Замок будто вырастал из тумана, такой материальный и одновременно призрачный. Иллюзию затерянности во времени и пространстве нарушали перекрикивающие фигуры часовых.
На галерее одной из стен стояли две девушки. Одна, чуть наклонившись вперёд, вглядывалась в туман, другая весело болтала со стражником.
— Опять туман! — вздохнула Жанна. — Поскорей бы он рассеялся!
Она устала от этой безысходности, устала ждать возвращения отца, молиться по вечерам за здоровье Артура. Больше всего девушка боялась, что всё это войдёт у неё в привычку.
— А что Вы хотите увидеть там, внизу? — спросила Джуди. — Никто ведь не приедет.
— Как знать. Может, судьба приведёт к нам путника. — Она провела пальцем по холодному камню.
— Или целый отряд голодных злобных солдат, — поддакнула служанка.
— Может, и так. Но я верю в милость Божью и в защиту родного очага. Стены Уорша прочны.
— Может, и так, но людей у нас мало, а еды никогда вдоволь не бывает. Как встанут они вокруг замка — так и конец нам.
— На всё воля Божья! Если он ниспошлёт нам страдания, мы примем их с поднятой головой.
Обычно Джуди оказывалась права, и дни тянулись однообразно, не принося вестей ни от барона, ни от баннерета, но сегодня было иначе.
Утро, тем не менее, выдалось обычное: как всегда, рано встав, Жанна помолилась, умылась, оделась и пошла будить заспавшихся слуг. Громкими недовольными криками, а иногда пинками она выгоняла их во двор, сетуя на их врождённую лень. Отстояв утреннюю службу, жалея слабую здоровьем Каролину, баронесса отправилась на кухню, попутно раздавая дневные поручения. "Работа должна быть сделана, даже если небо упадёт на землю", — не уставала повторять она. На кухне, в облаках шалфея, мяты, фенхеля и пижмы, уже властвовала мачеха, наставлявшая Элсбет в приготовлении пшеничной каши с корицей, которой хотела побаловать домашних вместо традиционной скромной трапезы.
Успокоенная, Жанна вышла во двор, чтобы проверить, много ли у них запасено дров. Тут её поймал управляющий и завёл разговор о том, чтобы закупить рыбы.
После завтрака у баронессы выдалась свободная минутка, и она вместе с Джуди поднялась на галерею. Немного отдохнув за шитьем и снова помолившись за здравие отца, она переговорила с мачехой о домашних делах и хотела было съездить в деревню, чтобы проверить, как там идут дела, когда её, как и других обитателей замка, переполошил знакомый звук рога.
Возвращение Джеральда Уоршела было встречено с восторгом, как его близкими, так и слугами. Все, как один, благодарили небеса за то, что он жив.
Барон спешился у схода лестницы и медленно поднялся навстречу жене и дочери. Он сильно изменился за последние месяцы: волосы поседели, сам он словно стал меньше ростом, будто тяжёлое бремя новых забот придавило его к земле. В первую минуту он показался обеим женщинам совсем другим человеком. Но взор его был по-прежнему ясен; да, только глаза в нём и не изменились.
Перебросившись с супругой несколькими словами, Джеральд повернулся к дочери.
— Как ты, дочка? — Барон внимательно осмотрел её с головы до ног. — Всё в порядке?
— Божьими заботами, отец. — Она не сводила с него блестящих от радости глаз. — И с замком тоже; слуги меня слушаются.
— Конечно, ты же их законная хозяйка!
— Но кто же станет подчиняться глупой женщине? — лукаво улыбнулась Жанна, ожидая услышать похвалу.
— Ты у меня умница и отлично со всем справишься.
— Вы напрасно хвалите меня, отец, — она притворно смутилась. — Но я старалась, и завтра же Вы убедитесь, что мои старания не прошли даром.
— Я верю тебе на слово. Завтра я уезжаю.
— Так скоро? — Глаза её потухли.
— Я должен. А теперь ступай, накорми нас чем-нибудь.
По случаю приезда хозяина Элсбет приготовила самые лучшие кушанья, а Жанна приказала выкатить из подвала несколько бочонок вина. Каролина, несмотря на свой огромный живот (она была на последнем месяце беременности), весь вечер вертелась на кухне. Наконец падчерице удалось уговорить её уйти: Жанне не нравилось, что в последнее время мачеха слишком много общается с простонародьем.
— Вам и Вашему ребёнку с ними не место, — говорила она.
Впервые за несколько месяцев в замке зазвучал смех.
Каролина к гостям не вышла и, как всегда по вечерам, вышивала рубашки для будущего малыша.
С утра Каролина плохо себя чувствовала, поэтому Джеральда провожала одна Жанна. Барон попрощался с ней на лестничной площадке, поцеловал и взял с неё слово беречь себя и заботиться о мачехе. Она судорожно кивнула и вместе с ним спустилась во двор. Баронесса встала возле лестницы и, чтобы не расплакаться, нарочито скрупулезно рассматривала сбрую Вернета.
Барон сел в седло, бросил взгляд на готовую разрыдаться дочь и уехал.
Жанна, как ей казалось, ещё долго слышала стук копыт по подъёмному мосту, болью отдававшийся в сердце.
* * *
Здесь было тепло и темно; так приятно было прислонить уставшее тело к стене, прикрыть глаза и чувствовать, как приятная волна тепла обволакивает тебя.
Служба кончилась, но прихожане ещё не разошлись.
Джуди стояла неподалёку от выхода, но, тем не менее, усердно читала молитвы. В то, что они помогут, девушка искренне верила.
Полноватый отец Тальбот с лоснящейся лысиной на темени с умиротворяющей улыбкой обходил прихожан. Он напоминал кота, которого только что накормили сливками. Мимо мужчин священник проходил быстро, иногда хлопал их по плечу и бросал пару утешающих слов, если они были нужны, зато гораздо дольше задерживался возле женской половины своей паствы. Украдкой останавливая взгляд на очередной девушке с пухлыми губками, так очаровательно шепчущими молитву, он чуть слышно вздыхал.
Джуди уже собралась уходить, когда отец Тальбот коснулся её руки.
— Мне нужно поговорить с тобой, дочь моя, — сказал он.
Служанка пожала плечами и покорно осталась.
Когда вышел последний прихожанин, священник подошёл к девушке, в волнении ломая пальцы.
— Ты очень красива, дочь моя, — начал он, — а знаешь ли ты, что красота — это наистрашнейшее искушение дьявола?
— Нет, отец мой, — простодушно ответила Джуди.
— Именно так, дочь моя! Я давно стал замечать, что Нечистый оплетает тебя своими сетями.
Служанка испуганно перекрестилась.
— Я хочу спасти тебя, дочь моя, — священник взял её за руку и накрыл её ладошку своими ладонями. — Какие хрупкие у тебя пальчики…
Девушка испуганно высвободила руку.
— Я лучше после зайду, отец мой, — сказала она.
— Почему же, дочь моя? — удивлённо спросил отец Тальбот. — Неужели ты не хочешь спасти свою душу?
— Хочу, но не с Вами, — подумала девушка и вслух добавила: — Сегодня у меня ещё слишком много дел, отец мой. Я зайду завтра.
— Мне надобно исповедовать тебя сегодня, дочь моя, — покачал головой священник и плотно затворил двери. — В тебе сидит дьявол, я должен изгнать его.
Джуди передернуло от одной мысли о том, что эти руки будут ласкать её. Целоваться с ним все равно, что целоваться с боровом. Был бы священник моложе и красивее лицом, она бы, так и быть, позволила себя исповедать.
— Не могу я сейчас, святой отец, я лучше вечерком зайду.
— Хорошо, дочь моя, — вздохнул священник, проводив её взглядом, и прошептал: — Красота — сильнейшее искушение дьявола, а люди слабы…
Служанка не обманула священника, сказав, что у неё много дел. Она весь день вертелась, как белка в колесе, и лишь вечером смогла немного отдохнуть.
— Уф, совсем я умаялась! — Джуди наконец-то блаженно вытянула ноги перед очагом на кухне. — Плесни мне чего-нибудь погорячее, Элсбет.
— Чего погорячее? — кухарка с опаской посмотрела на неё. — Уж не больна ли ты?
— Тут и заболеть недолго! С утра до вечера на ногах. Туда-сюда, туда-сюда… — Она устало начертила рукой в воздухе несколько кругов.
— Так чего погорячее? — буркнула Элсбет.
— Молока, Элсбет, — рассмеялась Джуди. — А ты что подумала?
Кухарка расплылась в улыбке и плеснула в пустой котелок немного молока из крынки.
— А побольше нельзя? — плаксиво спросила служанка.
— И рада бы — да не откуда взять!
Молоко согрелось. Элсбет осторожно сняла котелок с углей, подула на молоко и вылила его в глиняную кружку.
— Подожди пить: горячее, — заботливо предупредила она.
Молоко с привкусом металла и свиного жира (кухарка не успела вымыть котелок после ужина) показалось Джуди слаще мёда.
— Что-то я давно тебя в церкви не видела, — укоризненно заметила Элсбет.
— Не могу я, Элсбет, туда ходить, — краснея, зашептала Джуди.
— Почему? — удивилась кухарка.
— Ну… Словом, бес в отца Тальбота вселился. Боюсь я!
— Чего боишься? — шёпотом спросила Элсбет.
— Почему? — удивилась кухарка.
— Ну… Словом, бес в отца Тальбота вселился. Боюсь я!
— Чего боишься? — шёпотом спросила Элсбет.
— Я ведь замуж выйти хочу. А Метью на меня и не взглянет, если узнает, что меня по вечерам священник исповедует.
— Господь с тобой! — всплеснула руками Элсбет. — Неужели так далеко зашло?
— Бес силён! — вздохнула служанка.
— И молчишь?
— А кому сказать-то?
— Госпоже. Нечего пастырю своё стадо портить!
— Боюсь я, — девушка комкала подол платья. — Не поверит!
— Тогда я сама скажу.
Благодаря напористости Элсбет и острому язычку Джуди отец Тальбот со скандалом был изгнан, несмотря на то, что, по его словам, в своём общении с прихожанками не заходил дальше щипков и не совсем приличных разговоров. Гневное письмо епископу, написанное от лица Элджернона Уоршела, изобличало все его грехи.
— Кто не без греха? — вздохнул отец Тальбот, покидая стены Уорша.
В то время, как неудачливый прелюбодей трясся по кишевшим разбойниками дорогам, рискуя жизнью и нехитрыми пожитками, его обвинительница пребывала в состоянии сладкого томления, вызванном появлением нового управляющего. Звали его Стивен, и было в нём что-то, от чего девушки не могли спать по ночам.
Раньше в Уорше Стивена никто не видел, да и в деревне его не помнили. Он появился сразу же по приезду барона и тут же был назначен на место, считавшееся недосягаемой вершиной в негласной замковой служебной иерархии: управляющих никогда не отправляли на войну. Почти никогда.
Так получилось, что Стивен сразу обратил внимание на молодую женщину, носившую еду в его каморку, и начал оказывать ей всяческие знаки внимания. Смекнув, что к чему, Джуди, а это была именно она, решила скрыть от него свои отношения с Метью, а, заодно, и наличие Рут. Для этого пришлось провести долгую воспитательную работу среди служанок, используя метод кнута и пряника, плодами которой явилось признание "доброй души" Берты, как на духу выложившей всё Стивену. Правда, ожидаемого эффекта это не произвело, да и не могло произвести при наличии скорого на выдумки язычка Джуди. Твёрдо заявив, что всё это наветы, никакой дочери у неё нет, а Метью был всего лишь мимолётным увлечением, она тем же вечером подкараулила Берту и разукрасила её так, что на неё не польстился бы и опальный отец Тальбот.
После этого роман с управляющим стремительно закрутился, достигнув своего апогея в комнате Стивена.
В тот день она была не в духе и с особым остервенением намывала полы. Её бесила сама мысль о том, что её, служанку молодой госпожи, заставляли заниматься грязной работой. Справедливости ради, мытьё полов в Уорше было событием исключительным и в данном случае было приурочено к предстоящим родам баронессы Уоршел.
Она дошла только до площадки второго этажа, а руки уже ломило от усталости. Не выдержав, Джуди присела на ступеньки, подавив в себе желание пнуть ведро — придётся спускаться вниз, набирать новое и тащить сюда.
— Всё работаешь, Джуди? — Её обняли сильные руки Стивена.
— Да ну тебя к чёрту лысому! — Она ударила его локтем.
— Крепкий же ты орешек! — засмеялся управляющий и сильнее стиснул её.
— Тише ты, кости сломаешь! — зашипела на него Джуди.
— И не надоело тебе?
— Что?
— Полы юбкой мести. Лучше бы поднялась ко мне, выпила домашнего вина.
— А у тебя есть вино? — Глаза девушки блеснули. — Откуда?
— Мать прислала. Пойдём! — Он поднял её на ноги и потащил вверх по лестнице.
Вино было кислым, но служанке, никогда не пившей вина, оно показалось прекрасным. Раскрасневшись, повеселев, Джуди шутила, позволяла Стивену щипать себя за бока. У неё кружилась голова (вино казалось совершенно безобидным, и она пила кружку за кружкой, сначала под вкрадчивые уговоры управляющего, а потом уже сама), хотелось прилечь.
— Ммм, а у тебя настоящая постель, — протянула Джуди взглянув на низкое самодельное ложе из сундука. — Я ведь на ветоши сплю…
— Если хочешь, ложись, — с готовностью предложил Стивен.
— Не отказалась бы, — призналась служанка. — Ноги гудят, а голова тяжёлая и кружится…
Управляющий бережно перенёс её на постель и снял с неё башмаки. Немного подумав, он снял и чулки и принялся за шнуровку котты.
— Эй, что ты делаешь? — забеспокоилась Джуди, приподнявшись на локте. — Мы так не договаривались!
— Ну, так давай договоримся! — Стивен прижал её к сундуку и одарил долгим страстным поцелуем. Не теряя времени даром, он быстро расправился с коттой и, сев, задрал ей рубашку.
Проанализировав ситуацию, свои выгоды и возможности, Джуди приняла решение не сопротивляться. В конце концов, Стивен ей нравился, да и она не была неопытной девочкой, так что нужно было лежать и получать удовольствие.
Джуди расслабилась и позволила управляющему делать с ней всё, что ему хотелось. Это "всё" у него получалось, и она пришла к выводу, что неплохо бы повторить.
* * *
Была ночь. Каролина рожала. Её тонкая белая шея с резко обозначившимися венами неестественно изгибалась при каждом приступе боли; тело выгибалось дугой. На потном лице застыла маска страдания.
Сначала она кричала, кричала так, что слуги, разбежавшиеся по своим углам, испуганно шептались. Потом у неё уже не было сил кричать, и она лишь хрипела. Сведенные судорогой пальцы цеплялись за простыню.
Засучив рукава, повитуха с готовностью замерла в изножье постели, время от времени повторяя:
— Ну же, ну же, милая, тужьтесь! Совсем немного осталось!
Каролина ей не верила, впрочем, она её даже не слышала. Баронесса совсем отупела от боли, разливавшейся от низа живота по всему телу.
Жанна не решалась войти в комнату к роженице. Её пугали истошные, полные мольбы стоны мачехи, пляшущее пламя свечи, скомканные испачканные простыни.
Роды опять были трудными, сколько же они продляться на этот раз?
Из комнаты несчастной Каролины вышла Джуди с тазом воды в руках. Жанна тут же набросилась на неё с вопросами.
— Ну, как она? Долго ещё?
— Не знаю, госпожа. Это всё от Бога зависит. — Служанка поставила таз на пол; только сейчас баронесса заметила, что вода в нем подозрительно темная.
— Кровь? — тихо спросила она.
Джуди кивнула, подняла таз и зашагала к лестнице.
Страшный, нечеловеческий крик Каролины, как нож, рассек темноту. Женщина не могла так кричать. Жанна закрыла уши руками и побежала прочь. Влетев к себе, она с разбегу упала на постель и закрыла голову подушкой. Неужели это ждёт и её, неужели и она будет так кричать?
Крик не повторился, и Жанна позволила себе уснуть. Её разбудила Джуди. Было уже утро; беззаботно пели птицы.
— Ну, родила? — сонно спросила баронесса, оправляя измявшуюся за ночь одежду.
— Девочку, — глухо выдавила из себя служанка; по её лицу Жанна сразу поняла, что что-то не так.
— Ребёнок живой? — Баронесса спрашивала уже на ходу, спеша к комнате мачехи.
— Слабенькой она родилась. Только что Господь к себе забрал.
Бедная, бедная Каролина! Столько страданий из-за мёртвого ребёнка! Нужно утешить её, помочь чем-нибудь…
Жанна отогнула ковёр и проскользнула в огороженный от спальни закуток с ещё одной постелью. Вот и Каролина. Лежит пластом, бледная. Одна рука бессильно свисает… Баронесса бросилась к постели и только тут заметила восковую бледность мачехи.
— Скончалась госпожа… родами, — выдавила из себя стоявшая у изножья постели служанка и разрыдалась.
ГлаваXXII
— Ты у меня молодец! Славный рыцарь из тебя получится! — Артур похлопал племянника по плечу. — Ты ведь всё сказал, как я велел?
— Конечно, — кивнул парнишка. — Когда старый лорд спросил меня, видел ли я письмо с леопардом на печати, я ответил, что видел. А ещё я рассказал о тех людях во дворе, говоривших по-валлийски, и о поспешном отъезде того человека вместе с ними. Вы довольны, дядя?
— Доволен, очень доволен. Я обещал сделать тебя моим оруженосцем?
— Обещали. — Глаза Гордона загорелись. — У меня будет меч, конь и всякое такое?
— Будет, — снисходительно улыбнулся Леменор. — Жаль, твоя мать не сможет при этом присутствовать! Она бы тобой гордилась. Ничего, мы найдём тебе восприемников, и совершим обряд без неё.
— Так я побегу на поиски священника? — Пажу не терпелось стать оруженосцем.
— Успеешь ещё, — удержал его дядя. — Мне сейчас некогда, да и лошадь тебе нужно найти — не будет ведь мой оруженосец ездить на дохлой кляче?
Гордон кивнул. Дядя прав, будущий рыцарь не должен быть суетлив, ему приличествует терпение и степенность.
— Послушай, — тихо спросил Леменор, — когда ты был у старого лорда и свидетельствовал против графа Норинстана, они ничего не говорили обо мне?
— Они говорили что-то о чести, говорил, что Вы…