– Чего бы тебе хотелось, дедушка? – спросил он.
– Ванильного пудинга, – еле слышно ответил старик.
– Голову или хвост? – спросил Макс и обратил внимание, что умирающий попытался улыбнуться.
– Когда ты переберешься к нам, то каждый день будешь получать большой пудинг лично для тебя, – пообещал Макс.
Громкого ликования со стороны деда не последовало, тем не менее старик кивнул в знак согласия. После чего он закрыл глаза, отвернулся к стене и опять погрузился в сон. И уже в полудреме пробурчал:
– Ты уже уходишь, Ильзебилль?
Макс выдвинул ящик ночного столика, ему было любопытно пошарить в вещах деда. Кроссворды, обручальное кольцо, бумажные носовые платки, которые дед так ненавидел, мазь для носа, бумажник с водительскими правами, удостоверением и кредитной картой. И ключ от сейфа.
Вечером Макс вычистил все, что находилось в маленьком сейфе, – всего три тысячи евро. И испытал огромное облегчение оттого, что в ближайшее время сможет точно в срок выплачивать долг. Возможно даже, что у него получится с помощью кредитной карточки снять деньги со счета деда, хоть пока он и не знал пин-кода. Но это ведь не было кражей в собственном смысле слова, так как в скором времени он возьмет на себя все тяготы по уходу за стариком, а за это положено соответствующее вознаграждение.
Множество отвратительных на вид громоздких предметов, заполнивших в понедельник комнату дочери, привели Петру в состояние ступора. Служащий магазина, временно предоставлявшего медицинское оборудование по поручению больничной кассы, объяснил, как пользоваться функциональной кроватью.
– Решетка из реек позволяет приподнимать кровать на разную высоту. Вся плоскость кровати регулируется по высоте с помощью электропривода, для безопасности больного можно поднять боковые решетки. Рукоятка в форме треугольника, называемая также «виселицей», служит для того, чтобы больной мог самостоятельно приподняться.
Служащий также показал Петре, как работает подъемник для перемещения лежачего больного в ванную, костыли и подвижный стул-туалет. Хорошо, что еще утром они с Максом перенесли кровать и другую оставшуюся от Мицци мебель в подвал, потому что теперь комната с балконом выглядела как забитый доверху товарный склад. От всего этого хотелось выть.
Но больше всего ее раздражал муж. Несколько часов кряду он висел на телефоне и наконец добился успеха – его отца согласились принять в одном хосписе. Правда, одна загвоздка все же была: хоспис располагался примерно в двухстах километрах. Это обстоятельство вызвало такой дружный и отчаянный протест Петры и Макса, что Харальд в конце концов вышел из себя и послал их к черту. Но пусть не ждут, выпалил он вдогонку, что он будет заботиться о старике.
Макс, напротив, начал строить планы, как он оборудует комнату, когда дедушка после всей этой суеты упокоится в земле сырой. Его сверстники стремились как можно скорее переехать из родительского дома, но Максу эта идея была чужда.
Балкон выходил на запад, и во второй половине дня его щедро обогревало солнце. Не завести ли по весне парочку пальм, чтобы балкон напоминал тропический сад? Для полного счастья в любом случае не хватает гамака и, может быть, попугая. Укромный, утопающий в зелени уголок, закрытый для посторонних. Фалько, этот безжалостный выколачиватель денег, вряд ли рискнет звонить в парадную дверь. Ему должно быть известно, что Харальд Кнобель служит в городском управлении и имеет прекрасные контакты с полицией и управлением по вопросам порядка.
На следующие три дня Петре пришлось отпроситься на работе, хотя ее ни на минуту не оставляло недоброе чувство: как-то там справятся вместо нее три временных работника? В то же время она не могла бросить Макса именно сейчас, когда предстояло вести разговоры с окружным врачом, с начальницей службы по амбулаторному уходу и домашним врачом. Вот когда Макс более-менее разберется с вопросами по уходу и дело пойдет на лад, она предоставит ему полную свободу действий.
В четверг утром старика на носилках доставили из больницы и уложили на новую медицинскую кровать. По понятным соображениям, транспортировка его здорово утомила. Петра пощупала его лоб, он был горячим. Как они могли выписать его с лихорадкой? Жаль, что не было ушного термометра. Надо будет сказать Максу, чтобы купил такой не откладывая. Поскольку измотанный пациент впал в дрему, его оставили одного.
– Хуже некуда, как бедный заморыш, – поделилась Петра с сыном. – Примерно через час зайдет доктор Офенбах. Очень надеюсь, что он не задумал заранее мучить старика своими терапевтическими процедурами и поймет, что тому просто-напросто нужно спокойно выспаться.
– Мне кажется, дедушка никогда не думал о том, чтобы оставить предварительные распоряжения[13], – сказал Макс, – ведь он по натуре борец.
– Почему ты так решил? – спросила Петра с ноткой нетерпения в голосе, но ответа не получила.
Доктор Офенбах, давнишний семейный врач, осмотрел спящего пациента и пришел к заключению, что если бы его коллега, окружной врач, увидел пациента в таком предсмертном состоянии, то назначил бы ему самую высокую степень инвалидности. Кроме того, он пообещал облегчить больному агонию, если в этом будет необходимость:
– Сегодня к этому относятся не так строго, и никто не осудит врача, если тот с помощью морфия сделает последние часы жизни более терпимыми. Однако это связано с большими бюрократическими издержками. Впрочем, вы мне уже говорили, что он отказывается принимать пищу и воду. Это мне знакомо, я пользовал немало людей в самом преклонном возрасте. Они просто-напросто не хотят жить дальше. Как правило, это продолжается не больше недели, после чего вы снова будете спать спокойно. Мы, врачи и родня, должны уважать волю пациента.
Петра вздохнула с облегчением, Макс промолчал.
Начальница службы по амбулаторному уходу оказалась опытной женщиной с практическим складом ума. Она сразу приподняла одеяло и заглянула под брюки, чтобы убедиться, использует ли больной памперсы. После чего написала им для памяти, какие плавки следует купить больному, страдающему недержанием. Закончив с утилитарной частью, она обсудила с Петрой вопрос, как часто к ним должна приходить санитарка и какие функции по уходу семья могла бы взять на себя. Сошлись на том, что профессиональная санитарка дважды в день будет его мыть, менять памперсы, одевать и раздевать, а также менять постель. Остальное ляжет на плечи Петры с Максом.
Если дедушка и дальше не будет ни есть, ни пить, а только спать, то это вполне приемлемо, подумала Петра. Порешив на этом, Петра засобиралась в книжную лавку поглядеть, как там управляется ее правая рука, наказав Максу позвонить ближе к вечеру, когда появится санитарка. Ей хотелось собственными глазами посмотреть, как профессионалка делает свою работу. Кое-что могло ей самой пригодиться.
Наконец Макс остался с дедушкой один. Он долго сидел возле кровати старика, вслушиваясь в его хриплое дыхание. И в какой-то момент понял, что сейчас самое время приготовить обещанный пудинг.
– Дедушка!
Макс играючи нажал на кнопку, переводящую матрас в сидячее положение.
– Дедушка!
Макс немного покачал старика кнопкой «вверх-вниз».
– Дедушка?
– Ильзебилль, что такое?
– Ты будешь сейчас есть свой пудинг?
– Не сейчас. Сытое брюхо к ученью глуxo.
Какая-никакая, но все же реакция. Макс принес готовый пудинг, ложку и перевел кровать с помощью кнопки в предельно вертикальное положение.
– Открой рот!
Макс и сам был удивлен, но старик съел все, что было в чашке. Правда, ему на это потребовалось не меньше получаса. Вместе с пудингом он даже выпил пару глотков воды. Макс по-настоящему был горд собой.
Макс позвонил матери, чтобы похвастаться, и в этот момент раздался звонок в дверь. Макс стремительно слетел по ступенькам к входной двери. На пороге стояла санитарка, которую они ждали.
– Меня зовут Йенни, – представилась она.
Макс отвел ее наверх.
– Добрый день, господин Кнобель! – сказала она громко и разборчиво и пощупала пульс больного. – Как у вас сегодня дела?
Дедушка сиял от счастья.
– После того как я увидел вас, превосходно! – ответил он.
– В таком случае добавим в вашу жизнь немножко свежести, – сказала Йенни и попросила тазик, простыню, два полотенца, две мочалки и мыло; парочку памперсов для взрослых она принесла с собой.
Макс показал ей ванную комнату и вернулся к входной двери, чтобы встретить мать.
– Ну как? – спросила она, не успев отдышаться. – Как прошел день? Как санитарка?
– Пока неясно, – ответил Макс. – Блондинка, симпатичная, я бы сказал.
5
Рано утром в среду появилась вторая санитарка, сестра Кримхильда. Зрелая сведущая в своем деле женщина, статная, физически крепкая, но при этом чуткая и относящаяся к пациентам чуть ли не по-матерински.
Как и ее коллега Йенни, она первым делом взяла руку больного и определила пульс. Представившись деду, она поинтересовалась его самочувствием и не забыла спросить про сон. Вилли Кнобель ей ничего в ответ не сказал. Его демонстративное молчание смутило сестру Кримхильду лишь ненадолго. Она попросила показать вещи для мытья и стала искать зубные протезы. Макс положил их в мыльницу, где они лежали до сих пор.
Сестра почистила вставные зубы щеткой и зубной пастой, снова подошла к кровати и приветливо обратилась к лежачему:
– Господин Кнобель, будьте добры, откройте рот!
Никакой реакции. Макс с Петрой стояли рядом в полной растерянности, но сестра Кримхильда сохраняла самообладание:
– Ну, нет так нет. Однако немного помыться и побриться нам ведь не помешает?
– Я не позволю мною распоряжаться какой-то расфуфыренной дамочке! – заявил старик ни с того ни с сего.
Сестра Кримхильда рассмеялась и попросила родственников оставить ее с больным наедине. Через полчаса она с грохотом и возгласами «Эй! Ау!» сбежала по лестнице и сообщила, что цель достигнута.
– Небольшая борьба за власть. Он, наверное, потомок Наполеона по прямой линии, – решительно прокомментировала сестра.
У сестры Кримхильды на этот день было назначено еще много всего. Но первое, что она сделала – потребовала два ключа от дома: один для ранних приходов, другой – для поздних. С ключами она могла бы приходить даже в те часы, когда никого дома нет. У санитарок-де огромная нагрузка и плотный график, и они не могут позволить себе подолгу ждать на пороге. В ванной следует прибить к стене четыре дополнительных крючка, и желательно их надписать: тряпки и полотенца для верха и для низа. Еще ей потребуется французская водка для втираний, жирный крем для кожи и кое-что из аптеки для тех, у кого недержание.
– Речь идет о картонных коробках большого размера, – пояснила она. – Надо подыскать в доме место, куда их можно будет сложить, – при этом она осмотрелась вокруг.
– Разве что в шкаф Мицци, – с печалью в голосе предложила Петра. – В ванной все свободное место заняло устройства для подъема больного.
Наконец сестра Кримхильда уехала. Макс съездил в аптеку за необходимыми вещами и на обратном пути в супермаркете купил две упаковки ванильного пудинга по шесть стаканчиков в каждой. Этим материнские поручения исчерпывались.
– Надеюсь, ты один справишься? – спросила она и поспешила в свою книжную лавку.
Макс снова подошел к кровати дедушки, который смотрел на юношу глазами смертельно раненного животного.
– Завтрак должен быть важнее гигиены, я так понимаю, – пожаловался старик.
– Хочешь, я принесу тебе кофе с булочкой и мармеладом?
– Пудинг!
На этот раз старик позволил скормить себе целых два стаканчика и глоток за глотком осилил большую чашку кофе.
– Где я вообще? – спросил он под конец.
Макс приготовился все объяснить, но дедушка снова погрузился в сон.
Харальд с работы позвонил дочери в Берлин, так как знал, что ее спутница жизни – эта Ясмин, совратившая его Мицци, – в первой половине дня дома не бывает.
– Они тебе уже рассказали? – спросил он дочь. – Твоя комната теперь похожа на больничный стационар. Там лежит дедушка, и его обмывает приходящая санитарка. Но ты не беспокойся, это продлится недолго…
– Беспокоиться? По мне, так пусть живет до ста лет, – ответила Мицци с легким раздражением в голосе. – Комната мне больше не нужна. Свои личные вещи я давно забрала. Однако от бабушкиного дамасского постельного белья я бы не отказалась. И формочку для пудинга взяла бы с удовольствием.
Харальд начал понимать, что ему не удастся перетянуть дочь на свою сторону. И чтобы не спровоцировать нетерпеливую или, того хуже, гневную реакцию девушки, он быстренько переключился на погоду.
– В Берлине всегда чуть холоднее, чем у вас, – сказала Мицци. – И этот климат меня больше радует, чем унылая погода в предгорьях западного Одевальда. Передавай привет маме и Максу, пока, папа.
К трем пополудни ожидали визита окружного врача. Петра пришла домой чуть пораньше, чтобы и этот последний барьер был преодолен в ее присутствии. Свекор спал.
– Зачем еще какому-то доктору приспичило совать свой нос в это дело? – возмущался Макс.
– Затем, что от его экспертного заключения зависит, будет больничная касса оплачивать услуги по уходу целиком, частично или вообще не будет, – ответила мать. – Он опытный врач и сразу поймет, что в данном случае мы имеем дело с тяжелобольным в последней стадии.
Сама она в этом, похоже, не была уверена на все сто, поэтому нервно покашливала и поминутно выглядывала на улицу.
Окружной врач появился минута в минуту, выслушал от Петры короткое описание ситуации и лишь затем отправился в верхние покои.
– Добрый день, господин Кнобель, – четко выговаривая слова, поздоровался врач с больным. – До меня донеслись слухи, что вы приболели? Как вы себя сегодня чувствуете?
Старик бодро смотрел на врача с издевательской ухмылочкой и охотно вступил с доктором в разговор:
– Прекрасно, прекрасно. Вы же знаете: medicus curat, natura sanat[14], – он был явно рад встретить наконец сведущего человека, который понимал латынь.
Петра успела шепнуть сыну в ухо перевод:
– «Врач лечит, природа исцеляет», или что-то вроде этого.
И, повернувшись к доктору, тихо проговорила:
– Последствия наркоза…
Обследовав больного, окружной врач пригласил Петру и Макса в соседнюю комнату, где, сев поудобнее, тщательно заполнил анкету. При этом он то и дело поднимал свою тяжелую голову, пытаясь получше изучить родственников больного.
– Он может самостоятельно есть или вы его кормите с ложки?
– Он отказывается от какой-либо пищи, – ответила Петра.
Макс старался не встревать в разговор, предоставил матери описывать состояние дедушки.
– Как бы вы охарактеризовали его характер: как радушный, восприимчивый, депрессивный или агрессивный?
– Скорее как тяжелый и рассудительный, – ответила Петра.
– В чем он лучше ориентируется: во времени или в пространстве?
– Нет, чаще всего он пребывает в полном замешательстве, а иногда его мучают галлюцинации.
Остальные вопросы были в том же духе. Когда доктор закончил, он попрощался и ушел.
– В скором времени вы получите письмо из больничной кассы, к которой относитесь, – сказал он на прощание, ни единым намеком не выдав собственной позиции.
– Смешные люди, – сказал старик Максу. – Сначала эта Гримхильда – nomen est omen![15] Потом этот шарлатан! Он даже пульс у меня не проверил! Впрочем, та блондинка, что вчера приходила, мне очень понравилась. Ну а сейчас время пудинга, надеюсь.
В общем и целом Макс придерживался того же мнения, что и дедушка. Прежде всего, конечно, в том, что касалось Йенни. Вопрос, сколько порций пудинга уже умял дедушка и правильно ли он делал, позволяя больному столько есть? А в общем-то, какая разница? Если человек при смерти, то надо исполнять все его желания. Вечером Петра обнаружила в мусорном ведре пустые стаканчики от пудинга и неодобрительно покачала головой. Как только с дедушкой все определится окончательно, она проследит, чтобы Макс регулярно ходил обедать в студенческую столовую.
На ужин была грюнколь из морозильника и жареная картошка с мясным паштетом. Словом, то, что никто из них троих не любил.
– Ну и? – приступил к расспросам Харальд. – Как дела у господина Кнобеля-старшего?
– Самое время тебе посмотреть самому, – довольно резко парировала Петра. – Пора тебе попрощаться с отцом, пока не поздно.
– Ты что, провидица? Может, он всех нас переживет!
– Не надейся, – возразила Петра. – Доктор Офенбах говорит, если пациент отказывается от твердой и жидкой пищи, то больше недели он не протянет. А неделя твоего отца закончится через пару дней.
В этот момент Макс все-таки решил вставить слово:
– Дедушка пил воду.
Родители ошеломленно уставились на парня.
– Мы должны оставить его в покое, – сказала Петра. – Разве не ясно, что он не жилец на этом свете?
– Но если он хочет пить! – резонно возразил Макс.
Харальд покачал головой:
– Нет, серьезно?
Макс вскочил и выбежал прочь. Неужто родители замыслили уморить старика голодом и жаждой? На середине лестницы до него долетел слабый звук открывшейся двери. Он обернулся и махнул рукой Йенни, которая, в отличие от своей коллеги, ходила почти неслышно, в кедах.
Йенни была чуточку выше Макса и, наверное, чуть старше. Светлые волосы были заплетены в толстую косу. На ней был короткий розовый халат поверх белых брюк. До Макса долетел запах лаванды и недавно выкуренной сигареты.
– Привет, – сказал он.
– Как поживает твой дедушка? – спросила она в ответ. – Сегодня я попытаюсь посадить его на унитаз. Может быть, ты мне поможешь?
Старик не на шутку рассердился оттого, что Йенни с Максом усадили его на край кровати и затем перетащили на мобильный кресло-туалет. И когда он в конце концов устроился на стуле со спущенными штанами, то громко проревел: