лишь узенькими, мелкими каналами или речушками и соединены немереным количеством мостов и мостиков. Иначе говоря, отделиться от города ни на одном невозможно. Даже Петроградка – и та на востоке и севере открыта для нашествия с материка.
А Васильевский остров со всех сторон окружен большой водой. Нева главная, Нева Малая, Финский залив – серьезные преграды.
Есть еще, правда, Заячий остров, на котором стоит Петропавловская крепость, но уж очень он мал, не выжить там: запасов-то нет совсем, ноль. Музей там, а не крепость. Зимой пара сотен спасшихся, замерзших и истощенных, перебралась к нам.
Многие, кстати, не знают, что Васька на самом деле состоит из двух островов: собственно Васильевского и острова Голодай. Между ними течет река Смоленка, а в совокупности они и составляют ту территорию, которую ошибочно называют Васильевским островом. Чтобы мертвяки не могли пройти по дну Смоленки, Военный комитет завалил речку с обеих сторон, – и в районе залива, и, особенно, в начале ее, у Невы, где глубоко… Но я отвлекся.
Только здесь и был шанс спастись. Хотя бы для части города, если всему невозможно.
Второй пункт везения – решительные люди, в нужный момент понявшие, что происходит, и принявшие единственно правильные меры. Я говорю, разумеется, об офицерах Военной Академии тыла, в частности, о капитане I ранга Ашкенази, заведующем кафедрой материально-технического обеспечения флота. Если вы посмотрите на здание Академии – согласитесь, что оно само по себе неприступный замок. Это очень важно. Когда ни в стране, ни в Питере еще не поднялась паника, а забродившая в обществе тревога еще не была подкреплена хоть каким-то знанием, Академия закрыла двери как на вход, так и на выход.
Только здесь и был шанс спастись. Хотя бы для части города, если всему невозможно.
Второй пункт везения – решительные люди, в нужный момент понявшие, что происходит, и принявшие единственно правильные меры. Я говорю, разумеется, об офицерах Военной Академии тыла, в частности, о капитане I ранга Ашкенази, заведующем кафедрой материально-технического обеспечения флота. Если вы посмотрите на здание Академии – согласитесь, что оно само по себе неприступный замок. Это очень важно. Когда ни в стране, ни в Питере еще не поднялась паника, а забродившая в обществе тревога еще не была подкреплена хоть каким-то знанием, Академия закрыла двери как на вход, так и на выход.
Дело в том, что Лев Павлович Ашкенази до Академии работал в аппарате Генштаба ВМФ, и сюда его, называя вещи своими именами, почетно сослали за какие-то чиновничьи подвиги. Но в Генштабе остались друзья, которые и шепнули ему на ушко: беда пришла, Палыч. От подробностей волосы вставали дыбом, но не поверить он не имел права. Флотское правило «всегда быть б лиже к опасности», означающее, что лучше перебздеть, чем недобздеть, въелось ему в мозг и кровь. То, что в верхах царили растерянность и хаос, было ясно по официальным заявлениям и по полному бездействию власти. Изучив вопрос «на практике» (легко отыскав укушенных, а также мертвяков, которые уже трансформировались), капитан I ранга осознал, что никто нас не спасет, кроме нас самих.
Сначала он убедил своего друга по Академии майора Тарана, командира роты охраны, человека бывалого, повоевавшего. Привел на квартиру с мертвяком, где и убил переродившуюся тварь – медленно, показательно. Недоверие с помощью такой демонстрации ломается сразу и навсегда. Майор Таран проделал то же самое на глазах нескольких своих солдат: собрал лучших и показал, что в мире творится. Не знаю, где и как он это организовал, но – организовал. И сразу же заставил шокированных мальчишек раздеться и осмотреть друг друга. Мало того, привел на спектакль трех знакомых офицеров из «Макаровки», – это мореходный университет, казармы которого также расположены на Васильевском. (Человеческий ресурс мореходки впоследствии оказался просто незаменим.) После чего Таран раздал доверенным солдатам оружие и разъяснил задачу.
Ночью, ведомые майором, они захватили казарму и под автоматами произвели осмотр всех остальных. Несколько были заражены, их изолировали и закрыли. Одного из таких зараженных командир наглядно «убил», не трогая голову. Убитый восстал из мертвых и попер на товарищей, желая покушать человечины и заодно убедив непонятливых, что проблема нешуточная. Когда Таран убил его по-настоящему, никто уже не ахал и не звал маму. Самых нервных он распустил по домам, сказав, что не будет считать это дезертирством. Ушли немногие. Оставшимся пообещал, что очень скоро это место будет единственным безопасным в городе, и посоветовал вызвать сюда родных и близких, пока не поздно. Кроме роты охраны в группу посвященных попали и бойцы из автороты. Мало их было, но все-таки…
Так возник первый на острове отряд зачистки. А заговорщики получили в свое распоряжение несколько десятков верных и послушных стрелков.
И вот однажды утром, впустив всех желающих, Академия схлопнулась, закрылась наглухо, превратившись то ли в крепость, то ли в тюрьму. Скорее, во второе.
