— Папа? — спросил, поднимая трубку.
— Знаешь, что это за звонок? — послышался холодный голос. Макс уже хорошо знал: если отец говорит таким тоном — он охвачен яростью, и пощады не жди. — Это единственный звонок, разрешенный после ареста. Твоими стараниями я отправляюсь в тюрьму. Можешь собой гордиться!
Щелчок и короткие гудки. Каждый из них бьет без промаха — прямо в сердце.
После ужина девчонки вернулись к себе в комнату.
Хмурая Вика молча бросилась к себе на кровать. Чувствовалось, что на душе у девушки накипело.
— Ты чего? — окликнула ее Даша, рассеянно проводя рукой по плакату с изображением самого красивого вампира всех времен и народов. — Хочешь что-то сказать — говори.
Вика прищурилась.
— Как можно вести себя так?! Ты просто-таки несчастная невинная овечка. Два злых волка рвут тебя на части, а ты их в очередь строишь — сегодня, мол, твой черед кусать, а завтра твой. И не ссорьтесь, мальчики! Меня много, всем хватит!
— Что за чушь ты городишь?! — рассердилась Даша, скидывая форменную кофту. — Я с Максимом. И не брошу его — особенно сейчас, когда он остался один.
— Она его за муки полюбила, а он ее — за состраданье к ним! — глумливо переиначила «Отелло» Шекспира Вика.
Даша подошла к кровати подруги, остановилась перед ней.
— Я не виновата, что ты тоже на него запала. Но он мой парень, мой! Так что тебе ничего не светит! — сказала она почти зло.
Бледные щеки Вики покраснели. Девушка хотела что-то сказать, но в этот миг дверь вдруг отворилась, и на пороге появилась Елена Сергеевна. Она окинула обеих подруг быстрым, но внимательным взглядом и обратилась к кому-то у себя за спиной:
— Проходи, Юля, располагайся. Это твои соседки, Даша и Вика.
Новенькая — та самая, которую они видели в обед в холле, спокойно вошла в комнату, катя за собой чемоданчик на колесиках, села на свободную кровать и, расстегнув молнию, принялась что-то искать в багаже.
— Надеюсь, вы подружитесь, — сказала директриса, похоже, сама ни капли не веря собственным словам, и поспешила скрыться за дверью.
А Даша и Вика с удивлением наблюдали за новенькой, которая отыскала в чемодане походные ботинки и теперь переобувалась в них.
— Ты с нами будешь учиться? — спросила Даша совершенно формально, чтобы что-то спросить.
— Нет, не с вами, — опровергла новенька, не удостоив соседок ни единым взглядом. — Считайте, что меня тут не было.
С этими словами Юля шагнула к окну, открыла одну из створок и вылезла на улицу.
— Ни фига себе! — хором произнесли обе девушки и переглянулись, забыв о былой ссоре.
Ее вернули в тот же вечер. Кажется, охранник поймал новенькую в момент, когда та пыталась сбежать из школы. Но Юля то ли не слишком огорчилась, то ли умела искусно скрывать собственные чувства. По крайней мере, ее хорошенькое кукольное лицо оставалось по-прежнему спокойно-презрительным. Она казалась королевой, по странному недоразумению очутившейся в недостойном обществе. На своих соседок и не смотрела и сразу после повторного водворения в комнату повернулась лицом к стене и, наверное, заснула. А если и не заснула, то лежала тихо-тихо, как мышка.
Настал следующий день. Новенькая не пошла ни в столовую, ни на первый урок. Но Вика с Дашей уже почти не удивлялись, они начали привыкать к ее чудачествам.
Вторым уроком была математика. Математик по фамилии Каверин — тот самый, что вселился в комнату Савельича, — буквально с налета стал грузить их такими задачками, что все окончательно забыли о новенькой.
— Фигня какая-то, — прокомментировал Макс, вызванный к доске, чтобы соединить девять точек четырьмя линиями. — Какое отношение эта задача имеет к математике? Нам ЕГЭ сдавать, а вы точечки рисуете!
— Эта задача имеет к математике самое прямое отношение, — сурово ответил Каверин. Теперь он, кстати, уже не казался девушкам таким симпатичным, как с первого взгляда. Типичный зануда. — Я пытаюсь научить вас шевелить мозгами, менять способ мышления… Садись уж, — милостиво позволил он мнущемуся у доски Морозову. — Вот вам внеклассное задание. Сейчас я дам каждому из вас кубик Рубика. Тот, кто соберет, — получит пятерку. Понятно?
— Понятно, — вяло отозвался класс, уже понимая, что пятерки им не видать как своих ушей.
Каверин дал задание, но вовсе не надеялся на то, что оно будет выполнено. Эти дети привыкли мыслить штампами, глаза у них зашорены и не видят очевидных вещей.
Тем больше оказалось его удивление, когда мелкая девчонка из младших классов вдруг протянула ему собранный кубик.
— Возьмите и поставьте Андрюше пятерку, — сказала она.
Каверин внимательно посмотрел на ученика. Похоже, он его недооценил. Это надо будет учесть…
— Молодец, Андрей, очень приличная скорость, — похвалил он Авдеева.
Но тот и сам смотрел растерянно.
— Это не я… Это моя сестра, — наконец признался он.
— Надя, тебя ведь зовут Надей? — позвал девочку Каверин. — Расскажи, как ты собрала кубик?
— Ну, — девочка моргнула большими внимательными глазами — чуть красноватыми, наверное, от бессонницы или от слишком усердных занятий. — Красненькие к красненьким, зеленые — к зеленым, желтенькие…
— К желтым, — обреченно закончил за нее математик. — А соединить вон те точки ты можешь? Четырьмя линиями, не отрывая руки и не проводя дважды по одной линии? — осведомился он.
Девочка кивнула, поправила бантик на косичке и, подтащив к доске стул, принялась проводить линии. Легко, не думая, словно играючи.
— Потрясающе! — только и смог произнести Каверин, когда она закончила.
* * *Покончив с ежедневными хозяйственными делами, Володя наконец смог уделить время и вещам наиболее важным.
Взяв свежие газеты, он удалился в свою комнату, и вскоре дешифрованное послание Князя было уже перед ним. «Новый связной позвонит», — сообщалось в объявлении.
Теперь оставалось только ждать. А пока, чтобы не терять времени, можно приступить к составлению отчета.
Повар включил ноутбук и принялся печатать.
ОТЧЕТ О ВЫПОЛНЕНИИ ЗАДАНИЯ
Расследование велось по двум направлениям. Первое касается сотрудников школы — преподавателей и обслуживающего персонала. Пока оно не дало конкретных результатов. Второе направление, связанное с поиском предметов из списка, оказалось более перспективным. Мною был обнаружен предмет под номером четыре. Эти старинные часы с цепочкой найдены в личном сейфе Виктора Полякова, бывшего директора школы. Он — один из основных подозреваемых.
Мой связной был убит выстрелом в висок. В соответствии с инструкцией я избавился от тела. Связной был убит после того, как я передал ему предмет под номером тридцать семь, представляющий собой старинную брошь, инкрустированную драгоценными камнями. Эта вещь попала ко мне через ученицу Надю Авдееву. И я абсолютно уверен, что брат и сестра Авдеевы оказались в «Логосе» не случайно.
После шести месяцев расследования я смог собрать достаточное количество предметов из списка, чтобы понять, что я — на правильном пути.
Глава 23. К.И.
Дождавшись, пока Каверин, тут же заслуживший в школе прозвище Кубик-Рубик, отправился на урок, ребята проскользнули в комнату, а оттуда — на чердак. Сегодня перед ними стояла задача отыскать среди груд бумаг, имеющих отношение к детскому дому, какие-нибудь сведения об Ире Исаевой.
Страницу с именами нашла Вика.
«Исаева Ирина, шесть лет», — прочитали ребята, склонившись над пожелтевшей бумагой. Рядом с именем значилась странная надпись: «К.И. 152», а в конце строки стояло скупое слово: «умерла».
Это оказалось неожиданно и… больно. Неужели Ира, как и ее брат, стала жертвой тех же жестоких убийц?
— Посмотрите! — вдруг воскликнула Вика. — В этом году умерли еще три девочки! Что же здесь творилось?
— А что это за цифры в столбике? — обратила внимание Даша. — Там, где у Исаевой стоит «К.И. 152», у других тоже обозначены какие-то цифры — 71, 89…
— Может, это рост? — предположил Макс.
Вика покачала головой:
— Ты представляешь себе шестилетнюю девочку в полтора метра ростом? А у Матвея Сошникова в четырнадцать лет этот показатель всего 85.
— Может, он лилипут, — хмыкнул Максим.
* * *На дворе было холодно. Неудивительно — зима. Но Маша остановилась, чтобы немного подышать свежим воздухом, глядя, как изо рта вырываются облачка пара.
В этот момент ворота раскрылись, и во двор въехала машина Полякова. Остановилась… Виктор вышел и застыл, глядя на Машу. Она немного смутилась. После того откровенного разговора им не случалось поговорить наедине — встречались в школьных коридорах, пересекались по обыденным делам, и вот теперь…
Маше вспомнилась холодная усмешка Елены Сергеевны. Улыбка ледяной царевны. Елена и Виктор вместе, и значит, третьему нет места в этом союзе.
Девушка плотнее запахнула на груди пуховик, словно только теперь ощутила двадцатиградусный мороз, и поспешно повернулась к двери, ведущей на кухню.
— Маша! — окликнул ее Поляков.
Она замерла, обернулась к нему.
— Был суд. Морозову дали пять лет.
Маша прикусила губу, чтобы бывший директор не догадался о ее чувствах… О том странном разочаровании, что заговорил он не о том, что волновало ее едва ли не больше, чем судьба Максима…
— Что ж… — выдохнула она вместе с паром, — он это заслужил… А… Максим узнает?
— Может, ты сама спросишь у него? Мне кажется, вам давно пора поговорить, — Виктор шагнул к ней, осторожно взял за локоть.
Маша усмехнулась.
— Представляю, как он обрадуется, узнав, что я — его мать, — сказала она, избегая взгляда бывшего директора.
— Маша! Ты не должна стыдиться себя! — он смотрел на нее так ласково, что у Марии защемило сердце. Она еще помнила, каковы на вкус его губы… Как мягки и вместе с тем требовательны… Нет, нельзя! Нельзя давать себе волю!
— Спасибо, — пробормотала она, отстраняясь. — Мне пора… Я пойду.
Она ушла, не оглянувшись, и не видела, как Виктор стоит, глядя ей вслед, а на его темных волосах ранней сединой белеют снежинки.
Маша вошла в кухню, скинула пуховик и в задумчивости привалилась к двери. Ей казалось, что пол ходуном ходит под ногами. Как это странно — одновременно быть и самой счастливой, и самой несчастной женщиной…
* * *— Андрюш, что такое фициент? — Наденька дернула его за руку, настоятельно привлекая к себе внимание, и Андрей с усилием отвел взгляд от почти привычной, но все равно болезненной картины — Макс обнимал Дашу, а она не пыталась отстраниться, напротив, сама льнула к нему.
— Что? — он присел на корточки перед сестрой, взлохматил прядки волос, выбившиеся из косички.
— Что такое фициент? — терпеливо повторила Надя.
— Коэффициент? А где ты слышала это слово?
— Меня попросили поиграть. Там нужно было ответить на вопросы. Ну как с теми точечками на доске. А потом Елена Сергеевна сказала, что я очень умная, у меня сто пятьдесят два фициента… А у тебя сколько?..
«Исаева Надежда. К.И. 152», — вспомнилось вдруг Андрею, и парень вздрогнул: не может быть!
— Андрюша, — оказывается, Надя нетерпеливо дергает его за рукав школьного пуловера, — ты не гордишься, что я умная?
— Конечно, горжусь! — очнулся он. — Ты молодчина! Прямо как наша мама.
Андрей поднялся и подхватил сестру на руки.
Вот и решение загадки. Надо бы поделиться с ребятами. Однако звонок на урок помешал им обсудить дела немедленно. Авдеев едва успел заскочить в класс, когда начались занятия, и Поляков принялся рассказывать им что-то о поэзии романтизма.
Андрей покосился на сидевшего рядом Ромку. Искушение было слишком велико.
— Я понял про те цифры, — прошептал он другу, — это…
И тут дверь класса распахнулась, и на пороге появилась… новенькая. Вместо школьной формы на ней была вызывающая футболка с глубоким декольте и надписью, идущей через всю грудь: «Не пялься — не твое!»
Ромка присвистнул и завороженно уставился на девушку, напрочь позабыв об Андрее, да и сам Авдеев несколько растерялся.
— Вот и Юля. А ты знаешь, что урок начался двадцать минут назад? — спросил Байрон.
— Да? — она взмахнула длинными ресницами. — Тогда смысла оставаться нет.
— Я бы так не сказал. Садись, пожалуйста, — настойчиво пригласил ее Поляков и, проследив, как девушка садится за парту, кивнул на провоцирующую футболку. — А это что?
— Не пялься — не твое, — спокойно ответила Юля.
Андрей едва мог поверить собственным ушам. Вот ведь стерва!
— Отличный прикол. И что, всегда срабатывает?
Надо сказать, Виктор Николаевич умел держать удар и не зря уже много лет руководил школой.
Но и Юля легко поймала отброшенный мяч.
— Нет, только в интернатах с тюремным режимом. Как у вас, — заметила она.
— У нас действительно строгие правила. Ты не можешь ходить в этой футболке, — не позволил ей завлечь себя в сети пустых препирательств Поляков.
— Как скажете, — отозвалась новенькая, а после этого… спокойно сняла с себя футболку, оставшись в полупрозрачном кружевном лифчике.
Ну эта Юля и штучка!
Андрей с интересом посмотрел на опекуна: как он теперь отреагирует.
Поляков пожал плечами:
— Ну что же, если тебе так удобнее впитывать знания, продолжим… Итак, романтизм…
В это время дверь опять распахнулась. В класс заглянула Елена Сергеевна. Когда ее взгляд, скользнув по ученикам, остановился на Самойловой, глаза директрисы расширились, а одна из тонких тщательно выщипанных бровей недоуменно приподнялась.
— Это еще что такое? — проговорила Крылова — скорее не с гневом, а с изумлением.
— Ему, — Юля небрежно кивнула в сторону Полякова, — не понравилась моя майка.
— А мне не нравится то, что под ней, — тут же отреагировала Елена Сергеевна.
Поляков хотел было ее остановить, но фраза уже была произнесена, оставалось только махнуть рукой.
Новенькая пожала плечами.
— Вы прям маньяки, — Юля потянулась за спину, к застежкам бюстгальтера.
Этого для нервов директрисы оказалось уже слишком.
— Выйди из класса! — крикнула Елена Сергеевна, побледнев как полотно.
И новенькая, подхватив футболку, с чувством собственного достоинства двинулась к выходу.
«Пожалуй, этого она и добивалась», — подумал Андрей, с любопытством следивший за развитием ситуации.
Урок оказался скомкан, хотя Виктор Николаевич сделал все, чтобы занятие шло обычным ходом.
После литературы Андрей наконец смог поговорить с ребятами, однако его сообщение вызвало легкое недоверие.
— Не понимаю, кому нужно было изучать интеллект приютских детей, записывать результаты и тайно хранить их столько лет, — выразила общие сомнения Даша.
— Я уверен, причина есть, — не согласился Андрей.
* * *Галина Васильевна наблюдала за тем, как Маша гладит белье, и думала о подсмотренной с утра сцене. Заснеженный школьный двор и двое, которых явно тянет друг к другу. Так было когда-то и с ней самой. Тогда между Галей и ее избранником тоже стояла женщина.
Сергей Крылов, отец Елены… Иногда, очень редко, он появлялся в «Логосе». Галина Васильевна давно уже переболела им, но до сих пор явственно чувствовала ту боль. Женщине было невыносимо смотреть на то, как Маша попадает в ту же смертельную ловушку…
— Может, все-таки расскажешь, что у тебя с Виктором? — прямо спросила завхоз, пока Маша гладила очередную скатерть.
— Ничего. Только ваши фантазии, — ответила та, не поднимая взгляда.
— Маша, — Галина Васильевна укоризненно покачала головой, — у меня есть проблемы со здоровьем, но глаза, слава богу, видят прекрасно. Ты что, влюбилась?
Вершинина поставила утюг и наконец взглянула на свою непосредственную начальницу.
— Допустим. И что? — с вызовом произнесла она.
— Забудь о нем. — Завхоз тяжело оперлась рукой о гладильную доску. — Виктор никогда не бросит Елену. Раз уж он сделал ей предложение, он на ней женится. Для него слово «честь» не пустой звук.
— Для него — может быть, но не для нее! — не выдержав, воскликнула Маша. — Пока он носится со своей честью, она наставляет ему рога!
— Что?.. — Галина Васильевна резко побледнела. — Чего замолчала? Договаривай уж, если начала!
— Я… — Маша взяла недоглаженную скатерть, зачем-то повертела ее в руках, — я застала ее с физруком. Они целовались… Только, пожалуйста, не говорите Виктору Николаевичу!
— Это еще почему? — завхоз уперла в бока руки. — Или скажешь сама, или это сделаю я. Пока эта гиена окончательно не испортила ему жизнь!
— Нет, Галина Васильевна! — Маша бросилась к ней так быстро, что едва не опрокинула доску. — Пожалуйста! Поймите, если вы ему расскажете, Елена сразу поймет, что это я проболталась. Она теперь директор, она просто выгонит меня из школы… А здесь — Максим! Я не могу его бросить! Это мой сын, детей не бросают!
«Детей не бросают», — болью отозвалось в сердце Галины Васильевны. Не бросают… Это приличные матери не бросают, а кукушки…
Когда у нее родился ребенок — девочка… доченька… Галя ощущала счастье. Хотя бы этот человечек будет принадлежать только ей одной! Но Сергей сказал, что они не смогут оставить ребенка в школе. Он использовал запрещенный прием, надавив на Галю, которая тогда не могла представить себе жизни без него. Ей пришлось отдать дочь на воспитание своей родной сестре. И девочка не простила. Что же, ее можно понять. Галина получила то, что хотела, — она осталась в детдоме. Одна. Без семьи. Ее внуки росли без нее, и само ее имя было для них пустым звуком. «Никогда не звони мне. У тебя нет дочери», — жестко сказала ей уже давно взрослая дочь.