Лиса подобралась еще ближе и бесшумно прыгнула на спящего. Спящего? О нет, кролик хорошо знал свою роль! В ту минуту, когда лиса сделала прыжок, кролик прыгнул ей навстречу и пролетел под самым носом у своего врага. Лисица повторила скачок, но кролик, словно мяч, понесся огромными прыжками и скрылся в чаще.
Если бы кролик поднялся в тот миг, когда заметил лису, рыжий зверь успел бы нагнать его в три-четыре прыжка. А так лисе пришлось искать себе ужин в другом месте.
Ян счастливый вернулся в лагерь: ведь он разгадал еще одну лесную тайну.
XII Условные знаки индейцев
— Какие условные знаки бывают у индейцев, мистер Кларк? — спросил как-то Ян старика.
— След мокасина, дым, сломанная ветка, камень на камне — все это индейские знаки. Каждый из них что-нибудь означает, и индейцы читают их, как вы книжку.
— Вы говорили нам, что три дымка означают «возвращаюсь с победой».
— Нет, совсем не так. Это означает «хорошие вести».
— Что значит один дым?
— Как правило, просто: «здесь привал».
— А два?
— Может означать «тревога» или «я заблудился».
— Это я запомню: два — «беда».
— Три — хорошие вести. Нечетные числа — счастливые.
— А четыре дыма?
— Редко очень употребляют. Если бы я увидел четыре дыма, я бы подумал, что происходит что-то очень важное, например собрался Великий совет.
— Что бы вы подумали, увидав пять дымов? — спросил Ветка.
— Я бы решил, что какой-то глупец хочет сжечь весь лес.
— А для чего индейцы ставят один камень на другой?
— Я, конечно, не поручусь за всех индейцев, но на западе это значит «вот дорога». Маленький камень слева от двух означает «мы повернули налево», с правой стороны — «повернули направо». Если три камня один на другом, читай: «это верная тропа» или «осторожно»… Куча камней, брошенных в беспорядке, значит: «здесь был привал, потому что один заболел».
— А что бы они сделали, если бы не нашли камней?
— В лесу?
— Да. Или в прериях.
— Я многое уже позабыл, — сказал Калеб.
Но все же скоро у мальчиков был целый свод условных знаков, какими пользовались индейцы, хотя при этом Калеб не уставал твердить, что «не все индейцы делают одинаково».
Ян тут же решил зажечь сигнальный костер, но, к его разочарованию, оказалось, что дым не поднимается даже над верхушками деревьев.
— Сперва дай костру разгореться как следует, — пояснил Калеб, — а потом подбрасывай траву и всякие гнилушки. Вот тогда увидишь разницу.
Когда мальчики бросили в огонь траву, к небу поднялся густой, извилистый столб дыма.
— Я уверен, что этот дым увидишь миль за десять отсюда, особенно если стоять на высоком месте.
— Ну, я разгляжу и за двадцать, — сказал Гай.
— Мистер Кларк, а вы когда-нибудь теряли дорогу? — без устали расспрашивал Ян.
— Конечно, и не раз. Каждому, кто ходит по лесу, приходилось хоть однажды плутать без дороги.
— Как, неужели и индейцам?
— Конечно. А почему бы и нет? Они такие же люди, как мы. И не верьте хвастуну, что он никогда не блуждал по лесу. Он, верно, ни разу не отходил от маминого передника. Каждый может заблудиться, но человек бывалый всегда находит дорогу, а новичок может и погибнуть. В этом вся разница.
— Что же вы делали?
— Зависит от того, где я находился. Если попадал в незнакомый лес, а в лагере у меня оставались друзья, я раскладывал два дымовых костра. Если я был один, то старался провести линию по звездам и солнцу; но в пасмурную погоду сделать это невозможно. А если вы совсем не знаете местности, то надо идти по течению какого-нибудь ручья или реки. Но это самый плохой способ. Он, конечно, выведет вас куда-нибудь, но так вы пройдете за день четыре или пять миль.
— Правда ли, что можно определить направление по мху на стволах деревьев?
— Да. Вот поглядите: вы всегда найдете мох на северной стороне ствола или скалы; самые большие ветки растут у деревьев с южной стороны, верхушка тсуги склоняется к востоку. На пне годичные кольца толще всего с юга. Правда, это относится к дереву, которое растет на открытом месте. Я видел одно растение, которое может служить вместо компаса, — это степной золотарник. На открытом месте он поворачивает свои головки к северу. Но в густой тени они откидываются куда попало. Протоптанная зверем тропа выведет вас к воде. Если тропка становится все тоньше — значит, идете неверным путем. Если над вами пролетят утки или чомга, знайте — вода близко. Собака и лошадь всегда выведут вас к жилью. Никогда не слышал, чтобы они ошибались. Однажды был такой случай, да лошадь оказалась дурная. Но компас все-таки самая надежная вещь. За ним идут солнце и звезды. А лучше всего, когда друзья где-то поблизости; тогда разожгите два дымовых костра и спокойно ждите.
XIII Как дубить кожи и шить мокасины
Сэм нашел в сарае шкуру недавно зарезанного теленка. Отец позволил взять ее, и Сэм явился в лагерь со «свежей шкурой бизона для одеяния».
— Я не знаю, как индейцы шьют себе одежду, — сказал отец, — но уж Калеб-то знает. Вам он скажет.
С тех пор как старый охотник остался без собственного дома, он часто наведывался в лагерь. Так случилось и на этот раз — вскоре после прихода Сэма появился и Калеб.
— Как индейцы дубят кожу, чтобы сшить одежду? — сразу же спросил его Ян.
— По-разному.
Но не успел он начать, как с криком прибежал Гай:
— Ребята! Старая лошадь отца околела! — И он радостно засмеялся, потому что первым принес эту новость.
— Послушай, Ветка, ты слишком часто смеешься — смотри не сожги себе зубы на солнце. — И Старший Вождь оглядел его с притворной грустью.
— Нет, вправду сдохла! И я себе возьму ее хвост на скальп. Вот увидите я буду самым настоящим индейцем!
— Почему тебе не содрать всю шкуру? Я научу тебя делать из нее много всяких вещей, — сказал Калеб, раскуривая свою трубку.
— А ты можешь?
— Ее сдирают так же, как с теленка. Вот снимем шкуру, я вам покажу, какие жилы взять для шитья.
Всей гурьбой они пошли на поле Бернса. Гай отскочил и спрятался за спины товарищей, когда вдали показался сам Бернс, который тащил упряжкой дохлую лошадь.
— Здравствуй, Джим! — окликнул его Калеб, с которым они были добрыми приятелями. — Не повезло тебе с лошадью, а?
— Да нет, не очень. Она мне даром досталась. Рад, что сдохла, — хромала давно.
— Отдай нам ее шкуру, если тебе не нужно.
— Да хоть всю бери.
— Ты только перетащи ее через межу, а мы остатки зароем.
— Хорошо. Вы не встречали моего шалопая?
— Да, видели, — отозвался Сэм. — Совсем недавно, и он как раз шел к дому.
— Ух, если я его не найду там! — свирепо сказал Бернс.
— Только вряд ли найдете, — буркнул себе под нос Сэм.
Бернс ушел, а через несколько минут из кустов выскочил Гай и присоединился к своим товарищам.
Калеб делал основную работу. Сэм и Ян помогали ему, а Гай занимался тем, что вспоминал, как снимал шкуру с теленка, и давал советы, черпая их из своего богатого опыта.
Когда сняли шкуру, Калеб топором вырубил печень и мозги.
— Это нужно для дубления кожи, — сказал он. — Смотрите, вот отсюда индианки берут жилы для шитья.
Калеб сделал глубокий надрез вдоль позвоночника от середины спины до крупа и, засунув руку, вытащил оттуда большой жгут беловатых волокон.
— Вот вам целый клубок ниток, — сказал Калеб. — Возьмите и высушите их сперва. А чтобы они не ломались, окуните в теплую воду минут на двадцать. Нитки отмякнут и будут вполне пригодны для шитья. Теперь у нас есть шкуры лошади и теленка. Надо их получше использовать.
— А как дубят шкуры?
— Разными способами. Иногда я хорошенько чищу их, пока не соскребу весь жир и мясо. Потом покрываю всю шкуру квасцами и солью и оставляю завернутой на несколько дней, а когда квасцы пропитают ее как следует, разминаю. Но у индейцев нет квасцов и соли, они смазывают шкуры смесью из печени и мозгов. Сейчас все покажу.
— Давайте сделаем, как настоящие индейцы, — сказал Ян.
— Ладно. Тогда достаньте печень и мозги теленка.
— А почему не от лошади?
— Сам не знаю. Я никогда не видел, чтобы они смазывали телячью шкуру лошадиной смесью. Наверное, так лучше.
Сэм отправился домой раздобывать телячьи мозги и печень, а вернувшись, стал вместе с Яном очищать шкуру от мяса и жира, пока она не сделалась голубовато-белой и не сальной на ощупь. Телячью печень варили целый час, потом растерли с сырыми мозгами и, смазав смесью внутреннюю сторону шкуры, сложили ее вдвое, закатали и отнесли в прохладное место. Спустя два дня шкуру чисто отмыли в ручье и повесили сушить. Когда она хорошенько просохла, Калеб вырезал из крепкого дерева кол и показал Яну, как растянутую кожу разминать острием кола, пока она не станет совсем мягкой.
С лошадиной шкурой поступили так же, только ее вымачивали дольше. Через несколько дней Калеб выскоблил ее и обработал.
— Вот так индейцы выделывают кожу, — сказал Калеб. — Я видел, что шкуры вымачивали в настое пихтовой коры и тсуги. Но получается не лучше, чем у нас. Осталось прокоптить ее, чтобы она не затвердела.
Калеб развел огонь, набросал туда гнилушек и оставил шкуру висеть над густым дымом. Через несколько часов она потемнела и стала издавать особый запах, который знаком всем, кто брал когда-нибудь в руки индейские изделия из кожи.
— Мистер Кларк, покажите нам, как индейцы шьют мокасины и военные куртки, — снова попросил Ян.
— Мокасины сделать просто, а вот военные куртки — не обещаю. Каждое племя шьет мокасины по-своему, и стоит индейцу взглянуть на обувь, он сразу определит, из какого племени незнакомец. Чаще всего делают мокасины типа «оджибва», что значит «сборчатые». Они выкраиваются из одного куска кожи, в подъеме делаются сборки, и подошва у них мягкая. Другой вид мокасин распространен среди индейцев, живущих на равнине. Они делаются с твердыми подошвами, чтобы колючки кактусов, шипы и камни не кололи ногу.
— Я хочу твердые подошвы! — сказал Ян.
— Сейчас попробуем, — сказал Калеб.
— И мне тоже! — крикнул Гай. — Это ведь моя лошадь.
— Нет, неправда, — спокойно сказал Калеб, — эту шкуру твой отец отдал мне.
Спорить было нечего, поэтому Гай отошел в сторону, а Калеб стал обмерять ногу Яна.
Старик взял кусок недубленой кожи, размягчил ее в воде и обрисовал на ней босую ступню Яна. Вырезав по этой линии подошву для одного мокасина, Калеб вторую подошву выкроил по первой. Потом он смерил длину ноги и ширину ее в подъеме, прибавил по дюйму на шов и выкроил два передка из мягкой кожи. Из другого куска он вырезал язычки мокасин и пришил их к передкам.
— Вот и готовы передки, — сказал Калеб. — Теперь, если хочешь, расшей их бусинками.
— А как?
— Этому я тебя не смогу выучить. Вот как раскрасить мокасины, расскажу. Тут по краю должны быть красные и белые треугольники — они означают холмы, по которым охотник спокойно прошел путь. Маленькая синяя дорожка на пятке — это прошлое. На подъеме три дорожки: красная, белая и голубая. Они направлены вперед — значит, это будущее. Все три дорожки кончаются орлиным перышком. Когда сошьешь мокасины, разрисуй их. Теперь толстой, крепкой жилой пришьешь подошвы к верхам. Если у тебя есть шило, обойдемся и без иглы. Только смотри шей через край, а не насквозь — так жилы не будут стираться при ходьбе. Вот смотри.
Подошвы были мягкие, и мокасины можно было выворачивать на любую сторону. Наконец подошву прикрепили и, проколов четыре отверстия, пропустили в них мягкий кожаный шнурок.
После этого Ян разрисовал мокасины по индейскому обычаю, как ему показал Калеб.
За это время, пока Калеб и Ян трудились над одной парой мокасин, индианка наверняка бы сшила добрых полдюжины, но едва ли она испытала бы такую радость, как они.
XIV Размышления Калеба
Время от времени в «книге посетителей» у реки Ян находил следы норки.
Судя по следам, туда повадилась крупная норка, и ребята попросили Калеба помочь ее поймать.
— В это время их еще не ловят. Ждут до октября, — ответил старик.
— А как вы их ловите, когда приходит пора?
— По-разному.
Нелегко было разговорить старика, но мало-помалу Ян сумел это сделать.
