В пустоту. В ничто.
- Я пошла, - повторила Лон. - Оставайся здесь... Гор. Я скоро.
Хлопнула дверь. Я вышел в прихожую, заглянул в комнату Лон и увидел у окна низкий столик с прозрачной розовой вазой, в которой стояли лиловые цветы с широкими треугольными лепестками, кресло-качалку, застекленный шкафчик с журналами, безделушками и тремя бутылками изящной формы, узкий диван, покрытый бледно-розовым пушистым пледом, стенной шкаф, еще один столик со швейной машинкой и сложенным куском блестящей узорчатой ткани; над машинкой были прикреплены к розовым обоям цветные вырезки из журналов мод. Напротив двери на стене висело высокое зеркало, в котором отражался я. Лицо у меня было растерянное.
Я постоял немного, разглядывая себя, вздохнул и вернулся в комнату, в
которой провел ночь. Подушка и одеяло с дивана были убраны. Раскрытая
синяя книга по-прежнему лежала на столе. Из окна, с высоты восьмого
этажа, открывался ряд таких же стандартных десятиэтажных
параллелепипедов. Дом стоял на холме и улица ныряла в зелень
деревьев. До самого горизонта, терявшегося в белесой дымке, тянулись
городские кварталы, разреженные зелеными островками скверов. Слева
маячили пирамидальные гиганты с плоскими крышами, утреннее солнце отражалось в их окнах и казалось, что за каждым окном полыхает пожар. Правее этих подобий Хеопсовой усыпальницы дымили у горизонта три черных трубы и дым пушистыми кофейными клубами возносился к красноватым волокнистым облакам, застывшим в бледной голубизне. Еще правее над зеленым островом вздымалась ажурная кольцеобразная конструкция, половина видимого над деревьями гигантского колеса, очень похожего на аттракцион "колесо обозрения" в наших парках культуры и отдыха. На таком вот колесе мы катались с Ирой, всплывая высоко-высоко над городом, так что нам открывались поля, окружная дорога с игрушечными разноцветными автомобильчиками, неширокая наша степная речушка, бегущая к Черному морю, и загородные сады. Мы сидели, прижавшись друг к другу, одни только хрупкие перильца отделяли нас от пустоты, и жутко было смотреть вниз, на посыпанные гравием дорожки парка, и нужно было глядеть вдаль, только вдаль, на уплывающую за горизонт сгепь. И хорошо еще было целоваться там, наверху...
Стоп! Опять начались заносы на скользкой дороге.
Справа от меня над крышами впечаталось в горизонт знакомое здание, увенчанное мраморной фигурой, спокойно взиравшей на окружающее каменным своим взором и невидимой нитью связанной с атомной смертью под ногами. Корвенсак Сорий Милонд Богоугодный господствовал над городом и над Страной, господствовал над миром, существовавшим в данный момент истории только потому, что существовал остроумный император.
Я взял со стола увесистый том, перебрался на диван и погрузился в изучение географии экономики, права и культуры Страны.
...Лон вернулась, когда солнце повисло над статуей императора, а неподвижные красноватые облака почти полностью растворились в голубизне. Она серебристой молнией ворвалась в комнату и успокоенно прислонилась к стене, увидев меня.
- Я боялась... ты уйдешь... Гор. - Она не могла отдышаться. - Очень боялась...
- Ну что ты, Лон. Разве я мог бы?
- Дверь открыть нетрудно.
- Дело же не в двери. Разве я мог так уйти?
Лон бросила на пол сумочку, села у стола, подперев щеку ладонью.
- Это правда, Гор?
Я молча кивнул.
- И откуда ты такой на мою голову? - задумчиво сказала Лон, машинально накручивая на палец свою темную прядь. - Откуда?
Ну и что изменилось бы от того, скажи я Лон, откуда здесь взялся?
Я потрогал пятнышко под правым ухом и спросил:
- Это от рождения? У всех-всех?
Ее серые глаза потускнели. Она вздохнула, посмотрела на меня, как на несмышленыша, опустила голову и тихо произнесла:
- Издеваешься? - И сразу испуганно добавила: - Прости! Да, это у всех. От рождения. Знак человека.
Она опять вздохнула и поднялась.
- Пойдем, я договорилась.
- Куда?
- К одному типу. - Лон неопределенно мотнула головой. - Есть тут один хороший знакомый. - Она брезгливо скривила губы. - Сказал, что все сделает.
- Спасибо, Лон!
Мне было стыдно. Ходила-то она, значит, не на работу. Э-эх, воспитатель молодого поколения!..
Она подняла с пола сумочку и пошла к двери. Я заправил футболку и последовал за ней.
Что я, чужак, мог сделать для нее, кроме этого "спасибо"? И была ли ей нужна моя благодарность? Пока я приносил Лон одни убытки. Но дал себе слово, что постараюсь расплатиться. И поймите, дело здесь вовсе не в пресловутом отвратительном принципе "ты мне - я тебе". Думаю, Лон и не собиралась ничего требовать от меня. Просто поступить иначе любой на моем месте был бы не вправе.
Мы шли рядом по тихим зеленым улочкам, редкие прохожие смотрели
на нас и понимающе ухмылялись, а Лон брела, опустив голову и упрямо сжав губы, и все больше мрачнела. Я взял ее за руку, но она оттолкнула мою ладонь.
- Не надо, Гор.
Я вслед за ней свернул в заваленный пустыми ящиками двор. На веревках сушилось пестрое белье, грелся на солнышке заросший тип неопределенного возраста в подобии пиджака, рваных брюках и с босыми ногами. Тип лениво помахал рукой, но Лон не ответила на приветствие и ускорила шаги. Мы петляли между штабелями ящиков, потом спустились по железным ступенькам в темный коридор, вновь поднялись в глухой дворик с единственной дверью в стене, очутились в подъезде и из него вышли на перекресток. Если Лон хотела, чтобы я перестал ориентироваться на местности, то могла считать свою задачу выполненной. Хотя все наши блуждания были лишними: я и так пока не ориентировался в городе. Впрочем, Лон, конечно, этого не знала.
Напротив, через дорогу, зеленел сквер и в глубине располагалась под деревьями круглая стеклянная постройка. Кафе "Памяти Врондиса Четвертого", как следовало из надписи возле распахнутых стеклянных дверей. Имя показалось мне знакомым: что-то сей Врондис совершил в эпоху феодализма. То ли расколошматил соседей, то ли покорил какие-то острова.
Кафе являлось конечным пунктом нашего пути, потому что Лон вошла, села за столик и кивком пригласила меня последовать ее примеру. Деревья вплотную прижимались к стеклянным стенам, поэтому в кафе было темновато. За дальним столиком боком к нам сидел всклокоченный мужчина и читал газету, медленно отхлебывая из чашки. За стойкой, уставленной вазочками с пирожными, никого не было, серебрился и спонтанно побулькивал кофейный агрегат, а на стене, над полками с яркими пачками печенья и сигарет, размещался знакомый плакат и массивная резная доска темного дерева. Доска увековечивала какое-то побоище: бородачи в латах и с короткими мечами шли на штурм солидной крепостной стены, на головы их летели камни и что-то лилось из бочек, которые опрокидывали такие же бородатые осажденные; над кривоногим крепышом в куполообразном шлеме вилась в обрамлении декоративных веточек лента с надписью: "Памяти Врондиса Четвертого".
Человек в кремовой куртке показался за стойкой, посмотрел на
нас ленивым взглядом и скрылся в подсобном помещении. Кафе, судя по первому впечатлению, было неплохим местом встреч.
Лон молчала, молчал и я, разглядывая желтые светильники под потолком, деревья за стеклянными стенами, пол, выложенный светло-коричневыми и черными квадратами. Я чувствовал на лице быстрые короткие взгляды Лон, но старался не смотреть в ее сторону. Лон порылась в сумочке, достала маленькие треугольные часы, и в этот момент в гости к Врондису Четвертому пожаловал некто длинноволосый, в узких синих брюках, туфлях на толстенной красной подошве, в коричневом свитере и темных очках на бледном лице. Лон встрепенулась, поднялась и заспешила к стойке. Некто осторожной походкой проследовал к нашему столику, буркнул что-то неопределенное и сел, закинув ногу на ногу и не удосужившись снять очки. Я молча кивнул в ответ.
Лон принесла на подносе три чашки с дымящимся напитком, села и сразу уткнулась в свою чашку.
- Н-ну? - вопросил Темные Очки сиплым голосом. - Что скажешь?
Вопрос, вероятно, относился ко мне. Я пожал плечами и, в свою очередь, спросил:
- А что надо говорить?
- Ха! - воскликнул Темные Очки и похлопал Лон по руке. - Соображает!
Лон отстранилась и негромко сказала:
- Кончай выламываться. Документы ему нужны, будто не знаешь.
- Ха! - повторил Темные Очки уже потише. - А где же его документы?
На ярмарке украли? Отняли в парке? Или они выпали в одном борделе,
где служит наша маленькая Лон? Так почему бы ему не обратиться, куда надо?
- А это пусть он сам тебе объяснит, - неприязненно отозвалась
Лон.
- Ну-ну, послушаем, - сказал Темные Очки и сцепил пальцы на ocтpoм колене.
Я понимал, что он набивает себе цену и решил сдержать эмоции.
Хотя очень хотел послать его подальше.
- Мои документы пропали, - сухо произнес я. - Пропали. Где, когда и как, думаю, не имеет принципиального значения. Принципиальное значение в данном случае имеет лишь то, что мне нужны документы.
- А это пусть он сам тебе объяснит, - неприязненно отозвалась
Лон.
- Ну-ну, послушаем, - сказал Темные Очки и сцепил пальцы на ocтpoм колене.
Я понимал, что он набивает себе цену и решил сдержать эмоции.
Хотя очень хотел послать его подальше.
- Мои документы пропали, - сухо произнес я. - Пропали. Где, когда и как, думаю, не имеет принципиального значения. Принципиальное значение в данном случае имеет лишь то, что мне нужны документы.
- Ха! - восхитился Темные Очки. - Он,часом, не из учителей будет?
Уж больно хорошо излагает.
- Сколько? - коротко спросила Лон и раскрыла сумочку.
Темные Очки неторопливо взял чашку, неторопливо поднял и начал неторопливо и молча поглощать кофе, Лон, сощурившись, наблюдала за этим процессом. Я привстал и тут Темные Очки оторвал чашку от узких губ, негромко бросил: "Пятьсот", - и вновь принялся за кофе.
- Но ты же просил четыреста! - возмутилась Лон.
- А теперь прошу пятьсот. С учителей меньше пяти сотен не беру. Принцип у меня такой. Ты же не говорила, что он учитель.
- Да с чего ты взял?
- А излагает больно хорошо. Заслушаться можно. Так что пятьсот, маленькая, если уж вздумала платить за приятеля. Половину сразу.
И как это ты выбрала такого неплатежеспособного приятеля?
- Не твое дело! - огрызнулась Лон.
- А ведь я, Лон, действительно учитель, - сказал я, справившись с желанием запустить чашкой в бледное лицо с темными очками. - Отдай ему, сколько он хочет, а мы с тобой потом рассчитаемся.
Темные Очки издал противный смешок. Лон молча вынула деньги и положила на столик. Темные Очки тщательно пересчитал синие бумажки с портретом Корвенсака Сория Милонда Богоугодного, спрятал в карман и довольно причмокнул.
- Деловой подход. На какое имя оформлять прикажете?
Я растерянно посмотрел на Лон. Об этом я как-то не подумал. Имя Игорь Сергеевич Губарев было здесь, наверное, не самым подходящим.
