– Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра…
Старик дернулся и застыл.
– Что он сказал? – отрешенным голосом произнесла королевна.
– Я не понял, – честно признался Вратко. – Первый раз слышу эту речь…
– Повтори.
– Первый раз слышу…
– Что он сказал, повтори! – Слова Марии хлестнули, будто плетка.
Новгородец так покраснел, что уши заполыхали. Но он выговорил, медленно и раздельно, стараясь копировать малейший оттенок чужой речи:
– Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра… Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра.
– И правда, непонятно, – задумалась королевна. – Похоже на речь скоттов, что живут в горах на севере Англии… И все-таки отличается. Что такое «Скара Бра»?
«А что такое – „бхэ синн тэчадгэс“? – хотел спросить Вратко, но сдержался. – Вольно же тебе, княжна, вопросы дурацкие задавать»…
Вместо этого словен показал на старика:
– Он умер.
– Я догадалась. Он что-то хотел сказать перед смертью.
– А может, он просто прощался с миром на своем языке? – предположил Асмунд.
– Или молился своему богу, – добавил Олаф. – Скара Бра. Скара Бра… – Здоровяк повторил эти слова несколько раз, словно пробуя их на вкус. – Похоже на имя языческого бога.
– Скара Бра – это название здешних холмов. – Засмотревшись на мертвого старика, они не заметили, что лазавшие в подземелье вернулись. Теперь Халли Челнок, почесываясь по обыкновению, стоял у Вратко и королевны за спиной. – Местные жители не знают, на каком это языке. Никто из них не знал, что под землей кто-то живет.
– А я думаю, что кое-кто догадывался, – возразил Хродгейр. – И шел сюда не просто так, а наверняка.
– Почему тогда именно сегодня? – Мария оперлась на подставленную скальдом ладонь и поднялась с колен. – Почему перед нашим приходом?
– Кто-то связал воедино твои предсказания, Харальдсдоттир, с подземным поселением.
– Зачем их убили?
– Там все вверх дном! – махнул рукой Челнок. – Видно, искали что-то…
– Они искали то, что должно принести победу норвежскому войску! – с жаром воскликнул Вратко. Он и сам себе дивился, как в последнее время начал переживать за урманов. Будто за родных. Небось, если бы князь новгородский, Владимир Ярославич, в поход собрался бы, не так сочувствовал бы. Устыдился порыва и добавил уже тише: – Они хотели забрать это…
– А может, наоборот, понести перед войском? – прищурился Хродгейр. – Только хотели, чтобы именно их чествовали как людей, принесших победу и ратную славу войску конунга Харальда.
Халли хмыкнул недоверчиво и почесал поясницу.
– Не знаю я, о чем они мечтали, но убивали они, не задумываясь. Стариков, женщин, детей. Я не вижу в этом излишней славы.
Все невольно посмотрели на лежавшие рядком тела. Восемь мертвецов. И только двое из них прежде были мужчинами, способными постоять за себя. Обоих изрубили нещадно. Рядом с ними застыли окровавленные трупы четырех женщин – одной старухи и троих помоложе, старика, которого расспрашивали словен и королевна, и мальчишка-подросток. Сколько лет ему сравнялось, Вратко не рискнул бы предположить, так как малый рост убитого скрадывал года.
– Это все? – спросил новгородец.
– Похоже, что все, – ответил Халли. – А может, кого и пропустили… Темно там, хоть глаз выколи. А комнат много. Целую деревню упрятать можно, если постараться.
«Наверное, раньше их было больше… – подумал Вратко. – Жили с незапамятных времен. Прятались от скоттов, изредка добирающихся сюда через проливы, укрывались от урманов, приплывших на драконоголовых кораблях. А еще раньше они могли прятаться от того самого великана, о котором рассказывают легенды».
– Может, это цверги?[56] – высказал предположение парень. – Те, кто ковал для асов.
– Там нет горна и наковальни, – жестко ответил Хродгейр.
– Там еще кто-то есть, – вдруг невпопад сказала Мария.
– Откуда ты знаешь, дроттинг? – удивился Халли.
– Чувствую. Чувствую страх, голод и… ненависть… – перечислила королевна.
– Ненависть? – нахмурился Хродгейр. Взялся за меч.
– Ничего удивительного в том, – успокоил его исландец, – что выживший в такой переделке начнет ненавидеть тех, кто убил его родичей.
– А кинется на нас, – заметил Рагнар. – У страха глаза не только велики, но и слепы.
– Нужно поискать! – заявила Мария.
– У нас нет ничего горючего, чтобы сделать факел, Харальдсдоттир, – покачал головой Черный Скальд.
– Ничего – так поищем!
– Опасно, Харальдсдоттир.
– Я – дочь конунга, а не деревенская девка, чтобы бегать от опасности.
– Любую деревенскую девку я сунул бы туда, не задумываясь. Но не дочь конунга.
– Мы не уйдем, пока не обшарим там все закутки, – решительно произнесла Мария, и Вратко понял – не уйдут. Заставит. Рано или поздно заставит. А возражения Хродгейра только затягивают время – не пришлось бы до сумерек досидеть.
– Я полезу посмотрю, – сказал парень. – А ты, Харальдовна, жди здесь.
Королевна не нашла что возразить.
Олаф крякнул, шлепнул себя ладонью по ляжке:
– Я с тобой, Подарок Ньёрда!
И уже в спину, чтобы никто из оставшихся под солнцем не услышал, прошептал:
– Ты сегодня урок храбрости мне дал.
– С чего бы это? – удивился словен. Он не оборачивался – темнота залепила глаза очень быстро: не прошли они и десятка шагов, как серый свет, идущий от входа, рассеялся и иссяк.
– Я не рискнул вызваться, чтобы сюда полезть. Хродгейр потому и оставил меня наверху, – объяснил викинг. – А ты рискнул. Вот и я подумал – если мальчишка, не умеющий толком меч держать, не боится, то уж мне и подавно…
Олаф неожиданно ойкнул, зашипел.
– Ты что? – испуганно окликнул его Вратко.
– Головой врезался. И поделом. Болтать надо меньше.
Дальше они пошли молча. Низкий потолок понуждал сгибаться. Сразу заныла поясница. А каково Олафу? Он вообще едва ли не на четвереньках должен ползти, с его-то ростом.
Новгородец переставлял ноги очень осторожно, закрывая голову локтем. Он все время напоминал себе о том, что кто-то здесь может быть, и этот кто-то не обязательно настроен дружелюбно. Пыхтевший сзади Олаф создавал ощущение защищенной спины. И это радовало. Но что ждет впереди?
Длинный коридор вел от входа в глубину холма. Он изгибался наподобие гадюки, иногда расширялся так, что стенок можно было коснуться, лишь растопырив руки, а иногда сужался, едва не стискивая плечи. Могучий викинг сдержанно бубнил под нос, протискиваясь сквозь такие лазы.
«Ему хуже, чем мне», – думал Вратко, старясь не ослаблять внимания.
Он все время пытался прочувствовать рукотворную пещеру, как это делала Мария Харальдовна. Ну, кто здесь боится и ненавидит? Где он прячется? Если сейчас вернуться и сказать, что надоело искать, позора не оберешься. Тоже мне, вызвался доброволец…
Шорох, донесшийся из темноты, застал его врасплох.
Парень охнул и остановился.
– Кто тут? – просипел навалившийся сзади Олаф.
Легкое царапанье в темноте повторилось. Словно коготки по камню простучали.
Зверь?
– Не люблю мертвецов. Скучные они, даже если оживают, – попытался пошутить Олаф, но стук его зубов яснее ясного убеждал – викинг в панике, еще немного и побежит наутек, наплевав на насмешки и позор.
– Кто здесь? Не бойся! – позвал Вратко, стараясь говорить ласково, как с пугливым конем. – Мы друзья. Мы не причиним тебе зла…
– Мы ему – нет, а оно нам? – пробормотал Олаф.
– Тише… – остановил его словен. – Там, кажется.
Он услышал новый шорох и почувствовал щекой легчайшее движение воздуха слева. Шагнул туда, ощупывая темноту перед собой. Руки провалились в пустоту. Комната? Похоже, да.
Неожиданно ему под ноги бросилось что-то живое, мохнатое, сильное. Парень потерял равновесие, сдавленно вскрикнул, упал лицом вниз, тщетно пытаясь защитить лицо. Острый уголок невидимой в темноте домашней утвари врезался в надбровье, от боли перед глазами вспыхнул сноп искр. Так, будто костер хорошенько поворошили палкой.
– Лови! – крикнул он, предупреждая Олафа.
Здоровяк невнятно «гукнул» – не ясно, догадался ли, чего от него хотят, или тоже врезался головой в свод коридора, выпрямившись от неожиданности.
Вратко провел ладонью по лбу.
Мокро.
Теплая и липкая жидкость заливала глаз.
Кровь…
Над бровью угнездилась боль.
Из темноты доносилось шумное сопение Олафа. Судя по возне, он был не один.
– Что там? – несмело поинтересовался Вратко. Он поднимался, придерживаясь рукой за стену.
– Держу… – отвечал викинг. – Зверек, что ли… Вырывается…
Существо, с которым он боролся, не издавало ни единого звука.
– Ой! – воскликнул Олаф. – Кусается! А ну, тихо! Вот так, у меня не покусаешься… Все! Держу.
В его голосе звучало удивление, смешанное со страхом.
– А вдруг это…
Новгородец тоже подумал, что они могли столкнуться с нелюдью. Хуже того, с нежитью… Почему оно молчит? Вратко проговорил осторожно:
– Вырывается, – сказал Олаф. – Не поняло оно тебя… Видно, зверушка домашняя.
– Пошли назад? – предложил словен. – Поглядим, что поймали.
– Идем, – не стал спорить викинг.
К счастью, подземный коридор, хоть и вился весенним ручейком, не имел боковых ответвлений, и Вратко не боялся заблудиться. Они выбрались к солнцу и свету довольно быстро. По крайней мере, новых шишек набить не успели.
– Ну и рожа у тебя, Подарок Ньёрда! – встретил их восхищенный голос Асмунда.
Парень только отмахнулся. Он и сам знал, что перемазался хуже некуда. Иной раз пустячная ранка на брови дает больше крови, чем воткнутый в спину нож.
– Кого это вы тащите? – подошел поближе Халли. – Мохнатый, как луридан.[58]
– Отпустите ее немедленно! – гневно прикрикнула Мария. Даже ножкой топнула.
– Кого это ее? – удивился Вратко.
Потом посмотрел на пойманное чудище, которое Олаф держал двумя руками. Да еще старался не прижимать к себе: побаивался то ли новых укусов, то ли порчи.
Мохнатый зверек оказался девчонкой. Малорослой, как и прочие жители подземелья, в сшитой из меха одежде. Чумазая и перепуганная, она таращила круглые карие глаза, затравленно вертела головой, отчего длинные волосы, стянутые в хвост засаленным ремешком, метались по спине.
– Не видишь, она боится! Отпусти немедленно! – Королевна подошла к дикарке ближе, протянула руку.
– Осторожно, Харальдсдоттир, она кусается, – предупредил Олаф. Добавил несмело: – Отпущу, а она удерет. Поди поймай ее в холмах…
– Не удерет!
Мария прикоснулась кончиками пальцев к щеке девочки.
– Бедняжка. Она боится вас.
Провела ладонью по волосам.
Дикарка с поразительной доверчивостью потерлась щекой о руку королевны.
– Отпусти. Она никуда не убежит.
Олаф разжал пальцы.
Тут девочка увидела неподвижные, окровавленные тела родичей. Она всхлипнула и уткнулась в платье Марии. Ее плечи вздрагивали.
– Похоже, мы нашли, что искали, – усмехнулся Халли Челнок. – Будет ли с этого польза?
Вратко не разделял как его уверенности, так и его опасений. Вряд ли девчонка в вонючих шкурах способна принести победу норвежскому войску. Зато королевна нашла себе если не подругу, то игрушку. Будет теперь ее лечить, кормить, отмоет, выучит своей речи. Или выучит ее язык. И тогда, быть может, узнает, что хотел сказать тяжелораненый старик. Словен склонялся к мысли, что разгадку нужно искать в послании умирающего. Кто убил обитателей Скара Бра и, главное, почему?
Глава 13 Путь на юг
Ровный и сильный северный ветер раздувал паруса. Видно, кто-то из богов благоволил войску Харальда. То ли Одноглазый, то ли Христос, точно сказать невозможно.
Почти триста кораблей собрал норвежский конунг под свое крыло. Все племена, живущие на норвежской земле, прислали воинов – рюги и раумы, тренды и халейги… Да разве всех перечислишь? Плыли суровые бойцы под стягами ярлов из Хаугесунда и Ставангера, из Квинесдала и Согна, из Вестфолла и Вохусена, из Хедмарка и Ромерика. К ним, манимые ратной славой и богатой добычей, присоединились геты и свеи, юты и даны. Ярл Торфинн отправил два десятка кораблей и во главе их поставил своих сынов – Паля и Эрленда. Исландских викингов вели ярл Магнус из Годорда и Ульв сын Оспака – давний соратник конунга Харальда, бившийся с ним плечом к плечу еще в Миклогарде. Даже вольные дружины, которые никогда и никому не служили, пришли на зов Харальда Сурового. Сто лет назад их именовали гордо – секонунгами. Раньше это значило: «морские повелители». Сейчас – морские разбойники. Их осталось мало, но они желали участвовать в завоевании Англии и потому пришли на службу государю.
По правому борту «Слейпнира» проплывали величественные берега Шотландии – каменистые склоны гор и ниспадающие в прибой обрывы, заросшие вереском пустоши и лысые, как темя монаха, скалы. Живущие в этих недружелюбных землях люди были крепкими, как камень или как стальной, многократно закаленный клинок. Бей его, гни, ломай, а он распрямляется и, кажется, делается только крепче. Изредка на склоне показывались пастухи, перегонявшие небогатые отары взъерошенных черноголовых овец. Шотландцы рассматривали летящий под всеми парусами флот из-под ладоней и уходили глубже в теснины и горы – от греха подальше: не ровен час вздумают викинги пристать к берегу да извести всех овечек на жаркое. И что с того, что король Шотландский Малкольм Третий заявил о вечной дружбе с конунгом Харальдом? Дружба владык на простой люд не распространяется – ограбят за милую душу.
Супругу и дочерей Харальд Суровый оставил на Лошадином острове, под присмотром ярла Торфинна и епископа Торольва, взяв в поход сына Олафа. Вратко видел его пару раз перед отплытием с Лошадиного острова. По виду он был ровесником новгородца, но держался как истинный воин – гордо, с королевским достоинством. В его чертах не проскальзывало ничего, что напоминало бы облик отца. Должно быть, Олаф пошел в мать, Тору Торбергсдоттир. Сигурд сказал, что наследнику престола уже доводилось сражаться и убивать. Харальд рассчитывает в предстоящей войне воспитать из сына настоящего вождя, водителя многих тысяч. «Ну-ну, поглядим, – подумал Вратко, которому королевич не понравился с первого взгляда. – Сражением командовать – это не в драке мечом махать. Тут ум нужен и опыт, а по крови умение командовать не передается».
В устье Тайна, на побережье Шотландии, флот Харальда встретился с кораблями мятежного графа Тостига, бывшего правителя Нортумбрии. Теперь в Йорке, на его месте, сидел граф Моркар, который вместе с братом, графом Эдвином Мерсийским, отогнал войско мятежников, грабившее и жгущее прибрежные села и городки.
Тостигу удалось сохранить не более пятидесяти кораблей и меньше полутора тысяч воинов. Слишком мало, чтобы противостоять королю Гарольду Годвинссону, но войску норвежцев подобная прибавка лишней не показалась.
Тут же к ним присоединились скотты под предводительством своего ярла – Ангуса Ретивого. Полторы сотни на четырех кораблях. Все же Шотландия – край горцев, а не мореходов.
Благословляя богов за попутный ветер, флот Харальда устремился к землям Кливленда.
Таков был замысел вождей. Вначале отнять у Гарольда Годвинссона Нортумбрию, закрепиться, усилить свое войско дружинами танов, среди которых наверняка найдутся желающие перейти на сторону победителей, а потом двинуться на юг, к Лондону.
Новых слухов о стягивающихся в Байе силах Вильгельма Нормандского давно не было. Если ему удалось собрать хотя бы пятьсот кораблей – количество вполне вероятное, – если принять во внимание славу нормандского герцога, его мудрость, хитрость и удачливость, то борьба с ним предстоит очень тяжелая.
Хродгейр, правда, несколько раз высказывал мысль, что северный ветер, попутный норвежцам, должен отгонять нормандские корабли от берегов Англии. Это вселяло хоть какую-то надежду. Пока что Вильгельм вел себя как союзник Харальда – держал силы английского короля в постоянном напряжении и приковывал внимание Лондона к южному побережью. Но что будет через месяц, другой? Если успеть занять несколько городов и заручиться поддержкой саксонской знати (а они побегут присягать, стоит только показать мощь и удачу норвежского оружия, и в этом никто не сомневался), то нормандцев можно не бояться. Рыцарская конница, составляющая основу их войска, бесполезна при штурме крепостей, хотя в полевом сражении представляет нешуточную угрозу.
Вступала в свои права осень. Шел уже шестой день месяца вересня,[59] который на Руси был еще известен как хмурень и ревун. Это означало – жди дождей, холодных ветров, непогоды. Раскиснет земля, заштормит море. А там недалеко и до позимника,[60] несущего первый снег и заморозки.
Все дни, проведенные в пути от Оркнейских островов до берегов Нортумбрии, дружина Хродгейра хранила тайну, вырвись которая на свободу, не сносить многим головы. Но хирдманы Черного Скальда с радостью отдали бы жизнь за своего вождя, так что молчание давалось им легко.
На «Слейпнире», переодевшись в мужское платье, отправилась в путешествие Мария Харальдсдоттир. Как ей удалось усыпить бдительность Елизаветы, Вратко не знал и даже догадок строить не брался. Возможно, норвежская королева знала о намерении дочери и дала молчаливое согласие. Думала, что та использует способности предугадывать будущее во благо. Когда придет пора или предвидение покажет достаточно значимое событие. Пускай для этого и придется открыться отцу. Ну, что поделать? Поругается, конечно, – суровый нрав Харальда известен всем, – а потом простит: не будет же он держать зла на собственное дитя? В любом случае, назад не отправит – слишком далеко.
Пока что Мария Харальдовна ничего не предсказывала, не прибегала ни к гаданию на рунах, ни к вязальному крючку, ни к какой бы то ни было другой ворожбе. Она много и в охотку разговаривала с найденной в Скара Бра девочкой. Учила ее урманской речи и сама училась ее странному наречию. Вратко, имевший особую, неистребимую тягу к познанию чужих языков, не пропускал ни одного урока. Запоминал незнакомые слова, пытался самостоятельно говорить.