— Прежде мы ставили на норку капканы с маленькой птичкой или головой куропатки для приманки. Западня убивает сразу и наверняка. В холодную погоду тушка замерзает и сохраняется. Но в теплое время многие шкурки гибнут, если их не сразу вынуть; приходится часто проверять западни. Потом кто-то придумал стальные капканы, которые ловят норку за ногу и держат день за днем, пока она не умрет с голоду или, чтобы спастись, не отгрызет себе захваченную лапу. Я поймал как-то норку, у которой осталось всего две ноги. Капканы можно проверять реже, но, по-моему, надо вместо сердца иметь камень, чтобы расставлять их. Когда я подумал, сколько пришлось вынести этой норке с двумя ногами, я отказался от капканов. «Хочешь ловить зверя, — сказал я себе, — ставь западню или лови живьем, но не калечь и не терзай его». Капканы со стальными когтями следует запретить законом. Это жестоко. А вот, насчет охоты я вам скажу — это хорошее занятие, и за всю свою жизнь я не видел, чтобы охота испортила человека. Мне кажется, охотник добрее других. Ну, а то, что им приходится убивать, так ведь дикие звери не гибнут сами по себе: все они рано или поздно попадают в зубы к другим зверям. Уж лучше погибнуть от пули, чем от когтей волка или рыси. Только не будьте жадны — никогда не истребляйте весь род. Если охотиться с головой, будет много о чем вспомнить потом. И зла никому не причиняйте. Помню, как-то сопровождал я на охоте одного европейца. Он искалечил оленя так, что тот и шелохнуться не мог. Уселся этот горе-охотник около оленя завтракать и время от времени стрелял в зверя просто так, а ведь зверь-то все еще живой был. Когда я увидел, чем он занимается, у меня прямо кровь закипела от гнева. Отругал его последними словами и скорее прикончил оленя. После этого я смотреть не мог на того человека. Если бы пристрелили оленя на бегу, тот бы не мучился. Ведь рана от верной пули немеет. Многие многоствольные ружья — тоже варварское изобретение. Охотник знает, что у него в запасе много выстрелов, вот и палит по всему стаду. Олени уходят раненые и гибнут в муках. А если у охотника один заряд, то он метит очень осторожно. Для охоты надо брать одностволку. Охота — занятие хорошее, только я против повальных убийств и жестокостей. Стальные капканы, легкие пули, которые ранят, а не убивают, многоствольные ружья — все это жестоко.
Калеб говорил долго, то и дело умолкая, и тогда Ян снова задавал вопросы, чтобы старик продолжал свой рассказ.
— Как вы относитесь к охоте с луком, мистер Кларк? — спросил Ян.
— С луком и стрелами на медведя не пойдешь, но я был бы очень рад, если бы птиц запретили стрелять из ружей. На них охотиться с луком хорошо. Стрела — это верная смерть или верный промах, покалечить она не может. Одной стрелой не поранишь в стае много птиц, как это случается при ружейных выстрелах. Вот так люди истребляют мелкую дичь. Придет день, и люди обретут еще более сильное оружие, которым обзаведутся всякие глупцы, и тогда будут удивляться, отчего пропала вся дичь. Я против этого. Лук и стрелы приносят меньше беды, они требуют хорошего знания леса и доставляют много удовольствия. Они не трещат на весь лес, и всегда известно, кто стрелял, потому что все стрелы меченые.
Ян жалел, что Калеб не одобрил охоту с луком на крупную дичь.
Охотник разговорился сегодня и легко отвечал на вопросы.
— А как вы ловили зверей живьем?
— Смотря какого зверя.
— Норку, например.
— Сейчас их нельзя ловить — детеныши погибнут без матери.
— Я выпустил бы ее сразу. Просто хотел нарисовать, — поспешно сказал Ян.
— Так вреда ей, пожалуй, не будет. Найдутся у вас доски? Мы, бывало, долбили западню из целого куска пихты или серебристой сосны. Я покажу вам, как делать западню, если вы обещаете мне проверять ее каждый день.
Мальчики даже понять не могли, как можно было бы не ходить к западне ежедневно, и с готовностью пообещали это Калебу.
Они сделали западню в виде ящика в два фута длиной, в котором одну стенку заменили сеткой из крепкой проволоки.
— Вот такой западней ловят норку, хорька, кролика, крыс и многих других зверьков; это зависит от того, где вы ее поставите и какую приманку положите.
— По-моему, скала Вэйкан будет самым подходящим местом, — сказал Ян.
На железный крючок в западне насадили рыбью голову. На другое утро, когда Ян пошел проверить западню, он увидел, что дверца захлопнулась. Из ящика неслись шипение и вой, кто-то отчаянно царапал стенки.
— Ребята! — крикнул Ян. — Норка поймалась!
Мальчики вынесли западню на солнечное место, и тут они увидели, что к ним попалась всего-навсего серая кошка. Как только они подняли крышку, она выпрыгнула оттуда и скрылась из виду.
Наверное, она спешила к своим котятам, которые так долго томились в одиночестве.
XV Гость
— Сэм, у меня кончилась записная книжка. Набег на бледнолицых ничего не даст. Придется идти на мирные переговоры с твоим отцом. Может, он купит мне, когда поедет в город.
Сэм ничего не ответил. Он обернулся в сторону тропки, прислушался и сказал:
— Вот он, легок на помине.
Когда из-за кустов показалась высокая фигура Рафтена, Ян и Гай смущенно притихли. А Сэм, покрытый военной раскраской, начал болтать как ни в чем не бывало.