- Гор? - спросил я Лон.
- Да. Гор Линест... м-м... - Она посмотрела на доску над стойкой. Врондис. Гор Линест Врондис. Именно так.
- Что ж, - невозмутимо промолвил Темные Очки. - За это еще двадцать пять. За особый риск. Откуда я знаю, кто такой твой приятель?
- Подожди у выхода, - сказала мне Лон и направилась к стойке, за которой сразу возникла кремовая фигура.
Я вышел из кафе, мысленно повторяя свое новое имя, а в груди расползался неприятный холодок. Что еще, кроме моей Земли и имени предстоит потерять мне в этом мире? И не терял ли я уже частицу себя, подавив желание запустить чашкой в мерзкое лицо с темными очками?
- Идем, Гор, - мрачно сказала Лон и закинула сумочку на плечо.
И вновь мы куда-то пошли, и только один раз она, вздохнув, прошептала: "Не понимаю..." - а потом молчала, скользя рядом в своем вызывающе серебристом платье, чертовски красивая и грустная...
В маленьком фотоателье меня запечатлели в фас и профиль, и
вскоре мы вернулись в кафе, и в сумочке Лон лежали мои фотографии, вернее, не мои, а, этого, Гора Врондиса из феодального рода Врондисов, что распотрошили десяток крепостей, перебили всех мужчин и надругались над всеми женщинами, и расправились со строптивой Тьмутараканью или чем-то там в этом роде, а потом сами попали к кому-то там в зависимость. В общем, не было больше Игоря Губарева, и не было подмосковных лесов и Соловецких островов, и не было
Иры, а был некий Гор Линест Врондис, был полумрак кафе с развеселым плакатом, была юная Лон из одного столичного борделя, и был тип в темных очках, тоже не проводящий жизнь без дела. Каждый выбирал работу по душе, по вкусу и по желанию.
Тип выплеснул остатки кофе на шахматные квадраты пола, молча протянул руку и Лон отдала ему фотографии Гора Линеста Врондиса.
- Получишь завтра здесь в это же время, - сказал Темные Очки
Гору Линесту Врондису и поднялся.
- Я сама приду, - поспешно произнесла Лон.
- Ну-ну. - Темные Очки растянул губы в ухмылке. - Правильно, маленькая, береги его. Уж больно хорошо умеет излагать.
- Послушай, ты, - вступил в разговор Гор Линест Врондис, тоже поднимаясь и приближаясь к Темным Очкам. - Я рад, что тебе понравилась моя манера изложения. Я хочу доставить тебе удовольствие и произнести еще несколько безупречно построенных фраз.
Гор Линест Врондис взял собеседника за ворот свитера и начал подталкивать к выходу, так что типу в темных очках пришлось пятиться к дверям и поневоле слушать.
- Если ты еще раз при мне и Лон начнешь блистать остроумием, - говорил Гор Линест Врондис, - я совершу несколько целенаправленных действий. - Тип оказался прижатым к стеклянной стене. - Запомни мое первое действие: я набью тебе морду. Запомни мое второе действие: я набью тебе морду. И запомни мое третье действие: я набью тебе морду. Будет очень больно, обещаю. Крепко запомни. Всего хорошего. Можешь даже не благодарить за красивое, достаточно, надеюсь, ясное, краткое и содержательное изложение.
С этими словами Гор Линест Врондис отпустил ворот свитера.
- Тебе все понятно?
Тип ошалело смотрел на Гора Линеста Врондиса и молчал. Потом
засунул руку в карман, пошуршал там бумажками с изображением императора, подумал и кротко кивнул. И направился к двери. И, выходя,
не преминул, конечно, остановиться, повернуться и сказать, презрительно выпятив нижнюю губу:
- Ха, нашел, чем пугать!
И конечно, добавил угрожающе:
- Посмотрим, чья морда будет целей!
И удалился.
Гор Линест Врондис обернулся к Лон, молча наблюдавшей за этой сценой, а Темные Очки крикнул из глубины аллеи:
- Эй, маленькая Лон, передай своему клиенту, что я ведь могу и сходить куда надо, и будет он упражняться в красноречии на Райских рудниках! Так что пусть думает, прежде чем говорить.
Лон подошла к Гору Линесту Врондису и осторожно взяла за руку.
- Пойдем, Гор.
Уже после обеда я спросил Лон, понуро мывшую посуду:
- Какими Райскими рудниками этот деятель меня стращал?
- Это на юге. Страшное место. Отец после них недолго прожил.
- За что его туда?
Лон отошла к окну.
- Я тогда еще в школу ходила. Прицепился ко мне один... Страж,
гадкий такой, он тут неподалеку живет. Ну отец и устроил ему небольшой вечер Тонга Неустрашимого.
- Брюггскую заутреню, Варфоломеевскую ночь и Бостонское чаепитие, пробормотал я.
- При чем здесь чаепитие?
- Да нет, это я так. И его сослали на рудники?
Лон подняла брови.
- Ну конечно. Это же страж, не кто-нибудь.
- И что он там делал?
- Работал,что же еще? Добывал какой-то "камень смерти", так он его называл. Его уже совсем больного привезли, ну и...
- А мама?
- Мама! - Лон вздохнула. - Мама еще до его возвращения умерла.
Не нужно было затрагивать эту тему. И у меня из близких осталась только сестра.
- И у меня только одна сестра в Подмосковье, - задумчиво сказал я.
- В Подмосковье! - Лон грустно усмехнулась. - Где же это твое Подмосковье, милый?
- Эх, Лон! Знаешь, как хорошо в Подмосковье? Кончается лето, лежишь
в траве на склоне холма, напротив дорога вьется среди пшеницы, дальше ельничек с грибами, а над головой березы... В детстве
я в той березовой роще часто бывал. А приехал тут недавно, через
много лет - и пшеница вроде не та, и ельничек не на том месте, и дорога в другую сторону изогнулась. Только березы все те же. Как в детстве. Подобрал я там несколько желтых листочков, положил в бумажник и так с собой и ношу. Только сейчас вот дома оставил. А ты говоришь, где Подмосковье? Тут оно, Подмосковье, в душе моей, как принято выражаться.
Этого, наверное, тоже не стоило говорить, потому что Лон смотрела на меня с жалостью и испугом.
- Знаешь, Гор, - поколебавшись, произнесла она. - Ты только не обижайся...
- Знаю, знаю, - ответил я. - Считай,что я ничего не говорил. Послышалось тебе про березы да ельничек. Это просто пылесос у соседей гудел. Но если захочешь узнать побольше о другой стране, не
стране Корвенсака Богоугодного, а совсем-совсем другой, ты только скажи и я тебе очень много всякого поведаю.
Лон всплеснула руками.
- Писатель! Писатель из бунтарей.
- Учитель, - возразил я. - А что про бунтарей слышно?
- Так, - уклончиво ответила Лон. - Не хочу об этом. Тебе лучше
знать. Гор! - Она подалась ко мне, умоляюще сложила руки. - Прошу тебя, будь осторожней!
- Постараюсь, - вполне искренне сказал я. Осторожность была мне просто необходима.
Лон достала из сумочки маленькое зеркало, заглянула в него, провела пальцем по щекам.
- Нет,никуда я не пойду! - решительно заявила она и с отчаянием посмотрела на меня. - Ну не могу я уходить. Не хочу! И зачем только тебя встретила в этом проклятом сквере? И зачем меня туда понесло вчера? И откуда ты такой взялся на мою голову?
Она внезапно бросилась ко мне, упала на пол и уткнулась головой
в мои колени. Я растерянно гладил ее по мягким волнистым волосам, а она приглушенно говорила, не отрывая лица от моих ног, и всхлипывала, как обиженный ребенок: