Или же земным воплощением подобного явления.
Время желаний
"The Age Of Desire", перевод М. Галиной
Горящий человек скатился по ступеням лаборатории Хьюма, как раз когда полицейский автомобиль - вызванный, как он предполагал, Веллесом или Данс, которые наверху подняли тревогу, - ворвался в ворота и промчался по подъездной дороге. Как только он выбежал из дверей, автомобиль затормозил у лестницы и вывалил свой человечий груз. Он ждал в тени, охваченный ужасом настолько, что не мог бежать дальше, и зная, что они все равно его заметят. Но они пронеслись сквозь вращающуюся дверь, даже не взглянув на его мучения. Да горю я или нет? - подивился он. Не был ли этот ужасающий спектакль - когда плоть его была крещена огнем, который жег, но не сжигал, - всего лишь галлюцинацией, рассчитанной на то, чтобы поразить его, лишь его одного? Если это так, то, возможно, все, что он перенес в лаборатории, тоже было порождением воспаленного бреда. Может, он в действительности не совершил тех преступлений, от которых бежал, пока его плоть трепетала от экстатического жара?
Он оглядел себя. На его коже все еще светились очаги пламени, но один за другим они гасли. Он выскочил оттуда, подумалось ему, что костер, который небрежно залили водой. Охватившие его чувства - такие сильные, такие властные, что напоминали равно наслаждение и боль, - окончательно расстроили чувствительность его нервных окончаний, сделав их полностью невосприимчивыми, за что сейчас он был безумно благодарен. Его тело, которое возникло, когда покровы огня были сорваны, находилось в жалком состоянии. Царапины превратили кожу в путаную географическую карту, одежда сделалась лохмотьями, руки покрылись засохшей коркой крови - крови, которая, он знал, ему не принадлежала. Невозможно избежать горькой правды. Он действительно сделал то, что, как ему казалось, он лишь вообразил. Даже полицейские наверху сейчас ошеломленно взирают на чудовищные зверства, которые были делом его рук.
Еле передвигая ноги, он вышел из своего укрытия за дверью и спустился по наклонному пандусу, постоянно оглядываясь в ожидании возвращения двух полицейских. Никто не появился. Улица за воротами была пустынной. Он побежал. Он пробежал лишь несколько метров, когда вой сирены в здании за его спиной резко смолк. Еще несколько секунд гул в ушах продолжался из солидарности к умолкнувшему звуку. Потом, постепенно, он начал различать звук пожара - скрытный шорох горящих углей, который был достаточно далеко, чтобы его страшиться, и все же близко, как сердцебиение.
Он продолжал бежать, пытаясь набрать как можно большее расстояние собой и деяниями рук своих, прежде чем они хоть что-то выяснят; но как бы быстро он ни бежал, пламя мчалось вместе с ним, жар, затаившийся в его внутренностях, угрожал с каждым шагом разгореться снова.
У Дули ушло несколько секунд, чтобы определить, что за какофония раздается с верхнего этажа теперь, когда Макбрайд вырубил сигнал тревоги. Это было возбужденное щебетание обезьян, и доносилось оно из одной из многочисленных комнат, выходящих в коридор направо.
- Вирджил, - крикнул он в пролет, - поднимись сюда.
Не дожидаясь, пока его напарник присоединится к нему, Дули поспешил по направлению к переполоху. Уже на полпути по коридору он почувствовал, что запах пластика и нового коврового покрытия мешается с более сложной гаммой - запахами дезинфекции, мочи и гниющих фруктов. Дули замедлил ход: запах ему не нравился, не больше, чем истерические нотки, которые явно слышались в визге обезьян. Но Макбрайд медлил, и после некоторого колебания любопытство Дули взяло верх. Положив руку на дубинку, он приблизился к отворенной двери и зашел внутрь. Его появление вызвало еще одну возбужденную волну щебета у обезьян - примерно дюжины макак-резусов. Они бросались на решетки, кувыркались, пронзительно кричали и трясли проволочную сетку. Их возбуждение было таким заразительным, что Дули почувствовал, как из пор у него начал сочиться пот.
- Тут есть кто-нибудь? - позвал он.
Единственным ответом были вопли пленников - еще более истеричные - и звон сотрясаемых решеток. Он уставился на них через всю комнату. Они уставились на него, зубы их были оскалены то ли в приветствии, то ли в страхе, Дули не знал, да и проверять ему не хотелось. Он старался держаться подальше от скамьи, на которой были расставлены клетки, и начал методично осматривать лабораторию.
- Черт возьми, откуда такая вонь? - Макбрайд появился в дверях.
- Всего лишь животные, - ответил Дули.
- Они что, никогда не моются? Вот грязнули.
- Может, что-то внизу?
- Да нет, - ответил Макбрайд, подходя к клеткам. Обезьяны приветствовали его появление, подняв визг еще громче. - Просто сигнал тревоги.
- Наверху тоже ничего, - ответил Дули. Он уже собирался добавить: "Не делай этого", чтобы помешать своему напарнику просунуть палец сквозь решетку, но прежде чем он успел сказать это, одно из животных радостно воспользовалось предоставленной возможностью и укусило палец. Макбрайд отдернул палец и в отместку ударил по решетке. Вопя от гнева, обитатель клетки отскочил, выплясывая безумное фанданго, и так раскачал клетку, что она угрожала свалиться на пол.
- Тебе нужно сделать прививку от столбняка, - прокомментировал Дули.
- Вот дерьмо! - сказал Макбрайд. - Да что случилось с этими маленькими ублюдками?
- Может, они не любят незнакомых?
- Они потеряли остатки рассудка, - Макбрайд целеустремленно сосал палец, потом сплюнул. - Я имею в виду, ты только погляди на них.
Дули не ответил.
- Я сказал, погляди! - повторил Макбрайд.
Дули очень спокойно сказал:
- Иди сюда.
- Что стряслось?
- Просто подойди сюда.
Макбрайд перевел взгляд с рядов клеток на лабораторные столы и потом туда, где стоял Дули, лицо которого внезапно изменилось. Макбрайд оставил в покое свой многострадальный палец и прошел мимо скамеек с клетками и столов туда, где стоял его напарник.
- На полу, - прошептал Дули.
На истертом полу у ног Дули лежала бежевая женская туфля. Сама же владелица туфли распростерлась под скамьей. Судя по скрюченной позе, ее или затащил туда убийца, или же она залезла сама, пытаясь спрятаться, и так и умерла там в укрытии.
- Она мертвая? - спросил Макбрайд.
- Да погляди же на нее, Христа ради! - ответил Дули. - У нее же все вспорото.
- Мы все равно должны проверить, есть ли признаки жизни, - напомнил ему Макбрайд. Дули не двинулся, чтобы выполнить эту обязанность, так что Макбрайд сам склонился над жертвой, пытаясь нащупать пульс на изуродованной шее. Никакого пульса не было. Кожа ее была еще теплой под его пальцами. Струйка слюны, стекавшая по щеке, еще не засохла.
Дули, комментируя свои действия, оглядел погибшую. Худшая из ран в верхней части туловища была плохо видна, поскольку сидящий на корточках Макбрайд заслонял обзор. Все, что он мог видеть, - это копна каштановых волос и торчащие из укрытия ноги, одна из которых была босой. Красивые ноги, подумал он, - когда-то он свистел при виде таких.
- Она доктор или лаборант, - сказал Макбрайд. - На ней лабораторный халат. - Вернее, был лабораторный халат, потому что в действительности он был разодран на клочки, так же как одежда под халатом и, для дополнения картины, кожа и мышечные слои. Макбрайд поглядел на грудную клетку женщины - грудина была разворочена, а сердце сорвано с места, словно убийца хотел забрать его в качестве сувенира, но что-то помешало ему. Он глядел на нее, не испытывая позывов дурноты, поскольку всегда гордился своим крепким желудком.
- Ты доволен? Она действительно мертва?
- Мертвее не бывает.
- Сюда спускается Карнеги, - сказал Дули, подойдя к одной из раковин. Не думая ни о каких отпечатках пальцев, он отвернул кран и плеснул себе в лицо пригоршню воды. Оторвавшись от своего омовения, он поглядел на Макбрайда, который прервал свой тет-а-тет с трупом, пересек лабораторию и подошел к уставленным приборами столам.
- Да что они тут делали. Боже милостивый? - заметил он. - Ты только погляди на все эти штуки!
- Какой-то исследовательский факультет, - сказал Дули.
- И что же они исследовали?
- Я-то откуда знаю? - фыркнул Дули. Бесконечные вопли обезьянок и близость мертвой женщины побуждали его как можно скорее покинуть это помещение. - Оставь все как есть, а?
Макбрайд не обратил внимания на просьбу Дули - оборудование зачаровало его. Он пораженно уставился на энцефалограф и электрокардиограф, на самописцы, из которых все еще выползали рулоны пустой бумаги, на мониторы видеокамер, укрепленные на консолях. На ум ему пришло описание "Марии Селесты". Этот опустевший корабль науки, - все еще держащийся на плаву под неразборчивое пение механизмов, остался без капитана и своей команды.
За стеной оборудования было окно - не более метра в поперечнике. Сначала Макбрайд решил, что оно выходит наружу, но потом, когда пригляделся поближе, понял, что за ним лежит какое-то экспериментальное помещение вроде бокса.
За стеной оборудования было окно - не более метра в поперечнике. Сначала Макбрайд решил, что оно выходит наружу, но потом, когда пригляделся поближе, понял, что за ним лежит какое-то экспериментальное помещение вроде бокса.
- Дули?.. - сказал он, обернувшись. Однако тот исчез, вероятно, пошел встречать Карнеги. Довольный, что никто не помешает его изысканиям, Макбрайд вновь обратился к окну. Никакого света внутри бокса он не увидел. Заинтересовавшись, он обошел стену, уставленную полками с оборудованием, в поисках входной двери в бокс. Она была распахнута. Без колебаний он вошел внутрь.
Приборы, нагроможденные по ту сторону окна, почти не пропускали света, так что в помещении было темно. Однако через несколько секунд глаза Макбрайда привыкли к темноте и он увидел, что в комнате царил настоящий хаос. Стол был перевернут, кресло разнесено в щепки, кабели спутаны, оборудование уничтожено - камеры, мониторы которых, вероятно, были выведены в соседнюю комнату, осветительные приборы, - все было разбито. Это был тщательно выполненный разгром, которым мог бы гордиться любой профессиональный вандал.
В воздухе стоял запах, который Макбрайд узнал, но происхождение которого определить не мог. Макбрайд какое-то время стоял неподвижно, принюхиваясь, пока не услышал звук сирен в наружном коридоре - Карнеги вот-вот будет здесь. Внезапно он понял, где раньше слышал этот запах. Тот же самый запах ударял ему в ноздри, когда он после занятий любовью с Джессикой шел в душ - это был его ритуал, - а потом возвращался в спальню. Это был запах секса. Макбрайд улыбнулся.
На лице его все еще отражалось удовольствие, когда тяжелый предмет рассек воздух и ударил Макбрайда в нос. Он почувствовал, как хрустнул хрящ и хлынули потоки крови. Он сделал два или три неуверенных шага назад, чтобы избежать нового удара, но запнулся о наваленный на пол хлам. Он упал в осколки стекла и поглядел наверх. Его убийца надвигался на него, занося металлическую балку. Лицо человека напомнило ему лица обезьян в клетках те же оскаленные желтоватые зубы, те же глаза, горящие безумной яростью. Нет! - прокричал человек, опуская свою импровизированную дубинку. Каким-то образом Макбрайд ухитрился заслониться от удара рукой, одновременно пытаясь достать оружие. Атака была неожиданной, но теперь, когда его размозженный нос болел, а это прибавляло ему ярости, он готов был дать достойный отпор агрессору. Он легко выдернул дубинку у мужчины и, постанывая, поднялся на ноги. Все правила касательно процедуры ареста вылетели у него из головы. Он обрушил град ударов на голову и плечи мужчины, заставив того попятиться через всю комнату. Мужчина заслонялся от нападения руками, уклонялся и, наконец, ударился о противоположную стену. Только теперь, когда противник был на грани потери сознания, ярость Макбрайда поутихла. Он стоял посредине комнаты, тяжело дыша, и наблюдал за избитым мужчиной, который сползал вниз по стене. Он сделал серьезную ошибку. Теперь он увидел, что нападающий был одет в белый лабораторный халат и был, следовательно, как любил напыщенно выражаться Дули, на стороне ангелов.
- Ах, черт тебя побери! - сказал Макбрайд. - Вот дерьмо-то.
Веки мужчины затрепетали, и он уставился на Макбрайда. Было ясно, что он с трудом ухватывает суть происходящего, но, наконец, на его густобровом, угрюмом лице появилось осмысленное выражение. Он явно понял, кто такой Макбрайд, или, скорее, понял, кем он не является.
- Вы - не он, - прошептал он.
- Кто? - спросил Макбрайд, понимая, что он может еще спасти свою репутацию, вытянув у свидетеля важные показания. - Кто, вы думали, я такой?
Мужчина открыл рот, но ничего не сказал. Макбрайд наклонился над ним и выпытывал:
- На кого, по-вашему, вы нападали?
Рот вновь приоткрылся, и вновь оттуда не донеслось ни звука. Макбрайд настаивал:
- Это очень важно, - сказал он. - Просто скажите мне, кто это был?
Мужчина что-то прошептал. Макбрайд прижал ухо к его дрожащим губам.
- Легаш вонючий, - сказал мужчина и вырубился, оставив Макбрайда и дальше проклинать его за то, что потеря контроля над собой вполне могла принести неприятности, которых хватит на всю жизнь. Но что ему еще оставалось?
Инспектор Карнеги привык к рутине. За исключением редких моментов профессиональных озарений вся его работа состояла из долгих часов ожидания. Он ждал, пока тела будут сфотографированы и осмотрены экспертами, пока законники придут к соглашению и пока будут собраны свидетельские показания. Он уже давным-давно оставил попытки бороться с этой скукой и научился искусству не сопротивляясь плыть по течению. Следствие нельзя торопить; умудренный человек, он позволял медэкспертам и законникам делать свое нудное дело. В конце концов, когда придет время, нужен будет лишь перст указующий и преступник содрогнется.
Теперь, когда лабораторные часы на стенке показывали двенадцать пятьдесят три ночи и даже обезьяны затихли в своих клетках, он сидел на одной из скамеек и ждал, когда Хендрикс закончит свои исследования. Хирург ознакомился с показаниями термометра, потом стянул перчатки, облегающие руки, точно вторая кожа, и отбросил их на простыню, где лежала покойница.
- Это всегда сложно, - сказал врач, - определить время смерти. Она остыла по меньшей мере на три градуса. Я бы сказал, что она мертва уже около двух часов.
- Полиция прибыла сюда без четверти двенадцать, - сказал Карнеги. Так что она умерла примерно за полчаса до этого?
- Где-то в этих пределах.
- Ее туда затащили? - спросил он, указывая на скамью.
- О, разумеется! Сама она не могла туда спрятаться. Не с такими ранами. Они - это нечто, как по-твоему?
Карнеги уставился на Хендрикса. Полицейский хирург, вероятно, видел сотни трупов в любом мыслимом состоянии, но сейчас на его заостренном лице явно читался интерес. Карнеги подумал, что эта тайна по-своему была не менее увлекательна, чем тайна мертвой женщины и ее убийцы. Как может человек наслаждаться определением ректальной температуры трупа? - дивился Карнеги. Но в глазах хирурга совершенно очевидно светилось удовольствие.
- А мотив? - спросил Карнеги.
- Вполне ясно, разве нет? Изнасилование. Он изрядно к ней приставал: обширные повреждения влагалища, следы спермы. Тут есть с чем повозиться.
- А раны на туловище?
- Рваные. На разрезы не похоже.
- Оружие?
- Не знаю. - Хендрикс опустил уголки губ книзу. - Я хочу сказать, ткани истерзаны. Если бы не было таких очевидных свидетельств изнасилования, я бы сказал, что это, скорее, животное.
- Ты хочешь сказать, собака?
- Ну, скорее, тигр, - ответил Хендрикс.
Карнеги нахмурился.
- Тигр?
- Шутка, - ответил Хендрикс. - Это я пошутил, Карнеги. Господи, у тебя вообще есть чувство юмора?
- Это не смешно, - сказал Карнеги.
- Да я и не смеялся, - ответил Хендрикс с мрачным видом.
- Тот человек, которого Макбрайд нашел в боксе.
- А что насчет него?
- Подозреваемый?
- Да никогда в жизни. Мы ищем маньяка, Карнеги. Большого, сильного. Дикого.
- А когда ее ранили? До или после?
Хендрикс нахмурился.
- Не знаю. После вскрытия станет известно больше. Но я бы сказал, что наш парень был в исступлении. Скорее всего, эти раны были нанесены одновременно с изнасилованием.
Обычно флегматичные черты Карнеги исказились в удивлении:
- Одновременно?
Хендрикс пожал плечами.
- Вожделение - забавная штука, - сказал он.
- Жутко забавная, - последовал испуганный ответ.
Карнеги велел водителю высадить его за полмили от дома, чтобы немного пройтись пешком и поразмыслить перед тем, как прийти домой, где его ждут горячий шоколад и дремота. Этот ритуал соблюдался чуть ли не с религиозным рвением, даже когда инспектор был уставшим как собака. Он привык выбрасывать из головы все служебные заботы до того, как переступит порог дома, - давний опыт показал, что если дома он будет продолжать думать о расследовании, это не поможет ни расследованию, ни его семейной жизни. Он узнал об этом слишком поздно, чтобы помешать жене уйти, а детям отдалиться, но тем не менее, этого принципа он придерживался твердо.
Сегодня он шел медленно, чтобы развеялось тяжелое ощущение, которое принес этот вечер. Путь его проходил мимо маленького кинотеатра, который, как он прочел в местной газете, скоро будет снесен. Он не удивился. Он не был святошей, но раздражение, вызванное кинематографом, усиливалось у него с каждым годом. Репертуар на неделю только подтверждал это: сплошные фильмы ужасов. Зловещие и примитивные, если судить по рекламным плакатам с их бесстыдной гиперболизацией и утрированной жестокостью. "Ты можешь больше не уснуть!" - гласило одно из названий, а под ним - женщина, вполне бодрствующая, пятилась от надвигающейся на нее тени двухголового мужчины. Эти банальные образы деятели массового искусства до сих пор использовали, чтобы напугать бесхитростных зрителей. Блуждающие мертвецы; буйство природы, мстящей цивилизованному миру; вампиры, знамения, огнепроходцы, чудовищные бури - вся эта чушь, которая и раньше нравилась публике. Они были до смешного нелепы - среди всего этого набора опереточных ужасов ничто не могло сравниться с обыденными человеческими преступлениями, с ужасом (или его последствиями), который встречал Карнеги чуть ли не ежедневно, выполняя свои профессиональные обязанности. Перед его мысленным взором проплывали картины: мертвецы, освещенные вспышками полицейских фотографов, лежащие вниз лицом, точно ненужный хлам, и живые, чей взгляд ясно представлялся ему - голодный взгляд, жаждущий секса, наркотиков, чужой боли. Что было бы, если бы именно ЭТО они рисовали на своих афишах?