Людей повыгоняли во внутренний двор и построили (двор у них огромный). Чтобы они прониклись моментом, Таран дал очередь поверх голов. Въехал фургон из местного автохозяйства; солдаты выволокли из кузова тщательно связанное тело и бросили его на землю. С виду – человек. Тело, яростно извиваясь, издавая жуткие стоны, пыталось ползти. Тогда появился Лев Ашкенази и принялся громко рассказывать, что к чему и кого им сейчас привезли. Сотрудники, адъюнкты и курсанты испуганно переглядывались. А то! Испугаешься, вдруг оказавшись в дурдоме, где заправляют психи, на полном серьезе толкующие об оживших мертвяках. Тогда из кабины фургона заставили в ыйти еще одного человека со скованными за спиной руками. Лев Павлович представил его: обычный продавец наркоты, тусовавшийся на площади Сахарова возле Университета. Мелкая, но тоже тварь, не жалко. Не брать же было прохожего с улицы, ни в чем не повинного? Мертвяку развязали руки, оставив ноги связанными, и толкнули живую дичь ему в объятия…
Смотрите, братцы!
Неизвестно, чей вопль был громче: коллективный, зрительский, или вопль пожираемой жертвы.
Лев Павлович вынул пистолет и прикончил наркоторговца. Потом с паузами расстрелял магазин в мертвяка, чтоб все видели – тому хоть бы что. Заканчивая показ, сменил магазин и продырявил твари голову.
Казалось бы, какие еще нужны доказательства и стимулы? Однако когда капитан I ранга Ашкенази приказал всем раздеться и объяснил, зачем это необходимо, люди заартачились – в первую очередь, женщины. Раздеваться нужно было догола. Есть все-таки барьеры, которые да же в час смертельной опасности трудно преодолеть. Чтобы восстановить дисциплину, Тарану снова пришлось стрелять, теперь – под ноги. В первом ряду стояло руководство: полковники, генерал-майоры, даже товарищ генерал-лейтенант Пирданец, ректор Академии. Они и подали пример. Второй ряд, видя такое дело, подчинился, – и покатилась волна.
Укушенных нашли быстро, вытащили из строя, увели. Одного оставили – прапорщика из учебно-методического отдела. Его Лев застрелил прилюдно, а коллеги посмотрели, что случилось дальше… В общем, трансформация, произошедшая с бывшим товарищем, стала решающим и последним аргументом.
Академия объединилась.
Тех укушенных, насколько я знаю, Таран по-тихому заколол, а тела ночью закопали на Биржевом бульваре.
Следующим этапом в плане Ашкенази стала изоляция острова и расширение плацдарма. Было подготовлено шесть диверсионных групп. Две обрушили спуски в метро на обеих наших стан циях. Это случилось как раз перед тем, как закрытый и затопленный метрополитен снова открыли, и орда мертвяков вырвалась в Санкт-Петербург. Ашкенази страшно спешил – и успел. Другие группы развели все четыре моста, соединяющие Васильевский остров с остальным Питером, после чего взорвали разводные механизмы – чтоб без вариантов. Это было сделано днем, когда по мостам двигались потоки машин и людей. Ашкенази приказал не обращать внимания на такие мелочи, слишком много стояло на кону.
Так остров отделился от города.
Захват и чистка Академии, затем подготовка к акциям отняли много времени. Ко дню «Икс» (или «Ч»?) катастрофа была видна невооруженным глазом, что бы ни вещали по телевизору. Обрушение метро нас спасло – вкупе с поднятыми мостами, – но на Ваське к этому моменту и своих мертвяков хватало, а укушенные бродили, наверное, десятками тысяч. Так что организация плацдарма была не менее важном делом.
В тот же день («Икс» или «Ч»), параллельно с мостами и метро, бойцы Академии нагрянули на местные стройки и поставили всех работяг под ружье. Бетонные плиты и блоки в темпе грузились на камазы и свозились к будущей Крепости, закупоривая улицы. С намывных земель пошли самосвалы с грунтом и щебенкой, разгружаясь возле Университета и Академии…
Хитрость в том, что район, ограниченный Стрелкой, двумя набережными: Макарова и Университетской, а с запада и севера – Кадетской линией и Средним проспектом, – уникален. По большей части периметра этот гигантский треугольник закрыт, длиннющие здания с внешней стороны – без разрывов и без арок. Первые этажи высоки, сплошные бельэтажи, а обычные низкие окна зарешечены. Городок в городе. Внутри периметра, кроме Военной Академии, расположены важные для выживания объекты вроде Института акушерства и гинекологии им. Отта с родильным домом (больничка!), Институт физиологии имени Павлова, Университет, Ботанический сад и другие. Если перекрыть Биржевой прое зд, Менделеевскую и Биржевую линии, ну и еще с десяток менее широких улочек и въездов, получишь замкнутое пространство. Что и было сделано.
Так возникла Крепость.
Снаружи уже творилось черт знает что, фильмы ужасов отдыхали, но Ашкенази со своими молодцами пока не имели сил и возможностей вмешаться. Прежде всего зачистили территорию Крепости. Доукомплектовали гарнизон. Только после этого объявили через уличные громкоговорители по системе гражданской обороны, мол, все живые могут спрятаться у нас. Несчастные ринулись к объявленным проходам. Вспыхивали драки за очередь. Отдельных мертвяков охрана уничтожала на подступах, но если твари прочухивали поживу и накатывали волной, проходы беспощадно закрывались. Многих поднимали на веревках – с Кадетской линии, со Среднего, – на это дело поставили самых тупых и трусливых.
Весь Университет был отдан под изолятор. Врачи из института Отта работали сутками. Без осмотра и карантина ни кто не вливался в новое общество, а судьба зараженных была известна. По законам военного времени, как говорится… Каждого новенького вносили в базу данных и выдавали ему бедж зарегистрированного жителя острова, который надлежало носить всегда. Хорошо, что лето было теплым, пункты временного размещения можно было устроить прямо на площадях.